– Ты что, черт возьми, делаешь? – спросила Канина, не отводя глаз от жуткой фигуры.
– Просматриваю «Указатель Бродячих Чудовищ», – ответил Найджел. – Как, по-твоему, это, случаем, не мертвец воскресший? Их ужасно трудно убить, для этого требуется чеснок и…
– В этой книге данный тип ты не найдешь, – медленно проговорил Ринсвинд. – Это… это шляпа-вампир.
– Тогда, может, «зомби» подойдет? – продолжал Найджел, ведя пальцем по странице. – Здесь написано, что от них помогают черный перец и морская соль, но…
– Предполагается, что ты будешь драться с этими проклятыми тварями, а не есть их, – оборвала его Канина.
«Это ум, который я могу использовать, – сказала шляпа. – Теперь я могу сражаться. Я соберу вокруг себя волшебников. В этом мире есть место только для одной магии, и я – ее воплощение. Берегись, чудовство!»
– О нет, – пробормотал Ринсвинд себе под нос.
«За последние двадцать столетий волшебники многому научились. Мы можем сражаться с этим выскочкой. Вы трое пойдете за мной». Это было не требование. Это был даже не приказ. Это было что-то вроде предсказания. Голос шляпы проникал прямо внутрь мозга, не утруждая себя переговорами с сознанием, и ноги Ринсвинда задвигались сами по себе.
Найджел с Каниной тоже зашагали вперед неуклюжей, дергающейся, как у марионетки, походкой, которая позволяла предположить, что и ими управляют незримые нити.
– Почему «о нет»? – спросила Канина. – То есть я могу понять принципиальное «о нет», но ведь наверняка есть какая-то причина…
– Если нам представится возможность, мы должны бежать, – отозвался Ринсвинд.
– И ты знаешь, куда?
– Возможно, это не будет иметь значения. Мы в любом случае обречены.
– Почему? – поинтересовался Найджел.
– Ну, – ответил Ринсвинд, – вы когда-нибудь слышали о Магических войнах?
На Диске куча вещей обязана своим происхождением Магическим войнам. И груша разумная – одна из них.
Исходное дерево, скорее всего, было абсолютно нормальным и проводило свои дни в состоянии блаженного неведения за питьем подземной воды и поеданием солнечного света. Потом вокруг разразились Магические войны, которые неожиданно придали его генам обостренную проницательность. А еще они оставили ему в наследство врожденное дурное настроение.
Но груша разумная легко отделалась. Когда-то, когда только что образовавшаяся на Диске фоновая магия имела крайне высокий уровень и пользовалась любой возможностью вырваться в мир, волшебники были такими же могущественными, как чудесники, и строили башни на вершине каждого холма. А если и есть что-то, чего не может выносить по-настоящему могущественный волшебник, так это другой волшебник. Их инстинктивный подход к дипломатии был таковым: «бей правых, пока не полевеют; бей левых, пока не поправеют».
Это могло означать только одно. Ну хорошо, два. Три.
Всеобщую. Магическую. Войну. И в этой войне не было ни союзников, ни сторон, ни договоренностей, ни пощады, ни прекращения огня. Небеса извивались, моря кипели. Рев и свист огненных шаров превратили ночь в день, но это никому не помешало, потому что образовавшиеся в результате облака черного дыма тут же превратили день обратно в ночь. Земля вздымалась и опадала, как перина в медовый месяц, и сама ткань пространства была завязана в многомерные узлы и выбита о плоский камень, лежащий возле реки Времени. К примеру, самым популярным заклинанием в то время был Временной Сжиматель Пелепела, который как-то раз привел к тому, что примерно за пять минут возникла, эволюционировала, расселилась по всему миру, достигла расцвета и была уничтожена целая раса гигантских рептилий; только кости в земле остались, чтобы вводить в совершеннейшее заблуждение все последующие поколения. Деревья плавали, рыбы разгуливали по земле, а горы заходили в лавки за сигаретами. Существование было настолько изменчивым, что первым поступком любого предусмотрительного человека, проснувшегося утром, было пересчитать свои руки и ноги.
Все волшебники обладали примерно равной силой и жили в высоких башнях, надежно защищенных заклинаниями, а это означало, что большинство магических снарядов рикошетом отлетали и попадали в обычных людей, которые пытались честно заработать себе на жизнь, возделывая то, что временно было почвой, и вели простую, добропорядочную (но довольно короткую) жизнь.
