Сегодня обсуждали скандал в семье Маркеловых. Мнения старушек разошлись. Непередовая половина была за стиральную машинку, передовая – за ту штуковину, которая все делать может. Бес, конечно, догадался, что речь шла о компьютере, но молчал. В этом заключалась его политика – больше слушать и меньше говорить. В один момент он скорее почувствовал, чем уловил чье-то присутствие за своей спиной. В «Улыбке» для него не существовало никакой опасности, но жизнь научила его не показывать явно своих намерений и желаний. Поэтому он не оглянулся, как сделал бы обычный человек, а достал из рукава маленькое зеркальце на резиночке, которое всегда носил с собой и с его помощью посмотрел, что делается за его спиной. За спиной стояла заведующая. Слушала она внимательно.
«Ничто человеческое нам не чуждо, – усмехнулся одними губами Бес. – Женщина! Как бы ни была ты умны, горда, неприступна и величественна, любопытство всегда выдаст в тебе натуру слабую и порочную. Этим-то и невыгодно отличаетесь вы от нас, мужчин».
Бес совсем не подумал о том, что сам с завидной регулярностью посещает данные посиделки. И пусть он посещал их не ради того, чтобы узнать, кто и где поскандалил где и с кем, пусть целью его визитов была попытка более глубокого проникновения в субстанцию под названием человеческая душа, но двигало им, в конечном итоге, то самое любопытство, что он так презирал в женщинах. То же самое любопытство.
* * *Взы-взык. Взык-взык. И больше ни звука. Тихо. Голыми унылыми приведениями торчат столбы с давно сгоревшими лампочками, снисходительно светит женственная луна. Так много мыслей роилось в голове братьев, что они просто не находили слов, чтобы начать их выражать. Первым, как обычно, начал все-таки Кирилл.
– Ну и что? Получается, что мы, как бестолковые месячные щенки погнались за зайцем, а он оказался всего лишь солнечным зайчиком? Столичная банда! Конец нити! Награды и почести! Тьфу, вспомнить противно.
– Не кипятись, – попытался успокоить его Костик, – мы же с самого начала осознавали, что вероятность верности нашей версии равняется доли процента. А Виктор Августинович говорил, что разочарований в нашей работе – как пустых раковин без жемчуга. И нельзя относиться к ним серьезно.
– Да я и не отношусь, просто обидно, – немного мягче отозвался Кирилл. – Знаешь, как трудно провинциалу найти свое место в столице. Так хотелось, чтобы именно мне удалось нащупать путь к раскрытию преступления! Слушай, а что это за Рыбий Глаз? Это плод белой горячки? Вроде, в детстве нас им мама не пугала? – постарался переключиться он на новую тему.
– Ты представляешь, – загорелся Костик, – Рыбий Глаз – это действительно местная страшилка для детей, что-то вроде всевидящего ока или всеслышащего глаза. Я много о ней слышал. Но то, что рассказала Макратиха – это уже интересно. Может такое быть, чтобы кто-то под именем Рыбьего Глаза вымогает с но-пасаранцев деньги? Может.
– Деньги, и добрые поступки, – дополнил Кирилл. – Ну и пусть себе вымогает. Кому от этого хуже?
– Не скажи. Если бы это были просто добрые поступки, это одно, а вот когда пахнет деньгами – это уже шантаж. А шантаж – подсудное дело. И вообще, некрасивое.
– Да Бог с ним, – отмахнулся Кирилл, – заявления нет, охота тебе возиться?
– А интересно же! – воскликнул Костик, – ты что, сам не понимаешь? Кто-то следит за гражданами, навевает на них ужас, знает их секреты. А ты не допускаешь, что в один прекрасный момент он может потребовать не изготовление крутящейся елки, а помощь в налете на магазин? Или потребует выбить стекла в доме неугодного ему человека? Может же такое быть?
– Вполне, – согласился Кирилл. – И что ты собираешься делать?
