— Взбесившиеся тени, которым пятьдесят лет не давали свободы, спущены все разом на город. Молись за смертных. Кровь побежит реками.
Я уставился на него на секунду. Потом сказал:
— И как же мне это сделать?
— Я ещё не расплылся, — ответил сэр Стюарт. Он повозился со своим поясом и вытащил свой чудовищный пистолет. Скривившись, он на мгновение остановился, и с трудом бросил его к моим ногам. Пистолет кувыркнулся через круг, мерцая энергией, и упал на снег, не провалившись, — вот и оружие подоспело.
Я замер на минуту. Дух не может проецировать свою силу за пределы круга — а я был уверен, что именно силой пистолет и являлся. То, что он пересёк барьер круга, означало, что эта сила более не принадлежала сэру Стюарту. То, что он сделал, было, в некотором смысле, насильственным актом самоувечья — как отрубить самому себе руку.
Он слабо указал на пистолет и сказал:
— Возьми его.
Я осторожно его поднял; весил он чёрт-те сколько.
— И что мне с ним делать?
— Помоги Мортимеру, — ответил он. Его фигура начала мерцать и исчезать по краям. — Мне очень жаль. Что я не смог сделать большего. Не смог научить тебя большему.
Он открыл глаза и снова наклонился ко мне, выражение его лица было решительным.
— Воспоминания, Дрезден. Они власть. Они оружие. Сделай из своей памяти оружие против них. —Его голос потерял свою силу, а глаза закрылись. — Три века играл роль опекуна... но я не смог оправдать доверие. Выполнить своё обещание. Пожалуйста. Помоги Мортимеру.
— Да, — сказал я спокойно. — Я помогу.
Слабая улыбка появилась вновь, сэр Стюарт кивнул. Затем он разом выдохнул, истончился ещё больше, и пока я смотрел, его конечности просто восстановились, став на вид более прозрачными, в той же степени, что и весь он. Повреждения проходили сами собой на моих глазах.
Мгновение спустя он сел. Он огляделся, его взгляд бессмысленно прошёл через меня. Потом замер и уставился на разрушенный дом, его лоб покрылся морщинами в недоумении — выражение, обычное на лицах большинства духов.
Сэра Стюарта не было больше в пустых глазах этой тени.
Я склонил голову и стиснул зубы в проклятии. Я любил этого парня — просто подобно тому, как я любил Морти, вне зависимости от любых оскорблений, которые мог высказывать ему. Я был в ярости от того, что случилось с ним, и я был зол на него за то положение, в котором он меня оставил. Теперь я один был способен как-нибудь найти Морти и помочь ему, притом, что я едва мог бы связаться кем-то ещё, кроме него. Тогда как плохой парень, судя по всему, вот чертовщина, мог просто по желанию вступать в беседу с собственными лакеями.
Я не мог ничего трогать. Я не мог заставить что-нибудь случится. Моей магии больше не было. И теперь я не только должен был отыскать своего убийцу, но ещё и спасти Морта Линдквиста.
Потрясающе. Возможно, мне следует сделать это моим новым девизом: Гарри Дрезден — принимаю на себя ответственность за большее количество безвыходных ситуаций в первые двадцать четыре часа после смерти, чем большинство людей в течение всей жизни.
Снегопад усиливался. Рано или поздно он разрушил бы круг, в который был пойман сэр Стюарт. Но я не знал, где он теперь сможет укрыться от восхода солнца. Может, он просто знает такое место — как, казалось, имел такое и я — своего рода посмертный инстинкт самосохранения. А может быть, и нет.
В любом случае я ничего не мог с этим поделать, и этот факт был ненавистен мне до глубины души. Сэру Стюарту и остальным призракам требовался Морти Линдквист. До своей смерти я был Гарри Дрезденом, чародеем. Теперь же я — Гарри Дрезден, нематериальный парень на побегушках, мастер уговоров и подлиза.
Мне чертовски хотелось что-нибудь разнести на крошечные, крохотуленькие кусочки — а потом уничтожить и эти кусочки.
По всему выходило, что это не лучшее настроение для улаживания разногласий в разумной, дипломатической манере.
— Ах, — сказал шепчущий, елейный голос позади меня. — Она была права. Дылда вернулся.
— Посмотри на него, — сказал другой голос, более высокий и жестокий. — Он будет просто объедением.
— Наши приказы гласят...
— Приказы, — сказал третий голос, полный презрения. — Её здесь нет. Мы разделим его, втроем, и никто не будет мудрить.
— Согласен, — сказал второй голос с нетерпением.
После паузы первый голос сказал:
— Согласен.