Однако сражения все бушевали и бушевали, разбивая саму структуру упорядоченной вселенной, ослабляя стены реальности и угрожая опрокинуть всю шаткую конструкцию пространства и времени в темноту Подземельных Измерений…
Одна из легенд гласит, что в войны вмешались боги, но боги обычно не принимают участия в делах людей, если только это их не забавляет. Другая легенда – которую рассказали и занесли в свои книги сами волшебники, – говорит, что маги собрались вместе и по-дружески уладили свои разногласия, заботясь о благе человечества. Эта легенда была принята всеми за подлинное описание событий, хотя по сути своей она была столь же «правдоподобной», как свинцовый спасательный пояс.
Истину не так-то легко подчинить бумаге. В ванне истории истину труднее удержать, чем мыло, и гораздо сложнее найти…
– Так что же случилось? – спросила Канина.
– Неважно, – мрачно ответил Ринсвинд. – Все вот-вот начнется заново. Я это чувствую. У меня инстинкт. В этот мир поступает слишком много магии. Разразится ужасная война. И Диск слишком стар, чтобы еще раз пережить ее. Он чересчур изношен. На нас надвигаются гибель, темнота и разрушение. Близится Абокралипсис.
– По земле шествует Смерть, – услужливо подсказал Найджел.
– Что? – рявкнул Ринсвинд, приходя в ярость от того, что его перебили.
– Я говорю, по земле шествует Смерть, – повторил Найджел.
– Если по Земле, то я не против, – кивнул Ринсвинд. – Не знаю я этой «Земли». Но мне не хотелось, чтобы Смерть шествовал по Диску.
– Это только метафора, – попыталась успокоить его Канина.
– Много ты знаешь. Я с ним встречался.
– И какой он? – полюбопытствовал Найджел.
– Ну, если можно так выразиться…
– Да?
– В услугах парикмахера он точно не нуждается.
Солнце стало подвешенной к небу паяльной лампой, и единственное различие между песком и раскаленными докрасна углями заключалось в их цвете.
Сундук брел по обжигающим барханам куда глаза глядят. На его крышке виднелись несколько быстро сохнущих пятен желтой слизи.
С каменного столба, формой и температурой напоминающего огнеупорный кирпич, за небольшим одиноким прямоугольным предметом наблюдала химера[18]. Химеры – крайне редкие животные, и данная их представительница собиралась сейчас сделать шаг, который отнюдь не исправит положение вещей. Она тщательно выбрала момент, оттолкнулась когтистыми лапами от столба, сложила кожистые крылья и камнем упала на свою жертву.
Тактика химеры была следующей: зависнуть в воздухе над добычей, слегка опалить огненным дыханием, а потом накинуться и разодрать ее зубами. Химере удалась огненная часть плана, но в тот момент, когда, согласно ее опыту, перед ней должна была предстать потрясенная и пораженная ужасом жертва, химера очутилась на песке прямо перед опаленным и разъяренным Сундуком.
Единственное, что может воспламеняться в Сундуке, – это его гнев. Уже несколько часов его донимала головная боль, а весь мир, как ему казалось, пытался на него напасть. Все, хватит…
Потоптавшись на злосчастной химере, пока она не превратилась в маслянистую лужицу на песке, он на мгновение остановился и, по всей видимости, задумался над своим будущим. Он начинал понимать, что не принадлежать никому – это гораздо неприятнее, чем он раньше считал. Его преследовали смутные, греющие душу воспоминания о службе и о шкафе, который он мог назвать своим.
Сундук очень медленно повернулся вокруг своей оси, то и дело замирая и открывая крышку. Будь у него нос, мы бы сказали, что он принюхивается. Наконец он принял какое-то решение – если у него было чем принимать решение.
Итак, шляпа и тот, на ком она была надета, целеустремленно шагали по груде мусора (бывший легендарный дворец Рокси) к подножию чудовской башни. Насильно удерживаемая свита тащилась следом.
У основания башни виднелись двери. В отличие от дверей Незримого Университета, которые обычно были подперты чем-нибудь и оставались широко раскрытыми, эти двери были заперты. И вроде бы светились.
«Я оказала вам троим большую честь тем, что взяла вас сюда, – проговорила шляпа вялым ртом Абрима. – Все, волшебники перестают убегать, – Абрим бросил на Ринсвинда испепеляющий взгляд, – и начинают сопротивляться. Вы будете помнить сегодняшний день до конца ваших жизней».
– То есть до самого обеда? – слабо переспросил Ринсвинд.
«Смотрите внимательно», – приказал Абрим и вытянул руки.
– То есть до самого обеда? – слабо переспросил Ринсвинд.
«Смотрите внимательно», – приказал Абрим и вытянул руки.
