– Максим, спасибо тебе за все… Конечно, позвоню, обещаю.
Она почему-то сильно нервничала, выходя из машины, а когда вышла, оглянулась и увидела, что оставила на сиденье листок с записанным на нем номером телефона Максима. Это был тот самый листок, на котором были записаны номера телефонов и адрес Розмари. Еще немного, и она по рассеянности забыла бы его, и они бы никогда больше не услышали друг друга даже по телефону…
– Вот Маша-растеряша, – она нагнулась и достала листок. Просмотрела его и нахмурилась. – Не поняла…
Она почувствовала, как кровь ударила ей в голову. На листке не было ни одного телефонного номера: это был чистый листок, хотя выглядел он совсем как тот, на котором она несколько минут назад записала новый домашний номер Максима.
– Может, у меня ручка с исчезающими чернилами? – Она почувствовала, что покрывается мурашками. – Вот же, листок, какой-то чек… Заправочная станция…
Максим посмотрел на листок и пожал плечами:
– Да у меня этих листков знаешь, сколько уже? Я постоянно заправляюсь, выучил все станции, знаю, где дешевле, где дороже… Когда было сухо и тепло, я катался за городом; один раз до Владимира добрался, потом поехал в другую сторону, говорю же, учусь…
Дина, слушая его вполуха, порылась в сумочке и достала наконец то, что искала: тот листок, точнее, чек на бензин, на котором были записаны все нужные ей номера телефонов. Вероятно, она сунула его в сумку – машинально. Сравнила с чеком, который нашла на сиденье машины Максима.
– Максим, взгляни на этот чек… Где находится эта заправка?
– Ну… Я точно сказать не могу… В Москве или за Кольцевой, подальше. Лукойловская станция, видишь, написано: Московское отделение.
– Значит, оба эти чека – московские? Бензин покупали где-то в Москве или рядом?
– Ну да…
– Значит, не в Саратове?
– Нет… А что? Почему тебя это так заинтересовало?
– Ты очень хороший, Максим, – она поцеловала его в холодную розовую щеку, – и мы с тобой обязательно попьем чаю, но только в следующий раз…
22
Аникеев заканчивал ужин, когда ему позвонили. Надя приготовила ему курицу с грибами, и теперь он, сытый, был готов к любому звонку, даже и не очень приятному. Он отодвинул тарелку, похлопал себя по животу и лениво, не спеша, взял ерзающий и зудящий на гладкой поверхности стола телефон.
– Аникеев слушает, – сыто вздохнул он, промокая салфеткой рот. Надя неслышно подошла к нему и убрала со стола грязную посуду, остановилась, чтобы поцеловать мужа в макушку. Борис от удовольствия разве что не урчал. – Кто это? Кто? Не понял… Караваева?
– Это я, Дина, помните? Саратов, гостиница «Словакия», Чагин… Ну? – услышал он высокий женский голос и тотчас вспомнил все. Даже привкус сигареты, которую он тогда мусолил, слушая бредни этой девчонки.
– Да-да, я вспомнил. И что?
– Я вернулась. У меня к вам есть дело.
– Понимаю. Так приходите ко мне завтра…
– Нет, это очень срочно! Поймите, Чагин не виноват, он никого не убивал. Но у меня есть важное сообщение для вас. К тому же надо бы кое-что проверить, а сама я не смогу, даже адреса не знаю.
– Понятно…
Он вдруг понял, что чай ему сегодня пить в компании жены не придется. Как бы ни хотелось ему, чтобы дело об убийстве Неудачиной было закрыто, он понимал: для того, чтобы всерьез обвинить Чагина в ее убийстве, доказательств практически нет. Пистолет в здании, где располагается его офис, – слабая доказательная база. Вот если бы на нем были отпечатки его пальцев… Но пистолет, прежде чем подкинуть его на лестницу, за батарею, тщательно вытерли. И сделал это настоящий убийца. Аникеев и сам, поставив себя на место Чагина, предположительно стрелявшего в свою бывшую свояченицу, ни за что не сунул бы потом пистолет за батарею, почти на виду у всех своих служащих… его и обнаружили довольно быстро… К тому же он не поленился и проверил, действительно ли Чагин обналичил до своей поездки в Саратов пятьдесят тысяч долларов. Его секретарша, исполненная достоинства и спокойствия женщина, представила ему все доказательства: банковские документы. Кроме того, он, выяснив фамилию Дины, сделал запрос в Москву с целью выяснения, действительно ли на ее счету на следующий день после совершения убийства Неудачиной появилось пятьдесят тысяч долларов. Получалось, что ни она, ни Чагин не лгали, когда рассказывали невероятную историю с пакетом, который был передан Дине по ошибке. Хотя, с другой стороны, он, следователь, выяснив все эти денежно-банковские перемещения, мог бы запросто обвинить в убийстве саму Дину, тем более что ее алиби на момент убийства никто не проверял: деньги-то, в конечном счете, оказались у нее! Но предположить, что Дина убила Неудачину с целью похищения денег, чтобы потом спокойно положить их на свой банковский счет, да еще и рассказать о них следователю, который занимается расследованием этого убийства, – все это казалось и вовсе бредом. Ее никто не заставлял приходить с Чагиным в «Словакию», чтобы рассказывать о себе и своем желании вернуть полученные случайным образом деньги. Тем более что история эта не вызывала доверия.
