После этого Стью предложил провести собрание 25 августа в зале «Манзингер», вместимость которого намного больше — возможно, более тысячи посадочных мест.
Затем Глен снова попросил слова.
Глен: Прежде чем мы пойдем дальше, мне хотелось бы подчеркнуть еще одну причину важности создания Комитета по переписи населения, намного более серьезную, чем знание того, сколько напитков и коробок с чипсами подготовить к вечеринке. Мы обязаны знать, кто именно прибывает… но мы также обязаны знать, кто выбывает. Видите ли, я считаю, люди уходят. Возможно, это паранойя, но я могу поклясться, что некоторые примелькавшиеся лица больше не попадаются мне на глаза. В любом случае, после подсчета мест в зале мы с Лeo решили заглянуть к Чарли Импенингу. И знаете что? Дом пуст, вещи Чарли исчезли, точно так же как и его машина.
Ропот среди присутствующих.
Ральф спросил, какая польза от знания того, кто уезжает. Он сказал, что если люди, подобные Импенингу, хотят перейти на сторону темного человека, то мы должны смотреть на это как на счастливое избавление. Некоторые члены Комитета стали аплодировать Ральфу, покрасневшему от этого, как школьник.
Стью: Я все же согласен с Гленом. Это будет постоянная утечка информации.
Ральф: И что же мы сможем сделать? Отправить их в тюрьму?
Глен: Хотя это и звучит грубо, но думаю, что нам следует хорошенько обсудить и подобную возможность.
Франни: Нет, сэр. Засылка разведчиков… это я еще могу переварить. Но заточать людей за то, что им не нравится, как мы все это делаем? Господи, Глен! Это уже область тайной полиции!
Глен: Да, именно к этому все и идет. Но наше положение здесь еще слишком неустойчиво. Вы вынуждаете меня занять оборонительную позицию, но это нечестно. Я же спрашиваю только, хотите ли вы позволить и дальнейшую утечку мозгов к нашему Противнику.
Франни: И все же мне не нравится это. В 50-е для Джо Маккарти[11] это был коммунизм. Для нас — наш темный человек. Как замечательно и удобно для нас!
Глен: Франни, ты готова к такому случаю, когда некто может уехать отсюда, увозя с собой очень важную информацию? Например, то, что матушка Абигайль исчезла?
Франни: Чарли Импенинг может сообщить ему об этом. Какой еще важной информацией мы располагаем, Глен? По большей же части разве не блуждаем мы в потемках без ключа к разгадке?
Глен: Ты хочешь, чтобы он знал численность нашей группировки? Какой технологической мощью мы располагаем? То, что у нас до сих пор нет врача?
Франни ответила, что пусть уж лучше будет так, чем сажать людей за решетку только за то, что им не нравится порядок вещей. Тогда Стью предложил отложить обсуждение идеи насчет подобной изоляции, чтобы обдумать ее с различных точек зрения. Это предложение прошло, но Глен голосовал против.
Глен: Лучше все же свыкнуться с этой мыслью, так как рано или поздно эта проблема снова встанет перед нами, но думаю, что это произойдет очень скоро. То, что Чарли Импенинг выворачивается наизнанку перед Флеггом, уже само по себе очень плохо. Вы должны спросить себя, хотите ли вы увеличения подобных случаев. Ну да ладно, вы решили отложить это. Но существует еще одна проблема… нас избрали на неопределенное время, вы подумали об этом? Мы не знаем, будем ли служить шесть недель, шесть месяцев или шесть лет. Я бы предложил один год… это привело бы нас к концу начала, пользуясь фразой Гарольда. Мне бы хотелось включить в повестку дня следующего собрания срок один год. Еще один пункт, и я заканчиваю. Управление при помощи городского собрания — именно такова наша система, а мы лишь избранные представители города — пригодно на первых порах, пока население не увеличилось тысяч до трех, но после этого система разрастется и станет слишком неуклюжей, большинство людей, присутствовавших на собрании, объединятся в кланы, начнут группироваться вокруг своих возможных лидеров… захотят иметь свои флаги и так далее. Я предлагаю всем нам хорошенько подумать над тем, как превратить Боулдер в Республику к концу зимы или началу весны.
Неформальная дискуссия вокруг последнего предложения Глена не привела к принятию решения по этому поводу. Слово дали Нику, и он предложил Ральфу прочитать написанное.
Ник: «Я написал это утром 19-го, готовясь к сегодняшнему вечернему заседанию, и хотел бы, чтобы Ральф зачитал это в последнюю очередь. Иногда быть немым очень трудно, но я попытался продумать все возможные последствия своего предложения. Я хотел бы, чтобы в повестку дня следующего собрания был включен вопрос о согласии жителей Свободной Зоны сформировать Департамент правопорядка во главе со Стью Редменом».
