Хирт показался Вождю маньяком, из тех латышских, еврейских садистов, которые создали ЧК и ГПУ ее жуткую славу. Немало этой сволочи Вождь передавил и охотно продолжал бы в том же духе.
Вот с Янкуном Вождь охотно побеседовал бы подольше. А еще лучше, припаять бы ему срок лет в двадцать, и на «шарашку». «Такие в ведомстве Лаврентия полезны», – лениво думал Вождь сквозь накатывающую дремоту. Да… Этого потом – задержать.
А молодой вызвал у Вождя приступ глухого раздражения. «Гладкий сопляк», – примерно так думал Вождь. Такие вот сытые, происходящие от других, тоже сытых, сидели дома в чистых рубашках, ели мамкины пироги и читали книжки, когда его, Сосо Джугашвили, дразнили шлюхиным сыном и колотили во дворе. Эти гладкие сытые мальчишки учились в хороших гимназиях, пока он выл под розгами в своей бурсе! Они, эти гладкие мальчики, долгое время вели себя так, словно Вождя вообще не было на свете. Они смотрели сквозь Вождя, как сквозь стекло, словно его вообще не было.
«Этот щенок… он по пещерам лазал, да?! Древних ариев там видел, да?!» – злобно думал Вождь, почти засыпая на ходу. Вождь хорошо знал из опыта жизни, что именно такие сытые мальчики как раз и лазят в незнакомые места, идут на риск, хорошо воюют. Но ему так хотелось, чтобы было иначе… Так хотелось, что Вождь не хотел ничему верить.
Вальтер тоже с интересом разглядывал Вождя. Вот перевел взгляд на Берию… Лицо у него почему-то сделалось удивленное. Откуда было знать Вождю, что Вальтер читает его мысли, и вовсе не в переносном смысле слова? И что ни Вождь, ни Берия вовсе не произвели на него хорошего впечатления?
Слава о Вожде гремела по всему миру, власть его превосходила власть римских императоров, французских королей и турецких султанов, вместе взятых. О нем рассказывали легенды, пели песни, писали книги. На расстоянии Сталин был грозен и страшен, непостижим и величественен.
А здесь, вблизи, Вальтер видел какого-то неухоженного, страшно неуверенного в себе старика; он смущенно слышал его неумные, злобные мысли. Старик пыжился, крепился, его продолжало гнать в никуда бешеное честолюбие, стократ уязвленная душа. Зачем? Он и сам не понимал. Старик был патологически, противоестественно одинок. Этот страшный трагичный старик ненавидел и боялся всех людей на Земле. Он никого не любил, никому ни в чем не доверял. Вальтер представил на его месте своего деда или отца и захлебнулся от жалости.
Приближенные Вождя тоже оказались довольно странные… Канарис – страшный, неприятный и жестокий, тем не менее оставался энергичен не по годам, уверенным в себе, физически крепким. Профессиональный офицер Вальтер фон Штауфеншутц сто раз подумал бы, прежде чем выйти против пожилого Канариса с равным оружием в руках.
Одутловатый, какой-то неуклюже-пухлый Берия был бледен, как вставший мертвец или как брюхо лягушки. Он оказался неуверенным в себе, физически слабым и растерянным. Этот человек находился в самом сердце своего государства и в этом государстве был вторым по важности лицом. Вокруг стеной стояла вооруженная до зубов охрана, он вершил великие дела… а он сидел возле своего Вождя и все время чего-то боялся.
«Может быть, все дело в бюрократии? – думал Вальтер. – Дело в том, что Вождя и его свиту охраняют намного крепче, чем заправил Третьего рейха?»
Действительно: Канарис мог взять и приехать в замок Грюнфенштейн безо всякой охраны. Сел и поехал. А чтобы попасть к Сталину, делегация прошла три независимых друг от друга поста охраны – каждый со своим начальством, своими способами обыскивать и проверять.
