– Они вызывают мгновенную смерть, но заодно, кажется, приводят к просветлению?
– Да, все так. А просветление означает, что отныне ты свободен от круговорота рождения и смерти, и, хотя погибаешь, это – твоя последняя смерть. Она позволяет вырваться из Вселенной.
– Вот уж не уверена, что мне хотелось бы вырваться из Вселенной, – говорит Скай, поежившись.
– Конечно, боль при этом испытываешь невообразимую, но зато потом ты – свободен.
– Свободен – и что?
– Возможно, после этого ты вернешься к Создателю. Испытаешь высший покой и гармонию. Навсегда избавишься от эго. В общем, об этом мы еще поговорим. Там, на острове, было растение, которым один шаман меня припугивал. Он любил оргии, и, поскольку я отличалась от женщин их племени, они с друзьями особенно любили устраивать оргии со мной. Однажды я отказалась, он хотел заставить меня, и я тогда сказала, что пускай он лучше меня убьет, а он пригрозил, что может убить меня по-настоящему, на что я ответила, что знаю о смертоносных стручках с окончательным уходом из Вселенной и что, по-моему, это не такой уж плохой финал. Это уж точно лучше, чем то, что планировали сделать со мной он и его друзья. Тогда шаман отвел меня к себе в сад и указал на высокое растение с бледно-голубым цветком. Вот, сказал он, растение, которым я тебя отравлю, если станешь упорствовать. И объяснил мне, как оно действует. Если семена из стручков освобождают человека от мира иллюзий, то растение с голубым цветком, наоборот, навсегда оставляет человека в плену иллюзий. Только вообразите. Мало того: человека, попробовавшего этого растения, каждая последующая смерть еще больше отдаляет от просветления. Как и ваши стручки, растение ядовито и мгновенно убивает. Но после реинкарнации вы возвращаетесь на ступеньку ниже, чем были. Каждая следующая жизнь – тяжелее и ничтожнее предыдущей. В какой-то момент вы возрождаетесь диким животным, в следующий раз – животным, посаженным в клетку, потом – животным, которое выращивают на ферме, лабораторным животным. Затем – рыбой, моллюском, усоногим рачком, на которого наступает нога карабкающегося по скалам человека, и скалы эти отныне – единственный дом, который ты помнишь. И в конце концов ты возрождаешься в виде того самого растения, которое сделало все это с тобой, и у тебя нет уже вовсе никакой души.
– Вы ему поверили?
– О, да.
– Но ведь это же явно полная…
Ина качает головой.
– Это очень сложно, – говорит она. – Но это правда.
– Какое животное получится, если кормить оленя одними тюльпанами?
– Ну и какое же?
– Тюлень!
– Чем дальше, тем бредовее.
– Так что же моя мать, Куинн, Плам и все остальные забыли на этом острове? Это ведь полный ужас. В смысле, растения эти – трудно представить себе человека, которому они могли бы понадобиться. Они что, полетели на остров? Или…?
– Они полетели на остров. Их огорчило, что я не привезла с собой ничего, кроме Книги. Шаман, который любил оргии, с годами смягчился и наколдовал мне ее перед отъездом. Я прочла Книгу в самолете, а потом подарила Олеандре. Но остальным интереснее были растения. Существовало предположение, что эти стручки можно сделать безопасными и достигать эффекта просветления – на время, – оставаясь при этом в живых. Твоя мать хотела создать некую религиозную таблетку – идеальный наркотик.
– Каким образом?
– Ну, этого они так и не выяснили.
– А зачем им понадобилась Индия?
– Затем, что никто из Затерянных людей так и не рассказал твоей матери, каким образом сделать стручки безопасными. Они дали ей попробовать жидкость, вероятно, изготовленную из стручков, вымоченных в каком-то секретном растворе. Действие этой жидкости оказалось настолько восхитительным и невероятным, что твоя мать (да и все остальные) твердо решила выяснить, что же это был за секретный раствор. Сестра Кетки была известным на весь Коччи травником, и Олеандра договорилась о том, чтобы твоя мать и все остальные отвезли ей образцы стручков и выяснили, что она обо всем этом думает. Сестра Кетки попробовала как-то по-своему обработать стручки, но эксперимент провалился, и они с мужем погибли. Роза, Куинн, Плам и Грейс, как вы понимаете, после этого поспешно улетели. Пи привезли в Великобританию, чтобы он не мог выступать в качестве свидетеля. Это было страшное, страшное время. Впрочем, можно было понять людей, сходящих с ума из-за этих стручков и таинственной жидкости.
– А та ваша Книга? Это вот она и есть?
– Да. Олеандра отдала ее мне, чтобы я сохранила ее для тебя.
