– Фиби – это кличка соседской собачки, – сказала Лена. – Мне Макс тоже о ней рассказывал. Помните эту историю с инвалидной коляской, ну, когда Аркадий заехал в дом на коляске, но не выехал? Твой муж, Люда, подозревал, что Аркадий мог ходить и что он нарочно своим появлением на коляске ввел в заблуждение всех тех, кто занимался этим делом…
– Поверьте мне, Аркадий здесь вообще ни при чем, – сказала Людмила. – И слишком уж все сложно, запутанно, согласитесь? А эта соседка… ее все в подъезде знают, она гуляет возле дома со своей болонкой Фиби… Столько лет Фиби была девочкой, а тут друг стала мальчиком!
– Ты встретилась с ней?
– Конечно! Кира Осиповна Мейер, чудесная женщина. Просто душа-человек! Я как бы случайно столкнулась с ней в том дворе, где жила Вероника. Сказала, что хочу снять квартиру в этом районе, спросила, не знает ли она, может, кто сдает в этом доме. Она высказала предположение, что, возможно, будут сдавать квартиры под номерами «четыре» и «пять», поскольку они вот уже пару недель как пустуют. Да только, сказала она, одна из квартир «нехорошая», там молодую хозяйку убили не так давно.
Вот стоим мы, разговариваем, я задаю ей вопросы, она отвечает. Рассказала про Аркадия, который никак не мог успокоиться после развода с Вероникой и потом, по ее словам, покончил с собой. Рассказала про Максима, брата Аркадия, который очень любил его… Между тем собачка, пока мы говорили, два раза справила нужду и, поверьте мне, она делала это как девочка!
– И что с того?! – не выдержала Лена. – Ты думаешь, мне все это приятно слышать?
– Она нервничает, – тихо заметила я.
– Спокойно! Как вы не понимаете, что на видео вовсе не Кира Осиповна Мейер! А совершенно другой человек, но тоже в черном плаще. Лицо скрыто зонтом! Мы с Суровцевым много раз просматривали эту запись и пришли к выводу, что убийца, может, Аркадий, заехал в дом на коляске, а вышел одетый как Кира. И чтобы все выглядело идеально, убийца раздобыл где-то болонку, очень похожую на Фиби, с той лишь разницей, что это был кобель.
– Так все-таки Аркадий… – ухмыльнулась Лена. – Я думала, что-нибудь новенькое…
– А я вот лично не могу себе представить, чтобы Аркадий, который в моем представлении был человеком благородным, пусть и не совсем здоровым… чтобы он переодевался в женскую одежду, искал какую-то болонку! К тому же, зачем ему было заезжать в подъезд на коляске?! – это уже сказала я. – В чем смысл? Если он ходил, то мог и войти уже одетым, как Кира, разве я не права?
– Вот именно! И это как раз не дает покоя Валере, – сказала Людмила. – Каким бы странным ни был убийца, какая-то логика должна быть. Если убийца хотел на Аркадия все свалить, то почему бы не выехать на коляске обратно?
Вот поэтому я все-таки попросила Суровцева, чтобы он поговорил с судмедэкспертом, делавшим вскрытие Аркадия: мог он ходить или нет?
– А разве в официальном отчете по результатам экспертизы этого нет?
– Есть. Там такие специфические термины… Словом, атрофия мышц обеих ног. Получается, что ходить он не мог. Но мне нужно было знать точно, понимаете?
– И что? Кто же это был?
– Все по порядку. Какие еще странности были в этом деле, помимо этих видеокадров?
– Да все было странно! – сказала Лена. – То, что все мужики летели, как на мед, на ту алкоголичку… Что она выбрасывала трупы своих убитых любовников в окно…
– Но она точно их выбрасывала, – сказала я. – Потому и пить стала крепко, что не могла этого забыть… Но и пойти в полицию и рассказать все тоже не нашла в себе силы. Была уверена, что ее осудят и посадят. Неизвестно еще, как бы я повела себя на ее месте…
– Так, может, она сама их и убивала?