Я обернулся и увидел три фигуры в тёмных одеждах из ночи перед нападением на Дом Линдквиста. Лемуры. Их одежда колыхалась с ленивой, плавной текучестью от дуновений несуществующего ветра. Вблизи я мог разглядеть слабые очертания бледных лиц под капюшонами, и блеск светящихся, голодных глаз.
— Взять его! — приказал первый лемур.
И три древних голодных призрака Чикаго поплыли к новичку.
Глава шестнадцатая
Лемуры набросились, и я исчез, переместившись прямо вверх.
Я стоял в пустом воздухе в сотне футов над ними, в ярости, и ругался:
— Вы, уроды, выбрали действительно паршивое время, чтобы взяться за меня!
Капюшоноподобные головы поискали наверху, но я был нечёткой фигурой в затемнённом небе, уже расплывчатый из-за снега, в то время их очертания резко выделялись на белом фоне.
Я замахнулся для удара, исчез снова и появился прямо позади лемура номер один.
Мой кулак въехал в основание его шеи, в то же время, как я крикнул:
— Бам!
Немного чести в трусливом ударе исподтишка, но это чертовски хороший способ вывести противника из игры. Несмотря на законы, правящие в мире духов, в их теле должен быть какой-то аналог человеческой нервной системы. Лемур издал придушенный стон и упал на землю, в то время как два других запаниковали из-за неожиданного нападения и исчезли. Я несколько раз пнул упавшего парня по голове и шее, помогая ему достичь состояния, аналогичного сотрясению мозга. Всё это время я кричал, пребывая в состоянии чистой необоснованной ярости.
Я получил сигнал об опасности за долю секунды, холодное дыхание в затылок, пульсирующая волна неосязаемого давления в спину. Я исчез, чтобы появиться на пять футов дальше от моего нынешнего положения, я хотел быть обращённым лицом в ту же сторону, когда переместился.
Я прибыл туда вовремя, чтобы увидеть одного из оставшихся лемуров, замахнувшегося топором причудливой формы в то место, которое недавно занимал мой череп. Он споткнулся и потерял равновесие из-за промаха, а я дал ему пинка под зад — в буквальном смысле. Я отклонил верхнюю часть моего тела немного назад и сделал вид, что использую свою пятку, чтобы оставить отпечаток алюминиевой подошвы канадского башмака. Это был мощный удар, особенно учитывая при этом массу моего тела, и лемур полетел вперёд прямиком в снег.
— Ну, и кто тут крутой?! — кричал я на растянувшегося лемура. Страх, и гнев, и возбуждение повысили мой голос на октаву выше, чем обычно. — Кто тут крутой?!
Капюшон упал с лица второго, и мужчина средних лет совершенно непримечательной внешности вытаращился на меня в полном непонимании. Кто знал, сколько десятилетий поп-культуры упустили лемуры. Вероятно, они даже никогда не слышали о Уилле Смите.
— Я совершенно не понят своим временем, — пробормотал я.
Я же, видимо, не профи, когда дело доходит до простой математики: пока я уилл-смитничал, лемур номер три появился из ниоткуда и врезал мне бейсбольной битой по шее.
Боль была просто невероятной — гораздо больше, чем просто реакция от физической травмы, которую я ожидал бы от такого удара. Это вознесло меня на олимпийские высоты тошноты в сочетании с беспорядочным кружением пятибалльного шторма. Я почувствовал себя настолько беззаботным, что моё эго оказалось просто раздавленным. Это дало мне пару-тройку секунд для осознания, что я медленно дрейфовал боком под углом в сорок пять градусов от земли. В голове стоял рёв; а жуткий крик триумфа и голода звенел в ночи.
Затем лемуры пришли за мной.
Я почувствовал, как чертовски холодные пальцы стальными когтями вцепились в меня, стягивая вниз. Холодные, неумолимые руки тянули меня к горизонту. Я был всё ещё дезориентирован, и едва смог повернуть голову, чтобы увидеть приближение третьего лемура.
Капюшон слетел с головы — это была юная девушка заурядной внешности: ни красивая, ни неприятная. Но её глаза были тёмными и запавшими; и отвратительная пустота плескалась в них. На невероятно долгое мгновение она пристально посмотрела на меня, и её тело охватила дрожь мрачного восторга.
Затем она издала медленное шипение, запустила свои пальцы в плоть моего левого бицепса и оторвала кусок мяса.
Эктоплазма потекла кровью. Моей кровью. Она брызнула в воздух ленивыми капельками, которые, отлетев от меня на пару шагов, упали каплями дождя на снег.
Было больно. Я закричал.
Было больно. Я закричал.
