– Гриша, – прошептала Кира. – Гришенька… – принюхавшись, она глупо и по-домашнему пролепетала: – Ты выпил?..
– Самое время принюхиваться. Так я говорю, ждем появления счастья?
– Гриша… Что ты здесь делаешь?..
– Я здесь стою, – сказал он, украдкой посмотрев вниз. Увиденное ему не понравилось. Было слишком высоко. Освещенная яркими иллюминаторами и палубными фонарями вода казалась метрах в ста под ногами.
– Ты с ума сошел? Ты сейчас упадешь!..
– Значит, так. Я забираю машину, удочки и станок для бритья. Все остальное, включая долбаный деревенский дом вместе с сумасшедшей тетей, – твое.
– Может, вы попозже имущество разделите?! – донесся откуда-то снизу голос Антоныча. – Нашли, мать, время!..
– Я пришел за тобой и без тебя не уйду, – холодно произнес Гриша. – Нам нужно бежать с корабля, а дальше все как я сказал. Руку давай.
– Гриша, дорогой! – И Кира вовремя заплакала.
– Мне нужно, чтобы ты выбралась за иллюминатор и покинула эту каюту, – быстро проговорил Гриша, чувствуя, как у него затекают ноги. – Дальше по обстоятельствам. Но что бы ни случилось, знай одно: спать с тобой я даже в одном доме не буду, не то что в постели. Ты разбила мне сердце.
Кира дослушала до конца.
– Нет слов. Ты прав. Но если бы я каждый раз, когда ты таскался по бабам, уходила из дома, то пять последних лет мы жили бы врозь!
– Вспомнила!
– Нет, а что? Давай объективны будем. Я повела себя как сука. Кто бы спорил. А теперь скажи что-нибудь о себе. Чтобы я знала, что не одна я такая.
– Между прочим, сейчас не я в каюте у любовницы нахожусь, а ты в каюте у любовника!
– Ну конечно, – прыснув слезами, вскипела Кира, – тебя поймаешь!.. Тебя в ступе не утолчешь!..
– Вы там что, перед загсом репетируете?! – взревел из морской пучины Антоныч.
– Григорий! – добавил Слава. – Мы, между прочим, не «морские котики»! Висеть долго на борту, присосавшись, не можем!
– И эти здесь!! – взревела Кира.
– Пока еще здесь! – кряхтя, согласился Гера.
Кира не могла понять, что с ней происходит. С ней случилось лучшее из всего, чего можно было ждать, – появился Гриша. Но истерика уже овладела ею.
– Лезь в окно! – приказал Слава. – Насколько мне известно, женщины гостили на этой «черной жемчужине» часто, но ни одна из них не выходила поутру на палубу с нормальной психикой! Ни одна нормальная баба на это судно не взойдет! Лезь в окно, иначе мы все шлепнемся вниз! А я даже не знаю, где мы находимся!..
– Не сорветесь, – усмехнулась она. – Такие, как вы, вцепившись, держитесь мертвой хваткой. И не пугайте меня женскими страхами. Образ Жидкова ужасен не более вашего. Любой из вас способен на подлость, разница лишь в том, что вы совершаете ее в присущей только вам четверым манере. И в этом смысле вы ничем от него не отличаетесь!
– Она бредит! – испугался Антоныч.
– Это вы увели Гришку от меня!..
– Антоныч, – признался где-то в темноте Гера, – я уже не могу здесь стоять, гадом буду.
– Пожалеешь! – взревел Антоныч, и не было ясно, в чей адрес. – Лезь в окно быстро!
– Ты завидуешь! – продолжала кричать Кира. – Вы – жалкие ревнивцы, для которых женщины – всего лишь часть интерьера! Мелкие сутяги! И Гришу на себя похожим сделали!.. Он лишился маленькой игрушки – общения с красивой женщиной! Никакой любви. Только чувство собственника! Какого черта вы залезли на эту стену?
