Дела у Яши, как можно догадаться, шли не блестяще. По мнению Витальки, его сейчас должен был заботить сбор средств, необходимых для исчезновения из города. В том, что Яша смел деньги со своих счетов, Кусков не сомневался. Он думал мозгами Локомотива, потому что сам был его точной копией. Это же обстоятельство позволило ему сделать и другой вывод: доходы Яша просто так не бросит. За два-три месяца рестораны должны принести ему такую же сумму, которая сейчас уже имелась на счетах Локомотива.
Уже через час Штука завладел машиной барахолочного барыги Кругликова. Новенький «Лендкрузер» тот отдал без расспросов, зная, чем грозит отказ. Оказавшись за рулем, Кусков удовлетворенно хмыкнул. Времена наступили такие, что внедорожник мог сослужить ему добрую службу. На нем он и подъехал к двухэтажному дому с огромной вывеской «Третья пирамида», мерцающему разноцветными бликами.
Штука с сарказмом сплюнул под ноги подбежавшему халдею и сказал, что машина будет находиться тут, а не на стоянке. Охранники хотели было вмешаться, но увидели, с кем имеют дело, и угомонились. На входе с него попытались взять десять долларов, но снова узнали и пропустили. Кусков пошел дальше, думая о том, что с такой финансовой политикой Локомотив скоро попадет в список журнала «Форбс».
Тут его расстроил охранник. Мужик в одеждах, похожих на униформу портье, стал водить по нему металлодетектором, как по чернобыльцу, вырвавшемуся из кольца блокады.
— Что ты на мне ищешь, олень?
— Железо, — еще не узнавая гостя, объяснил охранник.
— Ты по голове себе поводи, — посоветовал Штука и шагнул за турникет.
Страж его узнал, однако проверку продолжил. Ранее такого не случалось. Это насторожило Кускова и заставило сосредоточиться на лицах служащих. Посетители его не интересовали. Натыкаясь на вялые взгляды официантов, Виталька пошел в глубину зала и притормозил только у столика администратора. Он закурил, бросил взор на окна второго этажа, закрытые тяжелыми портьерами, и стал высматривать знакомые лица.
Первым Штука увидел Бобыкина, управляющего ресторана. По всей видимости, о прибытии авторитета ему уже кто-то стуканул, потому что его глаза, обычно прищуренные, сейчас смотрели так, словно Бобыкин увидел в зале снежного человека.
Кусков в три прыжка преодолел лестницу, ведущую на второй этаж. Он распахнул дверь в кабинет управляющего в тот момент, когда Бобыкин держал трубку у уха и лихорадочно втыкал палец в кнопки.
— Куда звоним? — ядовито поинтересовался Виталька, нажимая рукой на рычаги.
— Меня жена сегодня к ужину ждала, а я вынужден задержаться, поэтому…
Кусков вырвал у управляющего трубку и врезал ею ему по лбу. Что-то треснуло, из верхней части трубки вывалилась мембрана.
— Ты кому врешь, чухомор?! Забыл, кто с тобой разговаривает? Так я напомню! — Виталька поднял со стола телефон и с размаху опустил его на голову Бобыкина. — Это я, Штука!
— Виталя, я ничего плохого не хотел!.. — взмолился Бобыкин, прижимая к темени ладонь вместе с осколком телефона. — Яша сказал, чтобы я позвонил ему, когда тебя увижу. Он зачем-то встретиться с тобой хочет!
— Кого еще он об этом попросил?
— Да всех, наверное!
Кусков уселся в кресло управляющего, крутнулся на колесиках и полюбопытствовал:
— Бобыкин, когда ты последний раз видел Яшку?
Тот сказал, что три дня назад. На вторичный вопрос Кускова о том, когда Локомотив обещал появиться в ресторане, он ответил, что о таких намерениях Шебанин вообще не говорил.
Виталька подумал, щелкнул пальцами и велел привести сюда официанта по фамилии Зинкевич с ужином. На этот раз Бобыкин был куда более понятлив. Он выполнил требование так же быстро, как среагировал бы на приказ Локомотива. Впрочем, что в этом удивительного, если он знал, что Яшка и Виталька, два екатеринбургских авторитета, — друзья не разлей вода?
— Я не понял, а где компот? — спросил Штука, пытаясь рассмотреть на посеребренном разносе, среди отбивных и зеленого горошка хотя бы маленький графинчик. — Третье где?
Бобыкин обреченно поморщился и велел принести спиртное.
Среди всего предложенного Виталька выбрал «J & B» в бутылке и напомнил:
— Я хотел, чтобы ужин принес Зинкевич, а появился какой-то фраер. Где Зина?