– Мы отвлеклись. Что еще странного? Ну, вспоминайте! – потребовала Людмила.
– Сиделку отравили, – сказала я. – Ее-то за что?
– Правильно! Вот я и решила выяснить побольше об этой Любе. Я узнала от Зосимова, когда будут похороны, они должны были состояться как раз на следующий день после его разговора с ее сестрой Марией Калмыковой, и отправилась на Верхнюю Масловку. Приехала, позвонила в дверь, мне никто не открыл. Было двенадцать, как раз время, когда должны были начаться похороны.
– Может, ты чего-то спутала?
– Как же я могла спутать, если Валера сам лично видел в прихожей крышку гроба, а в гробу – покойницу?!
– Да уж, действительно странно, – сказала Лена.
Между тем мы выехали из Москвы и мчались в сторону Владимира. Трасса была загружена, нетерпеливая Лена все время обгоняла идущие впереди машины, подчас неоправданно рискуя, и мы Людмилой понимали, что она волнуется, злится и, вполне возможно, уже сто раз пожалела, что согласилась на эту непонятную поездку.
– И куда же делся гроб? – спросила она.
– Я позвонила соседке, чтобы спросить об этом. Выяснилось, что никто не знает, когда «Маша похоронила свою сестру». Я напросилась на чай… И узнала, что Мария Калмыкова – прекрасная женщина, добрая, душевная, она очень любила свою сестру и что все, кто ее знал, кто жил по соседству, были уверены, что похороны пройдут в самые ближайшие дни, а некоторые женщины вызвались помочь с готовкой на поминках, поскольку решили, что так будет дешевле, ведь людей ожидалось не так много. Но все это были лишь разговоры. Мария так никому ничего и не сказала, не пригласила, никто не знал, когда тело привезли, куда увезли, словом, похорон не было!
Лена даже присвистнула от удивления.
– Почему? – спросила я.
– Никто ничего не знает. Тогда я с помощью все того же Володи Суровцева…
– Ты с ним не расплатишься, честно! – улыбнулась Лена и крутанула руль влево так, что мы с Людмилой, визжа, повалились вбок.
– Да не гони ты как сумасшедшая! – закричала я. – У меня еще полно дел в этой жизни!
– Все-все… Больше не буду. И что дальше?
– Он выяснил, на каком кладбище похоронена Любовь Петровна Калмыкова. Ее похоронили на Раевском кладбище. Володя съездил туда. Дата захоронения совпадает с той датой, о которой мне сообщил Валера.
– То есть получается, что Мария одна хоронила сестру? – предположила я. – Рано утречком приехал автобус и увез гроб с телом. Может, она тоже повредилась рассудком? Кто так поступает-то?
– Но факт остается фактом. Любовь Петровна захоронена. А вот Мария Калмыкова исчезла. Эта же соседка позвонила мне через неделю и сообщила, что какая-то незнакомая женщина уже два раза входила в эту квартиру. Позже выяснилось, что это риелтор, приводила покупателей осматривать ее.
– Понятно… Мария решила продать квартиру и уехать. Тоже как бы странно…
– Вот и я об этом же. Так… Надо бы посмотреть карту Владимирской области, нам в Боголюбово…
– Мы кого ищем-то? Марию Калмыкову? – спросила Лена. – Хочешь спросить, почему она не похоронила сестру как полагается, зажала поминки?