Все трое лемуров закричали на меня, как будто в ответ на мой собственный крик. Девушка-лемур с триумфом подняла вверх кусок моей плоти и сжала, держа её над открытым ртом. Струйка крови потекла ей в рот. И она, издав стон наслаждения, стала заталкивать кусок моих бицепсов в себя, так словно она несколько недель ничего не ела.
Её глаза закатились. Она вздрогнула.
— О, — выдохнула она. — Боль. Он чувствовал так много боли. И ярость. И радость. О, это целая жизнь.
— Сюда, — сказал второй лемур. — Иди, подержи его ноги. Моя очередь.
Девушка обнажила окровавленные зубы на него, и оторвала ещё один, меньшего размера, кусок от моей руки. Она сожрала его, а потом наклонилась, прижав мои ноги к земле. Второй лемур оглядел меня, как человек разглядывает говяжью грудинку. Затем он оторвал кусок плоти от моего правого бедра.
Прошло несколько минут, в течение которых тройка по очереди вырывала мясо из моего тела.
Я не буду утомлять вас деталями. Я не хотел думать об этом. Они были сильнее меня, лучше меня, опытнее меня, когда дело дошло до духовного конфликта.
Они поймали меня. Монстры поймали меня. И мне было больно.
До тех пор, пока шаги не захрустели по снегу к нам.
Лемуры ничего постороннего не замечали. Я пребывал в слишком сильной агонии, чтобы всерьёз озаботиться этим, но всё же не был совсем поглощён делами. Я поднял голову и увидел одинокую фигуру, упорно пробивающуюся ко мне через густой снегопад. Он был не очень большой, и был одет в белую куртку и белые лыжные брюки, а также в такую шапку-маску, как у ниндзя, тоже белую, скрывающую лицо. В правой руке он нес большой, старинного стиля, тяжёлый переносной прожектор, с расположенной сверху пластиковой ручкой для переноски. Сей близнец лампочек накаливания озарял снег ярким оранжевым светом.
Я хихикнул про себя. Он был человеком. Он погружался в снег с каждым шагом. Он не был способен видеть, что происходило непосредственно перед ним. Не удивительно, что лемуры платили ему полным пренебрежением.
Но в десяти футах от меня он резко остановился и выпалил:
— Срань господня!
Он протянул руку и сорвал капюшон ниндзя, открывая тонкие, приятные черты мужчины лет сорока. Его волосы были тёмные, вьющиеся, перепутавшиеся под капюшоном. Он носил очки, криво сидящие на кончике носа, и его тёмные глаза расширились от шока.
— Гарри!
Я уставился на него и сказал, через кровь:
— Баттерс?
— Останови их, — прошипел Баттерс. — Спаси его! Я выпускаю тебя для этого!
— Выполняю, сахиб! — выкрикнул другой голос.
Облако искр вылилось из двух источников света в фонаре прожектора, взметнулось миллионами огоньков и сгустилось в огромную, человекоподобную фигуру. Она издала львиный рёв и устремилась к лемурам.
Двое из них были достаточно бдительны, чтобы осознать появление опасности, и быстро исчезли. Третий — молодая женщина, была в середине поглощения очередного куска, и не оглядывалась, пока не стало слишком поздно.
Светящаяся форма поразила лемура и просто расщепила его. Как я видел, оболочка, одежда и плоть злого духа разорвались так стремительно и свирепо, как будто были счищены пескоструйным аппаратом. Спустя удар сердца там ничего не осталось, только мягко дрейфующее облако искр, испещрённое тут и там плавающими пятнами, чем-то, похожим на большие призматические драгоценные камни.
Светящееся существо подняло голову и затем быстро разделилось на две части, каждая из которых превратилась в комету, которые понеслись в ночное небо. Произошёл взрыв и почти сразу же дождь из кусочков второго лемура стал медленно падать вниз, вместе с более разноцветными драгоценными камнями.
Высоко в небе раздался страшный вой. Я услышал быстрое трепетание тяжёлых лоскутов одежды. Вторая комета заметалась по небу, очевидно, происходил какой-то воздушный бой, а затем лемур и комета помчались вниз. От их удара гром потряс землю, оставив, правда, снег нетронутым.
Оранжевые огоньки снова стеклись в человекоподобную форму, на этот раз затронув распростёртого лемура. Светосущество падало каплями на голову лемура снова и снова, поражая со скоростью и силой поршня двигателя. В течение десяти или двенадцати секунд голова лемура была расплющена в липкую грязь из эктоплазмы, и его искры света — его воспоминания — и те же странные, крошечные драгоценные камни начали появляться из его разрушенной фигуры.
