– Всё, хватит этой гнилой демократии, – подытожил Дитц. – Захватим Пирамиду и введём там жёсткую диктатуру. Мы – главные. Все остальные, кто захочет воспользоваться услугами, – в нашем подчинении на пятых ролях. И никак иначе. Включая, кстати, соотечественников – и русских, и немцев. И вообще, землян. Знаю я их. То есть нас. Как облупленных. Как вы, русские, говорите? Что-то про свинью и стол?
– Посади свинью за стол, она и ноги на стол.
– Именно!
В гондоле было тесновато от людей, оружия и снаряжения (робота Рурика тоже взяли с собой), но терпеть неудобства ради того, чтобы не тащиться сотни километров по диким землям, были готовы все.
– Главное, есть туалет, – с удовлетворением заметила Нэла, заглянув за дверь самодельной кабинки и осмотрев примитивную, но действенную конструкцию в виде стульчака, расположенного над дырой в полу. – А без душа мы как-нибудь обойдёмся.
– Но желательно недолго, – сказала Оля Ефремова, которая, по её же словам, практически не имела опыта походной жизни.
– Это уж как получится, – философски заметил Дитц и посмотрел на часы. – Пора.
Руди Майер, Сергей Вешняк и Свем Одиночка обрубили мешки с балластом, отвязали канаты. Ярко-синий воздушный шар величественно поднялся в небо Лекты. На высоте девятьсот метров восточный ветер дул с наибольшей силой (это было определено эмпирическим путём в течение часа). На ней и полетели.
Было девять часов утра по местному времени. Дождь, шедший непрерывно последние два дня, видимо, решил отдохнуть и прекратился. Сквозь широкие прорехи в облаках синело чистое небо. Выглянуло солнце. До цели путешествия – города Брашена – оставалось примерно две тысячи километров.
Полёт на воздушном шаре кардинально отличался от всех полётов, которые они когда-либо совершали. В первую очередь бесшумностью и медлительностью. А также тем ощущением эйфории, которую, за исключением Оли Ефремовой и, пожалуй, Свема Одиночки, испытывали все. Во всяком случае, поначалу. Однако довольно скоро эйфория прошла, и людям пришлось приспосабливаться к тесноте и неустроенности экзотического воздушного путешествия. Десять человек, включая гуманоида Свема Одиночку, одна фея, внешне почти ничем не отличающаяся от людей (необычайно большие глаза глубокого фиолетового цвета и тридцать шесть зубов вместо тридцати двух) и один совершенно не человекообразный робот на четырнадцати квадратных метрах (без учёта кабинки туалета и огороженного места для баллонов с метаном), как бы ни старались, с большим комфортом не разместятся. Потому что нужно ещё найти место одиннадцати большим рюкзакам, оружию, боеприпасам, инструментам, продуктам питания, ёмкостям с водой и куче всяческих мелочей.
Впрочем, первый день полёта, можно сказать, прошёл успешно. Ровный умеренный восточный ветер не стихал и нёс путешественников со средней скоростью восемнадцать километров в час с утра и до самого вечера на протяжении десяти часов подряд.
Ночевать Оля Ефремова решила на земле. Её, как самую опытную, на время воздушного путешествия назначили капитаном, хотя девушка и пыталась протестовать. Случилось это утром, перед самым взлётом.
– Я не умею командовать! – воскликнула она.
– Это просто, – сказал Хельмут. – Говоришь, что делать, и мы подчиняемся.
– Но…
– Да не переживай ты, – приобнял её за плечи Велга. – Мы же рядом. Если что, посоветуем, поддержим.
– Но только если сама попросишь совета и поддержки, – сказал Дитц. – До этого вся ответственность на тебе.
– Вы издеваетесь, да? Мальчики, давайте так. Вы остаётесь командирами, а я…
– Нет, – твёрдо сказал Велга.
– Нет, – не менее твёрдо повторил Хельмут и вытащил сигарету.