– И она якобы превращается из одной книги в другую и…
– Я удивлена, что ты ничего о ней не знала. Ты ведь наверняка слышала что-нибудь от Олеандры?
Флёр морщит лоб.
– Была какая-то история с Пророком…
– Правильно. Он украл Книгу, достиг просветления и потом, уже просветленный, вернул Книгу и начал работать на Олеандру бесплатно.
– Пророк – просветленный?
– Ну, в определенной степени. Он – сложный случай. Так или иначе…
– То есть вся эта история с Книгой – реальна?
– Всё – реально.
– В каком смысле?
– В мире иллюзий реальным может стать все, что хочешь, – и иногда даже то, чего ты вовсе не хотел. Это я хорошо усвоила. А еще я усвоила, что, чем сложнее, удивительнее и запутаннее кажется иллюзия – например, в ней безо всяких последствий нарушается или попирается то, что представлялось тебе законами твоей Вселенной, – тем ближе ты подходишь.
– Подходишь ближе к чему?
– К распутыванию. Освобождению. Просветлению. Выходу из круговорота рождения и смерти. Возвращению домой.
При слове “домой” у Флёр внутри что-то странно вздрагивает, вспыхивает и тут же гаснет. Это все-таки черт знает…
– То есть с помощью этих стручков можно достичь просветления, и поэтому все так за ними гоняются, но заодно придется умереть, если только у тебя нет загадочной жидкости, на которую, в общем-то, нельзя положиться, или же…
– Или же можно воспользоваться Книгой, правильно? – подхватывает Скай. – Из того, что вы рассказали, следует, что с помощью Книги тоже можно достичь просветления?
– Да, – кивает Ина. – Книга в состоянии помочь лично тебе достичь просветления. Но тут не бывает мгновенного эффекта. Обычно это, честно говоря, невообразимо трудно. “Упанишады” и “Бхагавадгита” – прекрасные и священные тексты, и основное их наставление заключается в том, что для просветления необходимо предаваться аскезе несколько жизней подряд. Вы пробовали читать “Курс чудес”? Это ведь полная бессмыслица. Черт ногу сломит. На изучение этого текста уходят годы. Годы необходимы для избавления от идей, вбитых в голову миром иллюзий. Годы, на протяжении которых вы перевоспитываете себя и приучаетесь, по сути, выглядеть, вести себя и думать, как безумец.
Ина берет книгу в синем переплете и проводит пальцами по обрезу страниц.
– Основная часть книги – это текст, сквозь который почти невозможно продраться, он похож на речь учителя в воскресной школе, сильно перебравшего накануне, там много про Иисуса и про эго, а дальше идет глава под названием “Упражнения”, через которую нужно продираться еще год. Первый урок: вы сидите в комнате и повторяете фразу: “Вещи, которые я вижу в этой комнате, ничего не значат”. А потом вы ходите по комнате, смотрите по очереди на разные предметы и повторяете: “Этот стол ничего не значит”, “Этот стул ничего не значит”, и так далее. Книга превращалась то в учебник по траволечению, то в великие романы, то в сборники поэзии. Довольно часто она становилась “Упанишадами”. Насколько я знаю, примерно год она провела у кого-то из друзей Пророка в качестве “Мастера и Маргариты”. Когда я читала ее в первый раз, это были какие-то странные мемуары о забытом боевом искусстве. Но последние несколько лет, если не считать кратковременного превращения в пустой блокнот, который, к счастью, привел вас сюда, книга предпочитала оставаться “Курсом чудес”. Независимо от того, кому принадлежала.
– В общем, мы, как обычно, приходим к выводу, что просветление фактически невозможно, – заключает Флёр.
– Ну, это зависит от того, чего ты хочешь, – говорит Ина. – Бывает, что просветления достигают легко и быстро.
– А, как в той буддистской притче про старуху, которая бьет тебя по голове кочергой, и ты вдруг видишь свет?
– Примерно. Правда, есть ведь и другой способ…
– Так.
– Но для него необходимы стручки.
– Что сказал олень, когда вернулся из командировки?
– Кто бы мог подумать, что есть так много анекдотов про оленей.
– Нет, он сказал не это…
– Судя по началу, это опять совсем не детский анекдот.
– Мама, отстань! Так что он сказал?
– Он сказал: “Вы что же, думаете, у меня голова резиновая?” Ха-ха!
– Дядя Чарли, так нечестно: сам рассказал, сам посмеялся! Давай объясняй, в чем там прикол.
– Нет, он сказал не это…
– Судя по началу, это опять совсем не детский анекдот.
– Мама, отстань! Так что он сказал?
– Он сказал: “Вы что же, думаете, у меня голова резиновая?” Ха-ха!
