Сидха Нэисс всякий раз спешивалась, осторожно, на четвереньках, словно зверь, подползала к границе жуткого круга, принюхивалась, присматривалась, водила над обнажённой землёй своею лозой.
– И что тебе удалось узнать, милая моя? – сварливо осведомился Ксарбирус, когда сидха наконец осторожно, пятясь, отошла от очередного круга, третьего за сегодня.
– Земля непраздна, – кратко отмолвила сидха, оборачивая свою лозу вокруг пояса.
– Непраздна? Это как?
– Готова родить. В лоне её сила для возрождения. Но… странная сила. Будто посмертная. Чтобы её обрести, надо пройти через гибель.
– Семена, что ли? – не понял алхимик.
Стайни покачала головой. Щёки её заметно ввалились, словно она отдала много сил там, возле чёрного круга.
– Нет… мы, сидхи, знаем, когда земля жива, когда готова плодоносить… и не потому, что в неё сеятелем брошено семя. Не спрашивай меня больше! – Она вскинула руки, словно защищаясь. – Это из самой глубины сидхской веры, я не знаю, откуда оно взялось!
– Никто тебя и не допрашивает, – помрачнел Ксарбирус. – Плохо дело, друзья мои. Если Гниль перестала быть просто Гнилью – то к чему это всё может идти?
– Демонюков больше станет, эт уж точно, – шмыгнул носом гном.
– Ты прав, мой прямодушный друг, – кивнул Ксарбирус. – Демонов точно станет куда больше. Семь Зверей, Семь Зверей, вот уж точно нам бы не повредила ваша помощь!
– Предлагаете молиться, мэтр? Сложить руки?
– Никогда человек с научным складом ума не предложит «сложить руки», – последние слова Ксарбирус издевательски проблеял. – Он предложит использовать, скажем так, нетрадиционные способы наряду с обычными.
– То есть молиться?
– В том числе и… – сухо бросил алхимик.
Гниль правила бал вокруг, и, казалось, такими же страшными кругами расходится окрест безумие, поражая всех: и старых и малых. Разбегались, бросая всё нажитое, пахари, корчмари заколачивали окна досками и тоже подавались куда глаза глядят, где – по слухам, только по слухам! – было пока ещё «легче».
Мэтр Ксарбирус осунулся, почернел, стал похожим на какую-то странную и старую птицу. Отряд не сворачивал, упрямо пробиваясь сквозь поражённый Гнилью край, однако запасы показывали дно. Алхимик бормотал что-то вроде: «Ну кто же мог рассчитывать на подобную акцентуацию…»
Выручала их только удача. Ну или Семь Зверей – гном Брабер и сидха Нэисс восприняли слова Ксарбируса всерьёз. На кратких привалах гном, позаботившись о скакуне, опускался на одно колено, лицом сперва на север, потом на юг, потом на запад и, наконец, на восток, что-то шептал, сжав кулаки и положив перед собой исполинский меч. Нэисс раскладывала кругом свою лозу, однако даже и на одно колено не опускалась, вообще никак не принижая себя, когда обращалась ко вроде бы божественным силам.
Стайни и Ксарбирус не молились. Просто мрачно молчали да старались, как могли, поддержать силы гайто – без них выбраться из ловушки шансов вообще не оставалось.
Так и скакали – по самому краю гибельных пузырей, вспухавших то тут, то там. Трижды отбивались от кучек каких-то безумцев, пытавшихся отобрать их гайто.
– Скучно и неинтересно, мэтр, – сказала Стайни, вытирая клинок сорванным листом. – Скорее бы твоё море. И порт. И корабль. Если, конечно, ты помнишь ещё, куда плыть. И про то, чтобы дхусса перехватить. И «тем самым Теням» дитя Гнили подсунуть.
Всегда острый на язык Ксарбирус, никогда не спускавший «своему отряду» ни иронии, ни тем более насмешек, на сей раз отвернулся и промолчал, даже не сделав вида, что не расслышал.