– Понятно, – сказала Оля. – Это ваше заднее слово?
– ?
– ?
– Извините, я забыла, что вы этого фильма не видели. Это ваше окончательное решение?
Они подтвердили, что окончательней не бывает. Велга тоже достал сигарету. Дитц – зажигалку.
– Хорошо, – сказала Оля. – Тогда оба быстренько спрятали сигареты и огонь. На борту курить строго запрещено.
– Не понял, – сказал Хельмут.
– Это как? – удивился Велга.
– Эй! – запротестовал Майер. – Всегда и везде курили, ты что?
– Мы не в затяжку, – пообещал Стихарь.
– От метановой горелки огня в тысячу раз больше! – привёл, как ему казалось, неотразимый аргумент Курт Шнайдер.
Тогда Оля подбоченилась и прочла короткую, но яркую лекцию по технике безопасности на борту воздушного шара, закончив её следующими словами:
– Или вы безоговорочно подчиняетесь этим требованиям, или я отказываюсь не только от должности капитана, но и от полёта вообще.
– Круто, – оценил Борисов. – Но справедливо.
– Молодец, Оля, – сказала Нэла. – Я с тобой. Курение – зло. Это вам любая фея подтвердит. От него третий глаз мутнеет. И выход в астрал затрудняется.
– Феи умеют ходить в астрал? – заинтересовался Борисов.
– Феи много чего умеют.
– Пока не взлетели, пять минут на перекур, – решил Дитц. – Потом стартуем, и уже никто не курит до самой посадки. И все подчиняемся приказам капитана Ефремовой. Вопросы?
Вопросов не последовало.
Однако ночевать на земле Оля решила не потому, что мужчинам хотелось курить (по утверждению Валерки Стихаря у него без курева опухли уши, однако наружный осмотр, который в связи с этим немедленно произвела Нэла, заявление ростовчанина не подтвердил).
– Ночью ветер может перемениться, – сказала капитан Ефремова. – С большой долей вероятности. И тогда всё равно придётся садиться, но уже в полной темноте. Что чревато. Это раз. И два – ночью не видно, куда мы летим. Вдруг препятствие? Гора? На карте гор не видно, знаю, но… Лучше не рисковать.
Все охотно согласились, что рисковать и впрямь не стоит.
К этому времени казавшийся бесконечным лес два часа как сошёл на нет, и под ними до горизонта расстилалась чуть холмистая равнина, там и сям покрытая небольшими рощицами.
– Вон, речка впереди, – заметила Оля. – Поперёк курса. Снижаемся так, чтобы сесть на противоположном берегу. Руди, трави воздух! Карл, прикрути горелку!
Майер и Хейниц безупречно выполнили команды, и шар плавно, но целеустремлённо пошёл на снижение.
Посадка не обошлась без приключений. Воздушный шар плавно на землю опустить – это не команду бортовому компьютеру отдать. Тут согласованность в пользовании системой «клапан-горелка» нужна. И опыт. А откуда ему взяться?
– Клапан на треть! – командовала Оля, глядя вниз через борт гондолы.
Руди Майер тянул за трос так, чтобы открыть клапан примерно на треть. Горячий воздух выходил из шара, и тот ускорял снижение. Земля приближалась.
– Стоп клапан! – кричала Оля. – Горелка три секунды!
Карл Хейниц врубал горелку. С характерным шипением горящий метан вырывался из сопла и гнал горячий воздух внутрь оболочки.
– Ещё три!
Ш-шшш-шш-шш…
– Стоп горелка! Клапан наполовину!
Руди потянул за верёвку. Шар устремился вниз.
– Стоп клапан!
Руди отпустил верёвку.
– Стоп клапан!!
– …твою мать! – по-русски выплюнул Майер. – Заело!!
Земля, до которой оставалось метров семьдесят, приближалась с угрожающей скоростью.
– Горелка десять секунд! Руди, дёргай, нах! Поставь его на место!!
