Гиттенс пожал плечами.
– Ничего не понимаю, – сказал он, – какая-то непонятная шпионская сага. Зачем дипломату такие несерьезные «связные». Какая-то болгарская пара, которые оказываются турками. Или эти русские ювелиры? К чему такие сложности. У погибшего было два телефона, он мог позвонить кому угодно и вызвать любого сотрудника своего посольства.
– Действительно, – вмешался следователь, – зачем все так усложнять, когда он мог просто вытащить телефон и позвонить кому угодно. Никто его за руку не держал.
– Я сам не понимаю, что именно произошло, – признался Дронго, – но насчет болгар все понятно. Богомил Ангелушев подтвердил вам случайность их встречи.
– Мы все это еще раз проверим, – твердо сказал следователь.
– Разумеется, – согласился Дронго, – но понятно, что с Богдановым ему так и не удалось переговорить.
– Господин эксперт, – напомнил ему Гиттенс, – вы сидели в нашем вагоне и все видели. Я уже второй раз обращаю на это ваше внимание. И если бы мой турецкий коллега хотел с кем-то переговорить или встретиться, то почему он не сообщил мне об этом? Или не позвонил в свое посольство, чтобы организовать такую встречу? Или вообще не вышел из поезда? К чему эта непонятная игра с русским ювелиром и турецкой болгаркой. Уверяю вас, что погибший не был шпионом. Он всю жизнь был карьерным дипломатом, и достаточно известным дипломатом.
– Да, я знаю. Он раньше работал в Риме, – кивнул Дронго.
– Вот видите, – снова поправил очки Гиттенс, – у вас более полная информация, чем даже у меня. И я не совсем понимаю, зачем ему понадобились такие сложности. Можно было просто попросить меня позвонить нужным людям, с которыми он хотел встретиться. Хотя он прекрасно говорил по-французски и вполне мог сам обо всем договориться.
– Возможно, у него была личная встреча, связанная с бизнесом его брата, и он не хотел никому об этом говорить. В том числе и вам, – предположил Дронго.
– Это уже ваши личные предположения, – усмехнулся Гиттенс, – у нас в Европе приняты все сомнения разрешать с помощью полиции. И вообще более цивилизованным образом…
Следователь решил, что пора заканчивать этот затянувшийся допрос. Его начала раздражать непонятная настойчивость эксперта.
– Мы благодарим вас за то, что вы нашли время поговорить с нами, господин Гиттенс, – сказал Кубергер.
Еврокомиссар взглянул на часы.
– У меня есть еще две минуты. Я хочу вам сказать, что, очевидно, погибший чего-то недоговаривал. Возможно, он действительно чего-то опасался. Но ваши рассказы, господин эксперт, выглядят просто наивно. Такой опытный человек, как Месуд Саргын, никогда в жизни не доверил бы свои тайны какому-то случайному попутчику, даже если они действительно оказались там по его просьбе. Эта болгаро-турецкая пара, эти русские ювелиры. Все это очень несерьезно, господин эксперт…
– Вы сами сказали, что только поздно вечером приняли решение о поездке на поезде, – напомнил Дронго, – у него было очень мало времени. Очевидно, встреча с Богдановым была ему нужна. Я думаю, будет правильно, если мы свяжемся с братом погибшего и узнаем у него все подробности.
– Позвоните и узнайте, – предложил Гиттенс, – это уже ваша работа.
– Нас просто волнует тот факт, что в вагоне оказались две пары людей, которые знали вашего убитого коллегу, – примирительно сказал комиссар.
– Две пары, – добродушно произнес еврокомиссар. – И что получилось? Они спасли жизнь моему коллеге? Или успели что-то сделать? Нет, господин эксперт. Вы слишком рано поверили в какую-то шпионскую версию и не хотите понимать, что произошла трагедия. Возможно, это были курдские сепаратисты, которые знали о статусе самого Месуда Саргына. В самой Турции хватает различных леворадикальных групп, которые хотели бы сорвать наши переговоры. Но пусть этим занимается полиция. Я больше ничего сообщить не могу.