Глен: Интересно. Возвращаемся к тому, о чем мы только что говорили. Дай ему высказаться, Стюарт, — у тебя еще будет возможность.
Ник: «Штаб этого Департамента будет находиться в здании окружного суда Боулдера. Стью будет обладать правом назначения на должности по собственному усмотрению граждан до тридцати лет, старше тридцати — при поддержке большинства членов Постоянного Комитета Свободной Зоны, а старше семидесяти — при большинстве голосов, отданных на общем собрании жителей Свободной Зоны. Вот эту резолюцию мне хотелось бы включить в повестку дня следующего общего собрания. Конечно, мы до посинения можем одобрять это предложение, но ничего не добьемся, пока Стью энергично не возьмется за дело».
Стью: Совершенно верно!
Ник: «Нас становится так много, что нам действительно необходимы порядок и закон. Без этого все будет распадаться. Взять, например, случай с мальчишкой из семьи Джеринджеров, который гонял на машине по Перл-стрит. В конце концов машина разбилась, и ему просто повезло, что он отделался шишкой на лбу. Он мог бы разбиться насмерть или убить другого человека. Теперь все, кто видит его за этим занятием, понимают, что могут возникнуть неприятности. Но никто не чувствует, что может остановить его, потому что у людей нет такой власти. Это во-первых. Затем есть такой Рич Моффет. Возможно, некоторые из вас знают, кто такой Рич, но для тех, кто не знает, сообщаю, что он практически единственный алкоголик Зоны. Когда он трезвый, это вполне милый парень, но в пьяном виде он просто не понимает, что творит, а большую часть времени он пьян. Три или четыре дня назад он так набрался, что решил разбить все окна в районе Арапахо-стрит. Когда он немного протрезвел, я поговорил с ним — по-своему, конечно, через записки, — и ему было стыдно. Он показал назад, туда, где надебоширил, и сказал: «Посмотри на это. Посмотри, что я наделал. Повсюду стекло! А что, если какой-нибудь ребенок поранится? Меня надо судить».
Ральф: А я ему не сочувствую. Абсолютно.
Франни: Ладно, Ральф. Все же знают, что алкоголизм — это болезнь.
Ральф: Как же, болезнь! Болото — вот что это такое.
Стью: Вы оба нарушаете порядок. Помолчите немного.
Ральф: Извини, Стью. Но я же должен дочитать записку Ника.
Франни: А я буду молчать минуты две, господин председатель. Обещаю.
Ник: «Короче, я отыскал метлу, и Рич убрал последствия учиненного погрома. Он хорошо сделал это. Но он был прав, спросив, почему его никто не остановил. В прежние времена такие парни, как Рич, не могли пить столько, сколько хотели и что хотели. Но теперь огромное количество спиртного так и ждет, чтобы его сняли с полки. К тому же я действительно считаю, что Ричу никогда не позволили бы разбить второе окно, но он разбил все окна с южной стороны на протяжении трех кварталов. Он остановился, потому что устал. А вот еще один пример: мужчина, чье имя мне не хотелось бы упоминать, узнал, что его женщина, ее имя я тоже опускаю, проводит время с третьим. Думаю, все вы знаете, о ком я говорю».
Сьюзен: Думаю, да. Огромный детина.
Ник: «Так вот, этот мужчина избил третьего и поколотил женщину. Думаю, сейчас для нас не столь важно, кто из них был прав, а кто виноват…»
Глен: А вот здесь ты ошибаешься, Ник.
Стью: Пусть он закончит, Глен.
Глен: Хорошо, но к этому пункту мне бы хотелось вернуться.
Стью: Хорошо. Продолжай читать, Ральф.
Ник: «… потому что важно то, что упомянутый мужчина совершил уголовное преступление — нападение и избиение, а он по-прежнему на свободе. Из трех случаев этот последний больше всего беспокоит граждан. У нас сейчас только начинает формироваться общество, состоящее из различных элементов, поэтому нас ожидает масса различных конфликтов и недоразумений. Не думаю, что кто-то из нас хотел бы, чтобы в Боулдере сформировалось враждебное общество. Подумайте, какая могла бы возникнуть ситуация, если бы вышеуказанный мужчина взял в магазине «кольт» 45-го калибра и застрелил обоих, а не просто избил их. Тогда бы у нас на свободе разгуливал убийца».
Сьюзен: Господи, Ник, это что? Мысль дня?
Ларри: Да, это ужасно, но Ник прав. Есть старая пословица: «Чему быть, того не миновать».