За всем этим угадывалась огромная бюрократическая машина… куда там рейху! Функционер такого государства никуда не поедет один, не останется безызвестным ни один его шаг. Ведь какая может быть цель существования этих бесчисленных служб? Только одна – все время контролировать друг друга.
Может быть, поэтому Канарис был совершенно самостоятелен, а Берия всего боялся и никуда бы один не поехал?
…Так думал Вальтер, когда Вождь первый раз затянулся «Герцеговиной флор», усмехнулся, негромко задал свой первый вопрос…
– Начнем с человека, который своими глазами видел древних ариев… Расскажите нам, как они выглядели?
Вальтер встретился с беспощадными желтыми глазами и еще раз удивленно почувствовал, что Вождь его ненавидит. За что?! Он ведь не сделал ничего плохого ни Вождю, ни его государству. Переводчик начал было повторять, но Вальтер ответил по-русски:
– Они напоминали людей, которых рисовал Рубенс: крупные, массивные, тяжелые. Они были светловолосыми и светлокожими, товарищ Сталин.
Как и ожидал Вальтер, Вождь не показал удивления, хотя в голове у него поднялся целый вихрь. А Берия стал бояться еще больше, чем боялся раньше.
– Вы неплохо говорите по-русски, – обронил Вождь глуховато, негромко. – Вы хорошо подготовились к своей миссии.
– Русский язык велел мне учить отец. Он говорил, что Россия всегда будет или важным союзником, или страшным врагом. В обоих случаях этот язык надо знать.
Вождь на мгновение прикрыл глаза. «Не хочет показать, как в глазах плеснула ненависть, – понял Вальтер. – Но почему он ненавидит и моего отца?! Чем мы обидели его?!».
– Если вам так удобнее, расскажите мне по-русски про ариев. Расскажите подробнее. А то меня уже совершенно запутали. – Вождь развел руками, усмехнулся. – Какие они были, первые европейцы?
– Эти были дикие люди, язычники. Они ходили в меховой одежде, охотились на зверей и поклонялись бесам. Но они заложили основы всему, чем мы пользуемся до сих пор.
С полминуты Сталин молча разглядывал Вальтера. Наверное, он ждал, что тот отведет взгляд… Не дождался.
– Этот человек… – Вождь указал трубкой на Хильшера. – Этот человек уверял моих слуг, что древние арии исповедывали веру более высокую, чем христианство. Но я ему не верю. Знаете, почему?
– Я не могу этого знать, товарищ Сталин.
– Потому что я ничего не понимаю в древних ариях, но я хорошо понимаю в людях. Этот человек просто неврастеник и дурак.
Вальтер невольно смутился. Какое-то время Вождь с усмешкой смотрел на него, потом продолжил:
– А этот, – указал Вождь на Вайстора, – рассказывает, какие обряды и какие обычаи были у древних арийцев и как древние арийцы рассказывали ему о себе. Ему я тоже не верю. Вы и в данном случае не знаете почему?
– Уже знаю. Вы хорошо разбираетесь в людях, товарищ Сталин.
Какое-то время Вождь вдумчиво рассматривал Вальтера. Потом кивнул, вынул изо рта трубку.
– Верно. Этого человека напрасно выпустили из сумасшедшего дома, ему там было самое место.
Вождь стал набивать трубку и закончил:
– Почему я не должен верить им, уже понятно. Но почему я должен верить вам?
– Потому, что я действительно был в пещере Руффиньяк, товарищ Сталин, видел там древних арийцев и говорил с ними.
– А может, вы курили не табак? Вы спустились в пещеру и курили там что-то из веществ, которые так любят на Востоке? Опиум или гашиш?
– Я психически здоров, товарищ Сталин, и я никогда не курил гашиша… В пещере я не пил ни водки, ни вина. Со мной был мой друг, и он видел то же самое, что я. Если одно и то же одновременно видят два человека, разумно считать, что это существует на самом деле.
