– Она не замужем? У нее дети есть?
– Кажется, у нее никого, кроме сестры, нет. Вы что же, и ее тоже подозреваете?
Валерий собрался с духом и осторожно, подбирая слова, сообщил ей наконец о смерти Аркадия и Любы.
– Два сердечных приступа, вам не кажется это странным? – не давая ей возможности прийти в себя и пытаясь ее отвлечь, спросил он.
Она подняла голову, их взгляды встретились.
– Вы просто не знали, как мне сказать об этом? Поэтому так медлили? Потрошили меня, расспрашивали об Аркаше в то время, как знали, что его нет… Это жестоко.
– К сожалению, в моей профессии довольно часто приходится прибегать к подобным методам, но что поделать, тем более что у нас с вами одна и та же цель – найти убийцу Вероники!
– Да, конечно… – она болезненно усмехнулась. – Ваша профессия… Так, постойте. Мне надо собраться с мыслями… Что же это получается? Веронику убили, а Аркадий… умер? Инфаркт, говорите? Но он только в прошлом месяце, мне Люба говорила, был в больнице. Где его обследовали… И кардиограмма у него хорошая! Никаких проблем с сердцем у него не было. А Люба… Да она вообще была как лошадь! Она Аркашу на руках носила, в прямом смысле! Я не знаю, конечно… Но чтобы эта здоровенная Люба так расстроилась от смерти Аркаши, что померла… Что-то мне в это не верится.
– Мне тоже. Вот, ждем результаты вскрытия. Инфаркт – это предварительный диагноз.
– Подождите… Ведь Аркадий был очень состоятельным человеком, они на пару с Максимом владели фирмой, там еще такое трудное название на английском «Голден…».
– Да, я в курсе.
– И кому же теперь все достанется? Максу? Господи прости… – Маргарита перекрестилась. – Одна нехорошая мысль пришла… Но как пришла, так и ушла.
– Не так давно Аркадий отдал свою долю брату.
– Да? Надо же! Хотя… Аркаша ему доверял безгранично. Думаю, это даже правильно. Что же это получается? Максу достается и эта квартира? Ведь Вероника завещала эту квартиру Аркадию… Теперь же, когда Аркадия нет, она достанется брату как единственному наследнику?
– Скажите, что еще вы знаете о Любе? Может, она с кем-то общалась? У нее были подруги?
– Да ничего я о ней не знаю! Спросите у Макса, он-то точно все знает.
На столе лежала раскрытая книга. Должно быть, Маргарита Васильевна, чтобы как-то отвлечься, читала ее.
– Что за книга? – спросил он, пытаясь разглядеть обложку.
– Эмиль Золя, – она слабо улыбнулась. – Удивительно, в квартире я не нашла вообще ни одной книги! А тут – эта старая, потрепанная книга…
– Вы позволите мне взять ее? – Он вдруг подумал, что эту книгу мог оставить в квартире убийца.
– Вы где ее, кстати, нашли?
– Да вот прямо здесь, на столе, и нашла. Словно Вероника ее читала… Однако пустые бутылки и стаканы со следами виски и коньяка говорят об обратном.
Она была права. Вскрытие показало, что в крови Вероники была изрядная доза крепкого алкоголя.
– Что за роман?
– Знаете, малоизвестный роман, помнится, я читала его, когда была девочкой. «Проступок аббата Муре».
Валерий открыл книгу на случайной странице и прочел:
«Она захватывала пучками последние стебли распустившихся левкоев, безжалостно уминая атласные оборочки цветов. Она опустошила клумбы ночных фиалок, полураскрывшихся к вечеру; сжала, точно серпом, целое поле гелиотропов и собрала в кучу всю свою жатву. Под мышками у нее были связки лилий, огромные, словно вязанки тростника. И, нагрузившись с ног до головы цветами, она поднялась в павильон и свалила возле роз все эти фиалки, гвоздики, левкои, ночные фиалки, гелиотропы, лилии. И, не успев перевести дух, опять сбежала вниз…»
Муть, подумал он.
– И тут тоже цветы… – он направился к выходу. – Я вам ее верну, вот только отпечатки пальцев снимут…
– Знаете что?.. Подождите минутку…
Маргарита Васильевна встала, чтобы его проводить. Ткнула пальцем в книгу.
– Если мне не изменяет память, в книге что-то о цветах… Кажется, там трагический финал… Быть может, это как-то связано с Вероникой? Может, это знак?
Все вокруг становятся мнительными, когда речь идет о странной и безвременной кончине, об убийстве близкого человека. Все кажется подозрительным, невероятным, обращается внимание на все то, что прежде вряд ли бы кого заинтересовало.
– Может быть, – он старался быть вежливым.
Зосимов распрощался и вышел.