Зинкевича оторвали от клиентов и велели подниматься наверх. После таинственного исчезновения Локомотива, который не заглядывал в свои рестораны уже трое суток, появление Кускова персонал расценил как нормальное. Работники заведений не знали, что происходило в головах этих товарищей. Их мысли — загадки, их души — потемки. Раз Локомотива нет, значит, так оно и надо. Явился Кусков, нужно понимать, что и тут все продумано. Бобыкин звонил Яше уже четырежды в течение трех дней, но всякий раз натыкался на тишину, точнее сказать, на длинные гудки.
— Зина, скажи мне, пожалуйста, как следак Пермяков оказался на киче?
Зинкевич моргал и молчал. Именно он вогнал Рожина в долги перед Локомотивом. Штука это уже знал и сейчас требовал отчета о проделанной работе.
— Что ты ставнями хлопаешь, как будто тебе кукурузу в зад вставили? Бобыкин, у тебя в штате глухой официант. Может, он еще и слепой? — Штука подхватил со стола папку с документацией и метнул ее в голову Зинкевичу.
Однако тот присел еще тогда, когда Виталька замахнулся. Папка врезалась в кубок победителя чемпионата по гольфу, на котором красовалась фигурка с клюшкой, и рухнула на паркет.
— Зина, я пришел сюда не для того, чтобы смотреть на твою загадочную рожу, — заметил Виталька, подумал о чем-то, налил себе из зеленой бутылки, выпил и вытер губы. — Не затем!.. А потому я даю тебе две минуты. Ты должен обдумать ответ, потому что никакой другой мне не нужен, и рассказать, как следак, сделавший все, чтобы меня выпустили на волю, оказался на моем месте. Мне наплевать на него. Чем больше их туда попадет, тем лучше. Однако именно из-за этого парня у меня может возникнуть недопонимание с мусорами. А я и без того в городе болтаюсь как роза в проруби. За свободу я готов умереть. Раз так, то ты должен понимать, Зина, что убить кого-то за нее мне вообще как два пальца об асфальт.
— Виталя! — глядя, как Штука вливает в себя очередную порцию, промолвил Зинкевич. — Я исполнитель. Что я могу сказать? Мне Яша велел: «Опусти Рожина на бабки в подвале и приведи ко мне». Я так и сделал. Точнее, не я привел, а люди Рожину подсказали, куда за бабками идти. Понятно, я их подготовил.
Подвал ресторана «Третья пирамида» славился в криминальных кругах тем, что в нем было обустроено уютное казино для проверенных людей. Иногда в него заводили персон, которых следовало вогнать в долги. Занимался этим Зинкевич, ныне официант, в прошлом крупье.
— Пошел вон отсюда, — заявил Бобыкину Кусков. — А теперь подробнее, Зина. Ты знаешь, почему я сразу твою фамилию Бобыкину назвал? Потому что в Екатеринбурге есть всего один ублюдок, которому все равно, кого на бабки опускать. Дали зеленых — знакомого раскрутил, получил побольше — друга, сунули очень много — мать родную в долги вогнал. При этом тебе даже не приходит в голову, что, выполняя просьбу Локомотива, ты подверг мою свободу, за которую я готов умереть, гигантской опасности. Ты знаешь, что такое полицейская месть?
Зинкевич помялся, переступая с ноги на ногу, и слегка побледнел. Били его не раз, но все эти случаи были ерундой по сравнению с тем, что ему грозило сейчас.
— Виталя, Локомотив испугался, что следак выпустит тебя, и попросил меня найти человека, который смог бы организовать дело так, словно Пермяков сделал это не по закону, а получив взятку. В этом случае следака отстранили бы от дела, и организатором подобного выкупа оказался бы ты. Но уговаривать не пришлось! Он как услышал про дом в Сочи — глаза заблестели! Сначала планировалось передать ему документы на сочинский дом на встрече в городе, но время поджимало, тебя выпустили гораздо быстрее, чем ожидалось, и машина уже была запущена. Рожин отнес заявление в УБОП, и давать задний ход было поздно. Оставалась надежда на то, что новый следак соберет компромат и усадит тебя обратно. Поэтому документы Рожин был вынужден передать прямо в кабинете. Он сказал копам, что это требование следователя Пермякова.
— А Рожина-то за что притопили?
— Он Яшке тридцать тонн долларов за работу предъявил. Сказал, что она стоит на столько вот дороже долга. Сержанты из вневедомственной охраны его и прикончили.
— Яшка приказал?
— Он.
— После всего сказанного у тебя есть какая-то надежда на то, что ты увидишь, как над Исетью, играя сонными бликами, поднимается солнце?
Зинкевич побледнел.
— Виталя, я сам был должен Локомотиву двадцать тысяч долларов.
— Вам же, козлам в бабочках, запрещено играть?! — изумился Кусков.