– Как только представится шанс, – шепнул Ринсвинд Найджелу, – мы побежим, понял?
– Куда?
– Не куда, а от чего, – поправил его Ринсвинд. – Главное слово – «от».
– Я не доверяю этому человеку, – заметил Найджел. – Я пытаюсь не судить о нем по первому впечатлению, но мне определенно кажется, что он задумал что-то недоброе.
– Он приказал бросить тебя в змеиную яму!
– Да, тогда я намека не понял.
Визирь начал что-то бормотать. Даже Ринсвинд, среди немногочисленных способностей которого выделялась способность к языкам, не смог понять эту речь, но, судя по всему, она была изобретена специально для бормотания. Слова извивались на уровне щиколоток – темные, багровые и беспощадные. Они клубились в воздухе замысловатыми спиралями и медленно подплывали к дверям башни.
Там, где они касались белого мрамора, тот чернел и крошился.
Из облака падающей на землю мраморной пыли вышел какой-то волшебник и оглядел Абрима сверху донизу.
Ринсвинд привык к манере волшебников одеваться, но этот представитель магии производил поистине внушительное впечатление. Его мантия имела такую толстую подкладку, такое количество прорезей и столько подпорок в виде разнообразных фантазийных складок, что ее, должно быть, проектировал архитектор. Гармонирующая с ней шляпа походила на свадебный пирог, столкнувшийся с рождественской елкой.
Само лицо, выглядывающее из небольшого просвета между вычурным воротником и зубчатым краем шляпы, вызывало некоторое разочарование. Некогда в прошлом оно решило, что его внешний вид улучшат жиденькие, торчащие в разные стороны усы. Оно ошибалось.
– Черт возьми, это же была наша дверь, – заявило лицо. – Вы сильно пожалеете!
Абрим сложил руки на груди.
Это, похоже, привело волшебника в ярость. Он резко выбросил руки вверх, выпутал пальцы из кружевных манжет и послал через пространство, отделяющее его от визиря, свистящую струю пламени.
Пламя ударило Абрима в грудь и, отскочив, рассыпалось ослепительными брызгами, но когда перед глазами Ринсвинда перестали плавать голубые пятна, он увидел, что Абрим остался цел и невредим.
Его противник лихорадочно потушил последний из очагов пламени на своей одежде и поднял глаза, в которых читалась жажда убийства.
– Да, ты не понял, – просипел он. – Сейчас ты имеешь дело с чудовством. Ты не можешь бороться с чудовством.
«Зато я могу его использовать», – возразил Абрим.
Волшебник зарычал и запустил в противника огненный шар, который, не причинив никому вреда, взорвался в нескольких дюймах от жуткой улыбки Абрима.
На лице волшебника промелькнуло выражение сильнейшего замешательства. Он предпринял еще одну попытку, послав в сердце Абрима выходящие прямо из бесконечности лучи раскаленной до синевы магии. Визирь взмахом руки отвел их прочь.
«Выбор твой очень прост, – предупредил он. – Ты можешь присоединиться ко мне – или умереть».
Как раз в этот момент Ринсвинд услышал возле самого своего уха какой-то регулярно повторяющийся скрежет. В нем звучали неприятные металлические нотки.
Ринсвинд полуобернулся и почувствовал знакомое, очень тягостное покалывание, означающее, что Время замедляет ход.
Смерть на мгновение перестал водить бруском по лезвию своей косы и, кивнув ему, как профессионал профессионалу, приложил костлявый палец к губам – или, скорее, к тому месту, где были бы губы, если бы у него таковые вообще имелись.
Все волшебники могут видеть Смерть, но не всегда они этого хотят.
У Ринсвинда заложило уши, и призрак исчез.
Абрима и противостоящего ему волшебника окружала корона дезорганизованной магии, но творящееся вокруг никак не подействовало на визиря. Ринсвинд вернулся в страну живых как раз вовремя, чтобы увидеть, как Абрим хватает волшебника за его безвкусный воротник. «Тебе меня не победить, – произнес визирь голосом шляпы. – Я в течение двух тысяч лет подчиняла магию своим интересам. Я могу черпать силу из твоей силы. Покорись мне, не то даже не успеешь пожалеть о своем мятеже».
Волшебник пожал плечами, и гордость возобладала над осторожностью.
– Ни за что! – воскликнул он. «Тогда умри», – предложил Абрим. За свою жизнь Ринсвинд повидал немало странностей, причем на большинство из них он смотрел с крайним отвращением, но он никогда не видел, чтобы человека взаправду убивали с помощью магии.