Разговор с Маргаритой Зиминой вышел тяжелым, каким-то муторным, у него даже голова разболелась. Остался неприятный осадок, связанный с реакцией этой женщины на смерть Аркадия. Как будто, пережив первые мгновенья этого потрясения, ее сознание заработало в практическую сторону вопроса: наследство, квартира…
Еще ему показалось, что Маргарита втайне, где-то очень глубоко в душе, завидовала своей дочери, ее возможности вести свободный образ жизни, будучи защищенной любовью и заботой волшебного Ефима.
Ефиму Дворкину он назначил встречу на утро следующего дня, и разговор с ним, Валерий чувствовал, должен был пролить свет на многие обстоятельства жизни Вероники.
Но сейчас ему предстояло встретиться с Анжеликой Ереминой. Он позвонил, убедился, что она вернулась из Турции, и поехал на Савеловскую.
22. Максим
Он меня выгнал, взашей. Он был вне себя.
Я давно его не видел. Приехал поздно ночью, напугал его, и без того перепуганного внезапной смертью близкого человека.
Он сильно постарел с тех пор, как я видел его последний раз. И если прежде я видел в нем растлителя, негодяя, глубоко порочного человека, то теперь передо мной был просто старик. Растрепанные седые волосы, дряблая коричневая кожа в пятнах, натянутая на выразительный, угловатый череп, выцветшие глаза, темно-красные, словно искусанные губы. Длинный зеленый шелковый халат, шлепанцы.
Он казался совсем маленьким в своей огромной квартире, забитой антикварной мебелью, какими-то скульптурами, привезенными из далеких стран предметами культа, сувенирами, масками, бубнами, шкурами, коврами… Современная белая кухня растворялась в огромной, с высокими потолками студии.
– Это он убил ее, он, ее муж! – орал он на меня, как на представителя противоположного военного лагеря. – Это он вынул из нее душу. Ставил на ней свои психологические эксперименты, все никак не мог порвать с ней окончательно, не мог дать ей полной свободы, поселился напротив нее, следил за ней, не понимая, что каждый прожитый ею день отравлен сознанием того, что она сделала человека инвалидом. Ты не знаешь, какое доброе и горячее сердце у нее было, как она страдала из-за Аркадия. А на развод согласилась потому, что не любила его, вот и вся правда. Она могла бы и не принимать его щедрого подарка, поселилась бы у меня, или же я сам купил бы ей квартиру, вы же все знали, что я ее никогда не оставлю. И если бы я кони двинул, то все завещал бы ей, моей девочке.
Ты зачем носил ей цветы? Ты, вроде бы здравомыслящий человек?! На хрена тебе это надо было?! Сколько раз я собирался встретиться с тобой и поговорить по-мужски.
– Так чего же не встретился? – я едва успел вставить слово.
– Да потому что она не разрешила. Тебе ли не знать, что она допустила все это безобразие, только чтобы видеть тебя.
Вот уж действительно не понимаю, что она в тебе нашла! Вроде не молодой, рожа обыкновенная, какой ты в постели, думаю, она так и не узнала… А вот прикипела к тебе намертво. Что ты ей наговорил, что она стала пить? Что такого сказал, что она совершенно потерялась в этой жизни? Оскорбил ее? Унизил?
– Да ничего я ей не говорил! – возмутился я. – Почему я должен был ответить на ее чувство, если люблю другую?
– Да пошел ты знаешь куда? Обнял бы женщину, приласкал… Что, убыло бы от тебя? А может, она ребенка от тебя хотела?
– Какого еще ребенка?! Она сделала…
Он швырнул в меня тяжелую диванную подушку, затем в меня полетела какая-то африканская маска.
– Скотина! Не смей! Прекрати!
– Возьми себя в руки… Надо что-то делать…
– Я уже распорядился. Похоронами буду заниматься я. А ты занимайся Аркадием… Хоть и не любил я его, но жалко парня. В сущности, он тоже жертва, жертва любви. Любил ее, но не смог удержать…
– Да она изменяла ему налево и направо!
– От отчаяния. Ты никогда не поймешь ее, никогда… Она любви искала. Понимаешь ты или нет?! Тепла.
– А что же ты сам-то не женился на ней?
– Я же не идиот какой… Понимал, что ей нужен молодой мужчина, умный, перспективный, чтобы дети были и все такое, семья… Ну да, нелепая у нее получилась жизнь. Красивая и нелепая. Как и она сама, Вероника. Выпьешь?
– Нет, я за рулем. Ефим, за что ее могли убить? Она тебе что-нибудь рассказывала? Может, ей кто угрожал?
– Да я сам голову сломал… У меня связи в прокуратуре. Я такое узнал… Вроде бы Аркадий твой ее застрелил.
– Нет, я за рулем. Ефим, за что ее могли убить? Она тебе что-нибудь рассказывала? Может, ей кто угрожал?