– Дядя Чарли, так нечестно: сам рассказал, сам посмеялся! Давай объясняй, в чем там прикол.
– Господи, Чарли…
– А от какого вообще растения эти стручки?
– Ты даже этого не знаешь? Я думала, у вас там целое производство налажено.
– Этим занимается Пророк. Я стараюсь не вникать. Это что, какие-то орхидеи?
– Ты видела цветы?
– Нет. То есть видела, но вы, наверное, спрашиваете о другом. Я слышала легенду, но эти цветы не совсем те…
– Так вот о чем вы все говорили на похоронах, – догадывается Скай.
– Какую легенду? – спрашивает Ина.
– Вы наверняка ее знаете. О цветах, которые принимают форму религиозных символов. Иисуса, Будды, креста… Мама как-то рассказывала мне о них, когда сильно накурилась, – незадолго до того, как исчезла. Она сказала, что я должна остерегаться этих цветов, держаться от них подальше… Конечно, я видела эти растения повсюду в доме. Пророк так наловчился их выращивать, что они теперь просто везде. По-моему, пара горшков есть даже в одной из процедурных комнат. Их почти не отличить от орхидей из “Сенсберис”.
– И стручки у них совсем как у ванили, да?
– Клем выращивает из семян цветы, чтобы посмотреть, как они выглядят. По-моему, она снимает об этом фильм. А Чарли отдал свой стручок на идентификацию ботаникам в Кью. И получил ответ: это либо ваниль, либо нечто такое, чего не существует в природе. Ботаники не сошлись во мнении, который из вариантов предпочесть.
– Клем выращивает цветы из тех семян, что были в ее стручке?
– Да.
– Интересно.
– Почему?
– Ты знаешь, что стручки, которые достались в наследство тебе, отличаются от стручков растений, которые разводит Пророк, и от тех, которые теперь выращивает Клем?
Флёр мотает головой:
– Нет.
– Они хотя бы с Затерянного острова? – уточняет Скай.
– Да, – говорит Ина. – Оттуда. И они намного более мощные.
– Почему специалиста по оленям пригласили на педагогическую конференцию?
– Почему же?
– Потому что один из выступающих наметил сделать доклад на тему “О лени и трудолюбии”!
– Дядя Чарли, у тебя получается все смешнее и смешнее, молодец!
– Вы знаете, что такое мимикрирующие орхидеи?
Флёр задумывается.
– Это те, которые похожи на пчел?
– Да, именно. Но есть и другие. Многие орхидеи обладают свойством мимикрии. Орхидея, похожая на пчелу, относится к роду Ophrys – все растения этого рода принимают вид насекомых. А еще есть род Dracula, в который входят цветы, похожие на вампиров, обезьян или грибы. Это легко объяснимо. Цветы хотят, чтобы их опыляли, вот и обманывают насекомых, приманивая их разными уловками. Но наша орхидея, затерянная орхидея…
– …принимает форму религиозных символов, потому что…
– …потому что религиозные символы привлекают людей, стремящихся к просветлению. Она, собственно, и сулит просветление, правда, с неудачным побочным эффектом – смертью. Вы видите цветок, похожий на Иисуса. Конечно, вам хочется вкусить его плода, и вот вы его опыляете, а растению только того и надо, ведь затерянную орхидею опыляют только люди…
– Как это?
– Она рассчитывает только на людей, больше ее никто не опылит. Вы видите цветок, похожий на Ганешу или на Деву Марию, и прикасаетесь к нему, присматриваетесь, заботитесь о том, чтобы он принес плоды, съедаете плод и, весьма вероятно, умираете. Семена хоронят с вами вместе. Но прежде, чем это произойдет, затерянная орхидея напоследок изображает кое-что еще.
– Что же?
– Если тебе суждено, съев ее плод, умереть – неважно, в ближайшие пять минут или в ближайшую тысячу лет, – цветок орхидеи принимает образ… Одним словом, орхидея становится похожей на тебя.
– Серьезно?
– Серьезно.
– И это не какая-нибудь там полная…
– Нет.
– Ладно. Про медведей. Вот этот вам понравится. Классный. Не совсем анекдот, скорее – история из жизни.
– Ну хорошо, давай уже.
– В общем, два парня разбили лагерь в лесу: в Канаде или еще где-то. Где водятся медведи.
– А в Шотландии водятся медведи?
– Нет. Короче, как только эти два типа уснули, их разбудили странные звуки – как будто кто-то хрюкает и шаркает ногами. Это пришел огромный медведь гризли, он ищет еду.
– А гризли едят людей?
– Ага. Еда – в палатке, она проснулась, и…
– Чарли, может, не надо такие ужасы прямо перед сном?
