— Все, — ответила она.
— Зачем вам понадобились координаты водителя грузовика?
Диана постаралась не выдать своих чувств:
— Хотела с ним поговорить. Рассказать новости о Люсьене.
Сыщик вздохнул. Металлическое потрескивание дождя нарушало установившуюся в машине тишину.
— Людям свойственно игнорировать наш опыт.
На лице Дианы отразилось изумление:
— К чему вы это говорите?
— А вот к чему: думаю, вы ведете собственное расследование.
— Но вы же сами меня попросили, разве не так?
— Не прикидывайтесь идиоткой. Я говорю о расследовании убийства фон Кейна.
— Зачем бы я стала этим заниматься?
— Я начинаю понимать вас, Диана, и, честно говоря, удивлюсь, если такая мысль не придет вам в голову…
Она промолчала.
— Будьте осторожны, Диана, — очень серьезно сказал Ланглуа. — Мы не понимаем и десятой доли этого дела. Сидим на пороховой бочке, которая того и гляди взорвется. Так что не играйте в детектива.
Она кивнула, как послушная девочка. Ланглуа открыл дверцу, и в машину ворвался дождь.
— Следующий обед — за мной, — пообещал он, выходя из машины, и добавил: — Легавые знают лучшие парижские забегаловки. Между прочим, у всех молочных коктейлей разный вкус. Это настоящая школа оттенков.
Диана изобразила веселье:
— Постараюсь быть на высоте.
Ланглуа наклонился:
— Помните: никаких резких движений, никакого детского героизма. Если что-то пойдет не так, сразу звоните. Ясно?
Диана снова улыбнулась, но, когда Патрик хлопнул дверцей, ей показалось, что она осталась одна не в машине, а в гробу.
24
Она смотрела на сына из клубившейся вокруг нее тьмы, и он был для нее светом.
Его перевязали иначе, чем раньше. Слой бинтов был тугим, но не толстым: простая марлевая повязка вокруг головы. Дренажные трубки вынули, очевидно, сегодня же утром. Это означало решающий сдвиг в состоянии ребенка — кровотечение ему больше не угрожало.
Она подвинула кресло ближе к кровати и кончиком указательного пальца погладила лоб сына, крылья носа, контур нежных губ. Диана вспоминала первые вечера, которые они провеливместе: тихим голосом она рассказывала мальчику истории, ласкала его умиротворенное лицо, слушала спокойное дыхание. Она была готова к новым путешествиям по крошечным вершинам и таинственным долам тела Люсьена, с восторгом ощущая биение жизни под бинтами.
Но за одной болью скрывалась другая. Смертельная опасность отступила, и Диану настигли новые терзания. Когда заживает самая опасная рана, у человека начинает болеть все тело. Диану обуревала бес сильная ярость, все ушибы, царапины и гематомы своего ребенка она ощущала на физическом уровне, впервые переживая чужую боль как свою собственную.
Она не могла отделаться от ощущения, что над ней и Люсьеном нависла угроза. Это стало ее навязчивой идеей. Она не сможет уверенно смотреть в будущее, если ей не удастся прояснить эти загадки, потому и договорилась с гипнологом Полем Саше о встрече сегодня, в шесть вечера.
Ее взгляд упал на висевшую на спинке кровати табличку с указаниями о приеме лекарств и температурной кривой Люсьена. Диана оторвала листок миллиметровки с диаграммой и обнаружила, что между одиннадцатью вечера прошедшего дня и десятью утра сегодняшнего температура у ее сына три раза поднималась выше 40 градусов.
Диана схватила трубку настенного телефона и набрала номер Эрика Дагера. Хирург оперировал, и она вызвала сестру Феррер. Через минуту за стеклом показалась ее седая голова. Войдя, она с порога пустилась в объяснения:
— Доктор Дагер попросил меня не говорить вам. Не считал нужным беспокоить.
— Неужели?! — взорвалась Диана.
— Каждый раз температура держалась несколько минут и сразу падала. Это доброкачественная реакция.
— Доброкачественная? Сорок и одна десятая?
— Доктор Дагер считает, что температурные скачки связаны с перенесенным шоком. Косвенное свидетельство того, что метаболизм нормализуется.
Диана наклонилась к Люсьену и нервным движением оправила постель.
— В ваших интересах предупреждать меня о малейших изменениях в состоянии Люсьена. Ясно?
— Конечно. Но поверьте: опасности нет.