Наступил день, когда они вообще не смогли сдвинуться с места. Гниль прорвалась разом с трёх сторон от их лагеря – достаточно далеко и не одновременно, но они совсем загнали своих гайто, пытаясь уйти от потоков жёлтых многоножек. Ксарбирус, словно заправский боевой маг, швырял через плечо склянки с розоватым эликсиром, расплывавшимся низким, стелющимся над землёй чёрным туманом.
– Тварей это не убьёт… к сожалению! – прокричал алхимик. – Но, надеюсь, собьёт со следа хоть ненадолго.
– Всё, не могу больше, – простонал наконец Брабер, почти падая со спины гайто. – Дайте мне демонюка, распечать меня во все кости, дайте мне свору их, только не это! Ну кто сказал, что мы, гномы, – всадники?! С нашим-то ростом! Сколько стремена ни подтягивай…
– Не ной, любезный, – рыкнул Ксарбирус. – Если жизнь дорога – в седло!
Они оказались в неширокой ложбине между двумя холмами, густо заросшей пышным широколистом, гибкие ветви склонялись до самой земли, образуя огромный шатёр, под которым укрылась бы целая армия. Несмотря на позднюю осень, листья почти не пожелтели; плотные, кожистые, они, словно исполненное боевого духа войско, намеревались твёрдо противостоять натиску зимы.
– Не могу, – простонал Брабер. – Всю задницу себе отбил, простите за выражение, прекрасные дамы…
Ксарбирус сполз наземь; алхимик сам казался тенью себя прежнего, щёки ввалились, губы сделались тонкими тёмными линиями; но держался он по-прежнему прямо, гордо, не сутулясь.
– Брабер, – задушевно произнёс досточтимый доктор медицины и алхимии, – ты что, не чувствуешь ничего? Гнилью разит так, что даже моя старческая носоглотка, пострадавшая от множества весьма дурнопахнущих экспериментов, чует её за целую лигу! Не дури, вставай, и…
– Встать-то встану, – лицо гнома перекосилось, – да только бежать нам уже некуда, сударь мой.
– Гниль! – в тот же миг разом завопили Нэисс и Стайни. – Там!.. Впереди!..
К югу, где бока холмов расходились в стороны, а могучие широколисты уступали место огороженной плетнём пашне, земля зловеще шевелилась, гуляла ходуном, набрякала, словно готовый вот-вот лопнуть ярмарочный пузырь.
Ксарбирус прошипел какое-то проклятие, бросился обратно к гайто. Гном, зарычав, поднялся на ноги, перехватил поудобнее меч.
– Ко мне! За спину! Прикрою, сколько смогу…
В этот миг Стайни, извернувшись подобно змее, вдруг бросилась куда-то в заросли, рыбкой пробив завесу гибких ветвей. Глухой удар, возня и резкий старческий голос:
– Тебе вовсе необязательно нападать на меня, прекрасная и грозная дева.
– Что там? – опешил Ксарбирус.
– У меня нет оружия! – раздражённо сказал тот же голос в кустах. – Совершенно незачем выламывать мне руки, моя дорогая. Дайте мне встать, я пойду сам. Тем более, как мне кажется, очень скоро нам предстоит увидеть нечто поистине замечательное.
Стайни появилась, толкая перед собой худую фигуру в просторном плаще.
– А ну-ка, покажись! – потребовал Брабер.
– У нас мало времени, – незнакомец откинул капюшон, явив отряду Ксарбируса узкое лицо со впалыми щеками, что, казалось, не имело возраста. Клочковатая седая бородка росла как придётся. Глаза тонули в тени глубоко под надбровными дугами. – Гниль вот-вот будет здесь. Покиньте… ах нет, впрочем, вы уже не успеете, – последние слова он произнёс совершенно равнодушно, словно сообщая о чём-то не имеющем никакого значения.
– Что-о?! – взревел Брабер.
– Кто вы такой? – Ксарбирус резко махнул рукой, останавливая разбушевавшегося гнома. – Откуда тут взялись? Следили за нами?