Слава не выдержал:
– Красивой женщины! Кто сказал, что ты красивая? Эти веснушки, уши неправильной формы… Я выполняю свой гражданский долг, и, если думаешь, что ослеплен твоим великолепием, ошибаешься! Так спасают тонущую в полынье собаку или вытаскивают из горящего дома ребенка! И понять не могу, как ты могла попасться на такую жалкую блесну?
– Шуты гороховые! – перегнувшись, прокричала Кира во мрак ночи.
– Кира, – пробормотал Гриша. – Клянусь Черным морем: если ты сейчас не вылезешь в окно к своему мужу, я заберусь в окно сам и откручу тебе голову.
Створка иллюминатора над его головой захлопнулась с грохотом, который он принял за выстрел. Слава, напрягая остатки сил, полез вверх и вскоре оказался у окна, оттеснив Гришу. Дотянувшись, он осторожно постучал. Окно раскрылось.
– Я тебе вот что скажу… Мне стыдно смотреть, как женщина с твоим интеллектом заглотнула наживку старого импотента. Сначала Жидков, теперь Марецкий. Жениться на тебе он все одно не станет. Но зато не упустит шанс насладиться женской красотой. Не в первый раз. Здесь даже каюта специальная есть, для пленниц. Но насладиться так, как это делают нормальные мужики, он не сможет, значит, ему нужно срочно что-нибудь придумать… А что может еще придумать маньяк с сексуальным аппаратом, не подлежащим восстановлению?.. Он уже предлагал тебе креветки с черным хлебом? Отвечай! Предлагал?! А ты знаешь, что черный хлеб с креветками едят, чтобы возбудить грязные сексуальные фантазии? И это жена моего друга?.. Гриша, пошли вниз! Вернемся в Москву, нормальную красивую бабу себе подыщешь. Мы с пацанами поможем. А эта пусть остается. У меня в загсе знакомая есть, в два счета разведут.
Кира смотрела на стоящего под окном Гришу и молчала.
Не видя ее взгляда, Слава продолжал:
– Мы тут с людьми поговорили. У Марецкого наступает оргазм, когда он видит женщину, поедающую креветки. Он брал твою руку через стол для поцелуя? Представляю, что он делал второй рукой под столом!.. А сейчас ждет, когда пробьет двенадцать и можно будет встать из гроба.
– Откуда вы знаете про креветки? – глухо пробормотала Кира.
– Чего он от тебя хотел? Мы знаем, что он импотент, так чего он от тебя хотел?
– А чего хочет мужчина от женщины? – похолодев, пробормотала Кира.
Слава подумал:
– Надеть на себя и тебя кожаное белье, посадить себе на спину, проскакать до юта и обратно, а потом обрызгать себя сливками из баллончика, вложить в пуп вишенку и ударом по животу выбивать ее и ловить ртом?
– Тьфу, мать!.. – прокряхтел внизу Антоныч.
Кира помнила обещание Жидкова. Простит Гриша или нет – вопрос уже второй. Но оставление каюты означало, что Жидков примется за Гришу сразу по возвращении из турне. Хотя что ему стоит позвонить в Москву прямо сейчас?
Додумать она не успела. Не успела и захлопнуть иллюминатор. В ее спальню вошел, не испытывая особых затруднений, Марецкий. Глядя на него округлившимися от ужаса глазами, женщина сообразила, что не закрыла дверь на ключ.
– Я проходил мимо, услышал ваш голос, Кира, – проговорил, приближаясь, Марецкий, – и понял, что вы не спите. Решил поболтать пару минут, если вы не возражаете.
Он сменил венгерский халат на светлый костюм с белоснежной сорочкой и шелковым шарфиком. Выбрился и теперь напоминал здорового мыслями мужчину. Дела с Жидковым не клеились. Он внимательно читал договор, изъянов не видел, но чувствовал, что подвох где-то рядом. Нужно просто отдохнуть и перечитать на свежую голову. И поэтому решил сблизиться с предоставленной Жидковым женщиной и снять напряжение.