– Искать буду! – с воодушевлением сообщил Костик, – буду искать и обязательно найду.
– И что тебе это даст?
– Во-первых, чувство глубокого удовлетворения. Знаешь, не очень-то приятно жить, и сознавать, что кто-то всесильный и всевидящий наблюдает за тобой со стороны. Неизвестный враг всегда сильнее и страшнее, чем известный. Во-вторых, судя по всему, он уже успел посеять что-то вроде легкой паники в сердцах но-пасаранцев. Я уже не в первый раз слышу, как им пугают взрослых. А я обязан следить за покоем вверенных моему попечению граждан. Ты со мной не согласен?
– Может, ты и прав, – медленно, обдумывая каждое слово ответил Кирилл, – но все-таки не преувеличиваешь ли ты значение этого Рыбьего Глаза? И существует ли он на самом деле? Может, прикололись те же пионеры Болотниковой, или просто неорганизованная молодежь на бутылку собирала и все? А никакого Рыбьего Глаза нет и в помине?
– А вот и посмотрим, – не потерял азарта Костик, – не отговаривай. Лучше скажи, ты со мной?
– С тобой, – засмеялся Кирилл, – если не столичная банда, так хоть Рыбий Глаз. Все лучше, чем ничего. Только для начала надо изъять у Печного остатки зеленки или на худой конец расставить по всему дому капканы. А то он тебя из строя будет выводить, пока эта чертова трофейная зеленка не закончится. А у него ее бутыль, не меньше.
* * *После того, как Ванька-Пензяк повесил возле клуба объявление об окончании приема волос участкового, приток доброхотов не уменьшился. Сейчас волосы понесли те, кто сначала припрятал их для себя или, как Митропия, планировал продать за достойную цену. А зачем хранить волосы, которые никому не нужны?
Сначала Пензяк ругался, пробовал не принимать одиночные и пучковые волосы Мухтара и его хозяина, но возмущение народа, рисковавшего, может быть, жизнью ради этих волос, было столь велико, что Ванька махнул рукой и просто вытащил в сени старый маленький столик, как это делают в поликлинике при приеме анализов. Посетители сами, не вызывая хозяина из избы, складывали анализы, то есть волосы на столик в произвольном порядке и уходили, щедро не раскрывая своего инкогнито.
Хозяину было некогда, он колдовал. Если кто думает, что колдовать – это так себе, ерунда, то глубоко заблуждается. Состав зелий у настоящего колдуна обычно очень сложен, а некоторые компоненты достать практически невозможно. Чего стоит один корень мандрагоры! Мельчайшая частица этого корня многократно усиливает действие любого зелья, а произрастает он исключительно под ногами повешенного убийцы, и то только в том случае, если в момент смерти убийца испытает мощнейшее сексуальное возбуждение.
А кто, скажите на милость, в наше время вешает преступников? Да еще в окрестностях совхоза имени Но-Пасарана?
И если бы только корень мандрагоры! Попробуйте заучить наизусть десятки заклинаний, по сути своей чаще всего напоминающие полную белиберду? А диплом получить? Дипломы-то тоже не каждому дают.
Слава Богу, для освобождения Костика-Кирилла от проклятия ни корня мандрагоры, ни яичников двухлетней макаки-резус не требовалось. А местные травки у Пензяка были в полном комплекте и с неистекшим сроком годности. Для этого благого дела он даже пожертвовал кусочек медвежьей пробки, выменянный как-то на одно старое семейное заклинание у сибирского коллеги и настоящий качественный березовый деготь.
На сеансы колдовства Пензяк не допускал никого. Местные старушки из особо озабоченных намекали ему, правда, что неплохо было бы завести приемника, но он угрюмо и упорно твердил, что передаст свои секреты только кровному наследнику. А ни детей, ни жены у него не было.