– Я не уверен, что это самые важные сейчас для вас вопросы, – сообщил незнакомец, решительно стряхивая руку Гончей с плеча. – Но, если угодно, могу ответить…
– Гниль! – взвизгнула Нэисс. – Сейчас прорвётся!..
– Да прекратите же меня хватать, милочка! – оттолкнул Стайни непонятный старик. – Ваша товарка права. Гниль сейчас прорвётся, и моё дело – там, а отнюдь не с вами!
Бугор, под которым копился гной от неведомой отравы, поразившей землю, всё надувался и надувался, то вздымаясь, то слегка опадая; старик досадливым жестом отодвинул Ксарбируса с дороги и зашагал прямо к готовому вот-вот лопнуть чудовищному волдырю.
– А?.. Э? – только и смог выдавить из себя алхимик.
Старик размеренным шагом, не мешкая, но и без суеты шагал прямо ко вскрывающейся пустуле. Вот до неё осталось тридцать локтей… десять… пять; вот незнакомец взобрался прямо на трескающуюся, осыпающуюся вершину холмика, запахнулся в плащ и уселся, скрестив ноги и положив на колени руки, раскрытые ладонями к небу.
– Безумец… – пробулькал Ксарбирус.
Земля лопнула, из разверзшейся каверны хлынул грязно-жёлтый поток отвратительных тварей; зрелище, уже почти привычное для мэтра Ксарбируса и его отряда. Однако на сей раз они только и могли, что открыть рты, начисто забыв об опасности.
Хлынувшие из разрыва многоножки всей массой ринулись на оставшегося спокойно сидеть незнакомца, жёлтые живые потоки обвились вокруг него; человеческая фигура в единый миг исчезла под живым шелестящим ковром. Ничто живое не осталось бы живым и доли мгновения, однако шевелящаяся гора многоножек стремительно росла, а сквозь шелест бесчисленных конечностей и пощёлкивание столь же бесчисленных жвал не пробилось ни крика, ни стона.
Жёлтый круг Гнили не растекался окрест, он весь остался стянут в тугой узел, узел, стремительно росший и вверх и вширь.
– Словно хлебожорки на приманку, – пробормотал Ксарбирус, не сводя глаз с разыгравшейся перед ними сцены. – И на самоубийцу этот… это… не похож совершенно.
Многоножки воздвигли настоящую пирамиду, она поднялась уже выше деревьев. Стайни, как и Ксарбирус, застыла с приоткрытым ртом; Нэисс, бледная, как горные снега, прижала пальцы к вискам; гном Брабер, изрыгая проклятия, глядел то на свой отыскивающий демонов амулет, то вновь на снующих туда-сюда и вверх-вниз тварей.
– Магия… – простонала сидха, падая на колени. – Никогда такого не… о-ох… не могу… не вытерпеть…
А тем временем с многоножками стало происходить нечто непонятное. Движения их замедлились, они словно впадали в спячку. Некоторые и вовсе перестали шевелиться, застыли – а затем стали осыпаться. Именно осыпаться, словно вылепленные из мокрого песка фигурки, когда высыхает влага и начинает дуть ветер. Панцири, хвосты и жвала обваливались, жёлтая пыль струйками заскользила вниз, и те из тварей, что ещё шевелились, тотчас замирали, тоже начиная осыпаться.
Только что воздвигнувшаяся выше древесных вершин пирамида начала стремительно разваливаться, оседать, истаивать облаками жёлтой пыли. Из-под земли ещё лезли новые бестии, но уже и они едва шевелились, все присыпанные жёлтым пеплом.
Наконец, когда всё замерло, посреди круга остался сидеть тот самый незнакомец, живой и здоровый. Деловито встряхнул плащ, накинул обратно.
– Я бы посоветовал вам двигаться к Решаму, – совершенно будничным тоном проговорил он. – Остальные людишки сейчас как раз туда бегут. К тому же там… впрочем, сами увидите.
– Кто ты? – наконец очнулся Ксарбирус, разом забывая о вежливости. – Кто?