Диана разглаживала простыни, поправила на себе бумажный халат, потом вдруг разразилась истерическим хохотом.
— Значит, опасности нет? Но доктор Дагер, надеюсь, все-таки со мной поговорит?
— Как только закончит оперировать.
25
— Спешу вас успокоить, Диана: все идет хорошо.
Это было худшее вступление из всех, какие она слышала за свою жизнь.
— Хорошо?! А перепады температуры?
Эрик Дагер беззаботно отмахнулся от вопроса Дианы:
— Ерунда. Состояние Люсьена неуклонно улучшается. Все обещает нам скорое выздоровление. Сегодня утром мы вынули дренажные трубки. Скоро переведем его из реанимации.
Бодрый тон стоявшего за письменным столом врача звучал чуточку фальшиво. Диана вгляделась в лихорадочно блестевшие зрачки его запавших глаз. Вот такие, наверное, были у анархистов, бросавших бомбы в царя.
Следующий вопрос она задала по чистому наитию:
— Что еще вы собирались мне сообщить?
Эрик сунул руки в карманы белого халата и прошелся по кабинету, где днем и ночью горел яркий свет.
— Хочу представить вам Дидье Романа, — произнес он наконец. — Он антрополог.
Диана соизволила повернуть голову к человеку, чье присутствие до сего момента попросту игнорировала. Он был очень молод — моложе Дагера. Темноволос, строен и держался так прямо, как будто носил жесткий корсет. Непроницаемое лицо украшали очки в блестящей черной оправе. Не человек — уравнение или абстрактная формула.
Врач продолжил:
— Дидье — антрополог в современном значении этого слова. Специалист по биометрии и генетике народонаселении.
Человек с замкнутым лицом кивнул и сделал робкую, но безнадежную попытку улыбнуться. Дагер спросил у Дианы:
— Вам известно, что это такое?
— В общем и целом.
Дагер улыбнулся своему ученому другу:
— Я тебе говорил — она фантастическая женщина!
Его натужно-веселый тон звучал все более неуместно:
— Я рассказал Дидье о Люсьене. И попросил его сделать несколько исследований.
Диана напряглась:
— Исследований? Надеюсь, что…
— Не волнуйтесь — не медицинских. Мы просто сравнили некоторые физиологические характеристики вашего ребенка с другими, скажем так, более общими.
— Не понимаю.
В разговор вступил антрополог:
— Я занимаюсь полиморфизмом, мадам. Работаю над характеризацией различных мировых популяций. В каждом народе, в каждом этносе некоторые характеристики повторяются чаще других. Даже в том случае, если они свойственны не всем членам сообщества, всегда есть средние показатели, позволяющие нам составить общий портрет этнической семьи.
Дагер сел и продолжил объяснения:
— Нам показалось интересным сравнить физиологические характеристики Люсьена со средними показателями народов, обитающих в тех регионах, откуда вы его привезли. Возможно, такая методика позволит нам… точно определить его происхождение.
Диана почувствовала нарастающий гнев — на сей раз на себя саму. Как она могла сама об этом не подумать? Общалась ведь с сотрудниками приюта, записала и передала специалисту все слова, которые произносил Люсьен, попыталась разобраться, что именно ему спасло жизнь. Но не догадалась изучить другое, столь очевидное и значимое свидетельство — его тело. Тело, возможно наделенное физиологическими, пусть даже самыми незначительными, признаками, способными охарактеризовать этнос, к которому принадлежал Люсьен.
Она повернулась к Роману и спросила уже спокойнее:
— Что вы нашли?
Антрополог достал из папки стопку листочков:
— Начнем, если не возражаете, с роста. Когда Люсьена привезли в больницу, вы заявили, что ему может быть шесть или семь лет. Однако стоматологический осмотр показал, что у Люсьена на месте все молочные зубы. А это означает, что мальчику не больше пяти.
Он перешел к следующему документу — Диана узнала бланк, который заполнила в ночь аварии.
— Вы указали, что Люсьен принадлежит к одной из народностей, живущих на побережье Андаманского моря.
Она бессильно развела руками:
— Доподлинно мне ничего не известно. Люсьен говорил всего несколько слов. По мнению директрисы приюта, это не тайский и не бирманский язык, ни даже какой-нибудь диалект этого региона.
Роман бросил на нее взгляд поверх очков и тихо спросил:
— Но вы полагаете, что он уроженец той части территории земного шара, которая включает в себя Бирму, Таиланд, Лаос, Вьетнам и Малайзию?