Он снова взглянул на часы и поднялся. Следом поднялись все остальные мужчины.
– Благодарю вас, господин еврокомиссар, – пожал ему руку следователь.
– Спасибо, – кивнул ван Лерберг.
Гиттенс добродушно взглянул на Дронго и сказал на прощание:
– Надеюсь, что у вас больше не будет неприятностей в нашей стране, господин эксперт.
В этот момент дверь открылась и на пороге появился высокий молодой человек, один из тех, кто встречал Гиттенса на вокзале. У него было вытянутое лицо, узкие глаза, каштановые волосы.
– Господин еврокомиссар, нам пора, – вежливо улыбнулся Жильсон. Это был помошник Гиттенса.
– Все уже собрались?
– Конечно. Вас ждут.
– Да, я знаю. – Еврокомиссар подошел к дверям и обернулся: – Нужно искать конкретного убийцу, а не заниматься поисками тех, кто мог знать погибшего. Его знали очень многие, он ведь долгие годы работал в Европе…
– Разумеется, господин еврокомиссар, – почтительно согласился следователь.
Дверь закрылась. Следователь мрачно взглянул на Дронго.
– В таком тоне нельзя разговаривать с чиновником подобного ранга, – недовольно заметил он. – Вы считаете, что погибший что-то скрывал от господина Гиттенса? Неужели вы не понимаете, что, разговаривая в подобном тоне, вы оскорбляете господина еврокомиссара?
– Я только задавал свои вопросы, – возразил Дронго, – а вас самого не удивляет, что дипломата убивают в поезде, рискуя быть обнаруженными, тогда как его вполне могли застрелить на вокзале в Брюсселе, где было так много пассажиров и где можно было гораздо спокойнее скрыться в толпе?
– Что вы хотите этим сказать? – не понял Кубергер.
– Возможно, убийца должен был действовать в другом месте и несколько иначе. Он всего лишь следил за дипломатом. Но в какой-то момент ситуация резко изменилась и убийца пошел на неслыханный риск, решив застрелить Месуда Саргына прямо на ходу поезда. Если бы не этот итальянский журналист Морзоне, из-за которого остановили поезд, убийца вполне мог быть обнаружен. Например, если бы сообщили о случившемся преступлении в Гент, где полиция могла оцепить вокзал и проверить всех пассажиров, находящихся в поезде.
– Мы всех переписали, – сообщил комиссар, – в экспрессе было сто восемьдесят четыре человека… Полная информация хранится в полиции.
– И тем не менее убийца был в поезде, – продолжал Дронго, – и само преступление произошло именно там.
– Поэтому мы и пытаемся вычислить возможного киллера, – напомнил ван Лерберг, – возможно, того, кто пытался убить и вас. Вы должны понимать, что нам необходимо проверить каждого из находившихся в поезде. И это сделать непросто. Хотя бы потому, что убийцей вполне могла оказаться женщина. Для того чтобы сделать два выстрела, необязательно быть мужчиной.
– Правильно, – согласился Кубергер, – мы не рассуждаем, а работаем, господин эксперт. И мы ищем конкретного убийцу. Тем более что господин эксперт уже успел убедиться в том, что этот человек не похож ни на одного из тех мужчин, которые были с ним вместе в одном вагоне. Возможно, он находился в другом вагоне.
– Слишком большой риск, – мрачно напомнил Дронго, – рядом с погибшим должен был находиться либо убийца, либо его напарник, который следил за дипломатом. Я с вами согласен, господин комиссар, – это вполне могла быть женщина.
– В этом отеле сейчас проходят сразу две конференции, – вздохнул ван Лерберг, – конференция по развитию Евросоюза и региональная встреча представителей ювелирных домов. И сюда приехало слишком много иностранных гостей. Отель переполнен. И не только этот отель, но и все соседние. Поэтому нам сложно проверить всех иностранцев. Приходится отправлять специальные запросы. И ждать, пока нам ответят. А времени у нас не так много.
