– Тогда уж Платон Каратаев, – перебил его Леонид Васильевич.
– Что? – непонимающе переспросил Эльдар.
– Я говорю, непротивление злу насилием – это, скорее, Платон Каратаев проповедовал, – пояснил Леонид Васильевич. – Хотя Алешенька тоже был в этом смысле хорош… Ну да бог с ними обоими! Я уже сказал, что знаю твоего брата, и даже лучше, чем ты. И если утверждаю, что Дему он зарыл, – значит, так оно и есть.
«Никого я не зарывал, – подумал Гелий. – Я его просто пристрелил, как собаку… нет, собаку жалко. Я его просто пристрелил! А Эля не верит, он меня какой-то тряпкой считает и всегда считал». И снова вспыхнуло в нем это желание – выскочить в соседнюю комнату и заорать, будто лягушка-путешественница: «Это я! Это я! Это я придумала!» Но вряд ли Эльдар и тогда поверит ему. Решит небось: совсем братишка заврался!
– Ну что ж, вот тебе доказательство, – сказал Леонид Васильевич, и Эльдар сдавленно забормотал:
– Наган? Но ведь это наш наган!..
– Конечно.
– Но как он к вам попал? И почему вы решили, что Гелий… что из этого нагана…
– Ты что, глухой? – В голосе Леонида Васильевича появились нетерпеливые нотки. – Про результаты баллистической экспертизы сейчас в Озерном больше говорят, чем про смену правительства! Он выбил в Дему всю обойму, а гильзы-то остались валяться вокруг! И Славка тоже хорош, не догадался поползать по песку, собрать их. Хотя, с другой стороны, мало ли кто мог на выстрелы нагрянуть. Короче, установлено, что стреляли из револьвера системы «Наган», который сейчас перешел в разряд раритетов. А вот эту коробочку видишь?
– Патроны, – пробормотал Эльдар. – Восьми не хватает.
– Молодец, хорошо считаешь! – хмыкнул Леонид Васильевич. – В барабан входит как раз семь. И восьмой в стволе. В лагере нашли восемь стреляных гильз.
– Украли, – выдавил Эльдар. – У нас украли и наган, и коробку с патронами.
– Кто украл-то? – устало поинтересовался Корнилов. – Мы со Славкой, может быть? Пристрелили суку Дему, а повесить убийство решили на припадочного пацана? Очень правдоподобная версия! Ну просто очень! Если даже его родной брат не верит, что мальчишка способен на такой подвиг, что же говорить о других?
– Подвиг? – слабо повторил Эльдар. – Подвиг, говорите? Но если все это правда, он же человека убил!
– Убил он тварь поганую, – сказал Леонид Васильевич. – Но нынче у закона, к несчастью, в фаворе такие твари, как Дема, а вовсе не агнцы невинные, у которых вдруг зубки прорезались. Поэтому давай оставим словоблудие в духе Роди Раскольникова и подумаем, как нам Гельку прикрыть. Понимаешь, боюсь я, что кто-то мог видеть у вас этот наган или знать про него.
– Никто не мог!.. – задиристо начал было Эльдар – и вдруг умолк, словно подавился.
– Вот видишь, – с добродушной укоризной проговорил Леонид Васильевич. – Я отлично помню, как мой Севка мне в прошлом году рассказывал: Гелька ему дедушкиным револьвером хвалился. Значит, мог и кому-то другому его показать. А не Гелий, так ты сам по пьянке… мог или не мог?
Эльдар угрюмо промолчал. Мог, конечно! А вот Гелий что-то не припоминал, когда хвастался наганом перед Севкой. Но, значит, все же было такое дело. Не станет же Леонид Васильевич врать.