– …и один из парней выглядывает из палатки, ахает от ужаса и говорит второму: “Как думаешь, ты бегаешь быстрее, чем гризли?” А тот отвечает: “Мне необязательно бегать быстрее, чем гризли. Главное – бегать быстрее тебя”. Дошло?
– Вот.
Настал новый день, и все снова стало странным, как тогда у Сильвии с ее салфеточками и розовыми вафлями. По стеклам хлещет дождь. Флёр с утра мутит так, как будто накануне она выпила гораздо больше, чем просто несколько стаканчиков виски. Ина протягивает ей фотоальбом. Кто вообще в наши дни заводит фотоальбомы? А этот еще и выглядит дешевкой: обложка – темно-бордовая клеенка, местами потрескавшаяся, а внутри, в пластиковых облезлых кармашках, – распечатанные на принтере картинки, похожие, скорее, на плохие ксерокопии.
– Что мне тут нужно найти? – спрашивает Флёр.
– Просто смотри – и увидишь,
– Я вижу цветы, – говорит Скай. – Но…
– Разве вы не видите… распятие? Ганешу? Шиву в космическом танце?
Флёр и Скай снова переглядываются. Ну хорошо, о’кей, один из цветков действительно слегка напоминает распятие. Распятие, дорисованное десятилетним ребенком в “Фотошопе”. Да и цветок с Ганешей – просто смех. Оранжево-розоватое пятно, из которого торчит характерный хобот, но и он выглядит так, будто его пририсовали на компьютере. Что же касается Шивы, то это – голубая орхидея с лепестками-руками, которые придают ей сходство с обыкновенным клематисом, а вовсе не с божеством в космическом танце. Флёр вдруг чувствует себя совершенно опустошенной. Все, что она узнала здесь, мутной водой кружится вокруг сливного отверстия и исчезает. Ее охватывает острая и нестерпимая тоска по чему-то такому, чего (теперь она знает) попросту не существует. Ощущение, будто бы она явилась на самый грандиозный банкет из всех, когда-либо устроенных на Земле, и обнаружила на столе лишь хлеб и воду. Вся эта история – не больше, чем шутка. К тому же несмешная. Может, эти картинки – проекция ее собственных мыслей насчет всего этого? Или просто полный идиотизм? Флёр вдруг понимает, что устала. Устала от жизни, от других людей, от этой чертовой Вселенной, чем бы там она ни оказалась на самом деле. Ей очень хочется домой.
– Вы не видите, – говорит Ина. – Иллюзия заслоняет от вас главное. Нужно смотреть сквозь нее. Этому надо как-то научиться.
– Ага.
– Вы хотели бы увидеть все это, если бы существовал способ…?
Флёр пожимает плечами.
– Не знаю.
– А я хочу увидеть, – говорит Скай.
– Просто я, наверное, не слишком сильна в сексе. Извини.
– А как же твой муж? Ну, в смысле…
– Мы как-то привыкли обходиться без этого. Это такое облегчение. И потом – о боже, я наверняка скажу сейчас ужасную вещь, но он так благодарен уже за одну только возможность увидеть меня голой, что, даже если я просто неподвижно лежу и время от времени издаю стон, этого достаточно, чтобы он считал меня восхитительной любовницей. А уж если бы я сделала ему минет, он бы потом несколько месяцев ходил абсолютно счастливый! Но с тобой? Я понимаю, что мне не хватает мастерства. Прости, мне очень неловко. Думаю, я просто слегка обленилась. Стала чересчур гетеросексуальной. Мне хочется просто лежать и позволить тебе быть парнем.
– Так не пойдет.
– Я знаю.
– Вылижи меня.
– Что?
– Вылижи меня.
– Прямо сейчас?
– Да.
– Если хотите по-настоящему классно провести время, сходите в церковь.
– Ага…
Они по-прежнему сидят за кухонным столом у Ины. Удивительным образом миновал еще один день. Дождь прекратился. В медных сковородках, висящих над плитой, отражается луна. Опять пахнет торфом, как всегда. Фотоальбомы вернулись на полку. На столе – медицинская бутылочка с прозрачной жидкостью. Это – последняя бутылка, объясняет Ина. Тот самый раствор, который пыталась воссоздать Роза. То, ради чего все они погибли.
– И вы говорите, что это – всего-навсего результат вымачивания стручка в…
– Да, в слезах просветленного человека.
– Одного из жителей Затерянного острова?
Ина мотает головой.
– Любого просветленного человека.
– То есть даже Пророк подойдет?
– Возможно, просветленности Пророка не хватит.
– А просветленные люди много плачут?
– Нет. В том-то и…