— Синицын, у меня для тебя важное дело, на…
Знамо дело, без важных дел вы, товарищ подполковник, и по коридору лишнего метра не пройдете. Ну, что там у вас еще? Что я плохо работаю, я уже давно выучил, как аксиому, как таблицу умножения.
— Поедешь к Сыромятникову на дачу, на…
Тут все мои мысли улетучились.
— К кому? — осторожно поинтересовался я.
— К Сыромятникову Леониду Алексеевичу, — досадуя на мою непонятливость, нахмурил брови Герасимов. — Певец из нашего оперного. Лирический тенор, на…! В общем, он друг наш большой, давно уже так сложилось, и начальство приказало, на… В общем, строим ему дачу, отрядили туда самых бестолковых участковых и постовых. Кто проштрафился, ну, и все такое. Пойдешь командовать, на…
— А я-то тут при чем? — искренне удивился я. — Как бестолковый или как проштрафившийся?
— И то и другое, — недолго думая, отрезал Герасимов. — Командировка — на два дня!
И подполковник властным движением мясистого пальца подвел итог разговору. Вернее, конечно же, монологу, но… для подполковника этот жанр был более привычен, удобен и любим. Он, наверное, искренне полагал, что разговор равен монологу, причем соло в монологе этом должен исполнять он. Ну, или непосредственное начальство, когда все меняется местами, и Герасимову приходится слушать, краснеть и говорить «есть!»
— Понял?
— Понял, товарищ подполковник.
— Все! — Герасимов уже открыл дверь, шагнул в коридор, но я окликнул его, причем с удовлетворением отметив про себя, что обычно это доводится делать самому подполковнику:
— Сергей Александрович!
Герасимов запнулся и повернулся ко мне с недовольным видом:
— Ну что еще?
— А как же дело Скоробогатова?
Извилина на начальственном лбу напряглась, и подполковник прервал свое решительное движение.
— А он не нашелся, на..? — поинтересовался он.
— Пока нет, — разочаровал я его, не став добавлять, что вдобавок куда-то подевался еще и Астахов.
На дальнейшие раздумья у подполковника ушло меньше секунды, после чего он выдал:
— Значит, вернешься от Сыромятникова — продолжишь поиски! Ты что с утра делал?
— Работал, — развел я руками.
— Плохо работал! — не задумываясь, ответил Герасимов и скрылся за дверью, с треском захлопнув ее за собой.
* * *…Два дня, проведенные мной на строительстве дачи певца Сыромятникова, убедили меня в том, что годы, помноженные на вздорный характер, иногда могут давать удивительный в плане комизма и драматизма результат. Это как посмотреть. Я не завидовал тем людям, которые общаются с Сыромятниковым тесно, ибо это занятие не для слабонервных. А вот если денька два, то это можно было еще рассматривать как комическое шоу.
Судите сами — когда я с группой других проштрафившихся полицейских прибыл на дачу, Сыромятников встретил нас лучезарной улыбкой, хорошо знакомой жителям города по большому плакату, висевшему на фронтоне оперного театра. Он был бодр и излучал энергию.
— Прибыли, значит… Хорошо, — констатировал он, оглядев каждого из нас взглядом, которым обычно глава государства всматривается в лица солдат почетного караула, встречающего его в аэропорту. — Вам сказали, что сегодня белить будем?
— Да, — простодушно сказал я.
— А где же у вас баночки? — лицо Сыромятникова неожиданно из лучезарного превратилось в очень озабоченное.
— Какие баночки? — все так же простодушно продолжал я.
Сыромятников занервничал. Он посмотрел на меня взглядом, который теперь уже выражал полное разочарование, заходил по прихожей и заговорил:
— Но ведь вы же профессионалы, должны знать, что для побелки обязательно нужны баночки, баночки для побелки!
— Леонид Алексеевич, а что, у вас разве нет банок? — удивленно подал голос старший лейтенант Точилин, которого после случая с пропущенным звонком подполковник Герасимов посылал направо и налево…
— Как это нет, как это нет? — вспылил Сыромятников. — Но дело-то совершенно не в этом, не в этом дело! Если вы профессионалы, то должны, должны были принести баночки с собой! Как же можно не понимать таких элементарных вещей? А насадку принесли? — круто повернулся он в мою сторону.
Мне нечего было ответить, и Сыромятников опустил голову, сокрушенно покачал ею, выдержал паузу и сказал:
— Ладно! Тогда… Строительством вот сегодня займемся. Там вот во дворе у меня сложены кирпичи, старые… От гаража.
Тенор вроде снова подобрел и заговорил со мной даже как-то ласково. Он взял меня под руку и подвел к большой груде старых кирпичей, покрытых толстым слоем старого раствора.