– Сам видел, что Малявка землю роет, – продолжал Корнилов. – А вдруг да свяжет концы с концами? Ты только на минуточку представь, что с мальчишкой тогда будет. Вся эта шобла, которая нынче при власти, Демины бывшие дружки, товарищи, так сказать, по оружию, таки-ие пасти разинут! Из него же второго Листьева сделают, дуракам закон не писан. Выводить Гельку надо из-под обстрела, послушай меня, я человек в таких делах опытный!
– Ну, слушаю, – угрюмо проронил Эльдар. – И что вы предлагаете? Продать эту халабуду и умотать отсюда? Но что мы выручим за наше родовое поместье? Один раз в кабак сходить да обмыть продажу?
– Ты бы, родимый, про кабаки на время позабыл, – пробормотал Леонид Васильевич вроде бы добродушно, однако в мягком его голосе отчетливо прозвенела стальная нотка. – Неужто не все еще выпил? Сейчас речь о жизни и смерти мальчишки идет… светлого мальчишки, не тебе чета!
Он вдруг осекся, и Гелий услышал его резкое, затрудненное дыхание. Он лежал плашмя, глядя в неровно покрашенный потолок, и не мог поверить, что его жизнь, его судьба настолько волнуют такого могущественного человека, как Леонид Васильевич Корнилов, что тот не может справиться с собой.
– Ладно, проехало, – буркнул наконец Леонид Васильевич и продолжал уже спокойно: – О деньгах не беспокойся. Деньгами я на первое время помогу. А дом и в самом деле лучше продать. Уедете в другой город, скажем, в Нижний Новгород. Это вроде бы недалеко, но в то же время явно вне Малявкиной досягаемости. Там у меня есть хорошие знакомые в мэрии, помогут тебе с работой, а Геле – с учебой. Вроде бы он мечтал в автодорожный техникум поступать после школы?
Эльдар молчал. Гелий знал, что брат молчит от изумления. У них и речи никогда не было про будущее. Да и насколько Гелий помнил, он вообще никому про свои планы не говорил. Нельзя же принимать всерьез мимолетный разговор с Севкой Корниловым год или полтора назад! Но откуда еще мог Леонид Васильевич узнать про техникум?
Вот это люди! Вот это люди…
– Ничего, что город чужой, – продолжал Леонид Васильевич. – Ваше дело молодое – быстро обзаведетесь знакомыми. Кстати, в тот же автодорожный техникум собирается поступать Севкин друг детства, Вадик Черников его зовут. Мы ведь сами из Нижнего, жили там когда-то в Лапшихе, Севке уже лет десять было, когда в Москву перебрались. Но он с Вадькой до сих пор иногда переписывается. Семья эта – люди хорошие. Да и вообще вам в Нижнем будет хорошо!
Эльдар что-то пробормотал, Гелий не расслышал.
– Что? – не понял и Леонид Васильевич.
– Я говорю, вам-то это зачем? – повторил Эльдар. – Вам какой прок во всем этом? Чего ради вы такой добренький стали, а, Леонид Васильевич?
– По-моему, я тебе уже не первый раз помогаю, разве нет? – сухо осведомился Корнилов.
– Не первый, – согласился Эльдар. – Только не надо рассказывать, будто и теперь вы идете на лжесвидетельство и прочие проблемы исключительно из-за моих чудодейных рук, которые когда-то избавили вас от смещения дисков. Вы мне должок давно отдали. Объясните, ради чего теперь стараетесь?