– Всему свое время. Понимаете, мне надо было узнать, что она вообще за человек, раз так поступает. И мы с Володей, втайне от Зосимова, конечно, отправились в Выхино, нашли кафе, где она работала помощником повара. Разговорились с шеф-поваром, ее зовут Татьяна. Татьяна подтвердила, что Мария звонила в кафе, сказала, что у нее умерла сестра, короче, отпросилась. И больше не звонила. Я рассказала ей, что Мария пропала, что продает квартиру, Татьяна очень удивилась. Она сказала, что Маша недавно сделала ремонт в своей спальне, купила новую кровать, дорогой матрац, ортопедический, потому что у нее проблемы со спиной, и что она не собиралась ничего менять в своей жизни и уж тем более продавать свою квартиру. Я попросила ее рассказать о Марии, нарочно предположила, что, может, у нее завелся любовник, на что Татьяна ответила мне, что Мария всегда жила одна, что никаких мужчин у нее, во всяком случае в последнее время, не было. Знаете, мы с Володей так и уехали бы оттуда несолоно хлебавши, если бы он не оглянулся и не обратил внимание на вывеску кафе. «Луговое».
Ни я, ни Лена на это название никак не отреагировали.
– В «Луговом» несколько лет назад была расстреляна банда… в которую входил и небезызвестный нам Сычов, тот самый, на чье имя был зарегистрирован пистолет, из которого убили Веронику, ее приятеля-студента Никитина и, предположительно, еще двух ее любовников. Вот оно – недостающее звено! Связь между убийством Вероники и Сычовым! Мария работала в этом кафе, там была пальба… Возможно, в какой-то момент она и заметила где-нибудь на полу пистолет…
– Так это она убила Веронику? – одновременно спросили мы с Леной.
– Вот сейчас все и узнаем.
– И что, она живет в Боголюбово? Как ты ее нашла?
– Володя помог. Он связался с той самой женщиной-риелтором, которая занимается продажей квартиры Калмыковой, и та сообщила ему, что хозяйка поехала в Боголюбово, у нее там дом. И, самое интересное, Мария Калмыкова действительно является владелицей двухэтажного дома в Боголюбово. Дом куплен в прошлом году, за пять миллионов рублей. Деньги большие, мы с Володей начали копаться в ее финансовых делах и выяснили, что она как раз перед покупкой дома брала кредит – четыре с половиной миллиона. Два миллиона она уже выплатила.
– Мы что, брать ее будем? – усмехнулась Лена. – С чем мы к ней едем-то?
– Поговорить, – коротко ответила Людмила.
– О чем?
– Сами все увидите и услышите.
…Дом хоть и был в два этажа, все равно не выглядел на пять миллионов. Расположенный на самой окраине поселка, он буквально зарос одичавшей порослью кленов, вязов, молодые назойливые деревца просто душили его своими нежными зелеными побегами, доходящими до высоких арочных, с прогнившими рамами окон второго этажа. К окнам лепились крошечные и какие-то несерьезные, не внушающие доверия балкончики. Крыша венчала чердак с круглым слуховым оконцем-иллюминатором. Дом был старый, покрытый несколько раз толстыми слоями красок бежевого, желтого оттенка. В некоторых местах слои краски отвалились, открывая миру выщербленную кирпичную кладку грязно-бурого цвета. Единственной ценностью этого дома были его размеры. Дом, судя по планировке, состоял из четырех квартир, которые хозяйка решила привести в порядок и продать. Об этом, во всяком случае, мы разговаривали в машине, когда уже прибыли на место.
– Итак, – командовала Людмила, еще не потерявшая свой запал, задор и энергию. – Мы приехали сюда по объявлению, собираемся покупать этот дом.
– Что-то мне как-то не по себе, – призналась я.
– Всем не по себе, – сказала Лена. – Темнеет… Не поздновато для разоблачения? Перестреляет нас эта Калмыкова как воробьев…
– Пистолета у нее уже нет…
Людмила решительно направилась к едва заметной среди ветвей и листвы двери.
– А может, дом вообще нежилой? – сказала я.
– Вы не чувствуете запах?
– Кто-то кофе варит, – сказала Лена. – И курит.
Мы открыли дверь и оказались в тесном коридоре с лестницей, идущей наверх. Принюхались, а потом услышали звук работающего телевизора.
Все вокруг дышало разрухой, полы скрипели, стены давно не видели свежей краски, пахло кошачьей мочой, кофе и дымом сигарет.