— Их что, убрать, что ли, отсюда нужно? — снова спросил я.
Сыромятников посмотрел на меня уже как на полного идиота, резко выдернул ладонь и всплеснул руками.
— Как убрать? — Лицо его выражало чуть ли не ужас. — Да вы что, это же хорошие кирпичи, очень хорошие, их нужно оббить и потом баню строить!
Мы с Точилиным озадаченно переглянулись, и старший лейтенант даже повертел пальцем у виска. Слава богу, солист оперного театра этого не заметил, а то дело, пожалуй, могло кончиться для моего коллеги увольнением из органов.
— Я уже даже не знаю, как вам объяснять! — разводил руками Сыромятников, вышагивая вокруг нас крупными шагами. — Начальство ваше мне сказало, что пришлет самых смекалистых, а тут…
— Да вы не волнуйтесь, — поспешил смягчить я ситуацию, подмигнув Точилину, чтобы больше не встревал. — Мы все сделаем. Объясните только конкретнее…
Леонид Алексеевич более-менее успокоился и принялся объяснять, чем отбивать раствор и куда складывать обновленные кирпичи. С минуту он наблюдал за тем, как мы ковыряемся с этим заданием, потом, удовлетворившись увиденным, сел в машину и уехал. До вечера он не появлялся, и мы чувствовали себя свободнее, периодически потешаясь над старым скупердяем. Я-то быстро отложил нудное занятие — как-никак, у меня подчиненные есть. Но сидеть без дела тоже не хотелось, и я принялся помогать.
Потом позвонил Сыромятников и дал следующее распоряжение. Нам надлежало оклеить обоями зеленого цвета завершенную комнату, которую первоначально предполагалось белить. Несколько раз он повторил, чтобы мы брали зеленые обои, обязательно зеленые, после чего подробно объяснил, где они лежат. Я ответил, что все понял, и мы с Точилиным отправились в сарай. Там находилось несколько рулонов. Мы отобрали зеленые и пошли в комнату. Оклеивание мы провели быстро — все-таки это дело нехитрое.
— Ну, — растягиваясь на полу с сигаретой в руках, довольно заявил Точилин, поглядывая на часы. — Слава богу, день прошел. Тенор этот скоро должен приехать, хоть теперь, надеюсь, будет доволен — все точно сделали!
Я поддакнул, хотя сожалел, что провозиться пришлось так долго: к Катюхе в больницу я уже точно не успевал, и даже удостоверение не поможет. Пока мы доберемся до города, будет уже далеко за десять.
Надеждам Точилина, увы, не суждено было сбыться. Когда к воротам дачи подкатил на своем автомобиле Леонид Алексеевич и прошел в дом, он впал в совершеннейшую истерику. Сначала он смотрел на оклеенную комнату молча, открывая и закрывая рот, словно хотел взять нужную ноту, но у него неожиданно пропал голос. При этом он тыкал пальцем в стены.
— Что это? — наконец вымолвил он.
— Как что, Леонид Алексеевич? — благодушно улыбнулся Точилин. — Обои, как вы просили, зеленые.
— Как, как зеленые, когда я просил голубые?! — вскричал Сыромятников. — Я же вам русским языком сказал, что голубые!
— Зеленые, Леонид Алексеевич, — возразил я, так как лично разговаривал с ним по телефону.
— Ну как же зеленые, когда голубые! Вы что, хотите сказать, что я не помню, что говорю? У меня и на бумажке записано, что голубые!
Он начал хлопать себя по карманам и в конце концов достал смятый клочок бумаги и заглянул в него. Я успел взглянуть на нее мельком, потому что Леонид Алексеевич, сообразив, в чем дело, быстро свернул ее, но этих мгновений оказалось достаточно, чтобы прочитать два слова, — «зеленые обои». Сыромятников нахмурился и суетливо пробормотал:
— Это не та бумажка, потерял, наверное, ту! Но я точно помню! Ладно, оклеили, и оклеили. Ну, все, внимательнее будьте в следующий раз.
— Так на сегодня все, Леонид Алексеевич? — чувствуя облегчение, спросил я.
— Все, все. Завтра жду в восемь утра, не опаздывайте. Завтра красить будете.
— А краску приносить? — осторожно спросил я, уже наученный горьким опытом.
— Не надо краску, я сам вас завтра за ней пошлю и все точно объясню, где купить и какую. Все, до свидания.
Приехал я домой поздно и сразу завалился спать. Звонить Скоробогатовой и интересоваться ее пропавшим мужем у меня уже не было сил. К тому же подполковник Герасимов подрядил меня к Сыромятникову на два дня, следовательно, завтра я тоже не смогу заниматься поисками бизнесмена-водочника. А может быть, к моему возвращению к прямым обязанностям блудный муж и сам отыщется. Сколько угодно было таких случаев.