И тут вдруг этот звонок из Москвы и сообщение об обнаруженном пистолете. Аникееву так хотелось домой, к Наде – поскорее увидеть ее, беременную, что он, не задумываясь, уцепился за этот факт и задержал Чагина. Уже в Москве, оформляя документы на задержание, он понимал, что поторопился: не следовало ему поддаваться эмоциям, он должен был хотя бы остаться на похороны, чтобы поговорить со знакомыми и родственниками убитой, но дело было сделано – Чагина в наручниках доставили на вокзал.
И вот теперь этот звонок. Слушая голос Дины, Аникеев вдруг понял, что где-то в глубине души он ждал этого: ждал, что кто-то проделает за него черную работу, нароет какие-то важные факты или улики, позвонит и доложит ему о результатах. Так бывало уже не раз, когда близкие обвиняемого оказывались в затруднительном положении и на невиновных вешали серьезные преступления. Родные в таких случаях нередко нанимали частных сыщиков, чтобы только добиться правды: доказать ли алиби задержанного, найти ли настоящего преступника… Дина же сразу показалась ему человеком деятельным, сообразительным, с фантазией и свежим взглядом на то, что для него, человека опытного, кажется уже несущественным, не стоящим внимания. К тому же он подозревал, что Дину и Чагина, помимо денежного вопроса, теперь уже связывало и нечто большее. И, судя по тому, в каком отчаянии находился Чагин перед тем, как им расстаться, и с какой просьбой он обратился к Дине – мол, спаси меня, – она просто не могла сидеть без дела и ничего не предпринимать, чтобы помочь ему. Следовательно, там, в Саратове, она узнала нечто такое, что, по ее мнению, может содействовать освобождению Чагина. А это значит, что чай ему, Борису Аникееву, придется пить гораздо позже…
Он поцеловал жену, сунул в карман куртки новую пачку сигарет и отправился на встречу с Диной.
…На Краснодонскую они приехали, когда уже наступила ночь. Дина сильно нервничала, Аникеев несколько раз спросил, не холодно ли ей, но она в ответ лишь мотала головой.
Он ожидал, что при встрече она выдаст ему целую кучу информации, засыплет его какими-то предположениями, одно невероятнее другого, и будет беспрестанно говорить о невиновности Чагина. Но Дина повела себя иначе. Она сдержанно поздоровалась с ним и попросила всего лишь об одной услуге:
– Вы можете позволить мне в вашем присутствии поговорить с женщиной, живущей по соседству с той квартирой, в которой было совершено убийство?
Аникеев удивился.
– Ты хочешь вместо меня допросить ее?
– Нет. Я хочу построить разговор с ней таким образом, чтобы она поняла: мы с вами точно знаем, что она сдавала квартиру своего соседа Виноградова, и будет лучше, если она признается в этом и опишет этого человека. К сожалению, у меня нет фотографии, но мне почему-то кажется, что я этого человека хорошо знаю. Я приготовила на всякий случай описание внешности…
И тогда Аникеев понял, что Дина хорошо подготовилась к встрече, хотя и не торопится раскрывать ему все свои тайны.
– Я уверена на сто процентов, – тихо добавила она, бледнея и протягивая ему листок.
Аникеев пробежал глазами по тексту, и брови его поползли вверх. Вот это описание! Комикс какой-то!
– Ладно, попробуем. В случае чего мы ничем не рискуем. Вот только время потеряем, если окажется, что ты ошиблась.
– Я не ошиблась. – Он почувствовал, что еще немного, и она расплачется. – Пойдемте, а то меня всю трясет. Надо поскорее покончить с этим.
– Я понял тебя, но допрашивать ее все-таки буду я.
На Краснодонской было тихо, пустынно – в интересующем их доме светилось всего несколько окон.
И вдруг Аникеев замер. Он отлично помнил расположение квартиры, где обнаружили тело убитой Неудачиной. И окна именно этой квартиры светились!
– Вот это новость… Квартира-то опечатана! Хотя… – Он махнул рукой. – Какая-то бумажка с печатью… Думаю, ты права, Дина Караваева, и соседка времени даром не теряет. Сдает квартиру кому ни попадя.
