– По-моему, после вчерашнего рассуждать о том, что могут и чего не могут арагонцы, довольно смешно, – заметил капитан.
– Долбануть бы по ним… – мечтательно протянула второй помощник Нгуен Тхи Фыонг. – Разом лишили бы этих ублюдков половины флота…
– Без приказа? – косо глянул на нее капитан. – У Адмиралтейства другое мнение на этот счет. Мы – действующая боевая единица имперского флота, а не партизан-мститель и не арагонский пират. Нам предписано лежать в дрейфе и наблюдать. И никак не проявлять своего присутствия.
Нгуен пожала плечами.
– Да понимаю я все. Это так были, мысли вслух. – Она помолчала. – Но если серьезно… Мы же не можем висеть тут бесконечно. А Адмиралтейство, похоже, про нас просто забыло…
– Отставить, – ровным голосом произнес Мирошник. Он отчетливо понимал, что если сейчас повысит голос, то уже не сможет остановиться и сорвется.
Вновь воцарилась угрюмая тишина, время от времени прерываемая едва слышным попискиванием нейропроцессоров.
– Наблюдаю вражеский объект, – внезапно проговорил Уленбек и вывел информацию с радаров дальнего обнаружения на ходовой монитор. Теперь все присутствующие в рубке могли видеть, как между пятой и шестой планетами движется в направлении Малышки Эми крошечная светящаяся точка. – Малотоннажный, скорость – три с половиной единицы. Пока имеет отклонение на двадцать семь стерадианов, но времени у него еще достаточно, чтобы скорректировать курс и выйти прямо на нас. Возможно, звездный охотник…
– Зенитная ракета, – уверенно заявила Нгуен Тхи Фыонг. – Охотники не разгоняются до таких скоростей. Они психи, но не самоубийцы.
– Оружейная команда! – скомандовал капитан. Он даже почувствовал облегчение оттого, что враг наконец атаковал их.
– Здесь! – раздался в наушнике голос старшего вахтенного стрелка Эрнеста Таксынбаева.
– Цель малотоннажная скоростная, удаление ноль четыре единицы, – сообщил капитан. – Принимайте координаты…
– Зафиксировано, – отозвался стрелок.
– На дистанции уверенного поражения – заградительный огонь по моей команде, – распорядился Мирошник.
– Есть!
Второй помощник Фыонг вдруг тревожно проговорила:
– У нас странный сигнал, гражданин капитан.
– Подробнее! – потребовал Мирошник, не отводя взгляда от скользящей по монитору светящейся точки.
– Ракета, которая к нам приближается. Она… Она мертвая, сэр.
– Мертвая? – удивился Мирошник.
– Так точно, гражданин капитан! Нейросигнал биоморфа отсутствует. Ракета безнадежно мертва.
– Подтверждаю, – кивнул навигатор Уленбек. – Курс объекта инерционный, без корректировок, по-прежнему мимо нас на двадцать семь телесных градусов. Никаких признаков управления.
– Салютуют эти ублюдки на радостях, что ли? – проворчал капитан.
– Наблюдаю нейросигнал объекта, – заявил Десаи. – Второй помощник, будьте внимательнее.
– Никак нет, гражданин первый помощник! – ответила Фыонг. – Нейросигнал действительно есть, но это не мозговая деятельность ракеты.
– Симбиотическая боеголовка? – поинтересовался капитан.
– Боеголовка отсутствует. Никаких признаков. Вместо нее в головной части ракеты – человек… Кажется, два человека. Оба в коме, биотоки едва улавливаются. Судя по характеру мозговой активности, мужчина и женщина.
– Что еще за фокусы? – изумился Мариус Уленбек. – Абордажная команда из двух человек? Лазутчики? Диверсанты?..
– Еще глупые предположения будут? – спросил Мирошник.
Навигатор картинно развел руками, демонстрируя, что идиотские версии у него закончились.
– А вот я, кажется, догадываюсь, что это такое…
Первый помощник Десаи вопросительно посмотрел на капитана.
– Это казнь, граждане офицеры, – тихо произнес тот. – Жестокая казнь. Наших легионеров внизу взяли в плен, а теперь казнят, живыми выбрасывая в открытый космос. Посылают горячий привет имперским сторожевикам… – Он решительно прочистил горло и вышел в корабельную сеть: – Внимание экипажу крейсера! Люди за бортом! Абордажная команда, минутная готовность!
– Ракета выйдет на траверз через восемь минут сорок две секунды, после чего начнет удаляться, если не совершит дополнительных маневров, – сообщил навигатор Уленбек. – Это идеальная точка для перехвата.
– Командуй спасательной операцией, Шандор, – распорядился Мирошник. – Только пусть абордажники действуют поаккуратнее. Сразу объясни, с чем имеем дело.
