— Секретарша сказала, что меня ждет репортер. На какую газету вы работаете?
Диана машинально отметила, что красная блузка узка Изабель и края расходятся, нескромно обнажая тело. Она заставила себя улыбнуться:
— Вообще-то… Я так сказала, чтобы встретиться с вами.
— Объяснитесь.
— Мне необходимо кое-что узнать. Это очень важно и очень срочно.
— Вы шутите? Полагаете, у меня нет других дел?
На мгновение у Дианы появилось искушение нагрубить Изабель, но она взяла себя в руки. Техника боя в Вин-Чун основывалась на использовании выпада противника против него самого. Чтобы сбить агрессивный настрой собеседницы, она решила сыграть на чувствительности:
— Я только что усыновила ребенка. В Таиланде, в окрестностях Ранонга. Вам этот регион наверняка хорошо известен. Моему сыну может быть шесть или семь лет.
— Ну и?…
— Он произносит всего несколько обрывочных фраз. Я хочу знать, на каком языке или диалекте он говорит.
Этнолог положила портфель на стол. Скрестила руки на груди, продемонстрировав пунцовый лифчик. Диана невозмутимо продолжила:
— Мы только что пережили автомобильную катастрофу. Мой мальчик едва не погиб и все еще не пришел в сознание, но врачи думают, что он выкарабкается.
Теперь женщина смотрела на Диану с новым выражением. Как будто решала, кто перед ней — сумасшедшая или виртуозная выдумщица. А в голове у Дианы уже сложилось безупречное — пусть и не имеющее никакого отношения к истине — объяснение:
— По мнению докторов, когда малыш очнется, будет хорошо, если я смогу поговорить с ним на его родном языке. Он в Париже всего несколько недель, понимаете?
Все это прозвучало очень правдоподобно, и Диана внезапно подумала, что, возможно, сама того не желая, попала в точку. Изабель смягчилась:
— Ваша история… Не знаю… В каком он теперь состоянии?
— Несколько дней назад казалось, что мой сын обречен. Но сегодня врачи настроены более оптимистично. Многие признаки позволяют предположить скорый выход из комы. Хотя опасность осложнений остается.
Изабель Кондруайе села. Лицо ее хранило жесткое выражение, но в нем уже не было враждебности, только сосредоточенность. Она произнесла тихим голосом:
— Но мальчик ведь не говорит, так чего вы от меня хотите…
— Он все время повторял одни и те же слова. Вернее, два слога: лю и сянь…
— Никакой другой информации о его этнической принадлежности у вас нет?
— Нет. Только эти слоги.
Этнолог долго молча смотрела на странную собеседницу. На Диане был забавный пиджак-редингот из неотбеленного полотна, шею украшали бусы из кусков горного хрусталя, серебряная шпилька удерживала волосы в пучке. Наконец Изабель спросила холодным деловым тоном:
— Вам известно, на скольких языках и диалектах говорят в регионе Андаманских островов?
— Точную цифру не назову.
— Их больше двенадцати.
— Я имею в виду строго ограниченный участок, точку на карте. Приют в Ранонге и…
— Если мы примем во внимание процессы, связанные с внутрибирманскими конфликтами, войны наркокартелей и миграцию населения из стран «золотого треугольника» и Индии, таких языков около двадцати. А возможно, и тридцати.
— Повторяю: у меня есть только два этих слога. Но вы должны знать специалистов по каждому из диалектов. Я могу…
Изабель раздражилась:
— Несколько слов нам не помогут! Особенно те, что есть у вас. Только в тайском языке одно и то же слово может иметь несколько значений, и зависит это от того, на каком слоге сделано ударение, или от того, стоит слово в начале или в конце предложения…
На город опускались сумерки. Многослойное стекло сверкало пунцовым светом, как будто гнев Изабель воспламенил его.
— Мне очень жаль, но без произношения поиск не имеет никакого смысла, — отрывистым тоном закончила она. — Я ничем не могу вам помочь.
Диана лучезарно улыбнулась в ответ:
— Я предвидела это.
Она вытащила из сумки ярко-красный магнитофон из установки караоке, на который Люсьен записывал собственные песни. Диана знала, что идентифицировать диалект, не слыша звучания и выговора, невозможно, и вспомнила о существовании этой кассеты.
Она нажала на кнопку «Play». В комнате зазвучал гортанный голос Люсьена. Отрывистые слоги раскатывались по вечернему безмолвию, как стеклянные шарики, которыми так любят играть дети. Изабель Кондруайе выглядела ошеломленной.