– Где этот ваш друг? Я могу видеть его и говорить с ним?
– Он в Германии… видеть его можно. Это офицер абвера, Петер Бергдорф.
– И я тоже мог бы видеть древних арийцев, если бы спустился в пещеру?
– Могли бы, товарищ Сталин.
– Вот этот человек, – Вождь указал на Янкуна, – говорил об арийцах почти то же самое, что и вы. А это серьезный ученый, ему можно верить. И этого дела у него нет…
При словах «этого дела» Вождь выразительно покрутил пальцем у виска.
Судя по выражению лица Янкуна, он понял. Судя по выражениям лиц остальных, они не поняли. Может, Сталин крутит пальцем по поводу Вальтера?
– Поэтому, – веско заключил Вождь, – вера должна быть скорее вам и герру Янкуну. Но тем не менее древних ариев я не видел, с их богами я не беседовал. И потому я не могу судить, ни какая была у германцев вера, ни как выглядят их боги, ни поддерживают ли эти боги национал-социалистическое движение.
– Товарищ Сталин… Ведь Хильшер и Вайстор обещали вызвать древних арийских богов. Вот и пусть вызовут, а мы сможем на них посмотреть.
При этих словах Берия еще больше испугался, секретарь Вождя еще больше напрягся, но видно было: самому Вождю мысль откровенно понравилась.
– Мне именно это и обещали ваши начальники, товарищ Бергдорф! Я и хочу посмотреть на древних арийских божеств. Может быть, я буду вынужден сразу же перейти в светлую нордическую веру? Может быть, арийские божества произведут на нас всех самое неизгладимое впечатление.
Вождь говорил тихо, глухо, с откровенным оттенком торжества. Так мог говорить человек, которому пытаются всучить фальшивые деньги или лекарство, одновременно помогающее против поноса и запора. А он выводит жуликов на чистую воду!
«Не верит! – понял Вальтер. – Он не верит, что эти два ненормальных вызовут арийских богов!» А вот Берия боялся, и этот кривой плешивый человек, секретарь Сталина, тоже боялся… Значит, эти двое как раз верили?!
Переводчик бросал немецкие фразы, неоязычники зашевелились. Карл Вайстор установил железный треножник, что-то положил в него. Шипя, герр Карл подносил спичку за спичкой, но что-то у него все время тухло. Вождь кивнул. Один из охранников подошел, щелкнул зажигалкой… Тут же огонек заплясал на треножнике, понесло приятным сосновым дымком.
Вайстор тут же стал кидать в огонь какие-то странные комки, понесло тревожным ароматом, куда гаже соснового запаха. Язычник начал рассказывать, что древние арии всегда привозили из Тибета и жгли на треножниках листья дерева бинь-бинь, смешанные с травой цаофань, этот запах обожали древние арийские боги.
Вальтер с изумлением понял, что он и правда верит в свою способность вызывать древних ариев.
Вождь склонил голову набок, лицо у него принимало все более ироническое выражение. Если бы еще не так страшно хотелось спать… И без терпко-сладкого, тяжелого смрада бинь-бинь отчаянно кружилась голова…
А тут еще Фридрих Хильшер начал произносить какие-то слова… видимо молился на языке, который считал древнеарийским.
– Аквасас аа! – кричал он, дико округливая глаза. – Аа! Аа-а!
На эти вопли охрана сделала пару шагов вперед… Вождь повел бровью; охранники отошли, но на всякий случай бдили.
– Вавакант!!! Вавакананд крудхи!!! Крудхи аваи! Аваи!!! – выкликал Хильшер, начавши кружиться, словно дервиш.
Вайстор махал длинной, раздвоенной на конце палочкой, раздвоенным концом прикасался к треножнику и мелодично подвывал.