Диана ни в чем не была уверена:
— Я… да, конечно. У меня нет причин думать иначе.
Веки антрополога опустились, как нож гильотины.
— Если мы сосредоточимся на районах, простирающихся вдоль берега Андаманского моря, — сказал он, — и даже если включим в зону поиска Таиландский залив и Желтое море, то обнаружим присутствие так называемых тропических и лесных этносов.
Он снова бросил короткий взгляд на Диану:
— Эрик сказал, что вы этолог. Следовательно, знаете, что естественная среда оказывает сильное влияние на рост человека. Люди и животные, живущие в лесу, уступают в росте жителям равнин.
Диана взглянула на антрополога в упор. Очки в очки. Роман сосредоточился на своих заметках.
— Рост обитателей межтропических лесов Юго-Восточной Азии в настоящее время колеблется от ста сорока двух до ста шестидесяти пяти сантиметров.
Еще один взгляд поверх стекол.
— Перейдем к кожной пигментации. Проблемой цвета кожи занимались многие исследователи, хотя этот критерий трудноопределим и к тому же опасен в употреблении, я не собираюсь подробно вам его растолковывать. Обычно мы измеряем свечение с помощью особой методики — рефлектометрии. Луч света направляется на кожу, после чего измеряется количество отраженных фотонов. Чем светлее кожа, тем выше уровень отражения.
Диана едва сдерживала нетерпение, догадываясь, куда клонит Роман.
— Мы провели этот тест с Люсьеном. Полученный результат — семьдесят-семьдесят пять процентов отраженного света. Эпидермис вашего мальчика практически полностью отражает луч света. Кожа у него ослепительно белая. Ничуть не похожая на смуглую кожу жителей межтропических зон. Заметьте: средний показатель для зоны Андаманских островов — пятьдесят пять процентов.
Диана вспомнила, как она купала Люсьена и поражалась белизне полупрозрачной кожи, сквозь которую просвечивали тонкие жилки. Как то, что так ее восхищало, могло вдруг стать источником тревоги? Антрополог продолжал, листая страницы:
— Вот другие данные. О физиологических показателях Люсьена. Артериальное давление. Сердечный ритм. Уровень сахара в крови. Объем дыхания…
Диана перебила его:
— Вы располагаете статистикой по каждому из этих критериев?
Роман позволил себе горделивую улыбку:
— И множеству других.
— Вы сравнили их с показателями моего сына?
Антрополог кивнул:
— Один из показателей Люсьена потрясает воображение. Мальчик только начал выздоравливать, но нам удалось измерить объем его дыхания. У него фантастические легкие! Вы наверняка знаете, что этот критерий напрямую связан с высотой, на которой живет человек. У горцев и объем легких, и уровень гемоглобина выше, чем у равнинных жителей. У любого человека эти показатели связаны со средой происхождения.
— Ближе к делу, черт возьми!
Ученый кивнул:
— Судя по всем его показателям, Люсьен родился и жил на большой высоте. Они не имеют ничего общего с показателями людей, живущих в приморской и лесной зонах.
Безмолвие душило Диану. Полное безмолвие, не способное разрешиться ни словами, ни предположениями. Дидье Роман продолжил бесцветным, лишенным малейшей экспрессии голосом:
— Сложив три составляющих — его рост, пигментацию и физиологические показатели, — получаем уравнение: равнины, холод, высота…
Диана спросила глухим шепотом:
— Это все?
Антрополог показал ей стопку листков:
— Отчет занимает пятьдесят страниц. Мы сделали все обследования: группа крови, тканевые пробы, хромосомы. Ни один результат — ни один, я на этом настаиваю! — не соответствует среднестатистическим показателям людей, живущих в регионе Андаманского моря.
Диана скорее выдохнула, чем спросила:
— И эти результаты предполагают совсем иное происхождение…
— Тюркско-монгольское, мадам. В организме ребенка присутствуют все основные черты, характерные для обитателей дальневосточных районов Сибири. Люсьен — не дитя тропиков, он маленький сын тайги. И родился за тысячи километров от того места, где вы его усыновили.
26
Диана потратила двадцать минут на поиски своей машины.