Диана выиграла сражение. Но она не наслаждалась своей победой. Детский голос захватил и ее. Она не слушала кассету со дня аварии. Модуляции голоса Люсьена заполнили пространство комнаты, она физически ощущала его присутствие, видела лицо сына, его плавные движения, и сердце у нее обливалось кровью. Загнанная куда-то в глубь души, печаль в мгновение ока вырвалась из-под спуда, к глазам подступила обжигающая влага.
Диана опустила голову, прикрыла лоб рукой. Она не хотела плакать. Съежилась, сжалась в клубок, а голос все звучал и звучал, взлетая под потолок залитой алым светом аудитории.
Внезапно наступила тишина.
Диана подняла глаза. Этнолог остановила запись, поняв, что происходит с Дианой. Ее губы разомкнулись, но Изабель уже поднялась и положила руку ей на плечо.
— Оставьте мне кассету. — Ее голос, всего несколько секунд назад звучавший сухо, даже жестко, показался Диане почти нежным. — Посмотрим, что я смогу сделать.
18
Плотно прижатые друг к другу ладони.
Техникой Вин-Чун Диана владела в совершенстве, приемы она выполняла быстрее всех. Наносить удары и уклоняться приходилось в тесном контакте с соперником. Удары кулаком, удары локтем. Удары ребром ладони. Град жестоких ударов, от которых невозможно уклониться или уйти в сторону: противники бьются, слившись воедино.
По логике вещей, многочисленные прикосновения чужого человека должны были вызывать у Дианы отвращение, но речь шла о спортивной схватке, и ее фобия не подавала сигналов мозгу. Больше того — контакт доставлял скрытое удовольствие. Она как будто смаковала извращенность жеста — ласку, превратившуюся в удар.
А еще у Дианы был секрет: из-за близорукости она могла одержать победу только в ближнем бою. Диана обратила слабость в силу, научилась биться на минимальной дистанции, делая ставку на скорость. Рисковала — отчаянно, но расчетливо, сбивая с толку соперниц.
Этим вечером тренировка в зале Мобер-Мютгоалите могла стать идеальной разрядкой. После звонка Терезе и встречи с Изабель Кондруайе Диана поехала прямо в больницу. Люсьен проходил обследование, и ее к нему не пустили. Она разъярилась, но, узнав, что Дагер собирается наутро вынуть дренажные трубки, мгновенно успокоилась.
И все-таки, вернувшись домой, Диана чувствовала себя подавленной. Убийство фон Кейна заставляло забыть обо всем остальном, даже о том, что Люсьен вышел из комы. Она все время думала об убийце, чья рука скрутила внутренности жертвы. О стенах, заплеванных полупереваренной брусникой. О мерцающем экране, на котором они увидели оскверненное чрево иглоукалывателя. В голове у Дианы все смешалось.
Кстати, здание детской больницы теперь охраняли полицейские в форме. Когда Диана поинтересовалась у госпожи Феррер, с чем это связано, та ответила односложно: «Безопасность!» Какая, к черту, безопасность? Больнице Неккер что-то угрожает? По коридорам бродит убийца? Ответов у Дианы все равно не было, и она отправилась потеть в спортзал. Плотно прижатые друг к другу ладони. Не худший способ прогнать страх…
Первым делом Диана приняла обжигающий душ, после чего прослушала автоответчик. Репертуар не изменился. Друзья и знакомые жаждали узнать новости и выразить сочувствие. Мать тоже звонила. Услышав ненавистный голос, Диана каждый раз мгновенно нажимала на «Next».
Щеки у нее пылали, с волос текло, но она отправилась на кухню, заварила себе крепкий черный чай, расставила на подносе чайник, пиалу с «Пальмитос» и йогурты (она питалась в основном молочными продуктами и печеньем), отнесла еду в спальню и устроилась на кровати с купленными во второй половине дня книгами.
У Дианы была одна зацепка — слабая, косвенная, но зацепка! — но она возлагала на нее большие надежды и хотела попытаться понять, какие именно приемы акупунктуры фон Кейн применил к Люсьену. Эта техника была каким-то образом связана с другими событиями той роковой ночи.
Через час она нашла подтверждение многим фактам.
Первое: Эрик Дагер был прав. Физиологически иглоукалыватель не воздействовал на какие-то особые точки. Ни на нервы, ни на мускулы, ни даже на наиболее чувствительные кожные покровы — во всяком случае, не всегда. Никому пока не удалось доказать физическое, материальное существование меридианов внутри человеческого организма. Исследователи выяснили одно: иногда иголка высвобождает эндорфины — гормоны, обладающие обезболивающим эффектом. Были также выявлены электрические свойства некоторых точек. Однако ни один установленный факт не мог получить более широкого толкования, все они были вторичны по сравнению с потрясающими результатами Рольфа фон Кейна.