– Есть, гражданин капитан, – отозвался первый помощник.
Старший судовой врач, высокий и худощавый майор Марек Мечковский, с нетерпением глянул на часы над входом в операционную. Пострадавших должны были доставить сразу после окончания необходимых дезактивационных мероприятий, которые почему-то затягивались, хотя сейчас каждая минута была на счету. Врачи и биомеханики ожидали команд руководителя возле двух специально подготовленных реанимационных камер. На всех были плотные медицинские костюмы с прозрачными забралами – близкие родственники армейских защитных морфов.
– Приготовиться к принятию пациентов! – скомандовал Мечковский, получив наконец сообщение, что дезактивация успешно завершена.
Мышечные створки дверей медицинского блока плавно разъехались в стороны, впустив в антибактериальный шлюз двух гигантских муравьев с бесчувственными телами на плоских спинах. Мирмекоиды бережно перегрузили пациентов в пасти бессмысленно таращащихся в пространство реанимационных камер, и те глухо чавкнули, герметически закупорившись.
– Все параметры на монитор, – распорядился майор. – Адреналин обоим в сердечную мышцу. Нейростимулятор на исходную, дефибриллятор приготовить. Работаем, коллеги!..
Тихонько бормоча какую-то неразборчивую чушь, медицинские биоморфы приступили к экстренной диагностике. Их деятельность можно было наблюдать как на мониторах, так и через прозрачные окошки в реанимационных камерах. Косо срезанные гибкие трубки, точными ударами пробив кожу пациентов, под углом вошли в их вены и артерии, по трубкам заструился активный физиологический раствор, вытесняя из человеческих организмов отравленную агрессивной медикаментозной смесью кровь. Ритмично запульсировали по бокам камер бесформенные багровые наросты плоти, взяв на себя функции поврежденных почек спасенных из зенитной ракеты людей.
– Не вытащим, – пробормотал первый помощник капитана, глядя на столбцы параметров жизнедеятельности пациентов, транслируемые в ходовую рубку. Его мать была заведующей хирургическим отделением в Центральном военном госпитале, и он имел некоторые представления о биодиагностике. – Слишком долго они…
– Отставить! – рявкнул капитан Мирошник. – Наблюдайте за пространством, гражданин офицер, а медицину предоставьте специалистам!
Дефибрилляторы-электроиды уже сердито урчали под прозрачными покровами реанимационных камер, неодобрительно поблескивая на врачебную бригаду круглыми черными глазами. Пульс у обоих пациентов продолжал оставаться нитевидным, поэтому майор Мечковский вынужден был прибегнуть к электрошоку.
– Разряд!.. – скомандовал он.
– Гражданин майор, у мужчины в руке было вот это, – лейтенант медицинской службы Сара Рикс поднесла ему в кювете нейрочип, с трудом вынутый из кулака Купера. Мастер-сержант так крепко стискивал носитель информации, что тот покоробился.
– Ого! – главный судовой врач поднял на помощницу удивленный взгляд. – Надо полагать, что-то важное… Быстро на расшифровку! Что с генетическими пробами?
– Тест положительный, – доложила по внутренней связи биомеханик Сильвия Бушар. – Это десантники со Скромного Дитриха. Заместитель командира первого взвода первой роты мастер-сержант Фред Купер и рядовой его подразделения Лара Розен.
– Гражданин капитан!.. – заговорил Мечковский, но Мирошник перебил его:
– Слышу, слышу. – Он сделал паузу. – Уму непостижимо… Как же они сумели сохранить нейроноситель?
– Сдается мне, это все-таки не казнь, – медленно произнесла второй помощник Фыонг. – Кажется, ребята просто нашли единственно возможный способ покинуть поверхность…
– Но как они выжили при старте? Ракета стартует с огромным ускорением, не рассчитанным на человеческую физиологию…
– Еще не выжили, – безжалостно уточнил Мечковский. – Разряд! Две дозы скамастола и миокласт – приготовиться!
– Ты уж постарайся, чтобы выжили, Марек, – в тон ему отозвался командир корабля. – Это не просьба, это приказ.
– Понял. Разряд!..
– Гражданин капитан! – пришел по внутренней связи вызов Сильвии Бушар. – Расшифровать информацию с нейроносителя не представляется возможным.
– Какого черта?! – дал наконец волю эмоциям Мирошник.
– Чип поврежден! На нем нет никакой информации. Нейросхема погибла – то ли от стартовой перегрузки, то ли от последовавшего переохлаждения. То ли оттого, что мастер-сержант рефлекторно слишком сильно сжал носитель в момент старта.
– Чип поврежден! На нем нет никакой информации. Нейросхема погибла – то ли от стартовой перегрузки, то ли от последовавшего переохлаждения. То ли оттого, что мастер-сержант рефлекторно слишком сильно сжал носитель в момент старта.
