— Что вы, конечно же, нет! — как можно убедительнее проговорил я. — Просто мне важно знать все обстоятельства.
Надежда Алексеевна проворчала что-то себе под нос, потом вдруг спохватилась:
— Да, я совсем забыла, что заставляю вас ждать. Сейчас, сейчас… Я только переоденусь, и поедем.
Я же в своих мыслях вернулся к Астахову — он сейчас был главной фигурой в деле. Что и говорить, компромат на депутата в период предвыборной кампании — это дело серьезное.
* * *— Тут ничего нет! — растерянно произнесла Надежда Алексеевна, вороша носком ботинка разрытую землю. — Может быть, не здесь? — обернулась она ко мне.
Я только пожал плечами, а стоявший за моей спиной эксперт Черновицкий, сдвинув брови, досадливо произнес:
— Да здесь, здесь… Самому тупому барану понятно, что все это было здесь, — он сделал акцент на слове «было».
— Но ведь теперь нет! — воскликнула Скоробогатова.
— Вот именно! — язвительно заметил Черновицкий.
Тут поспешил вмешаться я.
— Надежда Алексеевна, а вы уверены, что в тот раз, когда вы были здесь и видели свежую землю, документы были на месте?
— Но… Но здесь все было засыпано! Здесь ничего этого тогда не было! — эмоционально начала объяснять Скоробогатова. — Просто ровная поверхность. А теперь, глядите — все разворочено! Жора мне сам сказал, что здесь были документы. Причем я уверена, что это те самые «скучные отчеты», за которыми я застала его однажды утром. Здесь кто-то побывал с тех пор!
— Это мы уже поняли, — раздался ехидный голос.
Черновицкий был неисправим и при любом удобном моменте выплескивал свою желчь, скопившуюся в изобилии после долгих лет тяжелой семейной вахты на фоне финансового бедствования и прочих бытовых проблем.
— Но ведь никто об этом не знал! — с расширившимися глазами сказала Надежда Алексеевна.
— А вы в этом уверены? — огорошил я ее. — Откуда вы знаете? Может быть, ваш муж случайно об этом кому-то проговорился?
Задавая этот вопрос, я понимал, что Надежда Алексеевна вряд ли на него ответит. Более того, я понимал, что Скоробогатов в здравом уме никому об этом бы не сказал. Если его, конечно, к этому не вынудили силовыми методами…
— Надежда Алексеевна, в этом поселке есть охрана? Ну кто-то же должен сторожить ваши дачи?
— Да, здесь недалеко есть домик, там живет сторож, — кивнула Надежда Алексеевна.
— А вы к нему не обращались после того, как побывали здесь зимой?
— Нет. Во-первых, я была растеряна. А потом — раз уж залезли, то о чем спрашивать? К тому же ничего не пропало. А если Жора не рассказал, что это он сам здесь был, то и вовсе не имеет никакого смысла.
Я же отметил про себя, что теперь, после того, как на даче побывал явно кто-то из посторонних, смысл как раз может появиться. Поэтому с дачи Скоробогатовых мы направились прямо в домик сторожа. Охрана была представлена в виде щуплого, заросшего мужика лет под шестьдесят, одетого в телогрейку и старые калоши. На вопросы он отвечал односложно, хмурил брови и постоянно бормотал, что он «знать ничего не знает». Астахова на предъявленной фотографии он не признал и добавил, что вообще «не замечал никаких безобразий» и что «никто на него жалоб не имеет». Однако сомнительный вид этого работника охраны, а также его речь и поведение доверия никак не внушали и не позволяли его рассматривать в качестве полноценного свидетеля.
* * *Юрий Иванович Стрекайло был крайне озабочен. И это еще мягко сказано. Честно говоря, он даже не мог вспомнить, когда в последний раз так нервничал. Проблемы, свалившиеся на его голову в последние дни, казались настолько неразрешимыми, что просто не могли быть реальностью.
Юрий Иванович сидел в своем кабинете и хмуро барабанил пальцами по столу. В таком состоянии он проводил в последнее время многие часы.
Конечно, он не просто тупо сидел. Он думал. И действовал. И сделано уже было немало. Юрий Иванович сам удивлялся, сколько ему удалось сделать за столь короткий срок, какие-то несколько дней. И все равно мало, мало! Угроза никуда не делась, в любой момент можно ожидать удара под дых!
Юрий Иванович перевел взгляд на фотографию, стоявшую на его столе. В последнее время стало хорошим тоном ставить на рабочем месте семейные фото, вот он и поставил. Одним из первых, дабы поддержать репутацию прогрессивного политика, человека высоких моральных качеств и вместе с тем идущего в ногу со временем.