– Да я сам голову сломал… У меня связи в прокуратуре. Я такое узнал… Вроде бы Аркадий твой ее застрелил.
– Ты спятил?
– Следы его коляски на лестнице, как раз перед ее дверью. Вот как они там оказались?
– Но на видео нет никакой коляски!
– Есть. За сутки до убийства. Он заехал в соседний подъезд… Вот только как бы не выехал…
– Ты что сейчас сказал? Как это не выехал? Он что, там остался? Чушь собачья!
– Они сами там ничего не понимают… Но это точно была его коляска, и на колесах следы крови, пыли из подъезда… Говорю же, сам голову ломаю, кто бы это мог быть. А это точно, что твой брат не мог самостоятельно передвигаться?
– Я понимаю, конечно, что ты не любил Аркадия, но чтобы предположить такое, что он симулировал… Это низко, Ефим.
– Ну, тогда не знаю… – он развел руками.
Я смотрел на него, пытаясь представить себе, каким он был лет пятнадцать-шестнадцать тому назад, когда встретил Веронику. Ну, может, морщин было поменьше, но он никогда не был привлекательным. Обыкновенное, какое-то плоское, лицо, узкие глаза, маленький нос, толстые губы… Как она вообще могла связаться с ним? Чем он ее взял?
Только деньгами, роскошью, поклонением, может быть, нежностью?
– Может, это Люба? В каких они были отношениях?
– А ты кого имеешь в виду?
– Любу и Веронику, конечно!
– Да они практически не были знакомы. Люба знала, конечно, о ее существовании, как не знать, ну еще, может, наблюдала за ней втайне от Аркадия в подзорную трубу. Почему бы ей не полюбопытствовать?
– Думаю, она ненавидела ее, – предположил я.
– Согласен. Она же сиделка, думаю, что Аркадий доверял ей и много чего рассказывал о Веронике. Возможно, в глазах Любы Вероника выглядела вообще преступницей, раздражающим фактором, подтачивающим здоровье ее подопечного.
– Да, я знаю, он действительно ей доверял. Люба была очень привязана к Аркаше… Надо бы предупредить ее, когда будет известна дата похорон. Она не простит мне, если я не сообщу ей об этом. Хотя, где ее искать, понятия не имею…
Я поймал на себе внимательный и одновременно недоуменный взгляд Ефима. Он смотрел на меня из-под своих густых, торчащих маленькими седыми кустиками бровей как-то очень уж странно.
– Что ты так смотришь? Ну да, я не знаю ее адреса, она жила в квартире Аркадия… Но уж как-нибудь разыщу ее, она где-то у сестры живет. Вроде на Масловке.
– Ты не знаешь, – Ефим покачал головой. – Умерла ваша Люба. Сегодня. От инфаркта.
Я почувствовал головокружение и страх. Страх, что все, кто окружал меня последние годы, те, кто составлял часть моей жизни, покидали меня один за другим. Смерть косила их…
– Она же никогда не болела. И сердце у нее было здоровое.
– Да откуда тебе знать?
– Когда Аркаше недавно кардиограмму делали, заодно и Любе сделали… Они еще обсуждали это, говорили, что главное, чтобы мотор хорошо работал. Я очень хорошо помню этот вечер, я пришел к Аркадию, чтобы вручить ему чек, рассказать о Веронике…
– Говорю же, извращенцы! Семья уродов! Это вы довели Веронику, вы все! А братец твой, прости господи, был к тому же еще и мазохистом!
– А Вероника твоя – шлюхой!
Я и сам не знаю, зачем это сказал. Просто вырвалось.
Ефим набросился на меня, схватил за плечи и вытолкал в прихожую.
– Пошел отсюда! Ты что, не видел, что твой брат с катушек съехал? Что он не в себе, что ему пора уже в психушку!
Я хотел ему ответить, что таким больным, с травмированной психикой, Аркаша стал по вине Вероники. Но ничего не сказал. В этом уже не было никакого смысла.
– Скажи, ну кто мог ее убить? – спросил я уже перед тем, как перед моим носом собирались закрыть дверь.
– Думаю, мы этого уже никогда не узнаем, – глубоко, судорожно вздохнув, сказал Ефим. – Ее застрелили из того же пистолета, каким были убиты трое мужиков, ее знакомых… Вроде бы ей подкладывали трупы любовников под дверь, а она избавлялась от них, выбрасывала в окно, чтобы не тащить, а потом на машине ночью отвозила куда-то на свалку…
– Никогда не поверю, что ты об этом ничего не знал. Она не могла не обратиться к тебе за помощью, если бы это было правдой.
– Она звонила мне, много раз… Но я не брал трубку, я решил вообще уйти из ее жизни, чтобы не мешать… Думал, что так, без меня, она скорее найдет себе мужа, выйдет замуж, родит ребенка… Я мешал ей все эти годы, был запасным аэродромом. Может, если бы меня не было, она жила бы как-то осторожнее, что ли, понимаешь?
