Незнакомец сильным рывком выдернул топор из плотной резиновой шины — было видно, как напряглись его плечи. Потом он развернулся, издав неприятный звук — его мокрые ботинки царапнули цементный пол, — и вновь судорожно вцепился в топор обеими руками, словно это был священный и могущественный талисман, предохраняющий владельца от злых чар. В этом человеке определенно было что-то дикое, особенно его огромные, ненормально большие глаза, очерченные темными кругами....
Теперь эти глаза отыскали Дойла. Невероятно, но человек кивнул ему и улыбнулся.
Алекс не стал отвечать на улыбку. Он просто не мог. Он почти физически ощущал близкое дыхание смерти и думал о том, какого дьявола ему надо было уходить из номера.
Он находился слишком далеко от обеих дверей, чтобы пытаться добежать до них. Он был почти уверен, что еще до того, как он сумеет перешагнуть порог, лезвие топора непременно вонзится ему между лопаток.
Человек медленно продвигался к Дойлу. С его насквозь мокрой одежды капало. Двигался незнакомец бесшумно и мягко, слишком ловко для человека его телосложения. Весь этот шум, производимый им сначала на лестницах и галереях, был, несомненно, хорошо продуманной уловкой. Человек намеренно приманивал Алекса, блуждая по темным коридорам, и наконец привел в такое место, где его можно было с легкостью поймать. В комнату-ловушку. И теперь их разделяла лишь деревянная скамья.
— Кто вы? — спросил Дойл.
Остановившись по другую сторону скамьи, которая приходилась ему по пояс, незнакомец больше не улыбался. Теперь он напряженно морщился и вздрагивал, будто его немилосердно щипали и кололи булавками. Что же это такое, что может быть у него на уме? Что еще, кроме убийства? Что-то его явно раздражало, это было очевидно. Рот его зловеще сжался в жесткую, прямую линию. Казалось, человек отчаянно боролся сам с собой, пытаясь заглушить, подавить некую внутреннюю боль.
— Что вам от нас нужно? — как можно спокойнее спросил Дойл.
Мужчина пристально посмотрел на него.
— Мы же не сделали вам ничего дурного!
Ответа не последовало.
— Вы ведь даже не знаете, кто мы, не так ли?
Дойлу было нужно, было необходимо говорить, задавать вопросы. Пусть очень тихим, слабым голосом, шепотом, в котором звучал предательский страх, ужас. Алексу не раз случалось успокаивать гнев других людей миролюбивыми, доброжелательными словами. И теперь надо было попытаться извлечь хоть тень раскаяния из души этого человека.
— Что вы выиграете, уничтожив меня?
На сей раз сумасшедший взмахнул топором по горизонтали, справа налево, пытаясь перерубить Алекса пополам.
Он был близок к цели. Его руки были достаточно длинны для этого; даже деревянная скамья не могла бы помешать ему. Однако Дойл сумел вовремя заметить его движение и уклониться.
А потом он зацепился за большой верстак. Алекс замахал руками, безуспешно пытаясь восстановить равновесие. Стены комнаты накренились и поплыли у него перед глазами. В эту минуту Дойл понял, что, возможно, у него нет больше ни одного шанса выбраться живым из этого места. Он не вернется в комнату номер 318, где его ждал Колин, он никогда не доедет до Сан-Франциско и не увидит новую мебель в своем новом доме. И ему не суждено приступить к новой, прекрасной работе в агентстве. И любить Куртни. Никогда. Падая, Алекс заметил, как светловолосый незнакомец двинулся к нему в обход верстака.
Едва коснувшись пола, Алекс тут же вскочил на ноги, пытаясь выиграть у сумасшедшего хотя бы еще одно драгоценное мгновение.
Но, сделав три коротких шага назад, он уперся спиной в деревянный стеллаж с инструментами. И как только Дойл понял, что больше ему бежать некуда, незнакомец шагнул вперед, оказавшись прямо напротив него, и вновь взмахнул топором. Справа налево. Дойл пригнулся.
Лезвие царапнуло по дереву прямо над его головой. Дойл услышал, как топор вновь со свистом рассек воздух, и тем не менее выпрямился и схватил тяжелый молоток-клещи, висевший на вбитом в стену крюке. И, уже сжимая молоток в руках, был отброшен в сторону и назад сокрушительным ударом. Молоток с грохотом покатился по полу.
