– Видела, – вздохнула Лара. – Много раз.
– В любом случае, думаю, это не самое ужасное, что ты видела за последние сутки.
Девушка неопределенно хмыкнула, но глаза демонстративно отвела. Избавившийся от остатков биоброни и оставшийся совершенно голым Купер снова склонился над сенсорной панелью, готовый биться об заклад, что если он вдруг вскинет глаза, то все-таки успеет поймать заинтересованный взгляд напарницы.
– Сэр! – внезапно с тревогой в голосе нарушила неловкую тишину девушка.
– Ну, что еще? – недовольно откликнулся Фред.
– Он смотрит!
Купер не стал уточнять, кто именно. И так было ясно. Он чуть свесился с ажурной трубы пусковой установки и разглядел в сгущающемся полумраке, что валяющийся внизу полутонный головастик открыл глаза.
– У нас проблемы? – торопливо спросила Розен, увидев, насколько мастер-сержант изменился в лице.
– У нас весь вечер проблемы, – сквозь зубы проговорил он. – Черт… сейчас… ракета почти активирована…
С нейрокомпьютером биоброни дело пошло бы быстрее, но подключаться с биоморфа Лары и начинать все сначала вышло бы еще дольше. Теперь уже мастер-сержант мог настроить пусковые параметры и при помощи сенсоров.
– Птерофлаеры возвращаются, – вдруг сказала девушка. – Смотрите!
Купер повернул голову и разглядел на фоне густо-лилового темнеющего неба две еще более темные крылатые тени, заходящие на посадку с запада.
– Может, ну ее к черту, эту ракету? – осторожно предложила Лара. – Поймаем птероида и попытаемся все-таки отыскать нормальный челнок. Все сподручнее, чем пешком. А?
– Они не возвращаются, – отозвался Фред, вернувшись к своей работе. – Они здесь еще не были. Смотри внимательнее: эти гораздо больше, и форма крыла другая. Лапы не поджимают, а вытягивают вдоль брюха.
– Группа захвата? – догадалась девушка.
– Угу. Получили сигнал о том, что база атакована. А потом связь прервалась. Собираются проверить, что тут у нас происходит.
– Но тогда… – Розен снова посмотрела в небо. – Тогда нам лучше бы срочно занять позиции для отражения атаки…
– Детка, – сказал мастер-сержант, наплевав на всякую субординацию и вежливость, – меня больше беспокоит вон тот толстячок, который занял позицию прямо под нашей пусковой установкой и готов разнести ее ко всем чертям в любую секунду. Пираты высадятся не раньше чем через несколько минут. К этому времени мы уже должны стартовать. Если мы не стартуем через три минуты, значит, не стартуем уже никогда, и никакая позиция для отражения атаки не спасет наши грешные души.
Он закончил свои манипуляции и с обезьяньей ловкостью полез вниз.
– Сэр! – крикнула Лара.
– Сиди там и никуда не уходи! – велел он. – Мне надо задать пусковой установке стартовые параметры. Записывай пока на нейрокомпьютер сообщение для Адмиралтейства, не теряй времени!
Высвобожденная из кокона черная туша эксплозоида выглядела еще внушительнее и страшнее, чем внутри космократора. Его кожистый хвост вяло шлепал в дождевой грязи, глаза бессмысленно смотрели в пространство. Спустившись до середины трубы, Купер резко сбросил скорость. Неизвестно, как этот урод отреагирует на появление в непосредственной близости человека. На ракете, конечно, никаких сюрпризов нет, но что, если нейропрограмма против возможных диверсантов прошита прямо в нервной системе боеголовки? Проверять не было никакого желания.
Фред осторожно спустился на землю, ступив босыми ногами в лужу. Боеголовка лежала совсем рядом с ним, рукой можно было дотянуться. Мастер-сержант начал осторожно, бочком двигаться мимо нее, чтобы добраться до пускового механизма установки. От взрывоопасного головастика отчаянно разило сырой рыбой и прокисшим молоком, от невероятной вони потемнело в глазах, поэтому десантник задержал дыхание. Лоснящиеся, источающие отвратительную слизь бока чудовища мучительными рывками поднимались и опадали: отключенный от системы жизнеобеспечения ракеты-симбионта, эксплозоид пытался дышать самостоятельно, но его неподвижные жабры были рудиментарными и нефункциональными, да и вряд ли они помогли бы ему в отсутствие воды.
Плохо дело. Еще пару минут без кислорода он, скорее всего, протянет, но потом может решить, что его пытаются перехватить враги, и самоликвидируется.
Купер сделал еще один приставной шажок. И еще один.