– А я тебе уж объяснил, – негромко ответил Корнилов. – Ради мальчишки. Ради его жизни…
После этого Леонид Васильевич сразу засобирался. Эльдар вышел его проводить, и они еще о чем-то долго переговаривались в коридоре, но Гелий не знал, о чем шла речь: до него долетал только неразборчивый гул голосов, который действовал так успокаивающе и усыпляюще, что он раззевался и скоро заснул. Проснулся утром, чувствуя себя значительно лучше. А вскоре они с Эльдаром уехали в Нижний. Брат устроился на работу в судмедэкспертизу – кажется, в этом помог Леонид Васильевич. Да и вообще, все произошло именно так, как пророчил Корнилов-старший: Гелий не пошел в одиннадцатый класс, а поступил в автодорожный техникум, подружился с Вадиком Черниковым и другими отличными пацанами. Вадик нашел им дом в Лапшихе, неподалеку от того, в котором жила его семья. Конечно, они его не купили, а сняли, но все равно – жилось в этой развалюшке совсем неплохо! А потом все как-то пошло кувырком. Нелепая смерть Вадика стала для Гелия сильным ударом. Именно после этого возобновились припадки, чаще стали приходить страшные воспоминания, которые он уже считал безвозвратно похороненными. Но самое удивительное, что после этой трагедии, случившейся четыре месяца назад, что-то произошло и с Эльдаром. Гелий даже не представлял, чтобы смерть человека, которого брат видел только мельком, могла оказать на него такое разрушительное воздействие. После отъезда из Озерного Эльдар почти не пил, а тут вдруг опять начал прикладываться к бутылке, да так, что прежние его запои казались безобидными пирушками. Гелий всерьез боялся, что Эльдара выгонят с работы, но его держали: не больно-то много народу рвалось трудиться в морге, а Эльдар был все же отличный специалист. Но Гелий смутно ощущал, что Эльдар находится на грани нервного срыва, его мучает нечто такое, о чем младший брат не имеет никакого представления. Может быть, именно это и стало причиной…
Гелий рывком сел, испуганно вглядываясь в темноту.
Причиной чего?
Ничего ведь не случилось, он твердо знает, что ничего не случилось! Вадькины поминки, приоткрытая дверь сеней, Эльдар, лежащий на полу, – это же всего лишь сон! А теперь время проснуться и уйти отсюда.
Так, кругом тихо. Слышно только сонное дыхание соседей, а кто-то уже примеряется серьезно захрапеть. Пора уходить!
Он спустил ноги на пол и очень удачно попал прямо в тапочки. Вдруг вспомнил, до чего же холодно во сне было бежать по снегу почти босиком, вдобавок, правый тапок, оказавшийся сорок последнего размера, все время соскальзывал с ноги, и Гелий уже даже начал думать, что обморозится. Просто удивительно, до чего реалистичными бывают сны!
Встал, нашарил на спинке кровати пижамную курточку, сунул руки в рукава.
В палате царила тьма, но дверь была обрисована светящимся прямоугольником. Гелий шагнул к ней, придерживаясь за спинки кроватей и стараясь ступать как можно легче, благо тапки наяву пришлись по ноге. Дверь была уже совсем близко, как вдруг что-то противно, тоненько заскрипело под ногой.
Соль? Да, его сосед по палате сказал, что рассыпал соль…
Тогда, дома, было так же. Гелий вошел в комнату – и сразу метнулся к неподвижно лежавшему брату. Соль омерзительным крысиным визгом отозвалась под ногами, и, помнится, он закричал, поняв, что Эльдар не просто завалился пьяный, что он мертв.
Нет. Этого не было. Это все ему приснилось!
Гелий сделал еще шаг. Соль скрипела все громче, и, чтобы не слышать этого скрипа, он закричал изо всех сил. То есть это ему казалось, что он кричит, разрывая горло, а на самом деле он хрипел, захлебываясь, колотился об пол головой, подбитый страшным и внезапным осознанием случившегося.
Так, значит, это был не сон!
* * *Если бы не вчерашнее обещание Агнии Михайловне, Александра не потащилась бы в Высоково. Утром позвонила в поликлинику и узнала, что вызовов нет ни одного. Учитывая, что нынче понедельник, это было необъяснимо! Единственной причиной вспышки здоровья на участке могла быть лишь массовая поломка телефонов-автоматов. Вчера Александра самолично испортила один, вызывая милицию к Мельниковым. Конечно, не факт, что через час вызовов по-прежнему не будет, но пока что Александра могла быть свободна. Однако она обещала навестить Агнию…
Идти было страшно неохота, а не идти – нельзя. Поэтому Александра кое-как стащила себя с постели и погнала под душ, а потом буквально вытолкала на улицу, размышляя о том, что теперь гораздо лучше понимает утреннюю угрюмость и недееспособность многих своих пациентов. И пила-то всего ничего (к шампанскому и вовсе не притрагивалась!), а самочувствие, господи… И вид такой, что краше в гроб кладут.