Майер дёрнул, что было дури.
Трос, который перед стартом легко выдерживал двести килограммов веса, оборвался.
Клапан открылся полностью и застрял в этом положении. Горячий воздух хлынул из шара на воссоединение с родной атмосферой мощным потоком вверх.
И тут кончился газ в баллоне.
Горелка погасла. Шар понёсся вниз.
– Балласт!! – заорала Оля. – Два мешка!! Быстро!!!
Шнайдер и Вешняк с одной стороны гондолы и Свем и Валерка с другой одновременно подхватили и выкинули за борт по мешку с песком, каждый весом около сорока килограммов. И вовремя. Шар замедлил падение буквально в десяти метрах над землёй. Точнее, над водой, потому что поначалу казалось, что они вот-вот плюхнутся в воду… Затем опустился ниже, перелетел речку, ещё ниже…
– Держись!! – заорали одновременно Оля, Дитц и Велга.
Гондола с треском вломилась в прибрежные кусты.
Карл Хейниц переключил баллон.
Горелка, шипя, как рассерженная змея, выбросила в чрево шара порцию горящего метана.
Шар весело подпрыгнул вверх на три метра.
– Горелка стоп, Карл!!
Гондола ударилась о землю, приминая высокую, уже по-осеннему слегка пожухлую траву, проползла несколько метров и замерла в полуметре от гранитного валуна величиной с тушу бегемота, который невесть зачем и почему торчал здесь посреди поля.
– Уфф, – выдохнула Оля. – Кажется, пронесло. Поздравляю всех с первой мягкой посадкой. Экипажу – по чарке водки!
– Ура капитану Ефремовой! – закричал Валерка Стихарь и вытащил сигарету.
– Ур-ра!! – разнеслось далеко над полем и вечерней рекой.
Из ближайших кустов вспорхнула и суматошно понеслась на закат незнакомая птица.
– Ура капитану Ефремовой! – закричал Валерка Стихарь и вытащил сигарету.
– Ур-ра!! – разнеслось далеко над полем и вечерней рекой.
Из ближайших кустов вспорхнула и суматошно понеслась на закат незнакомая птица.
– Ну вот, – сказала Оля, – птичку напугали… Но всё равно, спасибо.
К тому времени, когда солнце почти коснулось горизонта, заевший клапан был исправлен, бракованный трос заменён на новый, две палатки (каждая на пять человек) установлены, костёр разожжён, вода из речки принесена, хворост заготовлен. Поварские обязанности добровольно взял на себя Сергей Вешняк. Он уже колдовал над котлом, помешивал варево длинной ложкой, осторожно пробовал горячее, смешно вытянув губы.
Солнце зашло, и сразу похолодало. На быстро темнеющем небе, одна за другой, загорались яркие и не очень звёзды. Хельмут Дитц валялся на траве, забросив за голову левую руку, курил и смотрел в небо. Он думал о том, что, если бы не абсолютно незнакомые созвездия, вполне можно было бы решить, что они на Земле. Допустим, закончилась война, и через несколько мирных лет бывшие враги случайно встретились где-нибудь на нейтральной территории во время отпуска… Мысль показалась ему настолько нелепо-забавной, что Дитц рассмеялся.
– Чему смеёшься? – рядом на траву плюхнулся Велга.
Дитц рассказал.
– Да уж, – хмыкнул лейтенант. – Наше истинное местонахождение, общее состояние и целеполагание кажутся гораздо менее фантастичными, чем то, что ты себе вообразил. По-моему, это называется парадокс.
– Иногда я думаю, что всё, что с нами происходит – сон, – промолвил Дитц. – Очень яркий, реалистичный, но – сон. Сейчас меня разбудит посыльный из штаба, я встану, оденусь и пойду получать очередной приказ.
– И я даже знаю, каков будет этот приказ, – сказал Велга. – Силами разведвзвода, пользуясь ночной темнотой, скрытно подойти опушкой леса к деревне на холме. В случае, если она будет занята противником, провести разведку боем и вернуться. А если деревня окажется пустой, занять её, оборудовать на церковной колокольне пункт корректировки артиллерийского огня и держаться до прихода подкреплений.
– Кошмар, – сказал Хельмут. – Думаешь, сон закольцован и всё начнётся по новой?
– Думаю, если мы и спим, то уже не проснёмся. А значит, нет никакой разницы между сном и явью. И беспокоиться по данному поводу – только печень себе расстраивать.
– Почему печень? – не понял Дитц.
– Потому что водка хорошо помогает при пустом беспокойстве, – объяснил Велга.
– Ты прав, – подумав, изрёк Дитц. – Но иногда кажется, что хочется нормальной жизни.
– Кажется, что хочется, или хочется?
– Кажется. Или хочется. Не знаю.
– Работа, дом, жена, дети?
– Ну! Кино по субботам и церковь по воскресеньям. Пиво с друзьями по пятницам.
– И шнапс.
– В меру.
– Так в чём проблема? – спросил Велга. – Возвращайся на Землю и начинай эту свою нормальную жизнь.
– На какую Землю?
– На любую, где есть Германия.
– Моей Германии нет нигде, – вздохнул Дитц.
– И моего СССР – тоже. Возможно, и к лучшему.
– ?
– Амбиций было через край у наших стран. А где амбиций через край, там и крови столько же.
– С каких это пор ты стал бояться крови? И с каких это пор ты отказываешься от амбиций? – Хельмут загасил окурок и приподнялся на локте. – Еще какой-то месяц назад мы владели самым невероятным и могущественным инструментом, какой только можно себе представить, и амбиции наши были почти безграничны. Теперь мы, по собственной глупости и преступной халатности, данный инструмент… утратили, скажем так. Но делаем всё, чтобы вернуть его обратно. И нам плевать, сколько при этом прольётся сварожьей крови. Возможно, и не только сварожьей. Так где логика?
– Там же, где и твоя, когда ты рассказываешь мне о желании нормальной жизни, – парировал Александр.
– Уж и помечтать нельзя, – пробурчал Хельмут скучным голосом.
– Почему? Мечтай на здоровье. Даже я с тобой помечтать могу.
– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Дитц.
– Что нам мешает, вернув Пирамиду, сделать её своим настоящим домом и завести там самые настоящие семьи? С интересной работой, любимыми жёнами и детьми, пивом и шнапсом с друзьями по пятницам и даже церковью по воскресеньям для тех, кому это нужно?
Обер-лейтенант задумался.
– Неожиданно, – сказал он, наконец. – Ты считаешь, это возможно?
– Вспомни нашу Декларацию. Пирамида – отдельное, территориально независимое образование. Мы – её свободные граждане. Иными словами, Пирамида и есть наш дом. А где дом, там и семья. Просто мы ещё до конца не осознали всего этого.
– Миша и Аня, – сказал Дитц. – Пример семьи в Пирамиде. И что вышло?
– Мы их выручим, – сказал Велга. – В этом не может быть ни малейших сомнений.
– И всё-таки.
– Погоди, я понял. Ты считаешь, что на Земле заводить дом и семью безопасней?
Дитц снова задумался.
– Вот чёрт, – изрёк он и лёг на спину. – Ты опять прав. Достаточно вспомнить любую войну.
Уже почти стемнело. На западе, там, куда они держали путь, ещё алела полоска заката, но с каждой минутой её краски всё больше тускнели и вскоре должны были совсем исчезнуть, поглощённые чернотой ночи. Впрочем, их было чем заменить. Лекта располагалась намного ближе к центру Галактики, чем Земля, и ночное звёздное небо здесь напоминало волшебной красоты, расшитый мириадами сверкающих разноцветных драгоценных камней, полог, накинутый Богом над своим творением. Для одному ему известных целей.
Оба лейтенанта валялись в непромокаемых боевых сварожьих комбинезонах на сырой от выпавшей вечерней росы траве и молча смотрели в небо.
– Жрать охота, – хмыкнул Велга и, повернувшись к костру, крикнул: – Вешняк, скоро там?!
Вешняк зачерпнул из котла варево, подул на него, осторожно попробовал, задумчиво причмокнул и крикнул в ответ:
– Готово! Прошу к столу!
* * *Командующий эскадрой захвата вошёл в приёмную Первой Матери и остановился. Молоденький незнакомый секретарь при виде высокого начальства помедлил и всё же снял ноги со стола. Командующий не спускал с него тяжёлого взгляда. Секретарь ещё чуть помедлил и сел ровно.
– Желаю здравствовать, господин Командующий, – кашлянув, произнёс он.
«Значит, он пока её не трахает, – подумал Командующий, не ответив на приветствие. – А если и трахает, то не успел себя проявить на данном поприще должным образом. Или не смог. Хотя это вряд ли. Если б совсем не смог, она не стала бы его держать в секретарях. Всегда должен быть рядом тот, кто в любую минуту сможет её удовлетворить. Быстро и качественно. Кто не может или устаёт, теряет эту работу. Сколько у неё сменилось секретарей за последние несколько лет? Этот, кажется, восьмой. Или девятый. Ладно, хоть Отцами их не назначает, и на том спасибо».
Командующий не знал понятия ревность (устройство семейной жизни каравос, где главенствовала Мать, имеющая в сексуальном и социальном подчинении несколько Отцов, практически исключало данное чувство), но всё же с некой грустью подумал, что Первая Мать давно не вызывала его для того, чтобы попросить выполнить непосредственные обязанности Отца. Всего у Первой Матери, верховной правительницы народа каравос, Раво, было восемь официальных Отцов. Не считая мелких увлечений. Но на увлечения никто не обращал внимания, поскольку любовник даже Первой Матери не мог иметь серьёзной власти и преференций. Его максимум – место секретаря. Косметолога. Врача. Личного портного. Парикмахера.
Усиленный пищевой паёк. Более или менее богатые подарки к праздникам. Да и то лишь до тех пор, пока не надоел. Потом – забвение и в общий строй.
То ли дело Отцы!
Им привилегированное положение в обществе каравос Раво обеспечивалось до конца жизни.
И всё же. Никакая власть не даёт того ощущения, какое испытывает Отец, обладая Первой Матерью. Он спрашивал у других Отцов – они подтверждают. Некоторые психологи считают, что это несравнимое ощущение идёт с тех древнейших времён, когда каравос Раво звались галадами, жили на родной планете, не имели в своём подчинении вельхе, а, наоборот, имели патриархальный общественный строй. Патриархальный – это значит, когда в семье и не только главный – мужчина. То есть решение всех важнейших вопросов лежит на мужчине, а женщина, по сути, лишь рожает детей, готовит еду и следит за порядком в доме, подчиняясь мужчине во всём. Невероятно. Не наблюдай он сам лично на той же Лекте (и не только на ней!) подобный строй и не доверяй историческим источникам, мог бы подумать, что всё это относится к области мифов и сказок. Хотя бы потому, что природная агрессивность и ограниченность мужчин, если следовать логике, быстро привели бы к самоуничтожению подобного общества. Однако исторический опыт и жизнь показывают, что это не так. Патриархальные общества существуют и даже процветают. И не только там, где цивилизация едва-едва осознала себя, как сообщество обладающих разумом существ. Достаточно посмотреть на тех же сварогов, давно вышедших на галактические просторы. Хотя у них тоже не всё так однозначно. «Северными»-то как раз правит Императрица, которая, судя по некоторым данным, обладает не многим меньшей властью, нежели Первая Мать. Кстати, о Первой Матери. Долго ещё ему здесь торчать?