Он не успел договорить, как мощный взрыв потряс здание отеля. Сверху посыпалась штукатурка, раздались крики людей, звон разбитых стекол. Следователь пригнулся от неожиданности. Комиссар нахмурился. Дронго стоял, словно окаменевший. Он даже не вздрогнул, как будто ожидал подобного взрыва.
– Господи, – прошептал Кубергер, – что это такое?
Завыла пожарная сирена, включилась система пожаротушения. Раздался дружный топот людей в коридоре. Комиссар взглянул на следователя.
– Кажется, у нас появились более серьезные проблемы, – пробормотал ван Лерберг, первым выходя из комнаты.
Глава 12
Последствия взрыва были ужасными. В конференц-зале обвалился потолок, повсюду слышались стоны раненых, крики испуганных людей. Раздались звуки подъезжающих пожарных машин, благо они находились совсем недалеко. Испуганные женщины выбегали из разрушенного зала. Дронго бросился на помощь раненым, помогая выносить их из-под обломков. Комиссар срывающимся от волнения голосом приказал вызвать всех свободных сотрудников полиции в отель. О случившемся сообщили в Брюссель. Дронго увидел, как Морзоне и его напарник, достав фотоаппараты, жадно фотографируют убитых и раненых. Он поморщился.
Работа журналистов иногда бывает достаточно неприятной и жестокой. Но в любой ситуации необходимо соблюдать некие этические нормы. Морзоне и Хмайн явно злоупотребляли положением, фотографируя изувеченных, стонущих, раненых людей, которые нуждались в помощи. И вместо того чтобы выносить людей из-под обломков, они продолжали жадно фотографировать.
Дронго поднял женщину, лежавшую без сознания, и понес к выходу. Проходя мимо Рамаса Хмайна, он словно нечаянно толкнул его достаточно сильно. Хмайн отлетел как резиновый мячик, выпустив из рук фотоаппарат. Дронго наступил на камеру, раздался хруст.
– Вы в своем амплуа, господин эксперт, – услышал он за спиной голос Морзоне, стоявшего за его спиной. Хмайн выругался. Дронго, ничего не ответив, прошел дальше. Он передал женщину врачам «Скорой помощи» и возвратился в отель.
Морзоне первым подошел к нему.
– Хочу вас заранее предупредить, что меня не нужно толкать, – язвительно улыбаясь, сказал журналист. – Я уже успел передать часть фотографий. Сейчас как раз передаю остальные. А за фотоаппарат моего коллеги вам придется заплатить.
– Разве вы не видели, что я случайно с ним столкнулся, – спросил Дронго, – я ведь выносил женщину.
– И случайно раздавили его аппарат, – в тон эксперту ответил Морзоне, – конечно, случайно. В такой суматохе могло случиться все, что угодно. Вы читали мою статью «Почему молчит Дронго?»?
– Прекрасная статья, – усмехнулся Дронго, – просто замечательная. Оказывается, я все эти годы жил с чувством вины за то, что в девяносто четвертом не сказал Саддаму Хусейну, что он кровожадный тиран. Какая проницательность.
Хмайн, держа в руках свой сломанный фотоаппарат, увидел, с кем именно разговаривает его коллега, и мрачно пошел прямо на них.
– Нет, – крикнул ему Морзоне, понимая, чем это может закончиться.
Его коллега замахнулся на эксперта. Тот перехватил его руку. Он был на голову выше обоих журналистов.
– Не нужно, – попросил Дронго, – не нужно так нервничать.
Хватка у эксперта была стальной. Хмайн попытался вырваться, но не сумел.
– Я тебя… – прошипел он.
– Это уж совсем некрасиво, – почти сочувственно произнес Дронго, отталкивая от себя журналиста. Хмайн схватил стоявшую вазу и поднял над головой.