Ник: «Стью и так уже наш общественный и личный представитель, председатель городского собрания, а это значит, что люди воспринимают его как авторитетную фигуру. И я считаю, что Стью очень хороший и достойный человек».
Стью: Спасибо на добром слове, Ник. Думаю, вы никогда не замечали, что я хожу на ходулях. Серьезно, однако я приму ваше предложение, если это то, чего вы действительно хотите. Я действительно не хочу этой проклятой работы — судя по тому, что я видел в Техасе, работа полицейского в основном заключается в вытирании рвоты с рубашки, когда парни наподобие Рича Моффета пересидят в баре, или в соскабливании с дороги таких дурачков, как этот мальчишка Джеринджеров. Единственно, о чем я прошу, когда мы поставим этот вопрос на городском собрании, это установление такого же годичного срока, как и для работы в Комитете. И я настаиваю, чтобы с самого начала было ясно, что я сложу с себя полномочия через год. Если это принимается, тогда я согласен.
Глен: Думаю, от лица всех присутствующих могу сказать, что принимается. Хочу поблагодарить Ника за его предложение и занесите, пожалуйста, в протокол, что это гениальная мысль. Я поддерживаю предложение.
Стью: Хорошо. Предложение выдвинуто. Возражения, вопросы?
Франни: У меня есть вопрос. А что, если кто-то снесет тебе голову?
Стью: Я не думаю…
Франни: Нет, ты не думаешь. Ты не думаешь. И что скажет мне Ник, если все, о чем вы думаете, ошибочно? «Извини, Фран?» Вот что он скажет мне? «Твой муж лежит в здании окружного суда с пулевым ранением в голову, и я считаю, что мы совершили ошибку?» Дева Мария и Иосиф, я собираюсь родить ребенка, а вы хотите сделать из Стюарта живую мишень, этакого Пэта Гарретта?!
Франни расплакалась, но потом все же взяла себя в руки. Голосование за выдвижение Стью на должность главы Департамента правопорядка Свободной Зоны закончилось со счетом 6:1. Франни отказалась изменить свое решение. Глен попросил слова, прежде чем закроется заседание.
Глен: Это просто мои мысли, а не предложение, и голосовать по нему не нужно, но какой-то вывод сделать все-таки необходимо. Вернемся к третьему случаю из записки Ника насчет правопорядка. Он описал происшествие, закончив словами, что не столь важно, кто прав, кто виноват. Я считаю, что он ошибается. По-моему, Ник один из самых честных людей, которых я когда-либо встречал. Но силовое принуждение без системы суда — это не правосудие. Это обыкновенный вигилантизм[12]. А теперь предположим, что этот приятель, которого все мы знаем, взял «кольт» и убил свою женщину и ее любовника. И еще предположим, что Стью как наш начальник полиции арестовал его и посадил в кутузку. И что потом?
Как долго мы будем держать его там? По закону мы вообще не имеем права задерживать его, по крайней мере согласно Конституции, которую мы приняли на собрании вчера вечером, потому что, согласно этому документу, человек не виновен, пока его вина не доказана законным судом. Далее — все мы знаем, что держим его под замком. Мы не сможем чувствовать себя в безопасности, если он будет разгуливать по улицам! Поэтому мы сделаем это, даже если это будет противоречить Конституции, потому что, когда скрещивают шпаги безопасность и конституционность, безопасность должна выиграть. Следовательно, нам необходимо как можно скорее сделать безопасность и конституционность синонимическими понятиями. Нам нужно подумать о системе суда.
Франни: Это очень интересно, и я согласна, что над этим надо подумать, но сейчас я предлагаю закрыть заседание. Уже поздно, и я очень устала.
Ральф: Я поддерживаю это предложение. Давайте поговорим о суде в следующий раз. У меня столько всего в голове, что она вот-вот лопнет. Это воссоздание страны намного труднее, чем я предполагал.
Ларри: Аминь.
Стью: Поступило предложение закрыть заседание. Что скажете?
За это предложение проголосовали 7:0.
Франсес Голдсмит, секретарь.
— Почему ты остановился? — спросила Франни у Стью, который, медленно подъехав к бордюру, отпустил педали. — Впереди еще целый квартал. — Глаза ее покраснели от слез, и Стью подумал, что никогда не видел Франни настолько уставшей.
— Это насчет того дела о начальнике полиции… — начал он.
— Стью, я не хочу говорить об этом.
— Но кто-то же должен заняться этим, дорогая. И Ник абсолютно прав. Люди мне доверяют.
— К черту логику! А как же я и ребенок? Не логичнее ли подумать о нас, Стью?