На фотографии была изображена его семья: он сам, жена и Антон. Антон, сын… Единственный, любимый, его надежда, его гордость! Улыбается радостно, открыто! И ведь было это совсем недавно! Прекрасная семья, подающий надежды сын, радужные перспективы…
Все может рухнуть в одночасье, все! Ах, как несовершенен, как несправедлив этот мир! Как уязвим в нем человек! Живет себе и даже не подозревает, что над ним уже занесен меч судьбы!
Юрий Иванович невольно подивился тому пафосному слогу, которым заговорил сам с собой. Собственно, он и в своих официальных речах был к нему склонен, но то для публики. Наедине с собой он был другим. А сейчас, поди ж ты, стал думать выспренно, философски… Да, здорово прихватила Юрия Ивановича эта история, здорово! Сколько нервов съела! Сплошные бессонные ночи, думы, действия.
Стоп! Необходимо немедленно взять себя в руки. Некогда философствовать, нужно довести это дело до конца. Нужно обязательно предпринять еще ряд действий. И если все проделать грамотно, потом останется лишь дорисовать оставшиеся штрихи. А это уже проще.
Юрий Иванович встал, прошелся по кабинету. Так лучше думалось. Он расхаживал по пушистому ковру около четверти часа, пока решение окончательно созрело в его голове. Да, именно так. Сейчас нужно поступить именно так. Это повернет запущенный механизм в нужное русло. Механизм запущен давно и правильно, теперь нужно только грамотно им руководить. Сегодняшняя встреча должна в этом помочь.
Юрий Иванович нажал кнопку на столе, и в кабинете тотчас показалось лицо секретаря — как всегда, услужливое, готовое к любым поручениям.
— Готовь машину, едем! — коротко и властно приказал Стрекайло, и секретарь, кивнув, сейчас же снова исчез, отправившись выполнять распоряжение.
Через минуту Юрий Иванович спускался вниз, уверенной походкой ступая по ступенькам. Охранник распахнул перед ним дверь. Юрия Иванович, не обратив на него ни малейшего внимания, вышел из здания и двинулся к машине. Там уже находился секретарь, открывая дверцу. Юрий Иванович немного постоял. День был ветреный, и полы его длинного пальто развевались в стороны, трепыхался галстук. Юрий Иванович не чувствовал холода, его мысли были заняты другим. Он не смотрел на ежившегося под ветром секретаря, одетого лишь в легкий костюм. Еще раз все взвесив, он опустился на переднее сиденье и бросил водителю:
— В Управление внутренних дел!
* * *— Ну как же так, Игорь Кириллович? — жизнерадостно начал я очередную беседу с Астаховым.
Его привезли ко мне в кабинет, вытащив прямо с рабочего места в офисе. Он явно не был к этому готов и, естественно, находился в недовольном настроении.
— Ох, ну что еще такое? — вздохнул Игорь Кириллович, осторожно устраиваясь на стуле напротив меня.
— А вот что. — Я перешел на строгий и жесткий тон. — Следствие располагает проверенными сведениями, что покойный Георгий Анатольевич Скоробогатов имел на вас так называемое досье. И в нем содержались компрометирующие вас документы. Вот я и говорю — как же так, а? Ай-я-яй, Игорь Кириллович, кандидат в депутаты, — с усмешкой посмотрел я на него. — И тут такое, а? В период предвыборной кампании!
— Что значит компрометирующие? — лицо Астахова вытянулось. — Я, так сказать, ничего не понимаю…
— Все вы понимаете! — оборвал я его. — Скоробогатов имел на вас компромат, и вы об этом знали. Скоробогатов погиб, компромат исчез. А теперь попробуйте доказать, что вы тут ни при чем!
— Но я… То есть я действительно совершенно ни при чем, — заволновался бизнесмен. — Я вообще не понимаю, о чем идет речь. Какой компромат? Впервые слышу!
— Бросьте притворяться. Лучше расскажите все честно.
— Но я и так вам все честно рассказал, — обиженно засопел Игорь Кириллович. — Я был с вами предельно искренен, но стал замечать, что как бы чем больше стараюсь проявлять откровенность, тем меньше вы мне верите. Это, в конце концов, несправедливо. Я вообще уже думаю, что мне лучше, так сказать, молчать, потому что вы как бы мне все равно не верите…
— Я вам не верю, когда вы лжете, — пояснил я.
— Но я не лгу! — совсем растерялся Астахов.
— В таком случае, где документы?
— Какие документы? — Он захлопал рыжеватыми ресницами.
— Компрометирующие вас.
— Но я же говорил, что впервые об этом слышу! И Жора ничего подобного мне не говорил! Вы объясните хотя бы, что за документы? Тогда я как бы смогу, может быть, внести ясность, а то так, знаете ли… Вы объясните, я просто уверен, что тут, так сказать, какое-то недоразумение! — заволновался Игорь Кириллович.