У Дойла в голове мелькнула мысль, что потеря молотка была, пожалуй, наименьшей из тех потерь, которые, возможно, его еще ждут. Невыносимая, пульсирующая боль где-то сбоку, в области грудной клетки, превратила Алекса в совершенно беспомощное существо. Что произошло? Его разрубили на куски? Разорвали на части? Боль... Боль была ужасной, самой жуткой, которую ему когда-либо приходилось выносить. Боже милосердный, пожалуйста, нет... Умоляю, только не это... Только не смерть... Кровь... Только не лежать неподвижно, истекая кровью, пока топор поднимается и потом методично расчленяет его. Черт возьми, только не смерть. Что угодно, но не это: пустота, тьма, вечный мрак. От этого видения кровь застывает в жилах... В голове вертелось: "Господи, Боже милостивый, нет..."
Все эти мысли молнией пронеслись в мозгу Алекса, однако в следующую секунду он осознал, что лезвие топора его не задело. Безумец ударил его обухом, как раз под ребра, справа. Удар был настолько силен, что еще немного, и Алекс испустил бы дух, а на теле остался бы лишь рубец или даже просто синяк. И ничего более. Ни крови, ни раны.
Но где же этот сумасшедший с его топором?
Дойл с трудом открыл глаза. К его великому изумлению, незнакомец бросил свое ужасное орудие и, прижав ладони к вискам, корчил какие-то странные гримасы. На лбу его выступил пот и крупными каплями катился по красному от натуги лицу.
Ловя ртом воздух, Алекс еле поднялся на ноги и прислонился к стене. Он был слишком слаб и разбит болью, чтобы двигаться.
Светловолосый заметил его движение и нагнулся за топором, но остановился на полпути. Он издал сдавленный вопль, повернулся и, спотыкаясь, побрел прочь из комнаты — в ливень и ночную мглу.
Прошло довольно много времени, пока Алекс пытался восстановить дыхание и преодолеть колющую боль в боку. Он ни секунды не сомневался, что получил лишь временную передышку. Ведь его врагу не имело смысла бросать почти законченное дело и уходить. Человек отчаянно нуждался в том, чтобы убить Дойла. Он не шутил и не играл. Каждый раз, взмахивая топором, он надеялся разрубить Алекса пополам. Вне всякого сомнения, он был ненормальным. А ненормальные, как известно, непредсказуемы.
Однако он не вернулся.
Постепенно боль в боку отпустила, и вскоре Дойл смог держаться прямо и идти. Дыхание стало гораздо ровнее, хотя Алекс все еще не мог глубоко вздохнуть без того, чтобы не почувствовать острую боль. Сердце тоже немного успокоилось.
Итак, он остался один.
Алекс медленно, прижимая ладонь к правому боку, подошел к двери, выглянул наружу и, секунду помедлив, сделал шаг вперед. Тут же с новой силой на него набросились дождь и ветер, пробирая до костей холодом и сыростью.
Стоянка была пуста. Блестели мокрые поверхности буро-зеленых машин. Все они были похожи друг на друга — неподвижные близнецы. Алекс прислушался к звукам ночи.
Но лишь монотонная дробь дождя и свист ветра звучали в тишине.
И вот уже стало казаться, что все происшедшее в подсобке было ночным кошмаром, дурным сном. И если бы не боль в боку, напоминавшая о реальности случившегося, Алекс, пожалуй, вернулся бы в мастерскую и поискал бы топор и другие свидетельства того, что с ним приключилось.
Он побрел по направлению к внутреннему дворику мотеля, поднимая фонтаны брызг, идя по лужам и не пытаясь обойти их. Десятки раз он останавливался, всматриваясь подозрительно в каждое движение теней и прислушиваясь.
Однако слышал он только свои собственные шаги.
Наконец Алекс добрался до северо-восточного крыла здания, поднялся вверх по лестнице на второй этаж и прислонился к перилам ограды. Некоторое время он стоял неподвижно, переводя дыхание и унимая новую вспышку тупой боли в боку и груди.
Алекс продрог, его била крупная дрожь. Дождевые капли, словно острые льдинки, кололи лицо.
Алекс обвел глазами десятки темных окон и закрытых дверей... Неожиданно ему пришла в голову мысль: а почему, собственно, он не закричал, не позвал на помощь, когда незнакомец напал на него с топором? Его голос проник бы, прорвался в эти комнаты, разбудил бы людей. И если бы Алекс кричал изо всех сил, так громко, как только мог, кто-нибудь наверняка пришел бы узнать, в чем дело. И еще кто-нибудь позвонил бы в полицию. Но Алекс был так напуган, что просто не догадался позвать на помощь. Их битва была странно бесшумной. Это был кошмар беззвучных ударов и контрударов. Никто из обитателей мотеля не слышал их.
А потом Дойл подумал: а ответил бы вообще кто-либо на его призыв о помощи? Или все эти люди просто перевернулись бы на другой бок в своих постелях, засунув головы под подушки?
Да уж, эту мысль не назовешь приятной.
Да уж, эту мысль не назовешь приятной.