– А мне кажется, что ты просто бросил ее… И она осталась совсем одна.
– Думай как хочешь. Но я всегда хотел ей только добра. Между прочим, я собирался положить ее в клинику, лечиться от алкоголизма, так она такой скандал устроила, пощечину мне зарядила! Ну вот я и перестал отвечать на ее звонки. Пусть, думаю, сама о себе позаботится или кто из ее любовников. Все, хватит! Да если бы я знал, что ее, мою Никочку, ждет такая судьба, что ее скоро не будет, разве ж я не приехал бы к ней, не помог?
– Да ты представляешь, что ты мне вообще рассказал? С каким же грузом она жила?! Куда-то трупы отвозила. Зачем? Почему полицию-то не вызывала?
Ефим пожал плечами. Потом, вдруг спохватившись, схватил меня за плечи и выставил за порог.
– Иди. Надоел. Я вообще не понимаю, почему ты до сих пор не женат, ты что, голубой, что ли?
Я развернулся и ударил его кулаком в челюсть. Ефим покачнулся, но выстоял, кровь хлынула из его ноздрей прямо на зеленый шелк халата.
– Скотина, извращенец! – он сплевывал собиравшуюся на губах кровь, махал руками, пока, наконец, ему не удалось вытолкать меня и захлопнуть дверь. – Идиот!
Меня колотило. Моя тихая, спокойная и размеренная жизнь, где каждый день был похож на другой, где меня все устраивало и где не было места стрессу, оборвалась. Все закончилось. Меня словно бросили в котел с кипящим маслом, где обжигало все: потеря близких людей, страх перед тем, что я буду следующим, горечь расставания с Леной…
Что я такого сделал в своей жизни не так, что сам загнал себя в это состояние?
К тому же я был уверен, что меня ищут. Смерть Аркадия, смерть Любы – у следователя ко мне накопилось слишком много вопросов.
Пусть поищут. Я должен был какое-то время побыть на свободе, один, чтобы постараться во всем разобраться.
Почему они подозревают Аркадия? Откуда на площадке перед квартирой Вероники следы его коляски? Что за бред?!
Я бы хотел, конечно, встретиться с Леной, мы бы с ней вместе подумали. Может, до чего-нибудь и додумались. Да и вообще я хотел ее увидеть, я должен был успокоить ее, ведь и она наверняка переживает. Возможно, от своего знакомого она уже знает о подозрениях, связанных с Аркадием… Один бог знает, о чем она может подумать. Но если бы я ей позвонил, она не взяла бы трубку. Это ясно.
Лиза. Вот она бы все поняла. И помогла бы нам помириться.
Я позвонил ей.
– Лиза, никто не должен знать, что звоню я, – выпалил я за секунду, чтобы она, в случае если Лена рядом, не выдала мой звонок. – Надо встретиться. Поговорить. Я переживаю. Ты сможешь приехать?
– Ну да…
– Она рядом?
– Нет.
– Возле цирка Никулина, идет?
– Хорошо. Я приду.
– Тебя разыскивают, – сказала мне Лиза, когда мы, встретившись, устроились выпить кофе в кондитерской рядом с цирком.
По сути, за каких-то полчаса она рассказала мне примерно то же самое, что и Ефим. Меня искали, но, как я понял из ее намеков, не только для того, чтобы допросить относительно Аркадия и Любы, Зосимов наверняка собирался меня задержать.
– У тебя будут неприятности, если ты не появишься. Ты же давал подписку о невыезде?
– Давал. Но я же никуда не уезжал. Если поймают, скажу, что был дома, там, на Делегатской. Уверен, что там меня точно никто не станет искать.
– В той квартире следы колес от коляски твоего брата… Похоже, убийца находился там какое-то время, чтобы потом, придя к Веронике, пальнуть в нее. Да, и еще! В ее квартире следов коляски нет.
– Ты думаешь, я ничего не понимаю? – возмущению моему не было предела. – Все подозревают моего брата в том, что он был симулянтом. Что разжигал в себе ревность, наблюдая за Вероникой с помощью подзорной трубы, что специально покупал ей цветы, чтобы раздавить ее чувством вины… Но ее просто так было не раздавить. Она была сильная, выносливая…
Лиза рассказала мне про дневник Вероники. Затем, объяснив, откуда информация, раскрыла источник – Суровцев.
– Источник-то верный, – согласился я. – И что в этом дневнике?
– Как ты понимаешь, дневником не могла не заинтересоваться Лена, – сказала Лиза, глядя на меня с сочувствием. – Люда огорошила ее тем, что Вероника много писала о тебе, из чего мы решили, что у вас с ней был роман.