А потом один из огромных глаз боевого биоморфа, опоясывавших черное лоснящееся тело по периметру, вдруг провернулся и уставился прямо на легионера, который застыл на месте, опасаясь дать боеголовке малейший намек на угрозу со своей стороны.
Глава 11 Кома
Сидя на вершине трубы, Лара Розен с тревогой следила за приближающимися тенями тяжко взмахивавших перепончатыми крыльями птероидов. Сержант куда-то провалился, снизу не доносилось ни единого звука. Девушка уже успела записать в нейрокомпьютер биоброни краткий доклад о произошедшем за последние сутки, а Купера все не было. Между тем времени на пустяки уже не осталось совсем.
– Сэр! – негромко окликнула она, опасаясь привлечь внимание пиратов. – Сэр, где вы?..
Тишина. Вот черт!..
– Сэр!.. – снова позвала она, уже собираясь скатиться вниз и срочно найти себе огневую позицию получше.
– Цыц, – строго сказал Купер, появляясь над срезом трубы.
– Что случилось?
– Ничего. Я запрограммировал запуск по команде с сенсорной панели ракеты. То есть изнутри. – Фред снова принялся манипулировать управляющей панелью. – Боеголовка внизу меня поймала – глянула в упор, – поведал он между делом. – Пришлось изобразить статую с фронтона Адмиралтейства, чтобы она не психанула и не попыталась самоликвидироваться…
– И как же вы выкрутились?! – ужаснулась Лара.
– Да никак, – пожал плечами сержант. – Постоял-постоял, а потом пошел к пульту и задал стартовую программу. Какая разница, как погибать – дождаться пиратов, неподвижно стоя возле боеголовки, или от взрыва? Я выбрал второе и, как видишь, угадал. Головастик не стал расходовать свой драгоценный боезапас на какую-то голую белку.
– А координаты полета?..
– Ну, какие еще координаты? Где я их возьму, если ни сеть, ни связь не работают? Пальцем в небо, что называется. Наудачу.
– Она нам понадобится, – невесело усмехнулась Лара, занося ногу над полостью в теле ракеты, в которой раньше располагалась боеголовка.
– Стоп, – сказал Купер. – Команды загружаться не было. Записала рапорт?
– Так точно.
– Давай сюда.
– Зачем? Он же все равно будет при мне.
– Давай, говорю! – Он подставил ладонь, на которую из шлема Лары выпрыгнул плоский нейроноситель памяти. – Теперь сделай себе инъекцию стимфорала… готово? Теперь мне… – Он поморщился, когда выскользнувшая из запястья биоброни Лары игла-хоботок вонзилась ему в руку, автоматически найдя вену. – Теперь раздевайся.
– Это еще зачем? – удивилась Лара.
– Затем, что нас и без того будет адски плющить во много раз увеличившимся весом собственной кожи и мяса. Броня – лишняя обуза. От небольшой перегрузки она тебя защитит, но если ускорение станет побольше, она превратится в дополнительную гранитную плиту на твоем теле. Лучше не рисковать. – Фред покосился на нее. – А ты что, думала, я тебе предлагаю перед полетом сеанс половой психотерапии?
– Всякое бывает…
Не задавая больше ненужных вопросов, Розен деактивировала броню, и та, разматываясь, сползла с ее тела и упала вниз, в темноту. С сожалением она отправила следом и плазменный метатель.
Пиратских птерофлаеров уже не было видно, однако они хлопали крыльями где-то совсем рядом. Судя по звуку, один из них опустился на посадочной площадке базы, а второй, как свидетельствовала мелькнувшая на фоне зарева от пожара огромная тень, сел прямо на утоптанной площадке между строениями.
– Нас расстреляют из бластеров, – прошептала Лара, когда Фред помог ей спуститься в кокон. – Мы тут торчим на самой верхотуре, как мишени на мачте.
– Не дрейфь, – отозвался Купер. – Уже темно, никто нас здесь не увидит. И в любом случае нас сначала будут искать внизу.
Он спустился в тесную полость ракеты следом за напарницей. Разместиться вдвоем тут можно было только тесно обнявшись и прижавшись друг к другу обнаженными телами. Так они и поступили. Их лица оказались совсем близко, и мастер-сержант вдруг замешкался, глядя в глаза рядового Розен.
– Вот это твердое, что упирается мне в бедро, – это вы прихватили с собой грибную ракетницу или просто настолько рады предстоящему совместному путешествию? – деловито поинтересовалась рядовой Розен.
– Шутим, – подозрительно охрипшим голосом проговорил Фред, – хорошо. Значит, с боевым настроем все в порядке… – Он повел плечом, на котором сидел, вцепившись крохотными коготками в кожу, портативный инъектор – его мастер-сержант извлек из контейнера своей погибшей биоброни прежде, чем избавиться от ее лохмотьев. – Теперь нам нужно вколоть вот это.
