Он бродил сонными улицами до утра, подолгу останавливаясь у сверкающей витрины ювелирного магазина, принадлежащего Симакову. Мужик хотел работать честно. Не хотел идти на поводу у криминала и вершить темные дела. Что же... придется ювелиру расстаться со своей розовой мечтой, потому как он отрекся и от него тоже. Хотя спасать теперь уже было нечего.
Леночка покончила с собой через неделю после выборов. Все это время она не выходила из своей комнаты. Тарелки с обедами и завтраками оставались нетронутыми. А в один из светлых весенних дней она повесилась, перекинув веревку через трубу центрального отопления.
Жена пережила ее ровно на один месяц. Умерла от инфаркта. Причину смерти констатировал патолого-анатом. Раньше она никогда не жаловалась на сердце.
Гончаров остался в своей большой квартире наедине со своим непомерным горем. Верная баба Таня не покидала его все это время, боясь, что он, по примеру дочери, покончит с собой. Но он остался жить.
Остался, чтобы насладиться зрелищем страшной гибели своего врага. Эта мысль прочно засела у него в голове, надсадно ноя там денно и нощно. Гончаров знал, что, пока Потехин жив, покоя ему не будет. Вот тут-то Валентин, его верный соратник и друг, предложил ему создать что-то наподобие отряда возмездия, состоящего из них и еще пары-тройки боевиков из бывших воинов, побывавших в «горячих точках».
Ребят Валентин привел к нему полтора года назад, и почти сразу же они начали разрабатывать план операции, попутно нанося весьма ощутимые удары по разросшемуся бизнесу Потехина. То там, то сям в его делах образовывались ощутимые бреши. Непонятно куда исчезали люди Потехина, которым он щедро платил за верность. Дела Альберта Потехина начали ощутимо хромать на обе ноги, и тогда тот решился на грандиозную аферу с алмазами, от которой Симаков просто приходил в ужас, покрываясь крупными каплями липкого пота. Он не мог себе представить, каким образом сумеет выставлять на продажу краденые камни, стоимость которых переваливала за несколько миллионов. А Потехину было плевать. Он не досаждал себе вопросами подобного рода. Ему нужны были деньги. В день, когда планировалась операция, он должен был привезти камни к Симакову. Средства на их покупку взимали со всех вассалов Потехина. Нужная сумма была собрана лишь в канун Восьмого марта. Потехин ездил на встречу один. Он передал деньги, забрал алмазы и под утро вернулся домой с вожделенной добычей – сверкающими камнями, сбыт которых должен был обеспечить его на всю оставшуюся жизнь.
Встреча с Симаковым была назначена на два часа дня. Тот терпеливо прождал до четырех, и тут его буквально размозжило известие о трагедии. Нет, его не сразило наповал известие о гибели тирана. Он в душе возликовал. Более того, этого жаждали очень многие. Он был уничтожен тем, что так и не дождался получения обещанной партии камней, а ведь деньги на это кредитовали многие люди. Надеясь на скорую прибыль, они все прочно увязли в долгах, целый год потом отплевывались и проклинали покойника, а заодно и неизвестного мстителя, не выдержавшего притеснений и отправившего Алика к праотцам. И вдруг, словно гром среди ясного неба, телефонное сообщение о том, что кое-кто оказался много умнее их всех. Умнее и изворотливее. И что алмазы до сих пор целы и невредимы, но находятся на хранении у человека, подозревать которого было бы кощунством.
Гончаров встретился с Симаковым, и их затяжная беседа не была приятной. Они долго кричали, пытаясь обвинить друг друга в отсутствии предусмотрительности, в неумении планировать и предугадывать ход событий. Хотя наверняка каждый из них понимал, что афера с алмазами не могла бы пройти гладко. Не просто же так Геннадий Иванович с самого начала брал под сомнение успех данного предприятия, а у него интуиция во всем, что касалось бизнеса, была волчьей.
Вдоволь накричавшись, друзья откупорили бутылку коньяка и, когда янтарная жидкость в бутылке иссякла, осмелились высказать вслух то, что давно их терзало.
– Если этого не делал ты, тогда кто? – пьяно ворочая языком, Симаков без устали вытирал лобастую голову носовым платком. – Кто успел опередить тебя, Виталя?
– Знать бы. – Гончаров взъерошил седые волосы, запустив в них длинные пальцы, и напряженно размышлял.
– А может, это она? – отчего-то шепотом высказал Геннадий Иванович вслух свою крамольную мысль.
– Креста на тебе нет! – слегка опешил Гончаров от того, что кто-то осмелился высказать вслух то, о чем ему давно думалось. – Чтобы дочь, да родного отца?!