– Нет, – снова крикнул Морзоне, – остановись.
Через мгновение ваза вылетела из рук незадачливого журналиста, и он отлетел в сторону. Силы были более чем неравны. Дронго легко справился бы сразу с несколькими подобными противниками. И Морзоне это хорошо понимал. Он помог подняться своему коллеге.
– Не стоит, – прошептал он, – на нас все смотрят. Тебя не поймут.
На них действительно осуждающе смотрели со всех сторон. Многие видели, как вели себя журналисты, фотографирующие раненых и убитых, вместо того чтобы помогать им. Хмайн пробормотал какое-то ругательство, но вместе с Морзоне отошел от слишком непредсказуемого эксперта.
– Вы видите, что здесь произошло? – спросил, тяжело дыша, комиссар ван Лерберг. – Это уже не ранение официантки. Теперь понятно, что действует какой-то маньяк. Я позвонил в Брюссель и попросил прислать сюда наших лучших экспертов.
– Много погибших? – спросил Дронго.
– Пока нашли только шестерых, – сообщил комиссар, – но не всех еще достали из-под обломков.
– А как Гиттенс?
– Он, кажется, погиб, – махнул рукой ван Лерберг, – не представляю, что теперь напишут газеты. Эти журналисты уже переслали свои снимки в газеты. – Он показал в сторону Морзоне и его напарника. – У них нет ничего святого, – добавил комиссар.
– Нужно срочно проверить входные камеры, – предложил Дронго, – возможно, там зафиксирован визит чужого или чужих.
– Я уже распорядился, – согласился комиссар.
– И возможно, здесь действовал не маньяк-одиночка, – возразил Дронго, – судя по размаху, это уже целая организация.
– В нашей стране нет подобных организаций, – гневно заметил ван Лерберг, – и я надеюсь, что мы достаточно скоро обнаружим негодяя, который так упрямо пытается сорвать нашу конференцию.
Дронго хотел возразить, когда услышал чей-то крик. И сразу обернулся. Это к нему бежала Мадлен. Их малый конференц-зал был в другом крыле здания, и там никто не пострадал. Людей быстро эвакуировали, выводя из отеля. Но Мадлен вернулась, чтобы найти Дронго. Она боялась обнаружить его среди раненых, которых выносили из здания. И поэтому искала его среди тех, кто уже вышел из отеля.
– Вы живы, – взволнованно произнесла она, – какое счастье. Я боялась, что вы находитесь там. И весь этот ужас был из-за вас. – Она обняла эксперта, не скрывая своих слез.
– Все в порядке, – он видел, как она взволнована, – я был совсем в другом месте. Все нормально.
Он увидел подходившего к ним Жильсона, помощника Гиттенса, который заходил за ним несколько минут назад. Тот явно не пострадал при взрыве, но был весь в белой пыли. Он куда-то спешил, вынося документы.
– Как ваш шеф? – крикнул ему Дронго. – Что с ним…
– Ранен, – ответил ему Жильсон, останавливаясь, – сейчас его увезли в больницу. Мы все надеемся, что он выживет. Пока ничего не могу сказать.
Дронго был высокого роста, но Жильсон еще выше. Наверное, он занимался баскетболом.
– Тебе нужно срочно уехать, – предложила Мадлен, даже не заметив, как перешла на «ты».
– Не получится, – возразил Дронго, – во-первых, нужно найти тех, кто это сделал.
– Их найдут и без тебя, – выдохнула она.
– Во-вторых, полиция просто не разрешит никому отсюда уехать, пока не найдут виновника этого взрыва, – напомнил Дронго, – а мой срочный отъезд будет похож на бегство. Что некорректно и невозможно.
– Тебе нужно уехать, – упрямо твердила она, – они хотят тебя убить.
Он бережно погладил ее по волосам. Услышал, как щелкнул фотоаппарат. Морзоне, подкравшийся к ним, сделал очередной снимок.
– Хороший ракурс, – нагло заметил он.
Дронго напряг мышцы, собираясь шагнуть к нему, когда Морзоне испуганно шарахнулся в сторону. Дронго покачал головой.
– Такое ощущение, что вас всех выращивают в одном инкубаторе, – сказал он.
– Теперь известный эксперт начнет свое очередное расследование, – криво улыбнулся Морзоне, – посмотрим, как именно вы будете работать.
– Уйдите, подлый вы человек, – попросила Мадлен.
– Надеюсь, на этот раз иска не будет, – нагло уточнил Морзоне, обращаясь к Дронго, – ведь все можно объяснить нештатной ситуацией. Вы пытались успокоить несчастную женщину сразу после взрыва.
– Пошел вон, – беззлобно произнес Дронго.
– Он прав, – сказала, улыбнувшись сквозь слезы, женщина, – вы могли меня успокаивать после такого взрыва. Я думаю, ваша супруга не будет ревновать. Как и мой муж. Слишком много убитых и раненых.
Даже в такую минуту она оставалась замужней женщиной, которая думала и о своей репутации. Он усмехнулся.
– Надеюсь, что моя супруга не узнает, что я был в этом отеле в момент взрыва, – пробормотал Дронго, – хотя все может быть. Но я меньше всего думаю сейчас о том, как я буду перед ней оправдываться. Меня больше волнует, кто за этим стоит.
Он увидел разговаривающего по телефону Яана Схюрмана. К его удивлению, голландец вообще не пострадал, словно его не было в зале во время взрыва, хотя он должен был сидеть в первом ряду. Даже его одежда была чистой. На ней не было никаких следов пыли. Дронго нахмурился. Нашел стул, на который усадил Мадлен, и подошел к Схюрману. Тот закончил говорить, убрал телефон в карман и взглянул на Дронго.
– Что-то хотите узнать? – спросил он.
– Где вы были во время взрыва? – уточнил Дронго.
– У себя в номере, – пояснил Схюрман, – как раз поднялся наверх, чтобы зарядить свой телефон. Увидел, что батарея разряжается. Этот аппарат, похоже, спас мне жизнь.
– И вас не было в конференц-зале, – понял Дронго.
– Не было, – подтвердил Схюрман, – именно об этом я и говорю.
– Кто, по-вашему, это мог сделать?
– Разве непонятно? – усмехнулся голландец. – По-моему, здесь как раз все ясно. Если еще раз попытаются обсуждать, как расширить уже ставший безразмерным Евросоюз, то в следующий раз взорвут весь отель. Всем уже надоели эти заунывные речи о единой Европе. Какая, к чертовой матери, единая Европа? Польский водопроводчик и греческий танцор, португальский крестьянин и немецкий бюргер. Что у них может быть общего? А мы продолжаем принимать все новые и новые страны, окончательно дискредитируя идею Европы.
– Вы считаете, что у единой Европы есть такие радикальные противники? – понял Дронго.
– Безусловно, – кивнул Схюрман. – А вы как хотели? У нас в Голландии уже нельзя ходить по улицам городов. Только цветные и ходят. Либо цветные, либо мусульмане. Такое ощущение, что белые женщины уже не рожают детей. Про Германию я вообще не говорю. Там два основных языка – турецкий и русский. Попробуйте пройтись по немецким городам, вы услышите на улицах только эти два языка. В Великобритании пригороды начали напоминать индийские и пакистанские мегаполисы. А самое печальное положение во Франции. Шесть миллионов мусульман. Уже сейчас понятно, что довольно быстро, где-то через полвека, эта страна, бывшая опорой Европы, превратится в мусульманский анклав. И мусульманские депутаты достаточно скоро будут заседать в парламенте этой страны. Бородатые, небритые, дурно пахнущие мужчины и одетые в платки женщины. Вот тогда я посмотрю, как она будет провозглашать вечные ценности Французской революции и Французской республики.