– Что вы… – пролепетала Кира, опасаясь за тех, кто был снаружи, – разве я могу быть против? Напротив, благодарна вам за заботу.
– Ну, какая уж тут забота, – голосом мецената ответил хозяин и прошел к окну, оказавшись рядом с ней. – Я просто не мог представить, что вы будете сидеть здесь одна и скучать. Как вам здесь?
Кира поспешила удалиться от подоконника. Взяв за повод необходимость расчесаться, она порылась в поисках расчески в сумке, однако тут же вспомнила, как некоторые мужчины реагируют на взметнувшийся шелк женских волос. Не желая подливать масла в огонь, она вынула из сумки платок и села в кресло.
Марецкий распахнул иллюминатор. Кира почувствовала головокружение и попыталась препятствовать попытке Марецкого посмотреть в окно первой пришедшей в голову фразой:
– Здесь чудно.
– Вы правильно сделали, что не заперли дверь, – похвалил Марецкий, – в этом доме все двери, как и помыслы его обитателей, всегда открыты. Я уже обратил на это внимание. Не правда ли, Жидков – душка?
Уходить от свежести пахнущего вечерней свежестью окна Марецкий не собирался. Видимо, так ему было удобнее разговаривать. Облокотившись на подоконник, он принял свободную позу, расплылся в улыбке, вызывающей доверие, чуть выдвинулся в окно, нависая над подоконником, и сцепил пальцы рук.
– Я люблю эти вечера. Они успокаивают. Здесь после дневной суеты можно предаться мыслям, далеким от реальности, а ведь наш реальный мир столь жесток, Кира… Но деревья, облака и воды вокруг нас понимают всю суть происходящего в этом мире, и они так же, как мы, страдают…
…У Гриши затекли ноги, руки, и если раньше он имел возможность шевелить ладонями на стене и переступать ступнями на парапете, то теперь такой возможности он был лишен. Затаившись, он старался не выдыхать амбре из «Эксесса» и виски. Больше всего ему хотелось прокашляться и потоптаться на месте. Стоять на стене без опоры на такой высоте – занятие не для слабонервных. Этим троим внизу хорошо. Они хоть на палубе стоят. Сорвись у кого из них одна нога, рукам есть за что схватиться. А перед Гришей – отвесный борт. Но, несмотря на то что руки уже не слушались, он стоял, будучи уверенным в том, что простоит так еще долго. Но очень хотелось прокашляться. Если не с грохотом, прочищая легкие, то хотя бы негромко, прочищая горло. Однако делать это ему категорически не рекомендовалось.
Между тем Марецкий отошел от иллюминатора. Воспользовавшись этим, Гриша забрался повыше и получил возможность видеть все, что происходило в каюте.
Кира стояла у стены, рассматривая какую-то маску. А Марецкий, словно завороженный, стал обходить ее. И Гриша почувствовал, что это начало известного маневра.
Они с Кирой как-то видели в зоопарке, как спариваются черепахи. Зрелище было не из приятных. И сейчас Гриша вспомнил это, потому что происходящее очень напоминало тамошние попытки самца забраться на панцирь самки. Самка в последний момент поворачивалась на пару градусов, чудовище с открытой пастью с нее сползало, терпеливо обходило по большому радиусу и снова принималось за свое. Проходило очень много времени до того момента, когда две черепахи накладывались конгруэнтно одна на другую и превращались сверху в одну.
Но черепашье поведение – эталон терпения. Марецкий ходить вокруг точеной фигурки сутками не имел возможности. Видимо, рот его наполнился слюной настолько, что, когда он в следующий раз произнес «Кира», раздался лишь свист.
– Что вы делаете? – услышал Гриша, который, в отличие от Киры, имел относительно этого достаточно четкое представление.
– Что вы делаете? – вскричала она, чувствуя, как огромная масса валит ее на диван, подминая под себя и давя всем весом.
– Два часа, – хрипел Марецкий, – два часа радости – и я сделаю тебя богатой!.. Сделай то, что должна, и станешь богаче Батуриной!..