— Я занимал у Локомотива. Он велел дать мне денег из кассы «Третьей пирамиды» и обещал скостить долг, если я выполню работу.
— Вам же, козлам в бабочках, запрещено играть?! — изумился Кусков.
— Я занимал у Локомотива. Он велел дать мне денег из кассы «Третьей пирамиды» и обещал скостить долг, если я выполню работу.
Ситуация была знакома Кускову. Локомотив часто использовал такой прием. Он вгонял нужного человека в долги, а потом, под предлогом их возврата, заставлял его делать грязную работу.
— Виталя, я не желал тебе зла, поверь! Я думаю, что и Локомотив не хотел! Но копы из вневедомственной охраны лопухнулись так, что у Яши появилась возможность разыграть карту. Но, в отличие от Локомотива, я вынужден был это сделать, Виталя. Ты прости, я думал, что все это игра. А я игрок по жизни, Виталя.
— Вот мы сейчас и поиграем. — Не выпуская из зубов сигареты, с которой сыпался пепел, Штука встал и стал что-то искать, выворачивать в кабинете все закутки.
Зинкевич был свидетелем того, как Кусков выпил уже не менее трехсот граммов виски, видел его порозовевшее лицо и понимал, что наступают плохие времена. Виталька и сам не знал, что сейчас может прийти ему в голову.
Поэтому Зинкевич никак не мог найти выход из жуткого положения и промямлил:
— Виталя, садись сейчас в зале за мой стол. У меня есть рамки представительских расходов. Это когда требуется искусственно поднять настроение нужному человеку. Сядь, и я распишу пульку в твою пользу на десять тонн баксов!
— Что такое бабки, Зина?.. — бормотал Кусков, роясь в столе управляющего. — Это мусор. Да и потом из меня катала-то никакой. В дурачка разве что… Ага, нашел. — Он вынул из верхнего ящика аппарат, убедился в наличии диска и положил его на стол. — Я знал, что у такой заразы, как Боба, обязательно должна быть ментовская пакость под названием диктофон. — Он оторвал от пола и стены компьютерную проводку и намотал ее на локоть, как бельевую веревку.
Потом Виталька распахнул окно, намертво привязал один конец провода к отопительному радиатору, на другом сделал петлю и приказал:
— Суй голову!
— Виталя!..
— Сейчас ты встанешь на подоконник с петлей на шее и начнешь репортаж. Будешь повторять все, о чем только что откровенничал. Если я услышу хоть слово лжи, то ты полетишь вниз. Знаешь, Зина, как надо вешаться, чтобы наверняка? Нужно вязать на шее петлю и прыгать с крыши. Позвонки сломаются быстрее, чем ты задохнешься. В принципе, никаких мучений.
Зинкевич на подламывающихся ногах взобрался на подоконник и сунул непослушную голову в петлю.
— А теперь так, Зина. Когда будешь излагать, сначала представься. Если хоть раз ошибешься, то фасад «Третьей пирамиды» украсится скульптурой «Атлант в смокинге». После этого, думаю, ни один человек с деньгами не зайдет в казино, зная, как там поступают с крупье, проигравшим клиенту.
Зинкевич говорил долго, наконец-то закончил и замолчал. Он обливался потом и с мольбой смотрел на Витальку. Тот сдернул ценного свидетеля с подоконника и снял с его шеи провод.
— Ты!.. — в истерике стал причитать крупье. — Ты чуть не убил меня!
— Идиот, под подоконником козырек, на который ты в худшем случае грохнулся бы задницей. Но все равно молодец. — Штука спрятал кассету в карман, допил виски. — Так что ты там говорил о пульке для искусственного поднятия настроения? Пойдем-ка к твоему столу. А то на душе у меня, Зина, просто омерзительно.
Глава 17
Первым копию записи получил Лукин. Ее принесли прямо в кабинет в конверте с надписью: «Председателю областного суда». Он отослал глазами секретаря, хмыкнул, осмотрел содержимое конверта, понял, что взрыва не будет, и потянулся к дисководу компьютера.
Председатель долго сидел за столом, улыбался и грыз дужку очков. Уже давно в кабинете стояла тишина, а Лукин все не шевелился. Запись ему пришлась по вкусу. До этого момента у него еще было какое-то сомнение в том, что Пермяков поступился долгом. Теперь оно исчезло. Хорошо бы еще знать имя этого звукорежиссера, однако ни секретарь, ни судебный пристав, дежуривший на входе, не ответили на простой вопрос — кто отправитель?
Вторую копию получил руководитель следственного комитета Свердловской области. Он тоже оказался внимательным слушателем. Люди, возраст которых переваливает за шестьдесят, до неприличия любопытны. Вторгаясь в чужие секреты, они словно пытаются понять, что же еще не захватили в этой жизни.