Приехал я домой поздно и сразу завалился спать. Звонить Скоробогатовой и интересоваться ее пропавшим мужем у меня уже не было сил. К тому же подполковник Герасимов подрядил меня к Сыромятникову на два дня, следовательно, завтра я тоже не смогу заниматься поисками бизнесмена-водочника. А может быть, к моему возвращению к прямым обязанностям блудный муж и сам отыщется. Сколько угодно было таких случаев.
Катюхе же я не решился звонить, потому как думал, что она уже спит. К тому же сегодня было воскресенье, и вряд ли в этот день починили их томограф. Да и вообще, обследование — дело не одного дня, так что завтра оперировать мою дочь точно не будут. А дальше разберемся…
* * *«Ну, и где же этот магазин «Строитель»?» — думал я, шагая по улице и вертя головой.
Как объяснял мне наш лирический тенор, мне нужно пройти от остановки направо, потом налево, потом за домами повернуть к гаражам, выйти на соседнюю улицу и там увидеть указатель, а дальше уже ориентироваться по нему. Гаражи я уже прошел и вроде вышел на соседнюю улицу, но вот указателя пока не заметил.
Черт бы побрал этого скрягу! Хозяйственный магазин на Сенном рынке вполне обеспечен той самой краской, которая так нужна Сыромятникову. Но нет же! Проблема экономии десяти рублей для нашей оперной звезды очень актуальна. А так как сам он за краской не поедет, вот и послал, естественно, меня, добавив, что это очень удобно, поскольку у меня бесплатный проезд в общественном транспорте. Удобно! Ему-то, конечно, удобно… Слава богу, что завтра заканчиваются мои штрафные работы на Леонида Алексеевича, и не придется мне больше видеть его вечно хмурое и озабоченное подсчетами расходов на строительство дачи лицо. Ему, по идее, радоваться надо, ведь рабочая сила в нашем лице ему досталась бесплатно. Правда, Леонид Алексеевич с самым серьезным видом заверил нас, что отблагодарит каждого лично от себя ценным подарком. Что ж, и на том спасибо. Но вот терпеть его скряжничество мне не хотелось ни за какие подарки.
Но где же все-таки этот указатель? Я остановился и повертел головой. Вроде бы все верно, улица Старорусская — именно ее и упоминал в своих пространных объяснениях Сыромятников. Однако объяснял он так, что мне никак не удавалось обнаружить искомый магазин.
Отчаявшись, я все-таки обратился к одному из прохожих, который, в отличие от оперной звезды, очень просто и доходчиво объяснил мне, где находится магазин. Искренне поблагодарив его, я отправился в указанном направлении и уже через пять минут приобрел три банки краски… дешевле, чем это можно было сделать на Сенном рынке. После этого я вновь отправился на остановку, после чего битый час трясся в старом «пазике», который и отвез меня на дачу к лирическому тенору, думая, что старый скопидом наверняка уже там лопается от злости, досадуя на мое долгое отсутствие. Ну и пусть понервничает, в конце концов, я к нему не нанимался. Да и вообще, завтра расстанусь с ним, надеюсь, навсегда.
Честно признаюсь — это было далеко не лучшее воскресенье в моей жизни. Ситуация усугублялась еще и тем, что на сей раз Сыромятников лично присутствовал на даче и, по мнению как моему, так и остальных, только мешал. Он абсолютно во все совал свой нос, постоянно делал какие-то лишенные логики замечания и был всем недоволен. В этом смысле он составлял великолепный тандем подполковнику Герасимову. Освободился я еще позже, чем вчера, и радовала меня только одна мысль — что больше мне не придется исполнять для Сыромятникова роль бесправного раба.
На следующее утро я, несмотря на пасмурность за окном, поднялся в бодром настроении. Оно в первую очередь было обусловлено тем, что мне не нужно сегодня тащиться на мрачную и унылую стройку, которая должна была завершиться возведением дачи господина Сыромятникова. И сама вытянутая, озабоченная проблемами затрат физиономия лирического тенора больше не будет передо мной маячить. Хватит, поработали, у меня ведь и свои дела есть. Подполковник Герасимов, он ведь что? К Сыромятникову езжай, а потом будет предъявлять — что нового сделал по делу Скоробогатова? И можно до хрипоты доказывать, что работал на строительстве дачи по его же распоряжению — бесполезно! Подполковнику ничего не докажешь, все равно будешь виноват.