— Я обязан знать, чего ты хочешь ради ребенка, — сказал он. — Разве ты не говорила мне об этом много раз? Ты хочешь, чтобы он был в безопасности. Ты хочешь, чтобы он или она родился в не совсем безумном мире. И я тоже хочу этого. Но я не собираюсь рассуждать об этом перед остальными. Это между нами. Ты и ребенок — вот основная причина моего согласия.
— Я знаю это, — хрипло произнесла Франни.
Он пальцем приподнял ее голову за подбородок. Стью улыбнулся, и Франни попыталась улыбнуться в ответ. Это была вымученная улыбка, слезы катились у нее по щекам, но это было все-таки лучше, чем не улыбаться вообще.
— Все будет хорошо, — сказал он.
Она медленно покачала головой, и несколько ее слезинок упали в теплоту летней ночи.
— Мне так не кажется, — возразила она. — Я действительно так не считаю.
Ночью она долго лежала без сна, размышляя о том, что тепло может прийти только от огня. — Прометей, дав его людям, был обречен на кровавые муки — и что любовь всегда приходит через кровь.
И у нее возникла странная уверенность, от которой тело онемело, как от анестезии, что всем им предстоит пройти через кровь. Эта мысль заставила ее защитным жестом прикрыть живот руками, и впервые за много недель она вспомнила о своем сне: ухмыляющийся темный человек и его скрученная вешалка.
Урывками занимаясь поисками матушки Абигайль, Гарольд Лаудер активно участвовал и в работе Похоронного комитета. Вот и 21 августа он провел в кузове самосвала с пятью другими мужчинами, одетыми в сапоги, защитные комбинезоны и толстые резиновые перчатки. Глава Похоронного комитета Чед Норрис отправился в то место, которое он с циничным спокойствием называл захоронительным участком № 1. Расположенный в десяти милях юго-западнее Боулдера, первоначально он предназначался для хранения угля. Участок был так же мрачен и бесплоден, как и горные кряжи под палящим августовским солнцем. Чед беспрекословно принял свое назначение, так как некогда был помощником хозяина похоронной конторы в Морристауне, штат Нью-Джерси.
— Это не похороны, — сказал он в это утро на автовокзале между Арапахо- и Уолнат-стрит, где расположилась база Похоронного комитета. Закурив, он улыбнулся двадцати сидевшим вокруг него мужчинам. — Да, это захоронение, но захоронение не в обычном смысле этого слова, если вы поняли мою мысль.
Несколько натянутых улыбок, самая широкая — Гарольда. В животе у него постоянно урчало, потому что он не осмелился позавтракать. Он не был уверен, что сможет удержать еду в желудке, учитывая характер предстоящей работы. Он мог бы предложить продолжить поиски матушки Абигайль, и никто даже не пробормотал бы и слова протеста, хотя любому здравомыслящему человеку в Зоне (если в Зоне были здравомыслящие люди, кроме него самого, — вопрос, конечно, спорный) было вполне очевидно, что пятнадцать человек для поисков, учитывая тысячи квадратных миль лесов и равнин вокруг Боулдера, — занятие для дураков. Конечно, она могла никогда и не покидать Боулдер, никто из них, кажется, даже и не подумал об этом (чтo вовсе не удивило Гарольда). Она вполне могла укрыться в одном из домов подальше от центра города, и они не смогут найти ее, пока не обыщут каждый дом. Редмен и Андрос не стали возражать, когда Гарольд предложил, чтобы Поисковый комитет работал и вечерами, и по уик-эндам.
Он мог бы заниматься только этим, но кто становится любимцем в любом сообществе? Кому доверяют больше всех? Конечно же, человеку, выполняющему самую грязную работу, да еще если он делает это с улыбкой. Человеку, который выполняет работу, которую ты не можешь заставить себя сделать.
— Это будет напоминать захоронение связки дров, — сказал им Чед. — Если вы сможете воспринимать это так, то с вами все будет в порядке. Некоторых из вас поначалу может и стошнить. В этом нет ничего постыдного; просто пойдите в такое место, где никто вас не увидит за этим занятием. Когда вас вырвет, вам станет легче думать именно так: связка дров.
Мужчины стесненно переглянулись.
Чед разбил их на три команды по шесть человек. Он и еще двое мужчин отправились подготовить место для массовых захоронений. Каждой из трех команд был выделен свой участок города. Гарольд на своем самосвале провел целый день в районе Столовой горы. Медленно передвигаясь на запад к выезду на шоссе Денвер — Боулдер. Вверх по Мартин-драйв до Бродвея. Вниз по Тридцать девятой улице, затем снова вверх по Сороковой. Пригородные дома, построенные лет тридцать назад, когда в Боулдере начался строительный бум.