Дрожа от озноба, Алекс попытался перестать думать обо всем этом, с усилием оторвал непослушное тело от перил и побрел в свою комнату по мокрой от дождя дорожке.
13
Когда Дойл насухо вытер волосы, Колин сложил вчетверо белое мокрое полотенце, отнес его в ванную и развесил на перекладине душевой вместе с мокрой от дождя одеждой. Колин был в одних трусах да еще успел нацепить на нос свои очки, и было забавно смотреть, как он изо всех сил старается вести себя спокойно и с достоинством, хотя Алекс видел, что Колин изрядно напуган.
Мальчик вернулся в комнату, сел на свою постель и уставился на правый бок Дойла, где наливался фиолетовым большой синяк.
Кончиками пальцев Алекс осторожно ощупал бок и убедился, что вроде бы ребра целы и на этот раз, похоже, обойдется без врача.
— Болит? — спросил Колин.
— Чертовски.
— Может, приложить лед?
— Это всего лишь синяк, нечего возиться.
— Это ты так думаешь, что всего лишь синяк, — озабоченно произнес Колин.
— Ничего, самое страшное уже позади. Боль утихает. Несколько дней придется помучиться, но этого не избежать.
— Что нам теперь делать?
Дойл, разумеется, рассказал Колину все: о топоре, о сражении с высоким мрачным человеком с безумными глазами. Дойл знал, что обманывать его нет смысла — мальчик немедленно распознал бы ложь и приставал бы к нему до тех пор, пока не вытянул бы из Алекса все. Колин был не из тех людей, с которыми можно обращаться как с детьми.
Услышав вопрос Колина, Алекс перестал разминать и массировать бок и задумался.
— Ну... нам определенно нужно сменить маршрут от Солт-Лейк-Сити. Вместо дороги сорок, как было запланировано раньше, мы поедем по шоссе восемьдесят или двадцать четыре и...
— Мы и раньше уже изменяли маршрут, — сказал Колин, сверкая толстыми и круглыми линзами очков и при этом немного напоминая филина. — Это ни на что не влияет. Он снова и снова догоняет нас.
— Он догнал нас, только когда мы свернули на семидесятое шоссе, а это именно та дорога, по которой ехал он, — ответил Дойл. — Но на сей раз мы не будем возвращаться на главное шоссе. Мы поедем далеко в объезд. Придется рассчитать новый путь в Рено из Солт-Лейк-Сити, а потом запасной вариант из Рено до Сан-Франциско.
Колин с минуту поразмышлял.
— Может быть, нам следует останавливаться в других мотелях? Выбирать их наобум?
— Но у нас забронированы комнаты, там нас уже ждут.
— Именно об этом я и говорю, — помрачнел мальчик.
Дойл растянулся на постели, прислонившись головой к спинке кровати.
— Думаешь, этому типу известно, где мы собираемся останавливаться на ночь каждый раз?
— Но ведь каждое утро он снова и снова удачно выслеживает нас, — парировал Колин.
— И как же ему становится известно о наших планах?
Колин пожал плечами.
— Предположим, он из числа людей, которых мы знаем, — принялся рассуждать Дойл, отнюдь не воодушевляясь этой мыслью, наоборот, стараясь оттолкнуть, прогнать ее от себя. — Я с ним не знаком. А ты?
Колин опять лишь пожал плечами.
— Я уже описывал его, — продолжал Дойл. — Крупный, высокий мужчина. Светлые, почти белые волосы, короткая стрижка. Голубые глаза. Вообще-то симпатичный. Немного мрачноватого вида... Похож на кого-нибудь из знакомых?
— Я не могу так сразу сказать по одному описанию, — ответил Колин.
— Совершенно верно. Он ничем не отличается от миллиона других. Так, а если исходить из предположения, что он — совершенно незнакомый человек, просто рядовой сумасшедший американец, вроде тех, о ком мы каждый день читаем в газетах?
— Он поджидал нас в Филадельфии.
— Не поджидал. Он случайно...
— Он тронулся в путь вместе с нами, — произнес Колин, — он с самого начала преследует нас.
Но Дойл не желал даже думать о том, что это может быть знакомый, так сказать, имеющий на них зуб — обоснованно или надуманно. Если так, то вся эта безумная история может и не кончиться с концом поездки. Если маньяк их знает, он сможет вновь выследить их в Сан-Франциско. Он может следовать за ними когда захочет, в любое время.
— Нет, мы его не знаем, — настаивал Алекс, — он просто псих. Я видел, как он действует. Я видел его глаза. Он не из тех, кто может разработать и осуществить план погони через всю страну.
Колин молчал.
— Чего ради ему устраивать за нами погоню? Если ему нужно убить нас, то почему он этого не сделал еще там, в Филадельфии? Или на побережье? Чего ради гнаться за нами всю дорогу?