– Ну, Марек… – задумчиво проговорил капитан. – В таком случае тебе придется особенно постараться.
– Параметры критические, – озабоченно заявил Мечковский. – Стандартные реанимационные процедуры ничего не дают. Не уверен, что сумею вытащить ребят. Ресурсов не хватит. Необходима срочная и интенсивная шоковая терапия в условиях военного госпиталя, иначе я ничего не гарантирую.
– Мы не можем покинуть систему Арагоны, – отрезал капитан Мирошник. Помолчал немного, сумрачно проговорил: – Выжить должен хотя бы один. Нам во что бы то ни стало необходимо получить информацию, что за чертовщина произошла на поверхности… – Он снова сделал паузу, но наконец решился: – Приказываю бросить все силы и ресурсы на одного. Выбери того, кого сможешь оживить наверняка.
Майор медицинской службы печально смотрел на безмятежные лица пациентов, покоящихся в реанимационных камерах. Их состояние было одинаково тяжелым, так что выбор оказался очевиден: мастер-сержант – более ценный и подготовленный комбатант, способный дать более точные и квалифицированные сведения о произошедшем. Хотя молодую обаятельную девушку, конечно, жаль до слез, но эмоциям нет места, когда речь идет о судьбах государства. Вчера на поверхности Арагоны уже погиб не один десяток молодых и симпатичных девчонок, потенциальных граждан великой Империи. К масштабам трагедии смерть еще одной женщины не добавит абсолютно ничего. И, хотя каждого потомственного гражданина с детства воспитывали в глубоком уважении к женщине – жене и матери, принцип рациональности ценился в Империи больше, чем социальные условности.
– Обоим бригадам: реанимируем сержанта, – нехотя распорядился Мечковский. – Девушку в стазис.
– Иван, если вдруг они не смогут его вытащить, информации у нас не будет вообще, – проговорила Фыонг. – А два информатора всегда лучше, чем один.
– Занимайтесь своим делом, гражданин второй помощник, – холодно проговорил капитан Мирошник. – Я уважаю женскую солидарность, но решение принято.
– Слушаюсь, сэр.
Четверть часа спустя майор Мечковский сообщил:
– Давление растет, пульс учащается. Уверенные признаки мозговой деятельности. Поздравляю, граждане офицеры: сержанта мы вытащили. Но он еще очень слаб, поэтому допрос пока разрешить не могу.
– Когда? – поинтересовался капитан.
– Не раньше чем часов через шесть реанимации. Это минимум. Иначе все наши усилия могут пойти прахом. Надорвем сердце, повредим нервную систему. Может отказать мозг.
– Ясно. Как девушка?
– Боюсь, мы ее потеряли. Можем теперь провести шоковую терапию и с ней, но похоже, мозг уже мертв. В лучшем случае получим овощ с сознанием грудного младенца. Это в лучшем случае. Скорее всего, просто не сумеем привести ее в чувство.
– Работайте, гражданин майор, – распорядился Мирошник. – Хотя бы попробуйте.
– Это жестоко! – запротестовал главврач. – Легионер имеет право на достойную смерть!
– Попробуй, Марек! Я не приказываю, я тебя как друг прошу!
– Согласно Уставу смерть пациента констатируется в тот момент, когда умирает мозг. Я констатирую смерть, Иван. Мы сможем сохранить только бессмысленную оболочку, но не девушку. Она уже мертва. Извини.
– Ты прав. – Капитан помассировал гудящие седые виски и только сейчас почувствовал, до чего же он на самом деле вымотался за последнее время. – Действуй согласно своим обязанностям.
– Сара, подготовь мозговое вещество рядового к консервации. – Голос главного врача тоже был усталым и тусклым.
– Запрещаю! – снова раздался в операционной гневный окрик Мирошника.
– Ну, что еще? – безнадежно проговорил Мечковский. – В мои обязанности входит консервация мозговых клеток умерших военных для дальнейшего использования их в некробиотических организмах. Что опять не так?
– Послушай… – Капитан явно не мог подобрать подходящих к ситуации слов. Формулировки Устава здесь были неприменимы. – Возможно, я превышаю пределы своих полномочий. Но ты сам сказал, что легионер имеет право на достойную смерть…
– И что? – флегматично поинтересовался майор.