Волшебники не убивают обычных людей, потому что: а) редко их замечают; б) это считается неэтичным и в) кто тогда будет заниматься готовкой, выращиванием овощей-фруктов и выполнять прочие обыденные обязанности. А убить брата-волшебника практически невозможно, благодаря нескольким оболочкам из защитных заклинаний, которые любой предусмотрительный маг в любое время дня и ночи поддерживает вокруг своей персоны[19]. Первое, что узнает юный волшебник в Незримом Университете, – не считая того, куда ему вешать одежду и как пройти в туалет, – это то, что он должен постоянно себя защищать. Некоторые считают это паранойей, но это не так. Параноики только думают, что все ополчились против них. Волшебники это знают.
Маленький волшебник был защищен психическим эквивалентом закаленной стали трехфутовой толщины, но эта сталь плавилась, словно масло, нагреваемое паяльной лампой, ручьями текла прочь и исчезала.
Если и существуют слова, способные описать то, что случилось с волшебником после этого, то они заперты в не дающемся в руки словаре в библиотеке Незримого Университета. Возможно, здесь лучше положиться на воображение, но тот, кто действительно сумеет вообразить то существо, которое увидел Ринсвинд, – оно несколько секунд корчилось в мучениях, после чего, к счастью, исчезло, – явный кандидат на небезызвестную белую холщовую рубаху с длинными (по желанию) рукавами.
«Так погибнут все враги, – изрек Абрим и обратил лицо к верхним этажам башни. – Я бросаю вам вызов. И согласно Закону, те, кто не выйдет против меня, должны последовать за мной».
Наступило долгое, насыщенное молчание, производимое множеством внимательно прислушивающихся людей. Наконец с вершины башни послышался чей-то неуверенный голос:
– И в какой же части Закона об этом говорится?
«Закон – это я».
Наверху пошептались, и тот же голос крикнул:
– Закон мертв. Чудовство превыше За…
Эта сентенция закончилась воплем, поскольку Абрим поднял левую руку и послал в говорившего тонкий луч зеленого света.
Примерно в эту же секунду Ринсвинд осознал, что снова может самостоятельно шевелить конечностями. Шляпа временно потеряла интерес к своим пленным. Ринсвинд искоса взглянул на Канину, и они тут же, не сговариваясь, подхватили Найджела под руки, повернулись и бросились бежать. И не останавливались до тех пор, пока между ними и башней не оказалось несколько стен. Спасаясь бегством, Ринсвинд ждал, что что-то вот-вот ударит его по затылку. Может быть, сам мир.
Все трое рухнули на кучу мусора, где предприняли попытку отдышаться.
– Зря мы удрали, – пробормотал Найджел. – Я как раз собирался задать ему настоящую трепку. Как, по-вашему, мне…
У них за спинами раздался взрыв, и вверх, высекая искры из каменной кладки, с воем взмыли столбы разноцветного огня. Послышались звук, похожий на хлопок вылетевшей из узкого горлышка огромной пробки, и раскатистый, совсем не заразительный смех. Земля вздрогнула. – Что там творится? – поинтересовалась Канина.
– Магическая война, – ответил Ринсвинд.
– Это хорошо?
– Нет.
– Но ты, конечно же, болеешь за волшебство? – уточнил Найджел.
Ринсвинд пожал плечами, быстро пригнулся, и что-то большое, невидимое, пролетело у него над головой, посвистывая, словно куропатка.
– Никогда не видел, как сражаются волшебники, – сообщил Найджел и начал карабкаться на вершину мусорной кучи.
Канина схватила его за ногу. Он вскрикнул.
– Не думаю, что это хорошая мысль, – сказала она. – Ринсвинд?
Волшебник мрачно покачал головой и, подняв небольшой камешек, подбросил его над разрушенной стеной. Камешек превратился в маленький голубой чайник, упал на землю и разбился.
– Заклинания вступили в реакцию, – констатировал Ринсвинд. – Могут сотворить все что угодно.
– Но за этой стеной мы в безопасности? – поинтересовалась Канина.
– Правда? – немного оживился Ринсвинд.
– Это я тебя спрашиваю.
– О-о. Нет. Не думаю. Это обычный камень. Одно точное заклинание и – пуф!
– Пуф?
– Вот именно.
– Может, нам удрать подальше?
– Стоит попробовать.
До следующей уцелевшей стены они добрались за несколько секунд до того, как беспорядочно выстреливающий языками шар желтого огня приземлился там, где они только что лежали, и превратил землю в нечто ужасное. Вокруг башни гуляли искрящиеся торнадо.