– Сам говорил – вражье семя! – огрызнулся Симаков. – Чего можно ждать от дочери такого чудовища? Ничего, кроме повторения тех же поступков и подлостей, а то и чего-нибудь похлеще...
Они недолго спорили, решив напоследок устроить поминальный обед по супругам Потехиным в ресторане. Под перекрестным огнем стольких взглядов Эльмира, какой бы она ни была прожженной сучкой, не сумеет не выдать себя. Какой-нибудь жест, взгляд, слово. Что-то да укажет им на ее причастность к убийству родителей. Но не указало...
– То ли она ни при чем, то ли полнейший отморозок, и ее папочка в сравнении с ней – агнец божий, – вынесли они сообща вердикт после состоявшихся поминок. На импровизированном совете было решено подождать некоторое время, чтобы дать ей возможность совершить какую-нибудь оплошность.
– Она не может не начать действовать, – твердил Гончаров, когда Горский, заламывая руки, принялся плаксиво сожалеть о загубленных средствах. – К тому же, прождав год, еще пару месяцев мы вытерпим.
– А если это не она? – не унимался банкир. – Если мы все ошибаемся?!
Они не ошиблись. Они все оказались на верном пути, но, промедлив, упустили ее. Девка улизнула у них из-под носа, оставив их всех кусать локти с досады на самих себя. А напоследок устроила им всем поминальный фейерверк, отправив следом за папочкой неповинного человека...
Виталий Эдуардович встал из-за стола и шатающейся походкой подошел к стенному шкафу. Здесь, за ровными рядами книг в дорогих тисненых обложках, у него всегда была припасена бутылочка. Держал он ее там прежде на всякий случай, чтобы не бежать на кухню, когда приспичит, чтобы не извиняться под укоризненными взглядами жены и не выслушивать протяжных вздохов домработницы, ставшей за долгие годы членом их семьи. И хотя супруги уже нет в живых, а баба Таня давно перестала укорять его, оправдывая любое его деяние, привычка прятать вожделенную бутылку осталась в нем навечно.
Гончаров открутил пробку и плеснул себе в стакан.
– За упокой твоей души, дорогой друг, – дребезжащим от скорби голосом пробормотал он и выпил водку. – Пусть, Валя, простится нам все. Наше зло было во имя блага... Погиб ты по случайности от рук дьявола в ангельском обличии, да воздастся ему по заслугам. А ему воздастся, в этом я тебе клянусь. Детки объединились, думая, что сумеют обхитрить нас всех. Совсем глупые детки у покойного Альберта, гори он там синим пламенем... Пусть пока попьют милые минеральной водицы, а там и мы подоспеем...
Глава 24
Ответить истеричным смехом на подобное предложение Анны Вениамину не удалось. И не элементарная вежливость была тому причиной, он просто-напросто не успел этого сделать. Только было открыл рот для ответа на столь любопытное предложение, сделанное ему проституткой (!), как в дверь изо всех сил забарабанили.
– Ты кого-то ждешь?! – Он испугался и, резко снявшись с места, принялся лихорадочно натягивать на себя одежду.
– Да нет вообще-то, – Анна закусила губу, раздосадованная тем, что некто на лестничной площадке вклинился в весьма неподходящее время и скомкал такой интригующий момент. – А с чего такой испуг, Веня? И куда ты собрался? Помнится, несколько минут назад ты был расслаблен и совершенно не представлял, куда пойдешь, переступив мой порог.
Хотя стук не прекращался, Анна не спешила. Не торопясь накинула на плечи шикарный шелковый халат бирюзового цвета, едва прикрывающий ягодицы. Расчесала густые волосы и, не без издевки поцеловав Вениамина в лоб, прошествовала мимо него, растерянного и подавленного, в прихожую.
Вскоре до него донесся чей-то возмущенный шепот, и через пару минут взору его представилась отвратительная до печеночной непереносимости физиономия Макурина. Гнуснейшая из гнусных ухмылка, блуждающая на омерзительно тонких губах уездного извращенца, не сулила хороших новостей. Вениамин решил не сдаваться и стоять насмерть, оспаривать все, что только возможно.
– Чем могу? – скрестил он руки на груди и, театрально отставив босую ногу, высокомерно ухмыльнулся.
Он знал, что эта его ухмылка частенько сводила на нет все макуринские амбициозные закидоны. Заставляла его чувствовать себя ничтожеством, случайно затесавшимся в их великосветскую стаю. Но на сей раз этот номер не прошел.
Макурин продублировал его ухмылку. Прошел без приглашения к столу и, по-хозяйски усевшись на стул, полез в кожаную папку, которую держал до этого в руках.
Макурин продублировал его ухмылку. Прошел без приглашения к столу и, по-хозяйски усевшись на стул, полез в кожаную папку, которую держал до этого в руках.