Старику запись не понравилась. Пермяков — взяточник. Подтверждение, конечно, анонимное. Оно не только не является доказательством, но и вообще не заслуживает никакого внимания. Однако просто так никто не станет записывать бредни некоего монотонно бубнящего Зинкевича.
Третья копия оказалась у Пащенко. Кусков мыслил разумно и отправил диск транспортному прокурору. Эфиоп, из-за которого заварилась вся каша, был застрелен на железнодорожных путях, дело об убийстве контролировала транспортная прокуратура. Так что Пащенко в списке получателей записи оказался не случайно.
Наконец, четвертый диск лег на стол начальника УБОП. Тот быстро понял суть содержимого конверта и тут же вызвал к себе сотрудника, начавшего и закончившего отработку заявления гражданина Рожина. Потом тот сел за стол и вместе с оперативниками быстро разработал план задержания официанта ресторана «Третья пирамида» по фамилии Зинкевич.
Группа захвата прибыла в ресторан и там получила шокирующее известие о том, что восемь минут назад Зинкевич вышел из здания в сопровождении какого-то крепкого, похожего на боксера мужика. Дальнейшие поиски ни к чему не привели.
Охранник у входа сообщил, что официант и мужик уехали на такси, а халдей, подгоняющий тачки к входу машины, шепнул, что знает этого типа. Так уж вышло, что однажды тот определял его в места лишения свободы. Бедолага три года жил в тех краях, где в июле холодно даже в пальто, и не запомнить этого благодетеля в лицо не мог. Вот только фамилия опера вылетела у него из головы. Как он ни силился, ничего толкового из своей памяти не извлек.
— А в каком районе он тебя прессовал? — спросили оперативники.
— А в Центральном. — Халдей сплюнул под ноги, демонстрируя полное презрение к судьям и ментам. — Фамилия у него такая… Ваша, полицейская. Сейчас вспомню…
Прослушав запись, Пащенко тут же позвонил Копаеву.
— Антон, нужно срочно взять в «Третьей пирамиде» типа по фамилии Зинкевич.
— Уже еду.
Кто не стал суетиться, так это Лукин. Он открыл свой сейф и спрятал диск. Зачем ему Зинкевич? Этот субъект председателю совершенно не нужен.
Не делая лишних движений, он снял с телефона трубку, набрал номер председателя суда Центрального района и спросил:
— Виктор Аркадьевич, кто у тебя сегодня на арестах сидит?
— Марин. А что случилось?
— Ничего. Пусть этот Марин мне сейчас перезвонит.
Ровно через три минуты судья набрал номер председателя.
— Игорь Матвеевич, я хотел принести свои извинения. Возможно, я был чересчур резок в вашем кабинете…
— Я не по этому поводу. Сегодня тебе привезут для ареста официанта из ресторана «Третья пирамида». Его фамилия Зинкевич. Я очень хочу знать, кто за него будет просить.
— Просить освободить или закрыть?
— Раз я не уточняю, тогда какая разница?
— Я вас понял. А кто привезет этого Зеленчука?
— Не Зеленчука, а Зинкевича! Запиши, судья!.. А привезет его, скорее всего, УБОП.
К нужному пункту Лукин всегда шел самым коротким путем.
Уже под вечер, около пяти часов, ему позвонил Марин и доложил:
— Игорь Матвеевич, как вы и говорили, убоповцы Зенчука привезли.
— Я не говорил, что привезут Зенчука. Я сказал, что привезут Зинкевича. И что?
К вечеру случилось то, на что надеялся неизвестный отправитель кассет. Все получатели бандеролей сделали однозначный вывод о том, кому была выгодна такая рассылка. Показания Зинкевича, стоящего на подоконнике и говорящего в микрофон с петлей на шее, устраивали лишь Кускова, но никак не всех прочих участников этого дела.
— Все, Антон, — говорил в трубку Земцов, начальник отдела по борьбе с бандитизмом.
Он знал Копаева и Пащенко много лет и понимал, что они преследуют в этом деле свой интерес.
— Я принимаю решение на задержание Шебанина. Руководство торопит, да и я вижу, что доказательств, которые можно было бы объяснить совпадением, накопилось уже чересчур много. Беда только в том, что мои люди потеряли Локомотива.
— А надо было не спать, когда он сваливал! — пожурил старого знакомого Копаев. — Не думаю, что Локомотив улетел со своей женой на дельтаплане прямо из окна семнадцатого этажа. Они ведь вместе пропали?
— А ты откуда знаешь?
— Я догадываюсь, Земцов. У меня способность такая сверхъестественная — предвосхищать тот момент, когда доблестная полиция начинает терять нюх.
— С каких пор менеджеры строительных компаний получили такой талант?