Они поднялись. Аникеев некоторое время постоял в раздумье: куда звонить сначала? К соседке или в квартиру Виноградова? Решил, что сначала позвонит к Виноградову. Тем более что хозяин точно еще в Африке, его контракт заканчивается аж через три года.
Он позвонил. Дина зачем-то надела капюшон. От страха, подумал Аникеев.
Дверь открылась не сразу. Они услышали шаркающие шаги, затем дверь распахнулась, и он увидел голого парня с банкой пива в руке.
– Опа-на! – воскликнул тот пьяным голосом, прикрываясь рукой. – А вы кто будете?
– Нам сказали, что эта квартира сдается, – сказал Аникеев мирным тоном.
– Нет, господа хорошие, – вздохнул голый, новоиспеченный временный хозяин виноградовского жилища, – вас обманули, вы в ж…е. Я снял эту хату на два месяца. Так что – чао-какао…
И он захлопнул дверь. Дина с Аникеевым переглянулись.
– Звоните соседям. Правда, здесь две квартиры. Но мне думается, что мы сможем по лицу определить, кто пользуется ключами Виноградова.
В одной квартире никого не было, потому что звонили они долго, потом стучали. Аникеев позвонил в последнюю квартиру и подумал: с чего это они решили, что Виноградов доверял свои ключи именно соседям со своего этажа?
Дверь открылась, но на длину цепочки: показалось заспанное лицо немолодой нездоровой женщины. Седые космы закрывали половину лица.
– Вам чего?
– Нам бы квартиру снять… Брат адрес дал, сказал, что можно к вам обратиться.
– Сдана квартира, – буркнула старуха. – Опоздал ты, милый человек. Но у меня комната есть, если хочешь – пятьсот рублей в сутки…
– Сколько? – искренне удивился Аникеев. – С вами в одной квартире, да еще и за такие бабки?
– Не хочешь – не плати! На дворе ночь, куда ты пойдешь? А у меня и ванна с горячей водой, и чаю я подам.
– Ты как? – Аникеев посмотрел на Дину. Та преданно кивнула головой.
Вошли. Квартира оказалась чистой, вот только запах стоял лекарственный, больничный.
– Это у меня спина болит, я змеиной мазью натерлась. Но, если будете здесь жить, я все проветрю.
Аникеев достал свое удостоверение.
– Следователь Аникеев. Попрошу ваши документы.
Старуха от удивления издала неприличный звук. Дина отвернулась.
– Паспорт, и поживее. У нас есть сведения, что вы сдаете квартиру вашего соседа, Виноградова, без его ведома.
Дальше пошел дежурный и ужасно неприятный разговор, во время которого старуха крестилась и божилась, что больше этого не повторится, что у нее пенсия маленькая, а пустая квартира простаивает, что никому от этого хуже не будет, что она людям добро делает, и так далее…
– Несколько дней тому назад в этой квартире была убита девушка, – говорил ледяным тоном Аникеев. Дина, прислонясь к стене, едва дышала. – По нашим данным, единственным человеком, который знал, что она здесь остановилась, были вы, Мария Семеновна Абрамова. Поэтому попрошу вас одеться потеплее, поедете со мной.
– Как это? Ничего подобного! Я эту девчонку и раньше видела, она иногда приезжала сюда, но не одна. И в этот раз она приехала не одна.
– Назовите фамилию человека, с которым приехала гражданка Неудачина, а также его приметы.
И Абрамова, заикаясь и краснея, выдала четко, как на профессиональном допросе (что, собственно, и происходило), все приметы человека, уже не раз снимавшего у нее эту квартиру.
Аникеев слушал и смотрел на Дину, лицо которой менялось на глазах. Она просто оживала… Приметы практически полностью совпали с теми, что были в записке.
Аникеев взял слово с Абрамовой, что она немедленно выселит жильца из чужой квартиры и вернет ему деньги, пригрозил бабке десятью годами лишения свободы, после чего они с Диной удалились с сознанием выполненного долга.
На улице, подставив лицо падающему снегу, Дина улыбалась.
– Я так и знала, так и знала! Знаете, Борис Михайлович, я приглашаю вас к себе на чашку кофе. А заодно и расскажу вам все, что знаю. Только обещайте мне верить.
Аникеев лишь развел руками.
– Ты где живешь-то, Агата Кристи?
– На Большой Пироговке.