— Но я же говорил, что впервые об этом слышу! И Жора ничего подобного мне не говорил! Вы объясните хотя бы, что за документы? Тогда я как бы смогу, может быть, внести ясность, а то так, знаете ли… Вы объясните, я просто уверен, что тут, так сказать, какое-то недоразумение! — заволновался Игорь Кириллович.
— Дело не в том, что именно содержится в этих документах, — ушел я от прямого ответа. — А в том, что они были. И отрицать этого не имеет смысла, поскольку тому есть свидетели. И еще дело в том, что документы исчезли. Причем после гибели Георгия Анатольевича.
— Но… — Астахов выглядел обескураженным. — Почему вы решили, что я к этому причастен?
— А кто? — в ответ спросил я и в упор посмотрел на потного бизнесмена. — Кто, кроме вас, мог это сделать? Кому еще это выгодно? Я же специально с вами беседовал, задавал вопросы… И о Скоробогатове, и о его бизнесе, и о семье… Вы что думаете, я делал это потому, что мне заняться больше нечем?
Астахов неуверенно замотал головой.
— Ну так вот, — продолжал я, удовлетворенно кивнув, — и по вашим же словам выходит, что у Скоробогатова не было врагов. В бизнесе у него был полный порядок, вокруг — одни сплошные доброжелательные друзья, жена… Что касается жены, то и ваша версия насчет ее намерения устроить жизнь с любовником оказалась ложной. Значит, вы намеренно ввели следствие в заблуждение? — буквально пробуравил я его взглядом.
Астахов стал мокрым как мышь и прямо завертелся на стуле, как на огненной сковородке.
— Но я, так сказать, не собирался никого вводить в заблуждение, — закудахтал он, — вы просили меня рассказать все, что я знаю, и я рассказал! Эти Надины слова слышали многие, но если это шутка, то я, так сказать, об этом не знал! Я просто констатировал факты. У меня и в мыслях не было вам лгать…
— Хорошо, оставим жену в покое, — махнул я рукой. — Сейчас речь не об этом. Я вас еще раз спрашиваю — кто, кроме вас, мог украсть эти документы?
Астахов глубоко вдохнул воздух.
— Молчите? — зловещим тоном продолжил я. — Тогда я вам скажу — кроме вас, этого не мог сделать никто. Потому что остальным это все до лампочки. Кто, как не вы, станет опасаться за собственную шкуру накануне выборов? Кого волнует, кроме вас, что Астахов не станет депутатом? Опять молчите? Потому что сказать вам нечего! Вот вы и скрываете причину поездки к Скоробогатову в ночь его гибели! Потому что разговор шел именно об этих документах. И он отказался вам их отдать, поэтому вы его и убили.
— Подождите, подождите, — засуетился Астахов. — Но как бы я тогда узнал, где документы?
— Это уже неважно. Откуда мне знать, может быть, вы его пытали перед смертью? — злорадно продолжал я, внутренне радуясь тому, как трясутся поджилки у зажравшегося бизнесмена.
— Боже мой, абсурд какой-то! — выдохнул Астахов. — Пытал… Что за кошмарные вещи вы говорите? Мы же в конце концов интеллигентные, цивилизованные люди, а тут какие-то средневековые пытки…
Он снова развел руками и завозил платком по лбу. После этого он опять развел руками и вымолвил своей нервной скороговоркой:
— Можно я, так сказать, закурю? Вообще-то, я не курильщик, но, знаете, когда нервничаю, ничего другого не остается…
Я молча положил перед ним пачку. Астахов дрожащей рукой взял сигарету, неловко прикурил от протянутой мной же зажигалки, сделал несколько судорожных затяжек и уставился в окно. Потом посмотрел на меня и с каким-то укором сказал:
— Но вы же, так сказать, наверное, понимаете, что мне просто глупо было его убивать… Я же говорил, что когда мы обсуждали мою предвыборную кампанию, Жора обещал содействие. Он сказал, что постарается мне помочь, но не сразу. Может быть, мне пришлось бы ждать всего неделю! А убив его, я вообще ничего не получаю! Мотив, так сказать, как бы отсутствует!
— А компромат? — выдвинул я свой аргумент.
— Какой компромат?! Ну, это просто абсурд какой-то! — всплеснул руками Астахов. — Я так понял, что об этом знает только Надежда. И существует только на ее словах. Никто его не видел… Вот и делайте выводы соответствующие!
«Как они все достали, валят друг на друга! — неожиданно подумал я. — Бизнесмен, ставящий амбициозные политические задачи, и скучающая, но полная энергетического задора вдова! А еще подполковник Герасимов, на которого кто-то там сверху, видите ли, давит, а он все переадресовывает мне… Мол, если не расколешь Астахова, его придется отпускать, а краснеть за все не кому-нибудь, а Герасимову. Впрочем, куда уж ему дальше краснеть… Меньше нужно в бане париться да водку с шашлыками трескать!»