Впрочем, сам сеанс не был похож на те, какими пугают малых детей и истеричных барышень в триллерах. Он больше напоминал обычное кустарное производство – настолько просто и обыденно подходил Пензяк к своей работе.
Симпатичная эмалированная кастрюлька с ромашками на глянцевом боку аппетитно пыхтела на обычной газовой плите. Никаких тебе всплесков пламени, брызг огня и клубов зеленовато-тусклого дыма. Все деловито и даже как-то буднично. Ингредиенты добавлялись в определенной последовательности, но время между попаданием в кастрюльку той или иной травы отсчитывалось не с помощью песочных часов, а с помощью кухонного таймера, неведомым образом оказавшимся встроенным в плиту Пензяка. Последними в кастрюльку шли волосы: сначала самый длинный, потом средний, за ним коротенький, немного посеченный на самом конце. После того, как кастрюлька была снята с огня, последовал простенький ритуал с расставлением в определенной последовательности свечами и монотонно прочитанным стишком, именуемым заклинанием.
Остуженное пойло предназначалось частью для разбрызгивания вокруг дома участкового, частью для выливания на его голову. Кстати, вылить пойло мог и не колдун, а его порученец, совсем не обладающий колдовской силой. Зелье и так было вполне самодостаточно.
Закончив работу Ванька удовлетворенно вздохнул, стряхнул ладонью крупные капли пота со лба и перелил жидкость в две поллитровые банки. Потом немного подумал, написал на крышке одной «Для орошения дома», на крышке другой «Для орошения участкового», плюнул три раза через левое плечо и выставил банки на столик для анализов, предварительно очистив его от излишков волос. Волосы он выкидывать не стал. Отделил человеческие от козлиных и оставил про запас. Мало ли что! Пригодятся.
Перед тем, как лечь спать, Костик в очередной раз тщательно отдраил мелкой пемзой лицо. Кожа горела и пощипывала, но зато следы зеленки стали совсем тусклые и невзрачые, да и сыпь после таблеток Калерии вроде как побледнела и уже не чесалась.
– Ну и ничего, – убедительно произнес он, глядя в зеркало, – немного, конечно, заметно, но уже не так. Правда, Кирюха?
– Вполне, – согласился Кирилл, – при условии, что зелень не станет ярче утром, как обычно. Зеленка-то особенная, трофейная. Проявляющаяся.
Братья переглянулись. Хочешь-не-хочешь, а Печного необходимо было нейтрализовать, как бы это ни было жестоко.
Уже в дороге они придумали план. Слишком мудреный, на их взгляд, но уж какой есть. Выманить Печного из дома – это посложнее, чем научить медведя танцевать кадриль.
– Дед, мне нужна твоя помощь, – набрав в легкие побольше воздуха, начал Костик.
– Чего так? – всколыхнулась занавеска на печи.
– Понимаешь, вышли на след очень опасного преступника. Он настолько опасен и силен, что справиться с ним для нас стало делом чести.
– А я чего? Я ничего. Если надо, пособлю. Только, чур, ружо какое-никакое выдайте. А то в рукопашном я уж годков тридцать как не совсем.
– Ты не так понял, – не дал договорить ему Костик, – мы с Кириллом боимся, что все наши разговоры прослушиваются, и планы становятся известны противнику. Ты бы постоял на посту, пока мы посовещаемся? Это недолго.
Печка безмолвствовала.
– Простудиться боится, – нарочито громко объяснил молчание деда Кирилл.
– Не простудиться! – неожиданно громко отозвался Печной, – не простудиться, а в людях ошибиться. Я-то думал, что вы свои, а вы – хуже басурман. Не разбираетесь, кто вам враг, а кто самый что ни на есть добродушный желатель.
– И кто же нам доброжелатель? – не совсем понял характер претензий деда Костя.
– Не знаю кто. Раньше я был, а теперь черта лысого я вам, а не желатель.