Дина поставила перед ним большую чашку с дымящимся чаем, тарелку с рулетом. Заинтригованный Аникеев положил себе сахар и подумал о том, что его Надя, наверное, уже спит. Вместе с их маленьким, еще не рожденным, ребенком…
– Надо сказать, что ничего особенного, пока я находилась там, в Саратове, я не видела и не слышала. Так, обычное течение жизни. Какие-то семейные склоки, дележ наследства и прочее. Неприятное зрелище, надо сказать, эти жадные псевдонаследники и желание поживиться за чужой счет. Но меня в первую очередь интересовала личность Алевтины Неудачиной. И главные вопросы: что она была за человек, чем жила, кого любила, чего хотела и зачем она поехала в Москву? По словам людей, которые ее хорошо знали, Алевтина была человеком экономным и даже аскетичным. Во многом себе отказывала ради одной-единственной цели – когда-нибудь стать хозяйкой одной или нескольких торговых точек. Я уверена, если вы сделаете запрос в банк, выяснится, что она скопила кое-какие деньги. Но сколько – никто не знает. Одно я поняла: этой суммы все равно было недостаточно, чтобы открыть свое дело, стать такой же, как ее хозяйка. Учитывая эти особенности ее характера и скрытность, я допустила мысль, что, кроме всем известного ее дружка, Сторожева, с которым вы встречались и, судя по тому, что никаких последствий этот разговор не оставил, личность которого как потенциального убийцы вы отмели сразу…
– Да, это так, – вынужден был признать Аникеев.
– Так вот, я подумала, вернее, мне кое-кто подкинул эту мысль, что, кроме него, у Алевтины мог быть и другой любовник. Да не простой любовник, а тот, которого она не могла не скрывать, поскольку он – муж ее хозяйки, работодательницы, Людмилы. Женщины сильной, властной, скандальной и решительной. О том, что Николай Григорьев – ее любовник, нам рассказала тетка Алевтины, Татьяна. Думаю, Татьяна и без того об этом догадывалась, но накануне похорон сама Людмила призналась ей в этом: мол, не собирается она много давать на похороны Алевтины, спавшей с ее мужем. К тому же Людмила сказала, что она не раз помогала своей продавщице деньгами, вытаскивала ее из долгов. Словом, получалось, что Людмила не очень-то жаловала Алевтину по многим причинам, но не гнала, как мне кажется, из-за того, что та была ценным кадром – работящей, ответственной, безотказной, практически не болевшей. К тому же Аля не была обременена семьей, детьми, а потому могла зачастую работать и без выходных. Но со стороны может показаться: вот, мол, у Люды муж гуляет, а она знает это и терпит… Женщины редко такое терпят. Теперь, когда я знаю Людмилу, я понимаю, что и она не терпела, а просто ждала подходящего случая, чтобы решиться на что-то серьезное, чтобы один раз и навсегда перекрыть любовникам кислород…
Аникеев слушал-слушал и пока еще не мог взять в толк, куда она клонит. Убийство из ревности?..
– Вернусь к поездке Алевтины в Москву. Мне было известно, что Людмила закупает свой товар в Москве, что она не ездит ни в Турцию, ни в Грецию за шубами – боится. Еще мне охарактеризовали ее как женщину толковую в плане бизнеса, с хорошо развитой интуицией, словом, настоящую купчиху, которая никогда своего не упустит. Теперь слушайте. После похорон, вместо того чтобы есть кутью в доме Алевтины, мы втроем – я, Маша и Людмила – поехали к Людмиле домой, чтобы оказаться подальше от Зубковой, тетки Алевтины. Я заметила, что Людмила уже сильно пьяна, хотя за столом она практически ничего не успела выпить. То есть получается, что она приехала на поминки уже пьяной. Но и это не все – она, оказывается, отлично водит машину. При какой-то внутренней робости, не позволяющей ей перемещаться в пространстве далеко за границу, на своей территории она чувствует себя как рыба в воде. Она лихачит, не боится гаишников…
– Ничего не понимаю… Это так важно? – не выдержал Аникеев.
– Я перечисляю только детали, имеющие отношение к личности Людмилы Григорьевой. Потом будет и версия… – порозовев, ответила Дина. – Дальше. Мне было известно, что Людмила торгует дубленками. А в квартире ее было много шуб – некоторые еще были упакованы… Понимаете, шубы! Норковые! Когда она звала нас с Машей к себе домой, она сказала: поехали, девчонки, у меня и водочка хорошая, и шубы я недавно привезла… Ну не могли ей принести такое количество шуб, понятное дело, что она за ними куда-то ездила. И я предположила – куда.
– В Москву? Хочешь сказать, что она была в Москве? Но как же ее алиби?
– Какое там алиби?! Подумаешь – муж сказал, что жена была дома! Это он был дома, в Саратове, торговал вместо Алевтины, а жена его в это время была в Москве! И поездка для обеих – для Алевтины и Людмилы – была не простая. Я предполагаю так. Хотя моя версия и сомнительная, я слепила ее из отдельных логических обрывков. Помните, вы спрашивали меня, почему Алевтина не сняла перчатки? Так вот: я знаю почему…