Мы шли на запахи и звуки. Поднялись на второй этаж и в самом конце увидели приоткрытую дверь. Подошли. Остановились в нерешительности. Затем Людмила постучала.
– Кто? – услышали мы женский голос.
– Мы по объявлению! – крикнула Людмила.
За дверью послышалось какое-то движенье, затем зашаркали подошвы обуви об пол, и мы увидели перед собой женщину, закутанную в теплую шаль. В одной руке она держала чашку с кофе, от которой исходил приятный аромат, в другой – тонкую женскую сигарету.
Женщина была коротко пострижена, лицо бледное, глаза смотрели на мир устало, с долей ненависти ко всему живому.
– Вы кто такие будете? Какое еще объявление?
– По интернету… Этот дом продается. Мы приехали сюда из Москвы.
– Уже не продается. Идите отсюда.
– Что же это вы так грубо… – возмутилась Лена. – Откуда нам знать, что дом продан?
– Да на что вам, москвичам, этот дом? Вы что, не успели разглядеть, что он собой представляет? Рухлядь!
– Вы – хозяйка?
– Я. Что дальше? Говорю же, уходите. Я плохо себя чувствую.
– А вы не могли бы сдать нам одну из комнат? – внезапно спросила Людмила. – Хотя бы на одну ночь? У нас с машиной проблема, это раз. А еще мы проголодались, замерзли и ужасно устали. Это уже третий дом, который мы смотрим. И все мимо.
Женщина внимательно нас оглядела.
– Так зачем вам дом сдался здесь, в Боголюбово?
– Мы – художники, искали место покрасивее, чтобы было где жить, писать… Ну, и чтобы подальше от Москвы и одновременно не так и далеко… У вас же здесь монастырь, места красивейшие…
– А… Ну да. Ладно, на первом этаже есть комнаты пустые… Хотя… Нет, там крысы, я яд везде разложила… Так и быть, располагайтесь рядом со мной через стенку. Я вам одеяла дам, да и поесть что-нибудь сообразим. Колбаса копченая есть, свежая. Я только сегодня купила. Капуста квашеная. Хлеб, чай, конфеты.
– Мы за все заплатим, – поспешила ее успокоить Людмила.
– Да ладно, не обеднею… А вы расскажете мне что-нибудь интересное про вашу московскую жизнь. Я вообще про художников ничего не знаю. Ну, чего стоите-то, заходите! Вон диван, садитесь. Сейчас чай приготовлю.
Она прямо на глазах оттаивала. Мы прошли в просторную, ярко освещенную комнату, три окна которой выходили как раз на заросли молодых кленов. Диван, круглый стол, новенькая плазма (хозяйка предусмотрительно щелкнула пультом, отключая звук), холодильник в углу, раковина.
– Меня зовут Люда. А это Лена, Лиза.
– Мария Петровна, – немного лениво, с ноткой снисходительности произнесла Калмыкова.
Людмила зыркнула на меня, приподняв одну бровь: мол, ну, что я говорила?!
Продолжая кутаться в шаль, хотя в комнате было тепло, Калмыкова достала из холодильника колбасу, протянула мне нож: «Режь!»
Я принялась резать колбасу, Лене она дала черный хлеб, а сама стала доставать из заварочного чайника использованную заварку.
– Да, места здесь красивые… Что верно, то верно.
– Думаю, эти места вдохновили бы не только художников, но и поэтов, писателей… – продолжала, едва заметно нервничая, Людмила. Она помогла хозяйке расставить чашки для чая, насыпала в сахарницу сахар. – Не понимаю я этих риелторов, дают объявления о продаже домов и квартир, которые уже проданы, куплены… Дурдом! Ой, что это там было?
Она внезапно схватила со стола пульт и принялась щелкать им, переключая каналы.
– Ой, ну куда же это делось? Вот только что прямо!
– Что увидела-то? – Калмыкова нахмурила брови. – Кино, что ли, интересное?