Подтверждением угроз послужила крепкая и внушительная дуля, выскользнувшая из-за створок занавесок как балерина из-за занавеса. Братья обменялись многозначительными взглядами. Кто его поймет, этого Печного? То, что он обиделся, это факт. А вот на что? На то, что они хотели на пару минут выставить его за дверь? Вряд ли.
– Еще не знаю, кто лучше военные тайны хранить умеет, – не стал дальше мучить их сомнениями дед, – чего надумали! Ежели не доверяете, то сами идите на мороз и секретничайте, скоко влезет. А старика не тираньте, и так уж немного осталось, – и старик заворчал что-то горячее и обидное себе под нос.
По обрывкам фраз, долетавших до братьев, был приблизительно понятен смысл его речи. Одна из фраз заставила братьев насторожиться.
– Что ты там про Рыбьего Глаза? – не удержался Костик.
– Молюся. Чтобы покарал.
– А не жалко?
– Дык, он не злой, – снисходительно успокоил их дед, – так, невры маненько потреплет, и все. Зато в следующий раз неповадно будет.
– Дед, а дед, – пошел на мировую Костик, – давай мириться, а? Мы ничего плохого и не думали, а помощь твоя нам действительно нужна. Даже и не помощь, а совет старшего мудрого товарища. Совсем мы без тебя запутались.
– Не брешешь? – насторожено поинтересовался Печной.
– Зуб даю на холодец, – рубанул рукой воздух Костик.
– Лады, плечо дай, – свесил валенки со снохоубежища Печной.
Спустя пару минут военный совет был уже в полном разгаре. Печной подтвердил, что Рыбий Глаз – не дитя белой горячки, поразившей Макратиху, а вполне реальный персонаж спектакля под названием «Но-Пасаран и его жители». Правда, раньше это был довольно бледный персонаж, нечто вроде кикиморы или хоки, которыми пугают детей. Существовал он, в основном, в стенах комнат и строго взирал на детей, которые капризничали перед сном. Наказывать – не наказывал, но смотрел довольно неприятно. Но в последнее время Рыбий Глаз набрал силу, научился писать и стал разбираться в дензнаках.
– И что, действительно пишет письма? – не совсем поверил Костик.
– А то? Я сам видал. И подчерк у него такой куратненький, как в букваре. Ясно дело – нечисть. Рази человек будет так ладненько буквы выводить? Да не в жисть!
– А что пишет-то? – решил еще раз утвердиться в своих догадках Костик.
– То и пишет. Штраф требоват и искупления. Совсем мужиков замордовал. Ни тебе от бабы гульни, ни скради чего. Все видит, черт, никуды от него не спрячисси.
– А с какой такой стати его слушаются? – немного обиделся Костик, – он что, милиция или глава областной администрации? Или ты хочешь сказать, что все мужики Но-Пасарана страх до чего боятся Рыбьего Глаза, кикимор и хоки?
– Глаза не боятся, чего его бояться, если у его ни рук, ни ног? Так он же не токмо глазеет! Женам доносит – раз, суседям всю подноготную раскрывает – два, пакостит самым гнусным образом – три. Вот, скажем, мужик один у нас – дурной такой мужик – повадился гусей на огородик в детском саде выпускать. Детишки там копошатся, то редисочку, то капустку, не для дела, для развлечения больше. А он – гусей. Гуси-то не токмо топчуть, но и просто жрут все, что не попадя. Детям огорчение, понятно. Уж скоко воспитательницы с ним ругались, а все без толку. Руками разводит и ржет, окаянный: дескать, они сами. Рыбий Глаз его и предупредил. А тот письмом у всех на глазах смокрутку раскурил. Вот и поплатился.
– Убили? – обрадовался Кирилл.