Копался он там недолго. Чему-то загадочно хмыкнув, он извлек оттуда толстую общую тетрадь. Многозначительно посмотрел на Вениамина. Затем скосил брезгливый и всепонимающий взгляд на Анну, взирающую на происходящее не без любопытства, и наконец спросил:
– Где наша нимфа?
Спрашивать, о ком шла речь, смысла не было. Как не было желания и раскрывать ему все карты. Поэтому Вениамин лишь молча пожал плечами, не снизойдя до ответа.
– Отвечай, – несколько повысил голос Макурин, что позволял себе крайне редко и в ситуациях, приближенных к критической отметке. – Где твоя девка?! Та, которую ты вытащил из города якобы для того, чтобы сберечь нас всех!!! Где эта сука?!
Тут произошло неожиданное. Анна, до сего времени безмолвствовавшая у двери, грациозно изогнулась, извлекла из складок халата малюсенький мобильник и, елейно улыбаясь, почти пропела:
– Венечка, скажи этому омерзительному типу, что, если он еще раз позволит себе открыть пасть в моем доме, я нажму на пару-тройку кнопочек и его здесь уже не будет... Причем, возможно, не будет уже нигде...
Многозначительность улыбки, сопровождавшей ее угрозу, подействовала на Макурина отрезвляюще. Он покраснел всеми открытыми частями тела, потеребил лацканы пиджака и, виновато скривившись, принялся извиняться.
– Я просто не сумел справиться с чувствами, – бормотал он, то и дело перемежая свою речь сбивчивым «простите». – Не знаю, что за чувства вы питаете к этому красавчику, я-то так просто ненавижу его в настоящий момент!
– О моих чувствах мы говорить не будем, а что касается проблем... – Анна, решившая использовать столь благословенный момент на полную катушку, подошла к Вениамину и, обхватив его сзади за талию, положила голову ему на плечо со словами: – То его проблемы – мои проблемы.
– Вот как?!
Макурин был всерьез озадачен. В баре, куда он безрезультатно пытался попасть, ему выдали полнейшую информацию (не за так, конечно же) и о ярком красивом мужчине, и о его машине с иногородними номерами, и, разумеется, о том, в чьем сопровождении он отбыл. Ну а когда Макурин присовокупил к выданному вознаграждению еще пару сотен, ему был сообщен и адрес стриптизерши. С какого это хрена, интересно, девка, которую Веник видит первый и, может быть, последний раз, прониклась вдруг пониманием его проблем? А тот стоит столб столбом, словно язык ему корова сжевала, совершенно не пытаясь разуверить Макурина в его подозрениях.
– Именно так! – Воодушевленная молчаливым согласием Вениамина, Анна торжествующе заулыбалась. – Выкладывай, что у тебя за проблемы, и проваливай отсюда.
– Все дело в том, милая леди, – паскудно разулыбался Макурин, – что проблемы не у меня, а вот у этого молчаливого юноши. И проблемы его столь грандиозны, что вряд ли вам их решить... даже сообща.
Вызов?
Конечно же, это был вызов. А как еще назвать поведение возбужденного собственной гнусностью Макурина, со сладостно-упоенным видом пододвигающего к Вениамину лежащую на столе общую тетрадь. Нате, мол, вам – скушайте. Приобщайтесь, почерпните то, чего мне удалось вдоволь накушаться и от чего я теперь сам не свой и сижу с самым гнусным видом в предвкушении пусть мимолетного, но триумфа...
Вениамин молча взял тетрадь, полистал ее, исписанную ровным красивым почерком, и лишь затем углубился в изучение ее содержимого. И чем больше он читал, тем омерзительнее становилась физиономия Макурина. Он просто сочился самодовольством, предвидя реакцию своего напарника. И каким же великим было его разочарование, когда Вениамин с самым равнодушным видом отшвырнул от себя общую тетрадь и голосом, лишенным каких бы то ни было эмоций, промолвил:
– И что дальше?
– А тебе этого мало?! – зашипел Макурин и даже закашлялся, надсадив горло. – Эта сука, которую ты представил мне как свою пламенную воздыхательницу, следила за нами всеми! Она все записывала в тетрадь, для того чтобы...
– Чтобы потом оставить ее в квартире и чтобы ты ее там нашел, – насмешливо перебил его Вениамин, которому удалось справиться с замешательством, вызванным внезапным появлением Макурина. – Так, что ли?
– Ну... – тот замялся. – Может быть, у нее просто не было времени. Или в твоем присутствии ей не удалось ее взять, а потом кто-то должен был прийти и забрать ее, чтобы представить как доказательство.