Это она заподозрила, еще поглядевшись в зеркало, ну а уж когда столкнулась на площадке с соседкой, уверилась окончательно в своей неприглядности. Похоже, всему дому уже известно, что она гуляла всю ночь в компании мужчин – героев, конечно, но все же холостяков… Соседка топала за ней в некотором отдалении, осуждающе поджав губы, сзади спускался еще кто-то, и Александра не сомневалась, что до них долетает запах перегара, сохранившийся, несмотря на кофе, на интенсивную чистку зубов и съеденную ментоловую пастилку.
Самым ярким показателем ее состояния было, конечно, то, что во дворе Александра не огляделась в поисках черного джипа, а прямиком ринулась к остановке. Деревья искрились инеем, каждая веточка казалась изваянной из чудного белого, колючего вещества. Да, похоже, оттепелям настал конец, пришло время настоящей зимы, а вот Александра, не подумав, выскочила в легком пальто и ботиночках. Но не возвращаться же! Вон и трамвай подходит.
Повисла на ступеньке битком набитого 27-го – и вдруг сморщилась так, словно ей отдавили ногу. А ведь придется-таки возвращаться. Она забыла кассеты, обещанные Агнии! Без них даже идти не стоит, Агния покою не даст, а уж обид будет…
А, ладно! Александра соскочила со ступеньки задом наперед, едва не сбив с ног какого-то сына гор, озябшего в своей легонькой, не по погоде, кожаной курточке и интенсивно рвавшегося в трамвайное тепло, и побежала к дому, уговаривая себя, что нет худа без добра, поскольку она заодно переоденется сообразно градусам.
На площадке трудилась уборщица, которая тут же подступила к Александре с вопросами, можно ли претендовать на батарею бутылок, выставленных около двери володинской квартиры, или хозяин, проспавшись, сам понесет их в ларек по приему стеклопосуды. Вот уж чего не знала Александра! Но проблема, похоже, разрешилась в пользу уборщицы, потому что, когда Александра вышла, надев шубу и обременив себя сумкой с кассетами, уборщица активно перетаскивала бутылки на первый этаж, бегала туда-сюда – такая раскрасневшаяся и деловитая, что мелькала, казалось, на всех этажах сразу. Стиснув зубы в припадке мизантропии, Александра сбежала вниз и привычным путем ринулась к трамваю.
На сей раз повезло: удалось занять местечко под крылышком беременной молодки, которая распространила свой живот почти на все сиденье, но лучше плохо сидеть, чем хорошо стоять, это все знают! Однако стоило выйти из трамвая, как везение прекратилось: Александра столкнулась с женой Соловьева, того самого легочника, которого в субботу чудом удалось пристроить в больницу. Соловьева жила поблизости от Агнии Михайловны, и практически вся дорога от остановки в глубь Высокова была посвящена описанию невыносимых условий в этой больнице, возле которой не имелось ни единого пивного ларька. Александра почти не слушала, в основном изумляясь, что история с Соловьевым имела место только позавчера, а не полтора, к примеру, года назад, учитывая количество и качество происшедших с тех пор событий. Наконец надоедливая бабенка, возникавшая на всю улицу и не умолкавшая при приближении скрипа шагов сзади, отвязалась и свернула к своему дому, а Александра вошла во двор Агнии Михайловны.
Та была печальна, но хорошо одета и выглядела, как всегда, внушительно. Предложила Александре чаю и погадать, усмехнулась в ответ на отказ, но не стала вдаваться в подробности и с благодарностью взяла кассеты.