– Куды там! По осени, как есть перед сбором урожая, целый пролет забора с его огорода пропал. Как коровы на пастбище шли, так всей компанией к нему и зарулили. Пастух, понятно, гонял, да куда там! Чего поели, чего потоптали. Да еще письмо пришло, дескать, если не одумается, и гуси к зиме в теплые страны улетят. Тут уж он кобениться перестал, сделал, как велено: сам щель в заборе заделал, через которую гусаков запускал и мешок яблоков детишкам принес. Ну, и штраф, как полагается.
– А штраф в дупло положил? – не удержался Кирилл.
– Зачем в дупло? Мы что, в прошлом веке живем? Слава Богу, почту изобрели.
– А откуда ты все это знаешь? – продолжал сомневаться Кирилл.
– Разведчик – это не профессия, разведчик – это призвание, – высокопарно, но туманно ответил Печной.
– Он действительно в курсе всех местных новостей, – подтвердил Костик, – откуда все узнает – представления не имею. Лежит целый день на печи, света белого не видит. Но знает больше меня.
– Во-во, – крякнул польщенный дед. – я еще и не так могу. Я еще и в засадах, и из ружья. И вообще, можете спать спокойно. Раз вы у меня совета добровольно спросили, то и я к вам всей душой. Больше зеленкой мазать не буду, ловите себе спокойно Рыбьего Глаза.
Печной, конечно, обладал натурой противоречивой и вредной, но если чего пообещал, то можно было не сомневаться – обещание выполнит. В этом Костя уже успел убедиться. Уснул он почти счастливым. Сыпь проходила, зеленка – тоже, осточертевший карантин заканчивался, и с завтрашнего дня можно было вместе с Кириллом заняться поиском того, кто скрывается под псевдонимом «Рыбий Глаз – великий и ужасный».
* * *Круглый, абсолютно лишенный присутствия хоть какой-нибудь завалящей мысли Глаз не мигая смотрел на Костика. От этого взгляда Комарова не покидало постоянное состояние дискомфорта. Ему казалось, что по коже ползает кто-то липкий и опасный, и Костя хлопал себя по подозрительным местам, ожидая, что под ладонью окажется кто-то живой и холодный. Под ладонями было пусто, и юноша совершенно четко осознавал, что то липкое и холодное, что причиняло ему столько неприятностей, было настолько бестелесно, насколько и омерзительно, потому как нельзя назвать взгляд материальным. Хотя можно назвать его омерзительным.
Самое ужасное состояло в том, что бороться с этим взглядом было немыслимо. Ни физическая сила, ни интеллект ничего не могли поделать с круглым, чистого оранжевого цвета глазом. Разве можно задушить интеллектом того, у кого по физическим причинам начисто отсутствует мозг? Разве можно применить один из приемов рукопашного боя против того, кто не может ответить простым и незатейливым ударом на удар? Надо было найти силу, которая могла бы противостоять этому глазу. Иначе Костик никогда не избавился бы от ощущения, что по телу его ползает липкий, холодный и омерзительный до тошноты взгляд.
Вот взгляд добрался до головы и запутался своими паучьими ножками в волосах. Костя попытался поймать его и почти поймал. Он поднес к лицу ладонь и увидел в ней не взгляд, а свой собственный клок волос.
«Так вот почему весь Но-Пасаран охотится за волосами Кирилла, – сама собой пришла догадка, – Рыбий Глаз догадался, что брат представляет собой серьезную опасность. Он разослал письма всем сельчанам и потребовал, чтобы они запугали его таким жутковатым способом. Он пытается избавиться от Кирилла. А только ли от Кирилла?»
Вместе с этой мыслью пришло пробуждение. Костя вздохнул с облегчением, прогнал остатки гнусного сна и попытался систематизировать всю информацию, что подкинуло ему подсознание. Виктор Августинович учил не брезговать ничем, даже теми не совсем логичными и поддающимися анализу снами, что рождаются из смеси яви и фантазии. Сон явно сулил неприятности. Вырванный клок волос символизировал потерю чего-то дорогого и важного для него. И потеря эта явно будет с подачи Рыбьего Глаза. Кирилл?