Она пересекла улицу Севр, вышла на улицу Женераль-Бертран, потом свернула на улицу Дюрок, оттуда — на Массеран и в конце концов оказалась на авеню Дюкен. Диана задыхалась, сердце билось толчками. Она пыталась размышлять, но выходило это у нее плохо: слишком много было вопросов и ни одного ответа. Каким образом ребенок тюркско-монгольского происхождения мог очутиться в горячей пыли Ранонга, на бирманской границе? Откуда такой человек, как Рольф фон Кейн, мог узнать об агонии этого мальчика в тот самый момент, когда собирался отправиться в эту точку земного шара? И как пятилетний ребенок — откуда бы он ни взялся — мог быть целью темных и пагубных замыслов, которые подозревала Диана?
Машина нашлась недалеко от площади Бретей. Диана села за руль и почувствовала себя в относительной безопасности. Мысли беспорядочно бились у нее в голове, она никак не могла сосредоточиться.
Внезапно ее осенило.
Возможно, способ приблизиться к правде все-таки есть. Однажды, в испанском монастыре, Диана наблюдала, как под пучком ультрафиолетовых лучей постепенно раскрывался первоначальный текст палимпсеста. У Дианы тоже были лучи, которые помогут ей обнаружить скрытое лицо Люсьена. Она схватила сотовый и набрала номер этнолога Изабель Кондруайе, которую просила опознать диалект сына.
Изабель сразу ее узнала:
— Диана? У меня пока нет новостей. Я связалась со многими специалистами по Юго-Восточной Азии. Мы хотим назначить встречу, чтобы изучить кассету и…
— Новости есть у меня.
— Новости?
— Объяснять слишком долго, но есть серьезная вероятность, что Люсьен родился не в той тропической зоне, где я его усыновила.
— О чем вы говорите?
— Мой мальчик безусловно уроженец Центральной Азии. Его родина — Сибирь или Монголия.
Кондруайе проворчала:
— Это все меняет… Ни я, ни мои сотрудники не специализируются на диалектах этого региона…
— Но вы наверняка знакомы с лингвистами, которые работают в этой области?
— Их лаборатория находится в Нантерском университете, так что…
— Вы можете туда позвонить?
— Да. Я кое-кого там знаю.
— Тогда действуйте. Я очень на вас надеюсь.
Диана убрала телефон. К ней постепенно возвращалась способность мыслить логично.
Она взглянула на часы. Половина шестого. Пора.
Пора нырнуть внутрь себя.
Снова пережить — полно, во всех подробностях — аварию, случившуюся на кольцевой дороге.
27
Полю Саше было около шестидесяти. Высокий, худой, он был одет с изысканной и чуточку экстравагантной элегантностью. Серый шелковый костюм сверкал, под ним поблескивала черная рубашка, шелковый галстук переливался разными красками. Продольные морщины подчеркивали вытянутые линии лица, проникнутого аристократическим высокомерием и безразличием к окружающим. Под кустистыми бровями живые зеленые глаза с черными ободками казались прозрачными. Но больше всего поражали воображение кудрявые бакенбарды по моде XIX века, дополненные завитками волос на висках. Эта деталь придавала облику доктора сходство с каким-то лесным зверем.
Диана готова была расхохотаться. Стоявший на пороге человек напоминал гипнотизера из фильма ужасов. Недоставало только плаща и трости с серебряным набалдашником. Этот тип не может быть серьезным психиатром, к которому Шарль посылает самых важных своих клиентов. От удивления она не расслышала его слов.
— Что, простите? — пролепетала она.
Мужчина улыбнулся, и его бакенбарды смешно приподнялись.
— Я всего лишь предложил вам войти…
Последним штрихом к портрету странного доктора оказался славянский акцент: он раскатывал букву «р», как старый фиакр, грохочущий в тумане Вальпургиевой ночи. Диана отступила назад:
— Благодарю вас. Но… Пожалуй, мне лучше уйти… Я не в форме и…
Поль Саше схватил ее за руку.
— Идемте, прошу вас. — Мягкий тон смягчил грубость жеста. — Было бы жаль проделать весь этот путь впустую…
Путь. Пожалуй, это было слишком громко сказано: от дверей дома, где она жила, до кабинета на улице Понтуаз, рядом с бульваром Сен-Жермен, было метров четыреста, не больше. Она изо всех сил пыталась сохранить серьезность, не желая обидеть человека, согласившегося принять ее в тот же день.
Она вошла и сразу почувствовала облегчение. Здесь не было ни черных штор на окнах, ни экзотических безделушек, ни страшных статуэток. Не пахло ни ладаном, ни пылью. Гладкие светло-табачные стены, белая лепнина, строгая современная мебель. Хозяин дома провел ее в кабинет.