Старик пожал плечами.
– Я – это я. От своего имени я давно отказался. Меня оно не интересует. Как и не интересует ничего, оставшееся в пределах этого мира. Бывайте здоровы, как говорилось в пору моей молодости.
– Ну уж нет! – взревел Брабер, бросаясь вперёд. – Ты, распечать тебя во все кости, Гниль угнобливать навострился, Гниль! Ту самую, от которой…
– Не моё это дело, гном, – равнодушно сообщил незнакомец, спокойным шагом направляясь прочь. – А на меня бросаться тебе никакого смысла нет. Меня твоей железкой не поцарапаешь. Только время зря потеряешь.
– Постой! Постой, досточтимый! – в отчаянии завопил Ксарбирус. – У тебя в руках средство изничтожить Гниль. Как же ты можешь…
– А я её и изничтожаю, – усмехнулся старик. – И обращаю к вящей своей пользе. Ничья иная меня не интересует. В этих пределах у всякого мыслящего существа есть лишь одно достойное дело, а именно – достижение бессмертия. Разумеется, своего собственного. Мнение на этот счёт кого бы то ни было меня не волнует – вам это сообщаю лишь во избежание траты вами лишнего времени.
– Я знаю, кто ты, – вдруг проговорила Стайни, нацеливаясь в незнакомца указательным пальцем. – Ты тот великий учитель, о котором упоминал дхусс по имени Тёрн. Знаком тебе такой?
Старик приостановился.
– Надо же, – в голосе слышалось нечто вроде удивления, – насколько же тесен этот крошечный мирок. Что ж, лишнее напоминание, что пора, пришла пора его оставить.
– Он говорил, – выкрикнула Стайни, – что ты всегда стремился к бессмертию для себя, он говорил…
– Всё верно, – примирительно сказал незнакомец. – И незачем так орать. Слух меня ещё не подводит. Равно как и память. Я прекрасно помню сего дхусса. Редкий талант. Но он выбрал свой путь. Бессмысленный, на мой взгляд, но я никого не сужу. Это не моё дело.
– Но власть над Гнилью… – встрял было бледный Ксарбирус. – Но бессмертие…
– Мой дорогой, – насмешливо перебил его старик. – Тебя, как и столь многих вокруг, волнуют настолько глупые и ничтожные, с моей точки зрения, вещи, что обсуждать что-либо с тобой я не вижу никакого смысла. Гниль? Нет ничего проще, они же очень слабы, это паразиты. Достигший высшей дисциплины духа сможет давить их так же легко, как ты, почтенный, давишь лесных кровососов. Бессмертие – такая вещь, что нуждается в поддержке. Подчеркну – пока что нуждается. Я настойчиво работаю над этим. Всё, что требуется, – это поторопить их смерть.
– Тебе нужны смерти других, чтобы оставаться бессмертным самому?! – выкрикнула Стайни, сжимая кулаки.
– Дорогая моя, природа полна смертей, – сухо отрезал незнакомец. – Многоножки наиболее удобны. Хотя источник значения не имеет. Я не всесильный, я не могу истребить Гниль во всём мире. Я лишь забираю себе ту силу, что могу. Вот и всё. Нет, научить этому невозможно.
– Тёрн говорил, что ты хочешь стать призраком…
– Этот дхусс, разумеется, не всё понял, – перебил бывшую Гончую старик. – Форма существования значения не имеет. Нематериальное имеет массу преимуществ перед телесным. Остановить же распад плоти не под силу никакой магии, это великий закон всего – существующее в виде твёрдого и осязаемого должно погибнуть и стать невоплощённым. Этого не избегнет никто и никогда. Даже я. И мудрый не станет без нужды и сверх необходимого сохранять плоть в неприкосновенности. Придёт час её сбросить и начать совсем иное существование.
– По-прежнему пожирая других? – напирала Стайни.
