— Дождусь! — радостно завопил гном. — Всенепременно дождусь! И бочонок… нет, два бочонка гномояда выкачу! Такой пир устроим!..
— Только чтобы наутро никто б меня холодной водой обливать не вздумал!
— Ни-ни, государыня, как можно! Ну, да пребудут с вами силы подземные, да будут они милостивы, да… — гном отвернулся, по-прежнему бормоча под нос какие-то благословения. — Да, и ещё одно, милостивая госпожа Сежес. Вот это тоже возьмите. Берёг для себя, на крайний случай… ан нет, чую, она мне руку жечь станет, коль у себя оставлю. Возьмите, государыня, не пожалеете.
На раскрывшейся ладони гнома, тёмной и заскорузлой, пересечённой жёсткими, словно камень, буграми мозолей, лежал небольшой медальон — розовый, похожий на турмалин камень, в немудрёной серебряной оправе. Император было нахмурился, но Сежес только покраснела ещё пуще и мало что не закрылась платком, словно мельинская жеманница на выданье.
— Ты отдаешь мне гномью удачу?
— Отдаю, отдаю, госпожа, от чистого сердца отдаю. Наденьте, Царь-горой умоляю. Он, может, и неказист, ни золота, ни истинного серебра, ни бриллиантов…
— Зато камешек в нём — всем бриллиантам под стать, — закончила чародейка. — Царский подарок, Баламут. Спасибо тебе. Я не забуду.
— Да чего уж там…
— И я говорю — спасибо тебе, Баламут. Я на тебя надеюсь, — Император положил руку на плечо низкорослого воителя.
— Не сомневайтесь, повелитель. Хирд костью ляжет, но не отступит.
— Я и не сомневаюсь. Иначе тебя и твоих здесь бы не было.
…Ко вскрытому таранами ходу они шли сквозь молчаливый строй войска. Гномы и люди, легион и хирд — провожали их до самого пролома. И лишь когда Император поставил ногу на край, сотни мечей вновь разом ударили в щиты.
— Слава! — рявкнули Серебряные Латы. — Слава, слава, слава!..
— Я вернусь! — крикнул в ответ Император. По сухим глазам прошла внезапная и короткая резь. — Что вы меня славите-то, точно покойника?! Отставить, я приказываю!
Это было, конечно, не так. Умершему Императору, когда погребальный возок двигался мельинскими улицами, положено было кричать «да упокоит!», но слышать эту «славу» сейчас оказалось выше сил правителя Мельина.
Крики стихали, дисциплина брала верх.
Не оборачиваясь больше, Император нырнул в чёрный зев пролома. За спиной правителя была приторочена внушительная связка факелов. Такую же, только поменьше, взгромоздила себе на плечи волшебница.
Сежес тяжело вздохнула, зачем-то помахала легионерам и в свою очередь тоже скрылась в темноте.
Сеамни Оэктаканн осталась стоять, закрыв лицо ладонями. И стояла так, застыв неподвижной статуей, до самых сумерек, пока её не увели Вольные во главе с Кер-Тинором.
Император и Сежес сгинули безвестно.
Легат Сулла, мрачнее ночи, сидел у костра, завернувшись в плащ, словно рядовой легионер, и ждал утра — когда, согласно приказу повелителя, когорты должны двинуться на выручку.
…Свет сочился сквозь рваную рану в своде того, что осталось от грозной пирамиды, и тотчас же умирал, словно проглоченный вековой пылью, поднятой ногами Императора и его спутницы. Затасканное выражение «пахнет смертью» подходило тут как нельзя лучше. По насыпи, образованной обломками свода, Император и волшебница спустились в широкую галерею. С одной стороны виднелся близкий тупик, другой конец уходил во тьму.
— Что это за штуковину всучил тебе Баламут, чародейка? За что ты его так благодарила?
Сежес вздохнула.
— Ах, эти гномьи предрассудки, повелитель… Это талисман. Якобы с частицей самого Каменного Престола. По легенде, отводит подземное зло, приносит удачу, вплоть до того, что выпущенная в упор стрела сломается в полёте. Хорошо бы, да только ерунда всё это. Сколько раз мы захватывали эти игрушки… хоть бы в одной на единый грош магии. Взяла я это, в общем, чтобы беднягу не обижать. Пришлось изобразить большое душевное волнение. Надеюсь, мой повелитель простит своей верной слуге эту небольшую инсценировку.
— Прощу. Но тебе придётся распить с ними гномояду, Сежес, как только мы вернёмся.
— Повелитель! — возопила чародейка.
— Гномы — наши союзники. Радугу они ненавидели… гм, не меньше многих людей. Если у тебя получится дружба с Баламутом…
— Да-да, я понимаю, — отвернулась Сежес. — Политика, будь она неладна. Воля ваша, повелитель, прикажите — стану и с гномами пьянствовать. Надеюсь только, вы унизите меня не зря.