В Управление я ехал с тайным желанием получить новость о том, что Скоробогатов нашелся. В этом случае мне не нужно было бы готовить отчет для Герасимова. Я специально не звонил Надежде Алексеевне, оттягивая момент. Однако сделать это все-таки пришлось, и Скоробогатова каким-то механическим голосом ответила, что Георгия Анатольевича нет ни дома, ни на работе, что он не появлялся и не звонил… Я поскорее разъединился, пока Надежда Алексеевна не забросала меня вопросами, что конкретно делается в направлении поисков ее супруга, а также не набросилась с обвинениями в халатном исполнении своих профессиональных обязанностей.
Планерка началась неожиданно. Я еще перед ее началом успел переговорить с подполковником Герасимовым и сообщил ему об окончании работ у Сыромятникова, а также о том, что Скоробогатов по-прежнему не найден. Однако подполковник лишь нахмурился и проследовал дальше, не обратив особого на меня внимания.
А начал он ее с не относящихся ко мне дел. Дал выволочку двоим операм, затем объявил, что на «стройку века» к Сыромятникову пошлет теперь начальником Точилина на целую неделю, после чего тяжело посмотрел на меня. И от этого взгляда я не ждал ничего хорошего.
— Так вот, Синицын… — Подполковник пристукнул папкой по столу. — Не знаешь, что у тебя в отделении творится?
Я никак не мог понять, чем вызвана такая реакция, и спросил:
— А в чем дело-то?
— В чем дело? — грозно надвинулся на меня Герасимов и обвел взглядом всех присутствующих. — Дело в том, что пока ты прохлаждаешься, твоего Скоробогатова нашли!
— Где? — невольно вырвалось у меня. Я настолько был ошарашен этой новостью, что даже не возразил, что, вообще-то, не прохлаждался эти два дня, а выполнял указание самого подполковника.
— Сказал бы я тебе — где! — прорычал Герасимов. — Да воспитание не позволяет!
Я проглотил слюну и повторил уже тверже:
— Где нашли?
— За городом, на… — ответил Герасимов. — У обочины дороги! Мертвым, — уточнил он. — В общем, подробности узнаешь из материалов и у экспертов.
— Подождите. — Я все еще не понимал. — А почему вообще решили, что это Скоробогатов? Его что, опознали?
Подполковник посмотрел на меня как на умственно отсталого.
— Потому что у него, Синицын, документы при себе были, ясно? Водительские права и паспорт! Сознательные граждане всегда с собой документы носят… — И подполковник тем временем продолжал вещать: — Так что теперь тебе, Синицын, не исчезновение раскрывать, а у-бий-ство! Ясно?
— Не совсем, — признался я. — Почему именно убийство? А не несчастный случай, к примеру?
— Ты еще на самоубийство понадейся! — хохотнул Герасимов, видимо, считая эту реплику удачной шуткой. — Я сказал — все подробности у экспертов! Тогда сам поймешь! Короче, Синицын, докладывай, что успел наработать и какие у тебя дальнейшие соображения! — потребовал подполковник и сложил руки на груди, приготовившись слушать.
— Я собирался разрабатывать версию с человеком по фамилии Астахов, — начал я, быстро воспроизводя в памяти то, чем занимался до отправления на штрафные работы к Сыромятникову.
— Ты его два дня разрабатывал! — не удержался и тут же перебил меня Герасимов — он вообще плохо умел слушать.
— Я же не виноват, что он куда-то запропастился! — попытался защититься я и быстро перешел к следующему моменту, пока Герасимов не обвинил меня в исчезновении кандидата в депутаты. — И есть еще толстый незнакомец, который приезжал в офис Скоробогатова, — продолжил я, стараясь игнорировать язвительность подполковника.
— И ты до сих пор не знаешь, кто он! — подытожил тот.
— Так никто же его не опознал! — сказал я в свое оправдание. — Откуда же я могу знать?
— Обязан был знать! Обязан, на…! Ты на то здесь и поставлен, чтобы все узнавать, ясно, на…?
Я не стал отвечать, а вместо этого внес конструктивное предложение:
— Надо бы позвонить и выяснить, не появился ли Астахов.
— Так звони, на…! — рявкнул Герасимов.
Я поспешно достал из кармана свой сотовый и набрал домашний номер кандидата в депутаты, который, по счастью, запомнил наизусть, так как он был легким. Номера сотового Астахова у меня не было, а спрашивать его у жены я не решился. Торопливо поздоровавшись, я спросил, можно ли мне услышать Игоря Кирилловича. Супруга сообщила, что, к сожалению, тот сейчас находится на работе и будет только вечером, но я был и этому рад, поскольку данная новость означала, что Астахов хотя бы жив-здоров, в чем я, признаться, уже начал сомневаться после того, как узнал о смерти Скоробогатова.