Глаза девушки расширились еще больше:
– Но это же…
– Точно. Он самый.
– Но в сочетании со стимфоралом… это же…
– Так точно. Медикаментозная кома. Через восемь часов, если не предпринять реанимационных мероприятий, наступает клиническая смерть, а потом умирает мозг. – Его губы шевелились прямо возле ее губ. – Ты что, так еще и не поняла? Ракета, конечно, способна симбиотически поддерживать жизнедеятельность боеголовки и снабжать ее кислородом, но у нас с тобой совсем другие размеры и метаболизм. Нас она обслуживать не сможет. А без системы жизнеобеспечения воздуха в коконе не хватит и на полчаса, если мы будем расходовать его как обычно. Пережить полет мы можем только в коме, иначе уже на орбите от нас останутся два остывающих трупа.
– А в коме два трупа останутся от нас сразу за орбитой, – безнадежно проговорила Лара.
– Есть шанс, что нас найдут прежде, чем случится непоправимое. И, скажем так, этот шанс отличается от нуля.
– Или найдут нейроноситель с рапортом, – сказала девушка. – Не правда ли, сэр?
– Да, – не стал кривить душой Купер, пристально глядя рядовому Розен прямо в глаза. – У нейроносителя гораздо больше шансов, чем у нас, – он прекрасно выживет и в углекислой среде. Скорее всего, найдут именно его, когда нам будет уже все равно. Но в любом случае мы выполним свой долг перед Империей.
– Ясно, – вздохнула Лара. – Огромное вам спасибо, сэр.
– За что это? – удивился Фред.
– За то, что никогда не врете. Давайте инъектор.
Флегматичное насекомое тонким хоботком ужалило девушку в запястье. Потом то же самое оно проделало с мастер-сержантом, после чего он вышвырнул использованный инъектор наружу, задраил все внешние люки-сфинктеры и дал ракете команду на ураганную регенерацию пореза в обшивке.
– Сэр, – проговорила Лара, чувствуя, как в голове начинает мутиться от воздействия вступивших в бурную реакцию несовместимых медикаментов, – пока мы еще живы, я хотела бы вам сказать… я хочу, чтобы вы знали… чтобы мы…
– Некогда, рядовой! – поспешно рявкнул Купер, видимо, почувствовавший те же самые симптомы, и ударил всей пятерней по сенсорной панели, опасаясь потерять сознание раньше, чем успеет отдать команду на старт. – Поехали!..
Мускульная пусковая установка тяжко содрогнулась в тот самый момент, когда из сгустившейся темноты к ее подножию вынырнул арагонец с уродливым киноидом на поводке. Боевик задрал голову – и огромный стартовый биоморф, похожий на песочные часы, оглушительно и гулко кашлянул, выплюнув в пространство миниатюрный космократор, в головной части которого вместо боеголовки сплелись в объятиях два имперских десантника, уже почти не осознающих, что с ними происходит. Получив толчковый импульс, разбуженная и подброшенная на несколько десятков метров ракета врубила плазменные двигатели, выстрелила длинную реактивную струю и устремилась в зенит.
Оставшаяся внизу боеголовка от ракеты и без того уже была на взводе, поэтому мощного сотрясения почвы от сработавшей пусковой установки ей оказалось достаточно, чтобы активироваться. Ракета с имперцами стремительно пронзала стратосферу, а под ней лениво раскрывался огромный красный цветок страшного взрыва, пожирающий оставшиеся строения ракетной базы, двух пассажирских птероидов и две дюжины вооруженных до зубов арагонцев из группы захвата.
Крошечный космократор не был рассчитан на многодневный автономный полет в безвоздушном пространстве, как его старшие собратья, и прыгать через Галактику тоже не умел. Поэтому у его пассажиров не было даже заявленной Купером трети суток, отведенных им медикаментозной комой: срок жизнедеятельности ракеты в открытом космосе ограничивался пятью часами. Этого вполне хватало, чтобы стартовать с поверхности, отыскать на орбите заданную цель и поразить ее. В случае, если цель обнаружить не удавалось, ракета продолжала удаляться от поверхности и в конце концов умирала без кислорода. А это неизбежно должно было привести к остыванию ее тела и гибели скорчившихся внутри нее людей. Купер знал об этом, но Ларе говорить не стал. Смерть в искусственной коме, в объятиях красивой обнаженной женщины – что может быть прекраснее? Впрочем, она и сама наверняка догадывалась, что это путешествие в один конец, – все-таки интересовалась историей вооружений… Шансы на то, что кто-то обнаружит их, пока ракета еще жива, крайне невелики. И даже если такое чудо случится, наученные горьким опытом имперцы предпочтут обстрелять агрессивного вражеского морфа, а не обследовать его. Однако вскоре корабли Метрополии наверняка начнут мониторить мусор вокруг планеты, пытаясь определить причину разгрома флота. Если повезет, нейрочип с рапортом Лары в мертвом космократоре найдут, и их гибель не окажется напрасной.
Не имея в стартовом задании цели, одно лишь приблизительное направление, которого следовало придерживаться, ракета уверенно двигалась в никуда. Постепенно ускоряясь, через два часа она покинула систему Арагоны и канула в безбрежном океане межзвездного пространства.
Иван Мирошник, капитан чудом уцелевшего в арагонской мясорубке крейсера по кличке Малышка Эми, сидел на койке в каюте и задумчиво рассматривал в настольном зеркале свои седые виски.
Мирошнику было тридцать два года, а виски поседели за последние несколько часов. Так бывает.
Он не спал уже больше двух суток. Помощники поставили ему ультиматум: либо он отправляется в свою каюту и поспит хотя бы четыре часа, либо они поднимают мятеж, связывают его и доставляют в каюту силой. Капитан и сам понимал, что острой необходимости круглосуточно дежурить в рубке нет – корабль вот уже много часов лежит в дрейфе на самой границе звездной системы Арагоны, и натолкнуться на него противник может только при самом невероятном стечении обстоятельств. Едва ли что-нибудь случится за следующие четыре часа, если ничего не случилось до сих пор. А если вдруг и случится, его немедленно разбудят…
И все же он полагал, что его место сейчас – на боевом посту, а не в каюте. Ничего еще не закончилось. Такого грандиозного разгрома Империя не помнила уже много лет. Разумеется, рано или поздно, и скорее рано, чем поздно, гигантская военная машина Адмиралтейства сотрет в порошок дерзкую незаконную колонию, возомнившую, что она в силах бросить вызов столь мощному противнику. Но для этого те, кто сумел уцелеть в битве за Арагону, до подхода основных сил должны находиться на своих постах, готовые мгновенно отреагировать на любое изменение обстановки.
С момента отправки последнего рапорта прошло уже полтора часа. И никакой реакции Адмиралтейства. Никаких новых приказов. Командование просто приняло его к сведению. Поэтому Малышка Эми, не пытаясь предпринимать каких-либо самостоятельных действий, продолжала безвольно дрейфовать на внешней орбите Арагоны, включив систему поглощающей маскировки. В таком режиме она была куда менее заметна, чем астероид сопоставимых размеров, риск боестолкновения с противником был минимальным. Но бездействие и неизвестность после всего произошедшего с каждым часом все больше и больше деморализовали команду. И сам Мирошник чувствовал это не меньше, чем остальные. Время от времени в голове у него проскакивали совсем уж шальные мысли – что Метрополии больше не существует, потому и нет ответа от Адмиралтейства. А что? Если арагонцы сумели меньше чем за час уничтожить зверополк Звездного Легиона и ударную группировку космофлота, кто может поручиться, что у них нет средств атаковать столицу Империи? Молодой капитан с седыми висками понимал, конечно, что в Адмиралтействе сейчас суматоха и беготня, что командование точно так же не смыкало глаз с того момента, как ударная группировка Четвертого флота направилась к Арагоне, что сейчас наверху принимаются судьбоносные решения и высшим чинам просто некогда после каждого дежурного сообщения с Малышки Эми заверять ее командира, что все в порядке и его деятельность крайне важна для безопасности Империи. Однако время от времени он все равно представлял себе раскаленную от термоядерной бомбардировки родную планету, остывающую в облаках радиоактивного дыма, и чувствовал, как его сердце проваливается в желудок.
Надев фуражку, он решительно вышел из каюты и двинулся к ходовой рубке.
Коллеги встретили его хмурыми взглядами, однако никто ничего не сказал. Навигатор Мариус Уленбек посмотрел на первого помощника Шандора Десаи, но тот только безнадежно покачал головой.
– Не спится, – сухо пояснил Мирошник, опускаясь в свое кресло. – Что с пространством?
– Все по-прежнему, – ответил навигатор. – Возле Арагоны то и дело трансвакуумные возмущения – пиратские рейдеры возвращаются. Я зафиксировал восемь всплесков. Но это далеко, они нас засечь не смогут.
– По-моему, после вчерашнего рассуждать о том, что могут и чего не могут арагонцы, довольно смешно, – заметил капитан.