— Никто тебя не унизит, Сежес. Гномояда я с тобой сам выпью. Баламуту надо будет оказать честь.
— Ну и дела, — нервно рассмеялась волшебница. — Мы едва вошли в пирамиду, и десятка шагов не сделали, а рассуждаем, как станем пировать по возвращении!
— Тогда поговорим о чём-нибудь более соответствующем месту. Что-нибудь чувствуешь, Сежес?
— Нет, мой Император. Если тут и есть ловушки, спрятали их так, что я ничего не вижу.
Император считал шаги: выходило так, что их вывело почти к краю основания пирамиды. Здесь галерея резко свернула вправо под прямым углом. Она шла под основанием более не существующей внешней стены, коричневые плиты покрывала причудливая иероглифическая вязь. Те же символы, что и в прошлой пирамиде, вскрытой там, у морского побережья.
Тихо. Пыльно, пусто — как в склепе. Но притом и постоянный давящий поток того, что Сежес поэтически называла «дыханием смерти».
Порой Император улавливал нечто знакомое — вот это памятно по колодцу, где разыгралась последняя битва с Белой Тенью, это он ощущал, схватившись с эльфкой-вампиром; ну и, конечно, всё вокруг постоянно и болезненно напоминало о белой перчатке — левая рука заныла, от кисти до самого плеча.
Да и сама перчатка — вот она, в тощем заплечном мешке. Страшный подарок козлоногих Император решил взять с собой. Здесь место их силы, её средоточие. Кто знает, не пригодится ли этот предательский дар?
Император был готов пустить перчатки в ход, даже если это отворит все до единой жилы в его теле. Он словно наяву видел заваливающуюся внутрь пирамиду, видел, как рушатся следом и все остальные, как начинают оплывать, осыпаться края Разлома, как сдвигается, сужается и стягивается чудовищная рана в теле Мельина. «За такое, да простятся мне высокопарные слова, и жизнь отдать не жаль», — думал Император.
Однако он шёл с мыслью «победить и вернуться», а вовсе не «победить и умереть». Что, наверное, и спасло от первой ловушки: самой простой поворотной плиты в полу, под которой пряталась яма с утыканным кольями дном.
— Славно поработали, — спокойно сказал Император, поддерживая под локоть слегка побледневшую Сежес, ойкнувшую при виде раскрывшегося провала и белеющих на дне костей — явно нечеловеческих: рогатый череп, широкий и приплюснутый, имел три глазницы.
Неведомому грабителю не повезло.
При свете факела осторожно перебрались на другую сторону. Проход резко отворачивал от внешней стены в глубь пирамиды, идти стало гораздо труднее: весь пол покрывали подозрительные выступы, выглядевшие ну донельзя похоже на верхушки рычагов, приводящих в движение спусковые устройства.
Огонь обгладывал древки факелов, Сежес послушно меняла их один за другим, а продвигались они с Императором медленно. Пирамида оказалась нашпигована сюрпризами. Один раз повелителя Мельина спасли лишь кованные гномами доспехи — он, наверное, не заметил очередную нажимную пластинку, в стене что-то звонко щёлкнуло и железный дротик со звоном отлетел от стального нагрудника. Сежес испуганно охнула, но не растерялась, успев поддержать едва не опрокинувшегося на спину Императора.
— Спасибо, — перевёл дух правитель Мельина. — Странно, ни одной магической западни. Словно строители вообще не знали никакого чародейства.
Он осторожно опустился на пол, на чистое место. Волшебница села рядом.
— Да, ловушки как ловушки, — кивнула Сежес. — Защита от могильных грабителей, не от волшебников.
— Может, эту пирамиду изначально возвели в мире, где не знают чародейства?
— Если верить Муроно, это не так, — заметила волшебница.
— Строители пирамид, эти змееголовые умеют перебрасывать их из одного мира в другой. И что-то мне подсказывает, что так называемая Великая Пирамида видела куда больше двух солнц.
— Интересно, — Сежес вытерла со лба пот и гарь от факела. — То есть сперва появляется эта самая «великая пирамида», а потом уж начинают разворачиваться все остальные?
— Не могу сейчас это доказать, но вспомни — Муроно говорила, что зловредная пирамида «стоит на берегу», но не была построена там. Конечно, довод не ахти какой, слабенький, чего уж там, я понимаю. Но косвенно…
— Косвенно, это конечно, — кивнула волшебница. — Не знаю только, как это нам может помочь.
— Ты права, сейчас — никак. Это так, на будущее…
— На будущее — искать мир без магии? Но Муроно же назвала нам то место, откуда к данкобарам явились созидатели пирамид, — Эвиал?