– Не твоё дело, девушка, – без гнева или даже раздражения отозвался старик. – Я отвечаю тебе, только пока на это есть моя добрая воля. Заставить меня не в твоих силах. Я не владею боевой, – он презрительно скривился, – боевой магией, этой ерундой вроде швыряния в противника молний; я просто не в твоей власти, так же как я не во власти Гнили.
– А поговорить всё равно любишь, – прошипела Нэисс.
– Люблю, – охотно согласился старик. – Отголоски прошлого. Когда-то они мешали, препятствовали сосредоточению… однако я всё это преодолел. Так что бывайте здоровы… насколько это возможно в насквозь больном мире.
Он махнул рукой и, повернувшись, зашагал прочь. Ни заплечного мешка, ни хотя бы сумы через плечо – казалось, у незнакомца вообще нет ничего с собой. Что же он ест, как укрывается от непогоды, где добывает потребное?..
– Стой, подожди! – с отчаянием выкрикнул Ксарбирус и лишь всплеснул руками, видя, как фигура в плаще уходит всё дальше и дальше.
– Бесполезно, – фыркнул гном, покачивая мечом. – Ничего с ним не сделаешь и ничем его не возьмёшь.
– Да, сила просто огромная… – прошептала бледная Нэисс. – Он… словно отрезал себя от мира, а мир от себя. Не знаю, откуда он взял такие заклинания и каким образом он…
– Мои бывшие коллеги, полагаю, смогли бы ответить на твой вопрос, дорогая моя. – Ксарбирус тяжело вздохнул, по-прежнему глядя вслед незнакомцу. – Я всегда был более склонен к практике, нежели к отвлечённому теоретизированию, но модные теории, коими увлекались наши, так сказать, непризнанные гении, конечно, помню – в общих чертах. И они обсуждали… – Ксарбирус потёр лысину, – обсуждали, что якобы теория не запрещает закукливание, замыкание на себя всех магических потоков, что обычно пронзают человеческое – или сидхское, или гномское, – поправился он, – тело. Камни Магии есть ведь не только в виде кристаллов. Куда больше их существует в виде мельчайших частиц, включённых в сложный круговорот силы, от детального описания коего я сейчас воздержусь; одни распадаются, другие возникают в огненных глубинах вулканов, где расплавлены сами кости земли. Так вот, если замкнуть это течение на себя… путём очень долгих и сложных практик, аскетизма, дисциплины тела и мысли – то якобы можно достичь и не такого. Но кто отрешится от всего, всех радостей земных, чтобы десятки лет постигать неведомое? – Алхимик покачал головой.
– Один такой нашёлся, – буркнул гном. – А сколько таких ещё? Едва ли это мы одни такие везучие, распечать меня во все кости.
– Неплохо бы, – вздохнула Стайни. – С Гнилью-то он ловко управился.
– Ловко-то ловко, – Брабер был по-прежнему недоволен. – А вот оберег мой, на демонюков настроенный, чуть не лопнул! Отродясь такого не видел, хуже, чем тогда, в море. Он, гад такой, чуть демонов сюда не втянул, едва дорогу им не открыл!
– Ничего себе! – присвистнула Стайни.
– Удивляться не приходится, – кивнул Ксарбирус. – Действие равно противодействию. У каждого живого существа есть своё и только своё место в мире. Отрежешь себя от окружающего – неведомо, что или кто решит занять свободное пространство.
– Сильны вы, мэтр, рассуждать. – Брабер пнул подвернувшийся под ноги сучок. – А что делать-то дальше будем? Провизии осталось всего ничего, а при таких делах, когда Гниль кругом, так ничего нигде и не купишь.
– Ничего уже не переменишь, – пожал плечами алхимик. – До Решама доберемся, а там… там легче будет.
Он не ошибся.
Перед Решамом дорога превратилась в сплошной людской поток. Бежали все, кто мог и кто не мог. Стены города были крепки и высоки, сложены из дикого камня во времена расцвета ещё древней Империи, улицы – тщательно вымощены. Купцы охотно платили повышенные пошлины, но зато «Гнили не сунуться!», как они уверяли сами себя.