Углубившись в свои мысли, я и не заметил, как Астахов снова продолжил на меня давление своими аргументами, переходящими в угрозы:
— В конце концов, у нас правовое государство, так сказать… И я как бы требую адвоката, потому что нарушаются процессуальные нормы.
Старший лейтенант Точилин наверняка после всего этого бросил бы этому толстяку фразу: «А ты самый умный, да?» Но нет, я не буду опускаться до этого.
— Игорь Кириллович, вы задержаны в полном соответствии с законодательством. Вот санкция прокурора, согласно которой я имею право держать вас здесь до завтрашнего утра, — со вздохом сообщил я.
«Но чтобы продлить этот срок, мне необходимы прямые доказательства причастности Астахова к смерти Скоробогатова. А с ними туго, — думал я. — Хотя он явно чего-то недоговаривает. А скорее всего, просто врет. Надо собирать улики, а где? Вызывать Светлану Ярцеву, упомянутую Астаховым? Ну и что? Она наверняка скажет, что не помнит точно, когда он к ней приехал. Да и не доказывает это ничего. Никто не видел, что Астахов переезжал машиной своего старого друга и засовывал его в багажник, а потом выбрасывал за городом! Осмотреть его машину я, конечно, пошлю людей. Что еще можно сделать? Проводить у него обыск, находить изъятый компромат? Да он наверняка давно от него избавился! И вообще, неизвестно, где он мог бы его хранить».
— Вы что, собираетесь меня здесь оставить ночевать?! — захлебываясь слюной, тем временем воскликнул Астахов.
— Да, — сказал я. — Сейчас я составлю протокол, вы распишетесь, и пойдете в камеру.
И, не обращая внимания на его эмоциональные протесты, вызвал дежурного. Оставшись один, я набрал номер Катюхи, чтобы узнать, как у нее дела. На удивление, телефон дочери молчал. Я подумал, что Катюха либо спит, либо ее увели на какие-нибудь процедуры или обследование, и решил позвонить позже. Встав со стула, потянул затекшие мышцы и сделал несколько упражнений. В этот момент взгляд мой упал за окно, и то, что я там увидел, заставило меня задержать его.
К дверям нашего Управления подкатил длинный лимузин черного цвета. Почему-то первым делом я обратил внимание на номер, являвший собой три шестерки и, естественно, несколько букв.
«Занимательный номер! — мелькнуло у меня в голове. — Интересно, что это за важная птица к нам пожаловала? И по какому вопросу?»
Честно говоря, мне стало несколько неприятно, потому что я грешным делом подумал было, а не по душу ли Игоря Кирилловича Астахова явился этот автомобиль? Может быть, Астахов выполнил свои угрозы и позвонил кому-то из «больших» людей?
Из лимузина тем временем выбрался высокий господин очень солидного вида. Он был одет в светлый, с переливом костюм, поверх которого было наброшено элегантное пальто. Он бросил что-то своему водителю, а следом из машины вынырнул довольно молодой человек с папкой под мышкой. Он как-то подобострастно посмотрел на солидного господина, тот что-то процедил и двинулся к дверям. Молодой человек ловко опередил его, первым подскочив к двери, и услужливо распахнул ее.
Я с любопытством наблюдал за этой картиной, отмечая про себя, что раньше никогда не видел этого мужчину в стенах нашего Управления. И в то же время он показался мне знакомым…
Я вернулся на свое место и снова набрал номер дочери. На сей раз мне ответил тоненький голосок, но только это не был голос Катюхи.
— Здрась-те! — послышалось в трубке.
— Привет, — сказал я. — А Катю можно услышать?
— А ее нет. Она на операции, — огорошила меня девчонка.
— Где-е? — Я аж привстал на стуле.
— Ее увезли на операцию, — повторил голосок.
— Солнышко… — не в силах скрыть своего волнения, проговорил я. — Ты, наверное, ошибаешься. На процедуры, наверное?
— Нет, на операцию, — уверенно сказал ребенок. — Ей с утра есть запретили.
Пробормотав какую-то ерунду, я отключил связь и положил трубку на стол. Потом встал и заходил по кабинету. Что за дела там творятся???
Я вернулся к столу и набрал номер Ольги. Она не отвечала. Выругавшись, я выскочил из кабинета, запирая его на ходу, и в тот же миг увидел, как господин в пальто шествует мне навстречу, а впереди почти бежит его сопровождающий. Важный господин даже не взглянул на меня, да и мне, признаться, было не до него. Я быстро дошел до кабинета подполковника Герасимова и, постучав, тут же услышал: