– Привет, – независимо сказала Карина, убирая за спину сумку с туфлями: совсем необязательно Полозовой знать, что ее втихую грабанули. – Я в соседнем доме была, в магазине, ну и заглянула, может, Анька здесь. Она мне срочно нужна. Но ее нет, и я ухожу. Пока.
– Не-ет, – вдруг пьяно проблеяла Женя, кидаясь к ней, но чуть не падая и повисая на плече Карины. – Не-ет, ты погоди-ка… Ты мне лучше скажи, что будет со мной?
«Сопьешься!» – чуть не ляпнула Карина, но вовремя спохватилась и спросила с искренним удивлением:
– А что с тобой будет?
– Не-ет, это ты мне скажи! – Женя пьяно водила головой, как большая очковая змея, даром что отродясь не носила очков. – Твой приятель меня под асфальт закатает? Или ка-ак?
– Ну что ты несешь? – Карина выдернула руку, но Женя так резко клюнула вперед носом, что пришлось ее снова подхватить, чтоб не рухнула. – Какой приятель? За что? Почему?
– А Олега – за что? – Женя смешно таращилась, пытаясь сфокусировать взгляд на глазах Карины, но это получалось довольно плохо. – Римского… Куперовича…
– Что с ним такое? – неприветливо осведомилась Карина. – Неужели закатали под асфальт? Нет еще? Какая жалость! Ему там самое место, предателю.
– Издеваешься? – взвизгнула Женя, замахнувшись, но попала куда-то за левое плечо Карины, словно там стоял еще один участник этого разговора – стоял и издевательски ухмылялся.
– А ну, пошли! – сердито сказала Карина и втолкнула Полозову в ее каморку. – Уймись! – добавила она, легким толчком отправляя ее в кресло и оглядываясь.
Да, запашок, будто в цеху по разливу коньяка. Хотя разбито не бог весть что – всего лишь бутылка бренди «Старая крепость». Но это все равно под сотню выходит. Жалко! А вот и еще одна пустая «Крепость» стоит в углу. Неужели Женька ее усидела сам-друг?! Тогда странно, что она еще держится на ногах и шевелит языком, а не храпит пьяным храпом!
Послышался странный звук, и Карина увидела, что Полозова уткнулась в ладони, а спина ее вздрагивает.
– В коме… – невнятно вырвалось сквозь дрожащие пальцы. – Слышишь, чего говорю? Так отмолотили мужика, такую отбивную из него сделали, что неделю лежит в коме и в сознание не приходит. Говорят, даже кровоснабжение мозга может быть нарушено. То есть если и очухается, то идиотом останется на всю жизнь. А за что? Ну что он такого сделал?!
И вдруг Полозова резко выпрямилась, с ненавистью уставилась на Карину – с совершенно трезвой ненавистью:
– Это ты его заложила? Ты?! Кириенко арестовали, а Олега… – И она снова залилась пьяными слезами.
Карина стояла, чувствуя себя дура дурой. Кириенко арестовали? Она знала единственного Кириенко – бывшего премьера, но он, к огромному сожалению, пребывал на свободе и настолько прочно прописался на телеэкранах, что уже сил не было смотреть на эту лоснящуюся политическую неваляшку! А кого же тогда арестовали? И какая тут связь с избиением Олега?
И вдруг до нее дошло.
Неужели подействовало то, что она рассказала Иванову про Олега и попытку подкупа? Выходит, это дело рук Иванова?!
Ее вдруг затрясло так, что пришлось покрепче зажать под мышкой туфли, чтобы не вывалились.
Вспомнилось, как сверкал очками и зубами Олег, представляя ее: «Лолита – дочь Айболита!» Как угодливо склонялся перед Петровым, помогая ему втолкнуть Карину в «нумер». Как поигрывал голосом, швыряя на колени Карине доллары, как выпрыгивал из «Форда», чтобы подобрать их, как задумчиво смотрел вслед Карине, услышав заносчивое: «А как насчет лавандовой воды?»
«Дошло веселие до точки…» Правда что – дошло до точки!
Внезапно Полозова издала такое громкое рыдание, что Карина отшатнулась.
– Женя, ну чест…
Она хотела сказать: «Женя, ну честное слово, я ничего не знаю, я тут ни при чем!» – и вдруг поняла, что Полозова вовсе не рыдает, а громко всхрапывает.
Она заснула. Заснула пьяным сном!
Карина пожала плечами – и пошла прочь.
Все, что она могла теперь сделать для Женьки, это сказать охраннику на выходе, чтоб не вздумал запереть снаружи двери агентства: там, дескать, еще работают люди. Хотя, может, именно это и следовало сделать? Вряд ли Женька теперь очухается до утра!
Однако кто бы мог подумать, что змеенравная Полозова может так переживать из-за какого-то малознакомого трактирного полового! Хотя – почему малознакомого? Наверняка их с Олегом Римским связывали какие-то отношения. Она ему поставляла девочек для богатеньких клиентов, он тоже отстегивал Женьке процент. Возможно, они даже спали вместе иногда – для усиления, так сказать, деловой активности…
То есть переживания Полозовой как раз вполне объяснимы.
Ничего, пусть отдохнет, потом ей станет легче. Голова, конечно, будет болеть с похмелья, и все-таки утро вечера мудренее. Хотела бы Карина сейчас тоже лечь поспать, чтобы проснуться утром умудренной знанием ответов на все вопросы, которые, хочешь не хочешь, ставит и ставит жизнь. Интересно, что будет, если она завтра в «Стеньке Разине» впрямую спросит Иванова, не приложил ли он рук к делу Олега Римского – вернее, к его телу? Спросить-то не проблема, но каков будет ответ? Не поплатится ли Карина за свое ненужное любопытство?
Может быть. Но должна же она знать, кто этот человек, которого она, кажется, любит – вот именно, любит, а не просто видит в нем красивого и щедрого покровителя!
И вдруг вспомнился Севка. Севка Корнилов с его улыбчивыми синими глазами в окружении нарядных черных ресниц.
Карина рассеянно улыбнулась. Неужели это тоже была любовь? Ох, как болело из-за него сердце! Карина словно бы чувствовала обреченность этого прекрасного юного существа. Тогда она на все была для него готова, был момент, казалось: чтобы вернуть Севке здоровье, пожертвовала бы для него кровь, ведь у них, помнится, была очень редкая группа – только у них двоих во всей сборной: четвертая. Их врач еще шутил: мол, такая группа встречается только у двух процентов населения, а тут сразу пара уникумов собралась. Но тогда по отношению к Севке у Карины не было этого странного, ознобного ощущения ожидания… чего? Счастья или горя? Откуда это чувство, что от встречи с Ивановым будет зависеть ее судьба, ее жизнь?
Завтра, завтра… еще бы дожить до завтра! Дотерпеть!
Карина бесцельно слонялась по квартире, не находя, чем себя занять. Пойти побегать, что ли, чтобы платьишко завтра еще лучше смотрелось?
Как назло, сестра куда-то запропастилась. Вроде бы прием у нее до семи, а сейчас уже девятый час. С другой стороны, что подскажет Александра? Для нее мужчины – вообще терра инкогнита, необходимых знаний еще меньше, чем у младшей сестры. Карина, например, не сомневалась, что у Сашки еще ни разу ни с кем ничего не было, то есть это она должна у Карины совета спрашивать, а не наоборот. А вот интересно, понравится ли Иванов Александре? По возрасту он гораздо больше подходит именно ей, а не Карине. Но уж нет! Его Карина никому не отдаст! И какое имеет значение, если даже Олег Римский получил по кумполу именно с подачи Иванова? Что заслужил, то и получил, если уж на то пошло, недаром же Петров предупреждал: «Далеко пойдет, если жирным куском не подавится!» Вот и подавился…
Взглянула на часы. Все, надо идти на вечернюю пробежку, больше ждать Александру нельзя, иначе Карине придется в полночь мотаться по парку Кулибина, а ведь это – бывшее кладбище, и неизвестно, что там происходит в полночь и в последующие часы…
Она натянула любимый серебристый костюм, надела шерстяную шапочку: сегодня здорово похолодало. С сомнением поглядела на кроссовки: не будет ли скользко? Ну уж как-нибудь…
Заперла двери и проворно сбежала по ступенькам. Странное ощущение не оставляло ее: будто что-то забыла дома.
Свет не выключила? Выключила. И колонку тоже. И плиту. Но почему-то все тянуло вернуться, и так жалко было чего-то, так жалко… Но чего, чего?
«Да ну, ерунда!» – мысленно отмахнулась Карина и, глубоко вздохнув, побежала через дворы к парку Кулибина.
Навстречу своей смерти.
* * *Теперь она знала, как это случилось с Кариной. Отнимаются ноги, тело становится чужим, чья-то короткопалая рука вытягивает из груди сердце, а в голове – ни одной мысли, кроме отрывистого: «Всё… всё…»
Медленно, гипнотизирующе-медленно надвигались фары, и вдруг заливистый вой вырвал Александру из оцепенения. Сбоку вывернулась белесая милицейская «Волга» и, озаряя округу мигающим синеватым светом, понеслась вверх по Студеной улице. Какое-то мгновение Александре казалось, что сейчас «Волга» перережет путь сгустку тьмы, несущему смерть, но машина, завывая сиреной, повернула направо, и скоро ее тревожный вой заблудился где-то в закоулках. Однако этого краткого мгновения хватило, чтобы Александра вскочила обратно на тротуар и ринулась бежать вдоль улицы Горького, выискивая лазейку в деревянных облупленных заборах и чугунных решетках.
Вот калитка! Кинулась в какой-то двор, забилась среди переплетения тропинок, пробежала мимо сараев, перелезла через поваленный заборчик бывшего палисадника, почувствовала под ногами утоптанную тропу, потом тротуар. Она оказалась на задворках областного УВД, можно сказать, на родимой улице Короленко, но до дома нужно еще добежать!
И она побежала, прижимаясь к заборам, то и дело истерически оглядываясь и едва не лишаясь сознания при каждом звуке мотора. Но все они доносились с соседних улиц, а Короленко была пуста, как вымерла. «Неужели он не понял, что я побежала домой? – мелькнуло в голове. – Или подкараулит во дворе?»
Да, наверное, это было чистое безумие – возвращаться, такое же безумие, как поверить в ранение Ростислава. Ранен он, как же! Подло, подло, до чего же это подло – выманить ее из дому именно таким способом, рассчитывая на глупость бабьего, одинокого сердца! Позвонил и подкарауливал, так что если бы бог не послал своего ангела в образе белой легкокрылой «волжанки», с Александрой все было бы уже кончено. Сколько раз за последние дни он пытался прикончить ее, а все срывалось, и вот теперь опять сорвалось! Но вопрос: долго ли продлится удача?
Наверное, надо было убираться подальше отсюда, пойти к каким-нибудь знакомым, хоть к Агнии Михайловне, но сделать лишний шаг по темным улицам казалось свыше сил. Хотелось поскорее забиться в свои четыре стены, закрыться на все замки, замереть в каком-нибудь укромном уголке… И поэтому, плача от страха, Александра бежала и бежала вперед, вжимаясь в заборы и стены, спотыкаясь на ступеньках, пока не влетела в свой подъезд и не почувствовала, что может, наконец, перевести дух.
Как же здесь хорошо, спокойно! Почему она раньше не замечала уюта этих обшарпанных стен? И даже лампочку кто-то вкрутил, дай ему бог здоровья.
И вдруг дыхание комом сбилось в горле. Остро вспомнилось, как вчера они с Владом поднимались по этой самой лестнице, а сверху спускался Ростислав. Судорога, исказившая его лицо, невнятное, злое: «Ну-ну…»
И она беспомощно припала к стене, увидев, как на ступеньки легла темная тень человека, стоявшего за поворотом лестницы и сделавшего осторожный шаг.
Итак, он уже здесь. Да конечно! Опередил ее и подстерегает.
Бежать!
Александра сделала шаг назад, к двери, но оступилась и чуть не упала. Шаги зачастили. Опять кто-то мягко, медленно потянул из груди сердце…
– Саша!
Высокий человек в замшевой куртке свесился через перила. Свет блеснул на знакомых рыжеватых волосах.
– Привет. Куда ты запропала? Я минут сорок жду.
– Влад?! О боже мой…
Александра сползла по стеночке на грязный пол, закрыла ладонями лицо.
В два прыжка он оказался рядом, поднял рывком, прижал к себе:
– Что с тобой?
Громко хлопнула дверь, кто-то вбежал в подъезд и понесся наверх, перепрыгивая через ступеньки и не заметив Влада с Александрой.
Ростислав? Нет, незнакомый чернокудрый парень, навьюченный тремя сумками, из которых торчат водочные горлышки. Ого, где-то идет могучая гулянка.
Теснота в груди немного разошлась, Александра перевела взгляд на встревоженное лицо Влада и смогла улыбнуться:
– Здравствуй. Целый день тебя ищу, ищу…
– А я целый день тебе звоню, звоню, – отозвался он, виновато улыбаясь. – Не выдержал, пришел: думаю, вдруг что-то с телефоном? А тебя и правда дома нет. Где ж ты бродила в выходной?
– Говорю же, тебя искала.
Александра, вдруг страшно устав, склонила голову на его плечо. Рука Влада медленно скользнула по ее спине, потом стянула шапочку, взъерошила волосы на затылке. Пальцы проникли под воротник, погладили шею. У Александры по коже мурашки пошли от удовольствия. Она вздрогнула, ощущая, как живо, ожидающе забилось сердце. Влад с тяжелым вздохом склонился к ней. Александра покорно потянулась навстречу, опустила веки…
Их губы сошлись, сначала осторожно, как бы знакомясь, примеряясь. Пальцы Влада бродили по ее лицу, по горлу, осторожно расстегнули пуговицу пальто, легли на грудь. Александра вздрогнула, разомкнула рот, ощущая, как постепенно согреваются губы Влада, сначала показавшиеся ей холодными, будто замерзшими.
Руки его осмелели. Он то сжимал ей грудь, то касался ямочки на горле, и от этих прикосновений дрожь проходила по телу.
«Надо позвать его домой, – смутно проплыло в голове. – Пусть будет так, как он захочет, но я больше не могу быть одна! Мне так страшно!»
Кому она все это объясняет? У кого словно бы просит прощения?
– Сашенька, ну, всё… – бессвязно шептал Влад в ее приоткрытые, влажные губы. – Ах ты, милая моя… Всё… Сейчас…
Ба-бах! Дверь подъезда так шарахнула о косяк, что дом содрогнулся. Александра с ужасом отпрянула от Влада, уставилась в чужое веселое лицо, вдруг возникшее рядом.
– Са-ашка! – завопил хмельной голос, а в следующую минуту Александру оторвало от Влада, стиснуло так, что она жалобно пискнула, а веселое лицо расплылось в слезах.
– Сережка? – всхлипнула она и закричала радостно, недоверчиво: – Сереженька! Ты вернулся!
– Вернулся, вернулся! – орал он на весь подъезд, тычками гоня перед собой совершенно потерявшихся Влада и Александру. – И, заметьте себе, живой вернулся! Целый и невредимый! И ребяток своих живыми привез! И невесту себе в Ставрополе отхватил, да какую! Так, сейчас все идем ко мне, отметим это дело. Нет, даже и не спорьте! Ко мне! Ко мне!
Это был Сережа Володин, сосед Александры и командир Нижегородского ОМОНа, отвоевавший в Чечне свой срок. Александра знала его, чудилось, с рождения, во всяком случае, она не помнила времени, когда бы Сережка не был соседом бабушки, а потом, после ее смерти, – соседом их с Кариной. Друг детства – именно так следовало называть этого веселого парня, которому она сейчас была рада, как родному брату. Живой Сережка! Вернулся из этой кошмарной бойни! Не говоря уже о том, что вернулся он как нельзя более кстати, чтобы прервать затянувшийся поцелуй, после которого, очевидно, Влад перешел бы к более активным действиям…
Не давая ни мгновения передышки, Сергей втолкнул обоих в дверь своей квартиры. Александра попыталась что-то сказать насчет необходимости заглянуть к себе домой, переодеться, Влад тоже слабо пытался возражать – напрасно. Не прошло и минуты, как они уже сидели за огромным, изобильно накрытым столом, распиханные между крепкими парнями в форме.
Пирушка была в полном разгаре – Серега и его приятель, очевидно, отлучались только затем, чтобы пополнить боезапас.
Перед каждым стояла полная тарелка всякой еды, наполненные всклень[4] стаканы и рюмки с выпивкой, а сидевший напротив Александры чернокудрый парень по имени Василий (гостей моментально со всеми познакомили) бил по струнам гитары и дурашливым голосом кричал:
– Что это? – изумленно спросила Александра у тоненькой девушки с длинными косами, которая поставила на стол блюдо с жареной курятиной и втиснулась рядом с Александрой. Это была невеста Сережки, Олечка, – никак иначе было невозможно называть это нежное создание, которое тем не менее оказалось медсестрой запаса и ушло в армию добровольно.
– Песенка? – усмехнулась Олечка. – Ну, это у нас называется «Десять заповедей ваххабита». Говорят, они были найдены под стелькой сапога, который вместе с ногой потерял Басаев.
пел черноволосый молодец, играя глазами и так откровенно красуясь перед девушками, что Сережка то и дело принимался грозить ему кулаком, а Влад вообще сидел мрачнее тучи. – Да ты покушай, покушай, – окая совершенно по-волжски, уговаривала Александру Олечка, подкладывая ей на тарелку сразу две куриные ножки. Впрочем, на блюде явно лежала смесь курицы с сороконожкой, так что окорочков здесь хватило бы каждому. – Вот только боюсь, я маленько недосолила. Но если что, вот солонка. – И Олечка поставила перед Александрой хохломскую мисочку, доверху наполненную крупной, сероватой солью.
Она молча уставилась в мисочку. Подняла ее, но рука задрожала, и соль рассыпалась. Александра тут же проворно смела ее со стола на пол.
– Ох, – испугалась Олечка, – что ж мы будем делать? Больше у нас ни солинки, я и эту у соседки заняла. Сережка, ты соль купил?
Но тот не услышал, самозабвенно подпевая Василию:
– За победу! – завопил Сережка, поднимаясь. – За нашу победу! Бей гадов!