– Подите к черту! – яростно отбивалась Кира, пытаясь выбраться из-под рыхлой туши хозяина каюты. – Я буду кричать!..
– Я так хочу этого, – сопел в истоме Марецкий, – я даже слышу этот крик… Все, что хочешь, за два часа активной работы… – Руки его с треском разорвали майку на груди женщины, и он почти захлебнулся, увидев даже больше, чем ожидал.
Гриша этой сцены не видел. Ему мешал край иллюминатора. Он только удивлялся тому спокойствию, что им внезапно овладело. Его взору достались лишь ноги жены, обтянутые голубыми джинсами. Они дергались, пытаясь сбросить тяжкий гнет с тела.
Гриша подтянулся еще, и наградой за это стала картина в каюте целиком. Марецкий, оказывается, уже скинул с себя пиджак и рубашку. Неповоротливый с виду, он проявлял чудеса ловкости. И теперь Гриша видел лишь спину его, поросшую волосами от пояса до шеи. Картина эта заставила Гришу распахнуть створку иллюминатора до отказа.
А Кира тем временем задыхалась от собственного бессилия что-либо сделать. Теперь, когда все случилось, она испытывала настоящий ужас. Даже ее самые смелые попытки сдвинуть в сторону обезумевшего Марецкого приводили к тому, что силы его утраивались. Она пробовала ударить его по лицу – он схватил ее руку и заломил до хруста. Кира вскрикнула. Она пыталась ударить его коленом, – он насел так, что нога едва не сломалась.
– Да где же ты есть?! – вскричала она, боясь, что за это время Гриша мог сорваться и упасть. Она боялась уже не за себя, за Гришу.
Гриша упал в воду! Иначе он давно бы уже был здесь!
На ней находилось животное, не контролирующее ни чувства свои, ни поступки. И в тот момент, когда на ней треснула майка, свет вспыхнул перед ее глазами, как в операционной. Она догадалась, что Марецкий с размаху ударил ее по лицу, потому что ему порядком надоело сражаться. Он хотел оргазма.
Когда она снова увидела потолок в стиле «Лувр», потное, склизкое тело прикасалось к ее ногам, и она, уже готовая взвыть, поняла, что осталась без брюк.
Гриша упал! Это она виновна! Будь она проклята!
Зарычав, как волчица, она вцепилась зубами в узловатое плечо Марецкого, и он заорал хрипло и страшно.
И в то же мгновение в глазах Киры вспыхнули фиолетовые фонари, а в голове загудел гигантский комар. Марецкий сидел на ней и потирал прокушенные телеса ушибленной о лицо жертвы рукой. Оставшись после этого удара совершенно без сил, Кира слышала в свой адрес грязные ругательства. И вдруг почувствовала, что какая-то непреодолимая сила ее переворачивает со спины на живот…
А потом вдруг раздался этот грохот.
И на обнаженную спину ее посыпались какие-то предметы. Предполагать, что это Марецкий взорвался от оргазма, было глупо.
– Ну, что теперь скажешь, моя законная жена? Между мною и Марецким по-прежнему нет никакой разницы?
Услышав этот почти родной голос, Кира сорвалась и зашлась тем безутешным плачем, который случается с женщинами всякий раз, когда мелкая неприятность проходит мимо, но самое страшное еще впереди.
А позади нее, держа в руках спинку стула с торчащими из нее белыми щепками, стоял Гриша.
Глава 12
Тяжело приподнявшись над кроватью, Марецкий со стоном схватился за голову и сквозь пелену тумана стал настраивать зрение таким образом, чтобы усилить резкость и разглядеть-таки две тени, стоящие перед ним. Когда это случилось, он увидел двух охранников из свиты Жидкова. Первое, что прошептали его губы, было: «Где она?»
Не получив вразумительного ответа, он осмотрелся. Пиджак, рубашка, обломки стула из гарнитура девятнадцатого столетия. Тогда люди делали мебель на совесть.
