А ты в панамке сидишь такой, сжимая в руках сковородку.
Лысая Вероника
Ещё воспоминание про лысых детей. Про лысую девочку. И Георгия Джоновича.
Георгий Джонович теперь, конечно, гранитный монолит и грозная скала, могучий и непреклонный утёс. А в молодые годы он был влюбчивый. Влюблялся для порядка сначала в родственниц, потом полюбил Жасмин из мультфильма, а уж после Жасмин настала очередь лысой девочки Вероники.
Теперь девочка Вероника живёт в Лондоне и работает там уж не знаю кем, но, судя по фотографиям, вокруг неё одни ухоженные педерасты, так что нормально устроилась.
А раньше да, девочка Вероника была лысой. Её так стригли татарские бабушки. А для пущего ужаса Веронике мазали голову зелёнкой. Не полностью, в три наката, а так, как-то пятнами зелёночными.
Вот если вас, барыни мои любимые, постричь налысо, оставив чубчик, да по залыселым местам пройтись ваткой с зелёнкой, много ли в вас останется оптимизма?! А Вероника была очень позитивная. Я её гладить опасался из-за предубеждений, но любовался издали, когда её в гости к нам приводили.
Лысая Вероника носила две пары колготок. Одни колготки Вероника носила на пухлых ногах, а вторые колготки Вероника носила на голове, смело называя их «косами». Косы свои Вероника не спеша доставала из пакета, надевала их в прихожей у зеркала, подтягивала повыше ножные колготки и шествовала в залы, лучисто оглядывая всех. В косах (колготки должны были быть белые – понятно почему) Вероника была прекрасна.
И вот Георгий Джонович, понятно, увлёкся будущей моделью.
С первого взгляда.
– А ты кто? – спросил Георгий Джонович, безразлично прогуливаясь вокруг Вероники с косами.
– Я – принцесса! – быстро ответила Вероника.
– Нет, ты не принцесса… – задумчиво сказал Георгий Джонович.
– А кто? – заныла встревоженная Вероника.
– Ты – робот-убийца с рогами, – влюблённо вымолвил Георгий Джонович. И подумав, влюблённо выдохнул: – Ядовитый…
Вероника повалилась на ковёр и зарыдала от мужской чёрствости. Вот как сейчас помню, как её выводили с косами в руках.
Это я к чему? К тому, что любую идиотскую историю я могу превратить в поучительную.
Аргумент
Главное в споре с женщиной – успеть спросить вовремя: «Слушай, а ничего, что это меня в тебе заводит?»
После этого спор можно переводить в любую плоскость. Ты уже не очень виноват. Сиди себе, чеши за ушами лапами, смотри на кончик хвоста. Страшного не случится. Зима будет проведена в тепле.
Бегство
Второй урок разрушения женской агрессии посредством абсолютно бессмысленной с мужской точки зрения фразы.
Как только увидите ярость в глазах любимой и занесённый её некрепкими руками над вашей головой топор, следует вспомнить заветы китайского романа «Речные заводи» и понять, что из 187 видов и 309 способов борьбы «наилучшим надо признать стремительное бегство».
Перед началом бегства следует с разумной долей боли в голосе произнести-выдохнуть:
– Ты хочешь рвать мою душу?! Рви! Всё равно она вся без остатка твоя!
И уже после этой формулы, сбивающей настройки женской системы скандала, нестись прочь трогательным лосёнком, закинув рога за спину и избегая ловких прыжков через препятствия. Бег должен быть несколько запинающимся и неловким. Как будто вы впервые бежите по стылому осеннему болоту от волков, а мама далеко.
В затылок вас женщина топором не ударит. Не знаю почему.
Через некоторое время следует высунуть смышлёную морду из зарослей и ласково посмотреть на застывшую с топором в позе статуи Свободы спутницу.
Смотреть следует максимально глупыми и круглыми глазами.
Бывшая
Меня напряжённо читают все мои бывшие жёны, жёнообязанные женщины всех рангов запаса и прочие женские лица, к ним временно приравненные. Количество моих жён запаса приближается к сорока восьми. Это проверенные товарищи, выкованные из хитрого сплава стали и кремня. Иногда у меня ощущение, что половину из них я нашёл по разрушенным блиндажам или нашарил на развалинах водокачки во время бомбёжки на станции. В любом случае я им очень благодарен. За ночи и дни, проведённые в борьбе.
По прочтении очередной порции моего бреда все жёнообязанные (почти все) звонят мне. Для уточнения ста восьмидесяти семи намёков на их красоту, ум и вызванное мной одиночество. Все сто восемьдесят семь намёков я засовываю, как им известно, в каждое своё чётное предложение.
Написал про годовщины смерти Грибоедова. Тема, с моей точки зрения, такая, что ругать меня при её освещении не за что. При любом раскладе!