Немецкий врач объяснил все очень точно: китайская медицина считает, что акупунктура лечит некую загадочную сущность — «жизненную энергию». Анестезиолог сравнил эту энергию со своего рода первобытным порывом, первоисточником всего сущего. А почему нет, в конце-то концов? Диана была рационалисткой и биологом по образованию, но сейчас могла принять все, что угодно: Люсьен выздоравливал, а факты — упрямая вещь. Немецкому врачу удалось воздействовать на физиологические механизмы на уровне, не доступном лекарствам и приемам западной медицины.
Диана продолжила чтение. Теперь ее интересовала география загадочных сил. Немец говорил о «горизонтах грунтовых вод» и о том, что у жизненной энергии внутри человеческого тела есть свои «ручейки»: меридианы, располагающиеся в соответствии с подземной топографией. Диана много часов изучала извилистые потоки и их пересечения.
Ее поразило, что энергия находилась одновременно внутри тела и вне его. Нужно было не только разогреть, успокоить, возбудить тот или другой меридиан, главная задача заключалась том, чтобы привести внутренний ток в равновесие с внешними силами. В конечном итоге иголки действовали как крошечные реле, настроенные на Вселенную и призванные привести организм человека в «соответствие» с гипотетической космической силой. Диана прервалась: эти понятия и эта терминология смущали ее, напоминали спиритуалистический жаргон и разглагольствования, которыми гуру всех мастей смущают заблудшие души. Но она не могла забыть светившиеся живым зеленым светом иголки, которыми было усеяно тело ее ребенка. В тот момент она сама думала о мостках и реле, настроенных на загадочные, непостижимые силы.
Диана погасила свет и задумалась. Книги по китайской медицине навели ее на одну-единствевную мысль: возможно, ее сын в силу своего происхождения более чувствителен к акупунктуре. Возможно, некий накопленный поколениями предков опыт позволил его организму быстрее отреагировать на процедуру. Но что она знает об атавизмах? Ее предположение — не более чем гипотеза. И гипотеза эта никоим образом не приближает ее к разгадке происхождения Люсьена.
Диана еще раз в мельчайших подробностях прокрутила в голове сеанс фон Кейна. В памяти всплыла одна его фраза. В ту тревожную ночь Диана не придала ей значения, но теперь слова немца обрели особый смысл. На прощание врач сказал: «Этот ребенок должен жить, понимаете?» У постели больного целитель говорит такие слова выражая решимость бороться до конца. Но фон Кейн мог иметь в виду, что Люсьен — по какой-то неизвестной Диане причине — должен выжить, во что бы то ни стало.
Немец говорил как человек, причастный тайне. Возможно, он знал нечто особое о происхождении Люсьена, так, во всяком случае, хотелось думать Диане. Или о какой-то его физиологической особенности. Или о предназначении, о миссии которую Люсьен призван будет исполнить, когда подрастет…
Диана снова начала придумывать абсурдные теории. Но она не могла забыть интонацию доктора. В его голосе она уловила предельное напряжение и скрытый страх, который он всеми силами пытался скрыть от нее во время сеанса. Этот врач что-то знал. Люсьен был необычным ребенком. Ланглуа тоже уловил это чутьем сыщика. Потому-то и интересовался так Люсьеном и его происхождением.
Что же, одна безумная идея стоит другой. Диана представила себе иную возможность.
У одного человека была причина спасти ребенка, но та же самая причина могла заставить другого человека убить… А что, если фон Кейна уничтожили именно за то, что он вывел малыша из комы?
Неужели Люсьену грозит опасность?
У Дианы перехватило дыхание.
А что, если угроза уже материализовалась?
И авария на бульваре не была случайностью?
II Стражи
19
Понедельник, 11 октября.
Диана огибала гору Валерьен в Сюрене.
Она проехала американское кладбище с белыми крестами, пересекла нависающие над Булонским лесом зеленые склоны. В районе моста Сен-Клу она ошиблась дорогой и теперь спускалась по улице Ба-Роже. Под дождем парижский пригород казался еще скучнее, проспекты и улицы выглядели серыми и унылыми.
Диана с головой погрузилась в расследование. За уик-энд ей удалось кое-что выяснить, но главное начиналось здесь и сейчас. Она миновала гранитный акведук, обогнула круглую площадь на въезде в квартал Бельведер и по правой стороне отыскала улицу Гамбетты, над которой проходила железная дорога. Вытянувшиеся в тесный ряд старые дома, похоже, стояли тут целую вечность.