– Ой, нет… Может, мне показалось. Флешмоб! Слышали когда-нибудь?
– Я и слова-то такого не слышала…
– Ну, это когда масса людей одновременно начинает танцевать на площади, к примеру, или объединяться в оркестр, словом, совершать вместе какое-то действие! Вы что, не видели ни разу?
– Да не знаю…
– А я вот, например, вообще была свидетелем одного из первых флешмобов, давным-давно, лет десять тому назад… Представляете, прихожу в библиотеку, в зал абонементов, ну, там, тишина, все ходят, книжки себе выбирают или заказывают. А в углу стоит рояль. Старый такой. Вдруг к роялю подходит один парень, начинает тихонько играть… Потом откуда-то из глубины стеллажей доносится звук скрипки, начинает звучать дуэт… Все присутствующие в недоумении. Затем откуда-то сверху начинают опускаться розовые и белые шары, прямо на читателей… После чего один за другим из-за книжных стеллажей показываются люди, у всех в руках букеты с цветами. Их становится все больше и больше… Я тогда, честно признаться, подумала, что мне сон снится… Я была неподготовленным человеком. Ну и под конец к одной из девушек, которая стояла, прижимая к груди книгу, подходит молодой человек в костюме, весь такой красивый, торжественный, и протягивает девушке кольцо, делает ей предложение… Супер! Это было нечто!
Все сели за стол, хозяйка принялась разливать по чашкам чай. Людмила же, сидя напротив Марии Петровны, спросила:
– А вы разве ничего такого не видели?
– Нет… – похоже, она не придала значения ее вопросу и ответила на него как-то рассеянно. – Флеш… моб… Слово-то какое.
– Ну как же, Мария Петровна, вы же сами все это и придумали!
– В смысле? – Калмыкова даже улыбнулась и, улыбаясь, смешно так нахмурила брови. – Что я придумала?
– Да вы же всю эту постановку там, в библиотеке, и придумали! Вы же дружили с матерью этого парня, который сделал предложение. И в тот момент, когда все это происходило, вы были среди присутствующих!
– Нет, нет, вы меня с кем-то путаете. Давайте, ешьте…
– Ах, какая колбаса! «Краковская», обожаю! – отвлекла ее Лена, которая начала кое-что понимать.
– А где у вас туалет? – спросила, угомонившись со своим флешмобом, Людмила.
– Внизу, на улице, где же ему еще быть-то, – развела руками Калмыкова.
Людмила ушла, мы с Леной сделали себе бутерброды и уписывали за обе щеки.
Внезапно на улице кто-то позвал:
– Люба!
И наша Калмыкова бросилась к окну, распахнула его… И застыла, простояла так несколько секунд.
Дверь открылась, на пороге стояла раскрасневшаяся Людмила.
– Любовь Петровна?
Та резко повернулась. Пожала плечами.
– Если бы вы были Марией, Машей, то отлично бы помнили тот флешмоб… – сказала Люда, возвращаясь на свое место. – Но в том-то и дело, что вы – Люба. Та самая Люба, которая убила свою сестру…
Калмыкова как-то сразу обмякла, сев на стул, глубоко вздохнула, поджала губы.
– Понимаете, в чем дело… – начала Людмила, набивая рот колбасой. – Когда в деле появляются странности – жди развязки. Нет странностей – нет развязки. Честно. Вы же нарочно проделали весь этот трюк с коляской, чтобы запутать всех вокруг. А у вас неплохо получилось. Особенно со следами колес! Вы представляете, – обратилась Людмила к нам с Леной, – мы же все думали, что в дом въезжает Аркадий на своей коляске, а на самом деле это была совершенно другая коляска, вот эта дама, которая сейчас делает вид, что ничего не понимает, одолжила ее на время у одной своей знакомой, живущей в соседнем доме. Она оделась, как Аркадий, въехала в соседний подъезд, а там уже встала и спокойно пошла по своим кровавым делам…