– Девчонка самый настоящий герой, Марек! Она совершила подвиг! По-моему, будет не совсем правильно, если в дальнейшем ее мозговые клетки станет использовать какой-нибудь паукообразный морф – только для того, чтобы его вестибулярный аппарат работал без сбоев…
– Это всего-навсего мозговые клетки, – безнадежно проговорил Мечковский. – Такой же биоматериал, как и тот, из которого построена вот эта реанимационная камера. Понимаешь? Нейроны, липиды, протеины, аминокислоты. Это уже не девушка, это то, что от нее осталось. Строительные материалы. Сама она уже преодолела половину пути к Сердцу Вселенной, а то, что от нее осталось, – просто пустая сброшенная оболочка. Генным инженерам всегда не хватает свежих мозговых клеток человека, еще не утративших прошивку с безусловными рефлексами, потому что имперская идеология запрещает выращивание частей человеческого организма в любых целях, кроме использования в медицине. Сбор мозгового вещества свежих покойников – единственный способ поддерживать на плаву производство некробиотов. Архитектору Вселенной важна суть, он не придает значения пустой оболочке. Чего ты вскинулся-то?
– Я все прекрасно понимаю, Марек. Но консервацию мозгового вещества Лары Розен запрещаю. Можешь потом подать на меня рапорт. Конец дискуссии.
– Слушаюсь, сэр. – Майор Мечковский повернулся к своим помощникам, ожидавшим завершения диалога. – Ну, все слышали? Когда к нам поступило тело рядового Розен, ее мозг был уже мертв, поэтому консервация мозгового вещества не представляется возможным. Мы занимались только реанимацией мастер-сержанта Купера, рядового Розен не трогали. Так будет записано в моем отчете, а если у кого-то будет особое мнение, тот может подать рапорт по инстанциям. Всем все ясно?
– Так точно, гражданин майор, – вразнобой ответили врачи, отводя взгляды.
– Лара! – вдруг глухо донеслось из реанимационной камеры. – Где Лара?..
Мастер-сержант Купер пришел в себя и мутным взглядом смотрел через прозрачную крышку прямо на Мечковского.
– Сара, быстренько медикаментозный сон, – отреагировал тот. – Шесть часов. И искусственная вентиляция легких. Кровь уже почистили?
– Заканчиваем, гражданин майор.
– Лара! – Фред неуклюже попытался сесть, но выдвинувшиеся из внутренних стенок камеры манипуляторы мягко придавили его к ложу. – Что с Ларой?
– Поскорее, сестренка, – нахмурился Мечковский. – Ни к чему ему сейчас нагружать зря нервную систему. Он и так на грани.
Реанимационная камера загудела, полупрозрачные трубки потемнели, подавая в вены пациента успокаивающий состав. Из глаз Купера исчезла осмысленность, и он бессильно уронил голову на изголовье.
– Переместите его в бокс, – распорядился главный врач.
– А что с девушкой? – уточнила Сара Рикс.
– Отключайте от системы жизнеобеспечения. Ей мы уже ничем не поможем… – Майор тяжело опустился на низкий вращающийся стул. Все-таки он выбрал себе очень трудную службу. Надо было идти в ротные командиры имперского десанта, как мечталось в детстве. – Что это? – внезапно вскинулся он, услышав в наушнике пронзительный звуковой сигнал.
– Есть пульс! – возбужденно воскликнула доктор Рикс. – Искусственное кровообращение отключено. Это пульс, нитевидный пульс! Сердце бьется, наблюдается слабая мозговая активность!..
– Не может быть! – Одним прыжком майор вскочил на ноги. – Что, опять диагносты барахлят?
– Мозговая активность усиливается! – заявила Сара. – Давление повышается, пульс слабый, но четкий!
– Живо, дар-р-рмоеды! – прорычал Мечковский, бросаясь к мониторам. – Реаниматор на исходную, миокласт и стимфорал приготовиться!..
Спасибо тебе, Ваня, что не позволил взять грех на душу, думал он, руководя интенсивными реанимационными мероприятиями по спасению Лары Розен. Но только ради Зодчего, граждане офицеры, не говорите мне, что девушка, мозг которой по всем параметрам был мертв почти минуту, услышала своего приятеля и сумела ради него вернуться из Сердца Вселенной. Не пристало серьезному врачу верить в бабушкины сказки…
На этот раз адъютанту адмирал-командора имперского флота Фаню Юшенгу не пришлось бежать через весь коридор по вызову шефа – эти сутки он безвылазно провел за своим столом в приемной Папаши Людвига, непрерывно мониторя поступающую информацию, а последние шесть часов находился в постоянном контакте с дежурным по галактической нуль-связи, чтобы не пропустить завершения реанимации двух десантников, уцелевших в бойне на Арагоне. Собственно, полковник даже не стал дожидаться адмиральского вызова: сбросив Рихтеру очередной доклад капитана Мирошника, он сразу вошел в кабинет и тихонько опустился в кресло возле длинного стола для посетителей, стараясь не отвлекать босса от просмотра материала. На сей раз файл от капитана Малышки Эми был в несколько раз больше, чем предыдущие, поскольку включал в себя также подробные видеодоклады двух спасенных легионеров.