– Это жезл из священной повилики! – сообщил он. – Некоторые жрецы используют рябину, но это просто нелепость… Древние арии не любили рябину. Я смеюсь и плачу, я просто в отчаянии и ужасе, когда используют рябину… Тут нужна только повилика! Священный жезл, его еще называют «волшебная палочка»… Из повилики…
Он бросил еще какого-то порошка в чашу на треножнике и опять замахал повиликой. Послышался сильный треск, после чего огонь сделался зеленым, завоняло намного сильнее. Вождь повертел раскрытой ладонью около носа: видимо, Вождь надеялся, что сделается легче дышать. Еще он пытался отогнать невидимые никому, но ясно различимые им самим призрачные колонны, выходящие из стены. Тощие люди в телогрейках шли, опустив головы, со скрученными за спиной руками.
– Кара агхнутаи!!! Агхнутаи! Вавакананд!!! Аваи! Аваи! А-а-а!!! – надсадно орал Хильшер, от напряжения приседая с красным лицом. Лицо у него стало уже совершенно безумным.
Вальтер вглядывался в лица людей. Вождь не верил в заклинания… похоже, ему делалось плохо, и он был занят чем-то другим… Берия и Поскребышев боялись. Охрана истово несла службу, не вникая в зловоние и вопли. А эти двое искренне верили в смысл учиненного ими же безобразия. Хильшер и Вайстор вполне серьезно ждали, когда же в комнате появятся арийские боги, блистательные и прекрасные.
У Вальтера тоже начала кружиться голова, нарастала боль в левом виске. Раза два тянул он камушек из кармана и останавливался: одно дело, говорить о чем-то с Петером и герром Эриком в мудрой тишине библиотеки, совсем другое – перейти от теории к практике, подвергаясь огромному риску. Наконец он достал желвачок кремня – неровный, легкий и твердый… Достал и держал в опущенной руке, чувствуя пальцами каждую твердую неровность. Охрана если и заметила, не придала значения: может быть, извлечение камушка – часть ритуала? Кровь бешено била в висках.
Наконец он решился.
– Вавах агнутаи! – выл Хильшер. – Аа-а! Аа-а-аа-!!
Вайстор кинул в огонь еще какую-то мерзость, на этот раз, кажется, мокрую; повалил черный дым, от него закашлялся один из охранников. Тут огонь пробился через брошенный Вайстором комок, полыхнуло живое пламя, и Вальтер, не размахиваясь, прямо от бедра кинул камешек. Сердце стукнуло сильнее привычного.
Время остановилось. Маленький серо-белый камушек переворачивался, подпрыгивал на деревянном полу. Он все катился, все летел, переворачивался, скользил по полу… камешек остановился, как и хотел Вальтер, только уже возле Хильшера. Кто-то вскрикнул, кто-то шагнул вперед; Вальтер не видел, не слышал, словно прикованный к этому небольшому, чужеродному в комнате предмету. А в следующий момент любое внимание с него исчезло, и надолго: посреди комнаты, возле треножника, поднимался Ваал Саам во всей красе. Только сейчас юноша сообразил, что Ваал Саам чуть выше человека, но куда тяжелее и массивнее. Ноги у чудовища были короткие, кривые и толстые, верхние лапы тоже короче человеческих, покрытые грязно-белой шерстью с круглыми розовыми пятнами. Жуткий идол палеолита, доживший в Индии под именем Ганеша. Но Ганеша с головой слона индусы изображают добродушным, милым… Дальний предок Ганеша, Ваал Саам, был каким угодно, но не добрым.