— На будущее — искать мир без магии? Но Муроно же назвала нам то место, откуда к данкобарам явились созидатели пирамид, — Эвиал?
— Мне это название знакомо, — спокойно сказал Император. — Я был там, Сежес, помнишь?
Волшебница кивнула.
— Конечно, помню, повелитель. Невероятное совпадение, что и говорить.
— Я не верю в такие совпадения. Я как раз и должен был туда попасть. Разлом соединил наши миры не случайно, и не случайно появились тут эти пирамиды.
— Очень хорошо, — мягко проговорила чародейка. — Но как это поможет нам сейчас, повелитель? Думает ли мой Император, что мы с ним вот так просто доберёмся до того самого «огненно-красного камня цвета горящей крови», о котором говорила Муроно, и… разобьём его?
— Разумеется, нет. Волшебница данкобаров говорила также, что стены «больших» пирамид не поддадутся никаким осадным машинам, однако сюда мы пробились самыми обычными таранами.
— Значит, и эта пирамида тоже… не та? — вздрогнула Сежес.
— Не знаю. Мы прошли десятки этих строений, но что у этой надо остановиться, все почувствовали тотчас…
— Не признак ли это западни? Превеликие силы, почему я об этом раньше не подумала… — Сежес схватилась за голову.
— Так или иначе, эту нам надо пройти до конца, — Император поднялся. — На месте сидючи… ну, понятно.
Узкий коридор преломлялся под прямыми углами, повторяя очертания некогда возвышавшихся внешних стен, свиваясь в квадратную спираль. От Императора и Сежес требовались поистине неимоверные усилия, чтобы не наступить, не потянуть, не передвинуть — чтобы не привести в действие одну из бесчисленных ловушек.
— Кого они тут ожидали? — сквозь зубы шипела Сежес, потерпев очередную неудачу в попытках обнаружить настороженные капканы магическим способом.
— Армию гробокопателей, не иначе, — в тон ей откликнулся Император. — Может, в том мире профессия грабителя могил распространена куда больше, чем в нашем?
— Легионеры бы здесь далеко не прошли…
— Ну, отчего же. Прошли бы. Я пока насчитал тридцать одну ловушку. Это меньше, чем полманипулы. Любой полководец скажет, что на подобные жертвы командир идти просто обязан.
Сежес вздохнула и ничего не сказала. Наверное, недоумевала про себя, почему же её Император не отдал такого очевидного для него самого приказа.
Сам же правитель Мельина вскоре почти уверился в том, что они только зря теряют время. «Дыхание смерти» дыханием смерти — для Императора это означало, что где-то рядом скрываются голодные бестелесные сущности, возможно, сородичи приснопамятной Белой Тени. Скрываются, но не нападают — почему?
…Мало-помалу они потеряли счёт времени. Менялись факелы — хорошо, что они захватили с собой изрядный запас. Ловушки закончились, теперь Император и Сежес продвигались быстрее, но тёмный коридор упрямо не желал кончаться.
— Он не становится короче, — вдруг остановилась чародейка.
— Ты заметила? Я тоже. Вот уже четыре полных круга от угла до угла ровно тридцать два шага. И не убывает.
— Нас кружит, — на сей раз Сежес побледнела уже по-настоящему.
— Кружит. А ты по-прежнему не чувствуешь никакой магии?
— Нет. Ничего.
— Тогда идём дальше, — решил Император.
…Поворот, поворот, ещё один и ещё. Тридцать два шага от угла до угла — и в трепещущем свете факела открывается всё тот же коридор, как две капли воды похожий на уже пройденный. Правитель Мельина нацарапал было на стене большой крест — ожидая, что они каким-то образом ходят по кругу — но нет, метка им больше так и не попалась.
— Нет смысла идти дальше, повелитель, — не выдержала наконец Сежес. — Где-то была ошибка. Или мы таки угодили в их ловушку.
Император молча сжимал кулаки. Они угодили таки в ловушку, волшебница совершенно права. Бессмысленно даже думать, где и как это случилось. И всё-таки, всё-таки… именно на это ведь и рассчитывали неведомые строители. Что угодившая в их лабиринт жертва остановится, повернёт назад… и, ясное дело, останется здесь навсегда.
— То-то мне подозрительным показалось, когда сошли на нет все эти проклятые штуковины. Сколько их всего было, повелитель? Тридцать одна, вы говорили?
— Тридцать две. После того разговора мы натолкнулись только на один-единственный капкан.
— Тридцать две ловушки… тридцать два шага… — забормотала Сежес. — Ну конечно! — она вдруг хлопнула себя по лбу. — Это всё для отвода глаз. Мы идём вниз, мой Император.