— Я не знаю, — признался мальчик.
— Послушай, тебе придется согласиться, что кое-что здесь просто совпадение, — продолжал Дойл. — По чистой случайности он начал свою поездку одновременно с нами, от того же дома той же улицы. И он ненормальный. А ненормальному вполне достаточно подобного совпадения, чтобы превратиться в одержимого навязчивой идеей. Он схватится за нее, раздует, использует как базу для своих параноических иллюзий. И все, что уже произошло, вполне объясняется этим фактом.
Колин обхватил плечи руками и стал медленно покачиваться из стороны в сторону. Потом произнес:
— Наверное, ты прав.
— Но я все же тебя не убедил?
— Нет.
— Ну хорошо, — вздохнул Дойл, — мы отменим все сделанные заказы и следующие две ночи будем выбирать мотели наугад. Если, конечно, будут свободные номера.
Он улыбнулся, почему-то почувствовав облегчение, хотя и не верил всерьез в смутные предположения Колина.
— Теперь тебе лучше?
— Мне не будет лучше, пока мы не доберемся до Сан-Франциско, до дома, — ответил Колин.
— Так же, как и мне.
Дойл скользнул под одеяло и вытянулся на кровати. Движение снова причинило ему острую, взрывную боль в боку.
— Не хочешь выключить свет, чтобы мы смогли хоть немного передохнуть?
— И ты сможешь спать после всего этого? — спросил Колин.
— Может, и не смогу. Но попытаюсь. Если мы собираемся возвратиться немного назад, выбрать другую дорогу и таким образом прибавить несколько часов пути к нашему расписанию, мне необходим максимальный отдых.
Колин выключил свет, но не лег.
— Я посижу вот так немного, — сказал он, — не могу сейчас спать.
— Нужно постараться.
— Я попробую. Чуть позже.
Смертельно уставший Дойл заснул, но спал урывками, не крепко. Ему снились сверкающие лезвия, топоры, кровавые брызги, в ушах звенел жуткий смех маньяка. Много раз Алекс просыпался, обливаясь холодным потом. А когда он не спал, то думал о таинственном незнакомце и гадал, кто это может быть. Кроме того, мысли Алекса занимала его собственная так неожиданно проявившаяся храбрость. Он понимал, что любовь к Куртни и Колину придавала ему силы и отваги. Когда ему нужно было заботиться только о себе, Алекс всегда мог избежать проблем. Но теперь... Их было трое, а троим не так-то просто убежать. Таким образом Алекс, сам того не желая, обнаружил в себе некие скрытые ресурсы, о которых и не подозревал. И, поняв, что находится теперь в большем ладу с самим собой, чем когда бы то ни было раньше, довольный, он вновь заснул. А потом ему опять приснился все тот же сон, и он опять проснулся. Но теперь он уже смог унять бившую его дрожь, уверенный, что отныне он в состоянии управляться с ней.
Долгих два часа Колин неподвижно сидел на кровати в полной темноте, слушая дыхание Дойла. Он слышал, как тот вдруг проснулся, забился под простынями и потом снова уснул. "Ну, по крайней мере, он хоть отдохнет", — подумал Колин, на которого произвели огромное впечатление хладнокровие и самообладание Дойла в такой опасной ситуации.
Колину всегда нравился Алекс Дойл. Он восхищался им настолько, что считал делом чести скрывать свое восхищение. Иногда Колину хотелось сжать Дойла в объятиях, прижаться к нему и так остаться навсегда. Пока Дойл ухаживал за Куртни, Колин все время боялся, что сестра не сумеет его удержать и Алекс бросит их. И вот теперь, когда Алекс был членом их семьи, "принадлежал" им, Колин ни о чем так не мечтал, как о том, чтобы быть все время рядом с ним и учиться у него. Однако он давно уже изо всех сил старался быть взрослым, зрелым, поэтому сдерживал себя. И, несмотря на огромную любовь, восхищение и привязанность к Алексу Дойлу, выражал свои эмоции потихоньку, так сказать, маленькими порциями.
Когда утром солнечные лучи стали пробиваться в комнату поверх тяжелых гардин, Колин поднялся с постели и направился в ванную принять душ. Он знал, что Алекс спит. И пока теплая вода ласкала и массировала его тело, а желтое душистое мыло приятно пенилось в руках, Колин постепенно успокоился, почти забыл о незнакомце в "Шевроле". Немного, совсем немного удачи и везения — и все будет в порядке. Все просто должно кончиться хорошо в конце концов, потому что Алекс Дойл был здесь именно для того, чтобы ничего плохого не случилось ни с Колином, ни с Куртни. Колин был уверен в этом.