Ну, это с моей точки зрения.
Звонок. Я ликующе кричу в трубку:
– Чё надо?! Течёнадо?!
Так я обычно начинаю свои телефонные разговоры.
– Я прочла у тебя про Грибоедова… – Пауза, я закуриваю. – Случайно. – Пауза, я сажусь в кресло на балконе. – В какой стране мы живём! Страшно говорить! Всё такое злое, неприветливое… – Пауза, я смотрю в одну точку за окном. – У него ведь жена была? Как звали? Сколько жили? Она его пережила? Надолго пережила. Понимаю. Девочка совсем… – Пауза, я закуриваю. – Как же она одна жила, без него? Просто очень жалко, да… – Пауза, я растираю себе грудь снегом, взятым из-за окна. – Молодая такая, да. Вся жизнь у девочки псу под хвост пошла!.. Зачем ты так говоришь? Я не такая совсем!.. Ты грубый. У меня скоро день рождения. Да, псу под хвост, считаю, жизнь пошла. Я могу приехать на свой день рождения к тебе! У нас есть общие темы… Какой ты грубый!
Приедет, будем праздновать.
Косметика
Ужинал вчера неторопливо. Сначала вроде как решил побаловать себя муссом из лаврака с козьим сыром и манго. А дальше что-то разошёлся… Того тащи, ору, этого вон сюда тащи! И вон тех рёбер на гриле с медовой подливой сюда! И рисовых печений с дынным сиропом! И персиков ещё!..
Чуть было не попросил внести блюдо с сонями под тмином, но вспомнил, что соней мне тут не подадут. Не то время. А жаль. Если вдуматься, сони ведь, наверное, удивительно аппетитные и вкусные существа. Уютные они какие-то, сони, говорю. Аппетитные.
Во время ужина вёл содержательные беседы с сотрапезниками. Для начала решили поговорить о красоте и медикаментах. Для многих эти явления настолько тесно сплетены, что разъять можно только стволом револьвера, как в «Белом клыке» собакам пасти раздвигали.
Все смеялись над ботоксом, безмозглые. А я считаю, что мы и ботоксированных женщин не очень заслужили. Так прямо и заявил, разгрызая баранье ребро. Бабы для вас стараются, друзья, а вы так неблагодарственно о них отзываетесь! Ты вот что сделал, чтобы женщине понравиться, наседал я. А ты? Не считая того эпизода в третьем классе, когда нам сказали, что писюльку можно вытянуть, привязав к ней гантелю, а Вадику М. это стоило практически обрезания, ничего мы для женщин не сделали с собой впечатляющего. Так и ходим с ходовыми размерами, успокаиваем мысленно себя, что не заметят в темноте.
Ботокс-то ладно. В XIX веке женщины для красоты вообще «средство доктора Фаулера» применяли. Очень удачный косметический препарат, не скажешь сразу, что щелочной раствор белого мышьяка. Вид у женщин освежал, придавал бледность аристократическую, глаза блестели, мышцы подтягивались, морщин как не бывало (ну, мышьяк ведь – нервы, прощайте!), заодно ещё и от вшей помогал. Никаких прыщей, кстати! Ну, чем не панацея для городской служащей?!
Я так думаю, что и от подруг противных тоже способствовал весьма. Там чуть дозировку превысил, и вот уже въезжаешь в освободившуюся от подружки комнату при швейной мастерской, примеряешь её корсеты и шляпы с перьями. Не витамин, короче, придумал доктор Фаулер. Химия надёжна.
Понятно, что постепенно дозировку раствора надо было повышать. Химические лаборатории ишачили в три смены, обеспечивая индустрию красоты.
Вот я понимаю – научный метод! Одновременно тут тебе и лилейная обречённость прелести, и недорого. Чтоб выйти замуж за одышливого хрена с бородой до пупа – обтирайся мышьяком и жри свинец!
Сколько в этом всём силы духа и стремления к социализации инстинктов! Сейчас, поди, такого не дождёшься даже от мордовских красавишен из совхоза, которые на многое готовы, только бы из леса любимого выйти за геологической партией. Хоть бы и по следу на болоте, с расчёсанными осокой ляхами, лишь бы в город, на телевидение. А в прежние времена…
Стюардессы
На внутренних рейсах британской воздухоплавательной компании работают проштрафившиеся стюардессы. Матёрые такие тёти, с приличным пробегом. Некоторые ещё хорохорятся, скручивают спидометр, а большинство уже и не кривляется, не вводит в заблуждение пассажиров на свой счёт.
Мне эти гражданки симпатичны. В них нет юношеского максимализма, подростковой голодноватой злобы хищных анорексичек. Да, синяк в полноги, да, морщины, да, на юбке пятно размером с Гватемалу, и что? Зато всё честно!
Мне эти гражданки симпатичны. В них нет юношеского максимализма, подростковой голодноватой злобы хищных анорексичек. Да, синяк в полноги, да, морщины, да, на юбке пятно размером с Гватемалу, и что? Зато всё честно!
Да, ударила второго пилота бутылкой по голове в баре. Да, застукали за покражей полотенец. Сорок лет, разведена, из всех спа-процедур используются для повышения самооценки только утренние комплименты соседа-алкоголика. Зато трудящаяся. Не унывает.
В последнее время я стал ценить подобное отношение к жизни.
Искренность
Так интересно… Женщины требуют от мужчин в рассказах о его мужском прошлом максимальной искренности и подробностей, а на самом деле желают получать в качестве рассказа какую-то несусветную банальность про перематывание житейских портянок.
Проведите эксперимент, что ли. Расскажите женщине, как вы бежали по белому песку с другой, прежней женщиной (тогда незнакомкой) вдоль кромки тропического прибоя, как вы неистово сплетались среди скал, как она, разметав роскошные волосы, покрывала ваше чуть солоноватое тело поцелуями… И т. д. Оцените полученный от рассказа результат. Как? Почувствовали, что ваша собеседница довольна, счастлива от вашей правдивости? Как оценила она взволнованный блеск ваших глаз и непроизвольные движения пальцами?
А вот рассказ про дважды отложенный суд с бывшей из-за квартиры на ул. Гентимирова, несправедливые алименты и трёхлетний дележ «жигулей» вызывает у слушательницы иную, гораздо более живую и благожелательную реакцию.
Кому из женщин интересен барон-изгнанник, скачущий верхом по зелёному полю, когда вот тут напротив в зажелтелой маечке сидит и хнычет над мисочкой щей сосед, зажавший пятернёй взопревший от неожиданного уюта чубчик?
Вывод: о своём прошлом мужчине надо бессмысленно выкрикивать несвязные проклятия или просто мычать про лагеря и мусоров.
Для предупреждения контр-примеров из жизней пишу сразу: со всеми безоговорочно согласен.
Парики
Когда в доме много женщин, в доме бывают истерики. Индивидуальные, хоровые, симфонические, джазовые, праздничные, поминальные, с торжественным выходом, как в «Аиде», и без. При истерике с торжественным выходом участвуют все домашние женщины: прабабки, тещи, тётки, гостья рыжая, её сестра, чья-то дочь, собственно сами домашние женщины, включая выпадающую в маминых туфлях из шкафа внучку пяти лет. И все под тему Мышиного короля начинают завораживающий танец бабьего заговора от моего хорошего настроения. С каких-то заповедных чуть ли не антресолей сползает такое фам инферно, что и имени её никто не помнит, с какого Нового года оно там затаилось, что оно там ело, где вытиралось, а туда же! Участвует! Как родная просто! Файф пойнт севен, файф пойнтсикс!
Я поклонник джазовых истерик, например. Я ценю импровизации на заданную тему, когда идёт вплетение собственных линий в джазовый контекст. Тут одна заныла, тут вторая подхватила по другому поводу, тут и третья из кухни подала признаки духовной жизни. Сидишь в кресле, пальцами прищелкиваешь, понимаешь – искусство! Тарам-тарам-дыды-туру-ру-ва-а-а-ды-дысь-шу-шу-шу-дым… бац! ва-а-а! бац! бац!
Хотя есть ценители тяжелой классики в духе полонеза. Это когда по очереди и каждый выкобенивается не только перед тобой, но и перед другими, поглядывая ещё и по сторонам. В таком случае подразумеваются тяжелые портьеры, напряженные вежливые голоса и нечеловеческая выносливость. «Как же вас понимать, Антонина Карповна?!» – «Да вот как изволите, так и понимайте, Василиса Романовна! Семён Пантелеймонович, засвидетельствуйте же, что вот именно эти жиды нашего Господа убили!» – «Убили?! Кому он там был нужен? И потом, с чего вы взяли, что я – это жиды?! Семён Пантелеймонович! Вы-то человек здравый, вы скажите этой русской дуре, что…»
Был в доме, где женские истерики похожи на парад германской армии накануне вторжения в Бельгию. То есть понятно, что это ужас, но хореография завораживает. Грум-грум-грум – марширт-альтцаген – фанфарен-грум-хох-райх-хох-фольк!
Выход из ситуации подсказан мне, как всегда, кормящей меня исторической наукой. Когда у императора Николая Павловича кто-то из домашних любимиц впадал в совершенную нервность, Николай Павлович, входя в помещение, ставил безошибочный диагноз: нервная горячка! Тут же из закоулков выскакивали, разматывая приспособления для бесноватых, чуткие доктора. Изобличённую волокли из залы и перво-наперво брили налысо. Так врачи рекомендовали в те прекрасные времена. Если великая княжна после бритья башки одумывалась и начинала подавать признаки резкого выздоровления, то в порядке поощрения выдавали ей специальную шапку из бархатных лент, чтобы могла, например, потанцевать на балу, в такой красивой шапке с развевающимися лентами покружиться. Ну, навроде морячка-балтийца сутуленького под дождиком на рейдовой барже.
Париков таким нервным девушкам не выдавали. Николай Павлович не любил, чтобы на других были парики. Сам носил, не скрывая, под парик его стригли всякие лакеи с кучерами за 25 рублей, а вот женщинам своим парики запрещал. Есть же целый набор красивейших шапок с бархатными лентами, носить, что называется, не переносить…
Коньячок
Если девушка признаётся, что ей нравится коньячок (!) «Лезгинка», то биографию свою она вам уже рассказала.
А дальше вас ждут только бонусы. В виде воспоминаний о стареньких нищих пидарасах, в объятьях которых девушка провела лучшие годы своей жизни.
Заметил также, что женщины, утверждающие, что любят коньячок, – очень мстительные, и на их снисхождение можно не рассчитывать. Вот женщины, которые любят закусывать лучком водочку, – их художники и поэты по мастерским да конференциям не терзали, они поэтому добросердечны. А предпочитающие коньячок дамы постоянно норовят воспроизвести ситуацию потери своей вновь обретённой невинности на очередном литературном вечере, за шкафом. И хотя последние пять лет их об этом категорически не просят, продолжают с растопыренными руками искать в полутьме понимания.
Ещё на них могут быть украшения из дерева и глины.
Женщины и лошади
Как мне заповедал дядя мой Валерий Георгиевич?
Джон, говорил мне дядя, задумчиво куря, Джон, не знаешь, о чем говорить с женщиной, говори про лошадей, не прогадаешь, женщины как-то чувствуют, что если ты говоришь про лошадей со знанием дела, с азартом и восторгом, то ты говоришь о женщинах.
Хвали, Джон, лошадей, хвали, не прогадаешь.
Обаяние
Дядя Валера учил меня, неполнозубого юношу:
– Джон! Идиот ты! Это от сестрицы моей унаследовал ты обаяние кристальной дурости… Сколько раз тебе повторять! Поймали тебя за очередным злодеянием, сразу говори, что причиной твоего проступка была красота изловившей тебя училки! Это же азы! «Зачем, Шемякин, ты прогуливаешь уроки?! Почему не делаешь домашнее задание?!» Отвечай в свойственном тебе обалдении: «Вы очень красивая, Татьяна Михайловна!» И, поверь, половина бед пролетит над твоей головой белым лебедем!
Молодые девушки
Мои многочисленные друзья, подкармливающие меня от щедрот своих и из жалости, твёрдо уверены, что мне совершенно не нравятся молодые девушки.
– Да полно тебе врать-то, – говорят они мне, развалясь по богатым лежанкам. – Полно ребячиться да кобениться! Доподлинно ведомо нам, что нравятся тебе только ровесницы, а если повезёт очень, то и дамы постарше тебя лет на тридцать.
– Да как же-с! – возражаю я отчаянно. – Откуда у вас столько фантазий? С чего вы взяли-то?!
– Любишь ты, Джон, чтобы женщина (как можно старше тебя, понятно) сидела напротив, чесала пятки да распаляла себя воспоминаниями о злодеяниях Сталина! Разжигая сим преступным наслаждением потаенный ночной огонь! А потом вы сапогами скрипите! Ведомо нам и про это…
– Я не пойму, вы что жрали без меня? Ханку?!
– Ты совершенно не умеешь слушать чужое мнение! Ты топчешь тех, кто с тобой не согласен и имеет свои убеждения, отличные от твоих. Ты не уважаешь собеседника! А ведь Вольтер… ради того, чтобы вы свободно… бу-бу-бу…
Это была иносказательная быль.
Выйдешь от таких, шатаешься от злобы и горя. Домой заходишь.
– Антонина Титовна! – кричишь. – Я вам портяночек новых по дороге…
А у самого желваки просто ходят.
Обида
Женщины способны обидеться на всё, что угодно.
Вероятно, специальные курсы какие-то. Или гипноз в роддоме. Но где-то их натаскивают на это дело.
Позвонила подруга Анна, сообщила между делом, что улетает в Майами на месяц, устала и прочее.
Я от всей души прокомментировал радость такую. Так и сказал: очень рад!
Обиделась.
Не надо, наверное, было говорить про «щеголять старыми буферами на новой яхте». И про другое не надо было говорить. Надо было говорить только про новые буфера.