– Как эта… красавица могла ударить меня стулом по голове, если я лежал на ней?
– Женщины в минуты оргазма непредсказуемы и творят чудеса, – подумав, ответил один из охранников.
– Заткнись, дурак!! – взбеленился Марецкий. – Найдите мне эту суку!
В шкафу никого не обнаружилось. В окне, куда высунулся один из охранников, тоже. Но и по лестнице никто не спускался, в противном случае девушка обязательно столкнулась бы с ним и его напарником. Оставалась кровать, однако и под ней, как выяснилось, была лишь пустота.
– Не могла же она в окно прыгнуть, – говорил Марецкий, шагая по каюте с мокрым полотенцем на голове. – Она что, улетела, что ли? Села на метлу и улетела?
Охранники пожали плечами. Марецкий подозрительно прищурился.
– А почему это вы так быстро явились?..
– Мимо проходили, слышим – грохот.
– Мимо проходили? – И Марецкий, медленно подняв голову, осмотрел потолок каюты. – Какие вы молодцы… Найдите девку!..
Кира и Гриша стояли на выступе борта уже почти четверть часа. Ожидание минуты, когда уляжется суета вокруг, затянулось. Кира уже дошла до того состояния, когда, даже зная о последствиях, ей хотелось расслабить ноги и свалиться вниз. Что случится через две секунды полета – неважно. Главное, чтобы хоть на пару секунд дать отдых онемевшим ногам. А под ними шелестели волны Черного моря.
– Гриша, мы сейчас лодку на воду спустим! – пообещал снизу Антоныч. – Продержись еще минут десять!
– Нужно потерпеть, – прошептал Гриша. Угадав желание жены, он положил ей руку на живот и чуть прижал к стене. Когда по ладони стало растекаться тепло, он вдруг почувствовал к Кире… Нет, это было не влечение. Какое там влечение к жене. Ни с чем не сравнимая нежность проникла в его тело, забираясь в каждую клетку тела.
– Я больше не могу, – едва слышно прошептала она.
Она сказала это в тот момент, когда на палубе вдруг заиграла музыка и половина фонарей перестала излучать свет. Начинались танцы. И тем мучительнее было стоять над водой, каждую секунду ожидая большой волны или смены галса. Малейший качок – и оба полетели бы вниз. Но когда у других под ногами танцпол, а у тебя лишь скользкий, напоминающий слив выступ, сохранять выдержку труднее.
Полтора дециметра под ногами – не слишком большой плацдарм для балетных па. Но другого решения проблемы не было. Ему нужно было прижать девушку к стене так, чтобы ноги ее могли хоть немного расслабиться и отдохнуть. В противном случае она могла просто оторваться от стены и свалиться вниз.
Развернуться он сможет. Если туфли расположить сразу под углом, то сила тяжести останется на месте. Но он удержится при таком развороте лишь в том случае, если второй рукой схватится за шершавую стену. Не бог весть какая опора, но все-таки это лучше, чем просто махнуть рукой в воздухе. Гриша не балерина, чтобы уверенно чувствовать себя в невесомости. Он мужик весом сто килограммов, и этот пируэт обязательно закончится двойным акселем и сочным стуком о воду.
Потеряв равновесие, Кира ждала, когда случится страшный удар и боль пронзит ее тело раскаленными спицами. Она понимала, что такое прыжок в воду с высоты пятиэтажного дома. Это все равно что об асфальт. И Кире почему-то захотелось заплакать от понимания того, что в гробу она будет лежать плоская, как камбала. Патологоанатом-косметолог, конечно, сделает все возможное. Стоя перед камерой, снимающей рекламируемые им косметические средства, он будет наносить на ее мертвенно-бледное, в порезах лицо пудру, тональный крем и интимным голосом убеждать: «Я гримировал актрис второго плана в фильме «Интервью с вампиром».
Но вода оказалась гораздо мягче, чем она рассчитывала. Ноги ее чуть подломились в коленях, когда она провалилась во что-то ледяное и мертвенно-безмолвное.