– Спасибо, милая ты моя. Я надолго не задержу, понимаю, как они тебе дороги. Если хочешь, прямо сейчас, вместе проглядим, а потом сразу заберешь.
– Смотрите, пожалуйста, – кивнула Александра, – а я посижу погреюсь.
Не так уж она и замерзла, честно говоря. Но, во-первых, спешить было некуда, а во-вторых, показалось, будто Агния как-то странно приволакивает правую ногу.
Александра придвинула кресло-качалку к печке, исподтишка наблюдая за торопливой походкой хозяйки. Вроде бы вчера не было ничего подобного или она просто не замечала? Надо бы спросить у Агнии, что у нее с ногой, но вдруг гадалка напугается? Вчера у нее был день таких переживаний, так что ночью вполне мог случиться микроинсульт, отдавшийся в правую половину тела. Кошмар. За такими микроинсультами, это Александра знала по опыту, обычно следуют полновесные, приковывающие человека к постели. Если Агния, не дай бог, сляжет, ей в полном смысле слова некому будет воды подать. Она даже на помощь не сможет позвать!
Александра нервно качнулась взад-вперед и впервые заметила, как зловеще и в то же время уныло скрипит старенькая качалка.
Правда что кошмар… Но, может быть, между одинокими соседками Агнии Михайловны существует какой-то договор проверять, кто как себя чувствует? Просто так, на всякий случай. Как бы поделикатнее узнать?
Вдруг Агния Михайловна, в эту минуту отходившая от телевизора, охнула, лицо ее исказилось болезненной гримасой. Александра пулей вылетела из качалки, и та, словно возмутившись, так поддала ей под коленки, что девушка чуть не упала.
– Осторожнее, Саша! – испугалась хозяйка. – Не то будешь ковылять, как я.
– А что с вами? – ухватилась Александра за удобный случай прояснить диагноз заодно с анамнезом.
– Да коленку расшибла, – с досадой пояснила Агния Михайловна. – Вчера на наших колдобинах поскользнулась – ну и приложилась. Еще хорошо, не одна шла, бабы помогли подняться.
– Сильно расшиблись? Давайте я посмотрю, – сказала Александра, чувствуя, как отлегло от сердца.
Вот тебе и микроинсульт! Да здравствуют разбитые коленки!
– Пустое все это, – отмахнулась Агния Михайловна, уютно устраиваясь на диване и вытягивая вперед пульт.
По экрану побежала серая рябь.
– Тогда я пойду, пожалуй, – сказала Александра, вдруг поняв, что не стоит ей сейчас смотреть на Карину. Увидит сестру, не сможет справиться с собой, сама расстроится и расстроит старуху, а той и без нее хватает переживаний.
Она уже шагнула в коридорчик, но тут в спину ударила музыка, и Александра невольно оглянулась.
На экране лица людей – это зрители на трибунах. Встают под звуки гимна. Хорошенькая девушка с косой исступленно машет флажком, что-то кричит.
Александра удивленно вскинула брови. Да ведь это та самая кассета, которую она позавчера начала смотреть у Влада. Та, которую он получил вместо «Воздушной тюрьмы» в обменнике на площади Ленина. То-то она показалась знакомой. Это же запись первенства России по спортивной гимнастике, проходившего три года назад! Удивительно, что именно она попалась Владу вместо «Воздушной тюрьмы». А еще удивительнее, что Александра сразу не узнала эту кассету. Впрочем, она ее практически и не смотрела полностью: только выступление Карины.
– Это конец записи, – сказала она. – Пленку надо перемотать.
Агния Михайловна послушно нажала на кнопочку. Послышалось шуршание.
– Хватит? – спросила Агния, и на экране снова появилось изображение. – Боже, какой красавец! – ахнула Агния Михайловна, и Александра слабо улыбнулась.