Дом № 58 оказался трехэтажным кирпичным строением с черными железными балконами, грязным и обветшалым. Диана без труда припарковалась и вошла в подъезд: грязные почтовые ящики, выкрашенные в бурый цвет стены. Даже запах от стоявших под лестницей мусорных баков вписывался в общую картину — затхлый, прогорклый, он лучше всяких слов мог поведать историю этого жилища.
Свет не горел — и уже никогда не загорится. На самом верху заплесневелой картонки со списком жильцов Диана нашла нужную ей фамилию — она вытянула ее из Патрика Ланглуа, позвонив ему домой накануне вечером.
Ступени скрипели, рука липла к перилам. На Диане был сине-зеленый дождевик, поскрипывавший при каждом ее шаге. На плечах блестели дождевые капельки, что по непонятной причине успокаивало ее. Диана добралась до площадки третьего этажа и позвонила в левую дверь.
Реакции не последовало.
Она позвонила снова.
Прошла еще минута. Диана собралась уходить, но тут в квартире спустили воду.
Дверь наконец открылась.
На пороге стоял молодой человек в линялой бесформенной куртке с капюшоном. Лицо парня Диана различала с трудом, но заметила, что он моложе, чем ей помнилось. Лет тридцати, не больше, и ужасно тощий. В приоткрытую дверь тянуло анашой, она явно сломала парню кайф. Отсюда и шум спускаемой в унитазе воды.
— Вы Марк Вулович? — спросила Диана.
Лицо под капюшоном не дрогнуло. Затем раздался гнусавый голос:
— Что нужно?
Диана поправила очки. Подтверждались ее худшие предположения: водитель баловался не только коноплей.
— Меня зовут Диана Тиберж.
Мужчина не отреагировал, и она добавила:
— Знаете, кто я?
— Нет.
— В ночь аварии я была за рулем внедорожника.
Наступила минутная пауза. Впрочем, возможно, прошло всего несколько секунд — Диана слишком нервничала и ни в чем не была уверена.
— Входите, — наконец буркнул он.
Вдоль узкого коридора стояли стеллажи с дисками и видеокассетами, на полу в кухне лежал линолеум, мебель была дешевая, пластиковая.
Сквозь грязно-серые тюлевые занавески в помещение вливался тусклый свет. Раковина с водонагревателем была забита грязной посудой. В воздухе висел густой запах наркотиков. Диана заметила стул у приоткрытого окна и поспешила сесть, заскрипев плащом.
Хозяин дома занял табурет по другую сторону стола. У него было длинное сухое лицо, выглядывавшее из-под капюшона как желтоватая картофелина. Белокурые волосы он забирал в конский хвост, курчавая бородка напоминала кукурузный початок. Бинты и пластырь ему сняли, и об аварии напоминали только засохшие коричневые корки на лбу и надбровных дугах.
— Я хотел прийти в больницу, но… — пробормотал он, не поднимая головы, помолчал и наконец взглянул на Диану. Его зеленые глаза напоминали глядящие на ледяное море иллюминаторы.
— Он… ваш малыш… ну, он… — Вулович не решался задать вопрос.
Диана поняла, что никто не сообщил водителю новости.
— Ему лучше, — тихо сказала она. — Мы не надеялись, но он поправляется. Так что не будем о нем, ладно?
Вулович покачал головой, с опаской глядя на Диану. Он сидел скособочившись, приподняв плечи. Наркоман, пленник пагубного пристрастия.
— Чего вы хотите?
— Вернуться вместе с вами к обстоятельствам аварии. Понять, что произошло с вами за рулем.
Водитель дернулся и с подозрением взглянул на Диану. Она поспешила продолжить:
— Вы говорили, что в тот вечер ехали со стоянки на авеню Порт-д'Отей. Что вы там делали? Отдыхали?
Он похотливо осклабился:
— Вы там никогда не были? Вечерком?
Диана представила проспект, зажатый между кольцевым бульваром и стадионом Ролан-Гаррос, и сообразила, что он ведет прямиком к Булонскому лесу. Ее собственные страхи помешали ей сразу понять, о чем говорит Вулович: он просто-напросто снял там проститутку.
Мужчина понял, что гостья догадалась, и кивнул:
— Обычное дело перед дорогой. Я должен был ехать в Голландию. В Хильверсум. Туда и обратно. Сутки в пути.
— Ясно. Но я смотрела статистику. Двадцать четыре процента несчастных случаев с грузовиками происходит между одиннадцатью вечера и часом ночи из-за того, что человек засыпает за рулем. Но на кольцевом бульваре таких аварий никогда не бывает. Близость столицы пробуждает водителей. Если вы были с…