— Вни-из? Я не чувствую никакого уклона, — удивился Император. — А ну-ка… У тебя найдётся монетка, Сежес?
Волшебница кивнула.
Имперский монетный двор всегда славился не только чеканкой, но и почти идеально правильной формой золотых кругляшей. Правитель Мельина поставил золотую марку на ребро — но та и не думала никуда катиться.
— Ничего не понимаю. Если ход уводит вниз, то…
— А в этом и состоит их магия… самая простая… какую и засечь труднее всего… ой!
Впереди что-то с грохотом рухнуло.
Они завернули за угол и упёрлись в тупик. Опустившаяся плита закрыла дорогу дальше. Правитель Мельина обернулся — и вторая такая же плита рухнула в дальнем конце коридора, окончательно заперев их.
— Вот так, — после некоторого молчания проговорила волшебница. — Никаких тебе нажимных пружин и прочего вздора. Пирамида сама знала, когда приводить ловушки в действие.
— Ты можешь что-нибудь сделать, Сежес?
— Вы ведь для этого меня и брали, повелитель? Ясное дело, могу. Ваша очередь светить мне, мой Император.
…Чародейка возилась очень долго, так долго, что их запас факелов съежился до последней пятёрки. Произносила какие-то заклинания, чертила углём какие-то фигуры перед опустившимися плитами — всё напрасно.
— Я… я бессильна, повелитель, — наконец выдохнула она и отвернулась, закрыв лицо руками.
— Не шибко хорошо выходит, — хладнокровно произнёс Император, железной рукой давя в себе зашевелившийся животный ужас.
— Убьёте меня, когда станет совсем невмоготу? — подняла на него глаза Сежес. — Только… не больно чтоб. Быстро. Ужасно боюсь боли…
— Ерунда, — отрезал Император. — Никто никого убивать не будет. Ты уверена, что…
— Да, уверена, — обессиленно выдохнула чародейка. — Иначе не говорила б такое. Эти плиты охраняет магия, по сравнению с которой моя — детские забавы. И волшебство пирамиды тщательно скрыто, так хорошо, что даже в упор не разглядишь.
— Большое видится на расстоянье… — процедил сквозь зубы Император. — Твои соображения, волшебница?
— Сулла должен отправиться на поиски…
— Три десятка Серебряных Лат умрут, прежде чем доберутся до внешней плиты.
Сежес совсем низко опустила голову.
— Мне стыдно, повелитель. Но… в недавнем сражении со стражами этой пирамиды погибла почти сотня людей. В чём разница, мой Император?..
— Много раз говорил — в бою у легионера есть шанс остаться в живых. Шансов здесь у той тридцатки, что пойдёт первой, уже не будет.
Волшебница покачала головой.
— Но справиться с вторжением и возродить Империю может только мой повелитель. Без него всё прочее просто теряет смысл.
— Не всё меряется смыслом, волшебница. Некоторых вещей ты не делаешь просто потому, что не имеешь права их делать, какие бы доводы ни приводил твой трепещущий от страха смерти рассудок.
— Это не рассудок, мой Император. Это долг, а он выше рассудка. Повелитель не имеет права умирать и имеет право требовать, чтобы за него умирали другие.
Правитель Мельина только покачал головой.
— Я знаю, что Сулла не отступит. Я не могу запретить ему… отсюда. Он пойдёт по телам, как привык. Быть может, полезет первым и первым же погибнет. Будем ждать, Сежес, покуда хватит воды. Мы продержимся самое меньшее семь дней. Садись. Здесь прохладно, а нам надо экономить силы и воду. Плащ возьми, накройся.
Потянулось томительное и тягучее время. Император аккуратно загасил факел, лишний раз проверив, на месте ли огненная снасть. Сежес едва не оскорбилась — мол, не считает же повелитель её неспособной зажечь огонь?..
— Ты спокойна, волшебница? — Император нарушил становящееся тягостным молчание.
— Пытаюсь, повелитель.
— Сейчас как раз подходящее время поговорить. О былых делах.
Невидимая Сежес усмехнулась.
— О да, мой Император. Самое что ни на есть.
— Былые дела, знаешь ли, подчас не дают покоя. Ты помнишь, с чего всё начиналось? Два покушения на меня? Тот бродяга на улице, обернувшийся чудовищем, и потом — мастер Н'Дар, отправивший меня в руки Дану?
— Мастер Н'Дар? — удивилась чародейка. — Мой Император не доверил этого секрета своим верным слугам.
— Сейчас уже всё не так, как в те дни, так что, наверное, ты сможешь признаться. Покушения — они ведь случились не без участия Радуги, верно? Наверняка же кто-то у вас слал «на самый верх» доклады, что Император Мельина — болезненно горд, своеволен, и вообще, «что-то замышляет»?