– Не мели чепухи! Собиралась она в полнейшем одиночестве, потому что я ждал ее на улице. Времени у нее было предостаточно. Она успела бы даже все переписать начисто, если бы захотела. Так что, браток, ты вытащил пустышку. И когда я звонил тебе и сообщил место своего пребывания, то совсем не думал, что ты окажешься настолько глуп и будешь скакать сюда при любом признаке твоего эмоционального поноса. – Вениамин осторожно высвободился из объятий Анны и, пройдясь по комнате, остановился рядом с Макуриным, который багровел теперь пуще прежнего. – Подумай сам: разве оставила бы девушка столь важный документ на произвол судьбы, кабы он был для нее столь серьезен? Нет, конечно же!
– А зачем ей это?! – попытался восстановиться в своих собственных глазах Макурин, не желавший сдавать позиции. – Коли она наблюдала за тобой и даже, допускаю, вела дневник наблюдений, то зачем ей было в таких подробностях описывать наши сходки?! Там даже все рюкзаки описаны с точностью до прострочки швов и поломанных «молний» на боковых карманах! Зачем ей это?!
– Пойди и спроси.
Вениамин совсем уже было собрался успокоенно откинуться на тахте, когда его пригвоздил к месту следующий вопрос Макурина. Знал ведь!.. Наверняка знал, поганец, что слова его возымеют действие разорвавшейся бомбы, и приберег напоследок.
– Что ты сказал?! – Вениамин с такой прытью шарахнулся в его сторону, что у него в спине даже что-то хрустнуло. – Повтори, что ты сказал?!
– А то и сказал! – Самодовольство вернулось к нему снова, и Макурин оставил-таки лацканы своего пиджака в покое. – Девочка твоя покинула нас достойно! Под занавес она оставила в сейфе, встроенном в стену, взрывчатку. Заведомо знала, сучка, что любопытных будет больше чем достаточно. Как вспомню свой визит туда... Воистину сам господь меня охраняет.
– Что же удержало тебя от проникновения в святая святых? – не поверила Анна в отсутствие меркантильности у столь неприятной человеческой особи. – Не иначе кто-то помешал.
– Точно, девушка! – Макурин потряс в воздухе указательным пальцем. – Я всегда говорил, что из проституток получаются самые лучшие подруги. Опыт, помноженный на годы... Ладно, не обижайся... Соседка! От неминуемой гибели меня спасла соседка. Вошла в квартиру и принялась девушку по имени окликать. Вот я в ванной и решил укрыться.
– И она тебя не нашла? – снова не поверила Анна, которой Макурин нравился все меньше и меньше.
– Нашла! Так я физиономию пеной для бритья намылил, станочек в руки и под дурака закосил, все съехало...
– Допустим, под дурака тебе не особенно и косить нужно, – огрызнулась Анна. – Так, если я правильно поняла, то твоему примеру последовал кто-то еще и небезрезультатно?
– Да, сударыня, вы, как всегда, правы! – обрадованно подхватил Макурин, едва не потирая руки. – Буквально часа через три следующий любопытный был не столь удачлив, как я. Бах, бах, взрыв! И все кончено. От дяди не осталось даже ботинок.
– И кто же он? – вступил в разговор Вениамин.
– А вот этого я не знаю. Да мне и ни к чему. И примчался я сюда не столько из-за этой злополучной тетради, а сколько из-за того, что следует из событий, предшествующих взрыву.
Трагизм в голосе Макурина требовал к себе сиюминутного внимания. И это ему удалось. Анна, поигрывая поясом шелкового халата, настороженно поглядывала на гостя. Вениамин с побледневшим лицом также замер. Единственное, чего сейчас недоставало, так это наводящего вопроса, и его не преминула задать хозяйка квартиры.
– И что же следует? – пропела она мелодично, тем не менее с металлическим проблеском во взгляде.
– А следует то, дорогой ты наш Веник, что эта девка теперь – персона номер один.
– В каком смысле? – вопрос они задали одновременно, тревожно переглянулись и поспешили встать рядом, словно, сплотившись, могли что-либо предотвратить.
– Если раньше никто и голоса не мог подать относительно ее роли. Так, шушукались по углам, предполагали... Теперь же все, почти все в полный голос утверждают, что это она и именно она отправила своих предков в долину смерти. Отправила, чтобы завладеть их состоянием и еще чем-то, о чем я имею весьма смутное представление. Теперь ты понимаешь, какую змею пригрел на груди?! Теперь ты понимаешь, почему я примчался сюда?! Если нет, то я поясню! Я прилетел сюда на всех парусах для того, чтобы спасти тебя, дурака!
Не знал бы Макурина Вениамин, вполне мог бы сейчас поверить слезливости в его голосе, поверил бы и, может, даже руку пожал в знак благодарности за такое проявление дружеского участия. Но он слишком хорошо его знал. Слишком, чтобы не усомниться в его искренности.