Светосущество восстало из останков павшего лемура, и его безликая голова медленно и внимательно поворачивалась, осматривая местность вокруг нас.
— Что за чёрт! — сказал Баттерс, его глаза расширились. — Я имею в виду, что, чёрт возьми, это было, парень?
— Расслабься, сахиб, — сказал молодой мужской голос. Он исходил от пламенной фигуры, которая кивнула и отметила несомненное удовлетворение движением рук. — Просто вытряс мусор. Такая чепуха над всеми старыми городами смертных. Останки постчеловеческого существования, как ты бы сказал.
Я просто смотрел. Я не чувствовал, что способен на что-либо ещё.
— Да, да, — сказал Баттерс. — Но он в безопасности сейчас?
— Пока что, — сказало существо, — насколько я знаю.
Баттерс протопал по снегу и глянул на меня. Коротышка был одним из небольшого числа чикагских судмедэкспертов, судебный следователь, изучающий трупы и выясняющий все детали касательно их. Несколько лет назад он исследовал трупы вампиров, сгоревших до смерти в огромном пожаре, начатом кем-то. Он был уверен, что они однозначно не были людьми, и в результате на полгода угодил в психушку. Теперь он более тщательно относился к своей карьере — ну, по крайней мере, так было, когда я ещё не умер.
— Это действительно он? — спросил Баттерс.
Светосущество осмотрело меня невидимыми глазами.
— Я не могу установить что-либо, что могло привести к предположению, что он нечто другое, —осторожно ответил он. — Что не то же самое, если бы мы сказали что это призрак Гарри. Это нечто... большее, чем другие призраки, с которыми мне доводилось сталкиваться.
Баттерс нахмурился.
— Большее чем?
— Чем-то, — ответило существо. — Это означает, что я не уверен, чем именно. Очевидно, чем-то, в чём я не разбираюсь.
— Э-э, призрак, — сказал Баттерс. — Он ранен?
— Вполне ощутимо, — сказало существо. — Но это легко исправить — если ты пожелаешь.
Баттерс, удивлённо заморгав, посмотрел на него.
— Что? Да, да, конечно, я желаю этого.
— Отлично, сахиб, — сказало существо. И оно взвилось и метнулось сквозь ночную мглу, собирая плывущие, мерцающие драгоценные камни из исчезающих останков лемуров. Собрав их воедино, оно преклонило колени рядом с моей головой.
— Боб, — сказал я спокойно.
Боб-череп, прежде мой личный помощник и доверенное лицо, заколебался около меня, поскольку я произнёс его имя. Ещё раз, я узнал его напряжённый взгляд, но если он и увидел что-нибудь, оно не отразилось на его невыразительном лице.
— Гарри, — сказал он. — Откройся. Ты должен восстановить свою сущность этими воспоминаниями.
— Восстановить что? — спросил я.
— Съешь их, — сказал Боб твёрдо. — Открой рот.
Я устал и был смущён, так что было легче просто сделать, как он сказал. Я закрыл глаза, пока он бросал массу драгоценных камней в мой открытый рот. Но вместо того, чтобы ощутить твёрдые драгоценные камни, свежая, прохладная вода текла в мой рот, циркулируя по моему выжженному языку и горлу, когда я нетерпеливо проглотил её.
Боль моментально пропала. Дезориентация начала меркнуть и исчезла. Мои замешательство и усталость поспешили исчезнуть вслед за другими ощущениями, и глубоко вздохнув, я смог сесть, чувствуя себя более или менее в порядке и собранным — именно так я чувствовал себя, проснувшись этим вечером.
Боб предложил мне руку, и я принял её. Он потянул и поднял меня на ноги, как будто я весил меньше, чем ничего.
— Ну, — сказал он. — По крайней мере, ты, кажется, не плохая копия. Я наполовину боялся, что ты будешь безумным подражателем Зимнего Рыцаря с глазной повязкой и козлиной бородкой или чем-то ещё.
— Гм, — сказал я. — Спасибо?
— De nada,[15] — ответил Боб.
— Боб, — сказал Баттерс твёрдым голосом. — Ты выполнил свою задачу.
Боб-череп вздохнул и повернулся, чтобы поклониться Баттерсу витиеватым жестом вежливости, прежде чем снова рассыпаться в облако оранжевых искр, плавно влетевшее обратно в фонарь. Я заметил, что в его корпусе не было ни лампочки, ни батареек, ничего такого — просто череп Боба, человеческие кости, артефакт, принадлежавший давно умершему чародею, который использовал его в качестве убежища, которое могло бы стать пристанищем для сущности духа.
— Эй, Боб, — сказал я. — Не мог бы ты ретранслировать мой голос Баттерсу?