Приземистый, сутуло могучий, он хищно пригнулся, поворачивался всем торсом. Кошмарные глаза – смесь кошки и совы, по сторонам основания хобота, уперлись в Берию… И вдруг Берия дико завизжал. Натурально завизжал, с совершенно безумными глазами. До сих пор Вальтер был уверен, что взрослый мужчина просто физически не способен издавать такие звуки. Сам он визжал последний раз в двенадцать лет: потом ну никак не получалось. Но Берия именно визжал, дико визжал, трясясь всем телом, не способный сойти с места, оцепенев. По брюкам текло, а он визжал. Звук получался такой, что Ваал Саам, кажется, пришел в смущение. Затопав на месте ногами (отчего пол заколыхался), Ваал Саам переместился; теперь его взгляд перешел на Вождя…
К удивлению Вальтера, Поскребышев сделал шаг, растопырил трясущиеся руки… Губы у него прыгали, зубы лязгали, с лысины текло; он буквально корчился от страха, но он все же прикрывал собой Вождя. Вождь же только вынул изо рта трубку, сидел как сидел. Он сделался еще темнее лицом, стали заметнее пигментные пятна. Но сидел.
Только теперь Вальтер услышал пальбу, заметил пороховой дым: охрана сажала по чудовищу из пистолетов. Не было ни малейших признаков, что пули попадают в Ваал Саама; они словно пропадали в нем, не оставляя даже вмятин. Не обращая никакого внимания на стрельбу, Ваал Саам вдумчиво уставился на Янкуна. Немолодой ученый побледнел и отступил, чудовище как-то подобралось…
– Нет! Не его! – закричал Вальтер. – Не его! Вот его!
Это был чистой воды порыв, ненадежный и случайный путь. Вальтер кричал по-немецки, показывал рукой на Хильшера, вне себя от отчаяния, что прямо вот сейчас, на его глазах, вызванное им чудовище пожрет замечательного ученого. Хильшер продолжал выкрикивать «Вавах!», с напряжением кряхтел: «А-аа!!!», весь трясся от возбуждения. Наверное, Хильшер верил, что это он вызвал Ваал Саама. Ваал Саам подобрался и прыгнул. Мгновенным рывком лапы легли на плечи Хильшера, хобот задрался. Распахнулась пасть, неуловимо напоминавшая пасть акулы множеством острых зубов. Пасть раскрывалась все шире, неправдоподобно широко. Неуловимо быстрое движение, и голова Хильшера полностью исчезла в этой пасти. Что-то еще произошло, и Хильшер нелепо забился – так бьется петух с отрубленной головой, так поднимается и опускается его обезглавленная шея. Только у петуха кровь толчками льется из обрубка, а сейчас не так уж много крови выплеснулось наружу. Даже сквозь частую пальбу и визг Берии слышен был гнусный всасывающий звук, бульканье и журчание. Вальтер чувствовал себя, как в страшном сне, у него подгибались колени.
Вайстор стоял на коленях, простирал руки к Ваал Сааму. Было совершенно непонятно, умоляет он о пощаде или молится… В любом случае Ваал Саам отшвырнул Хильшера и прыгнул. Хильшер летел, нелепо мотая руками, с грохотом рушился на пол, а Ваал Саам уже поднял за плечи вопящего Вайстора, опять сунул человеческую голову в свою окровавленную пасть. Вайстор задирал голову, не давался. Под грохот нескольких выстрелов огрызок головы без нижней челюсти со стуком рухнул на пол, чудовище опять сосало, пока не выпустило трепещущий, сокращающийся труп, не облизало морду дымящимся полуметровым языком.
Пока Ваал Саам высасывал Вайстора, Хирт кинулся бежать, сломя голову. Охранник оттолкнул его обратно, тот опять попытался. Тогда охранник ударил, заставив Хирта согнуться, обхватив руками живот; охранник швырнул его обратно.
Пока Ваал Саам ел и пил, Хирт бежал, охранник бил, Вождь бешено рявкнул:
– Не стрелять!
Хотя стрельба к тому времени уже и как бы сама собой остановилась по причине своей полной бессмысленности. Тогда же Берия на мгновение перестал визжать. Стало тихо, и в этой тишине Ваал Саам поворачивался, ища жертву.
– Останови его! – Вождь обращался к Янкуну. Лязгая зубами, переводчик начал бормотать немецкие слова, но Янхун понял и так, развел руками с бледной улыбкой: «Не могу!»