Понятно столь пристальное внимание Первого секретаря Московского горкома, а затем президента России к флагману отечественного ракетно-космического машиностроения, сыгравшего громадную роль в освоении космоса. Это все так, но была еще одна причина для столь обостренного внимания Ельцина к КБ «Салют». Дело в том, что именно в этом КБ работала его младшая дочь Татьяна после окончания факультета вычислительной математики и кибернетики Московского государственного университета. Особыми научно-производственными успехами она не отличалась и работала на скромной должности программиста в лаборатории баллистики, рассчитывая траектории искусственных спутников Земли:
«Сослуживцы отмечали скромность дочери первого секретаря Свердловского, а затем Московского горкома партии. Обедали в отделе, каждый приносил себе поесть в майонезных баночках, пищу разогревали с помощью кипятильников, делали на всех салаты из овощей, заваривали чай. Татьяна в еде никогда не отличалась особой претенциозностью, даже когда стала дочерью президента. Ее обед состоял из простых блюд — картошка, помидоры, селедка. В то время существовала практика направлять сотрудников на дежурство в столовую, замещать технический персонал, которого всегда не хватало. Работа грязная — протирать подносы, счищать с тарелок остатки еды, выставлять грязную посуду на мойку. Регулярно ходила работать в столовую «Салюта» и Татьяна Ельцина. Даже когда Борис Ельцин, как первый секретарь горкома, приехал на предприятие, ее дежурство в столовой не было отменено»[179].
Однако один из руководителей КБ «Салют», занимавшийся постановкой на боевое дежурство стратегических ракет, а затем ставший заместителем директора по эксплуатации «изделий» завода им. Хруничева — Юрий Васильевич Дьяченко был несколько иного мнения о программисте Татьяне Ельциной (по иронии судьбы ставшей впоследствии Татьяной Дьяченко, выйдя замуж за сына Юрия Васильевича — Алексея). Как-то он, при случае, поделился с сыном своими наблюдениями за Татьяной Ельциной: «…работает тут у нас на «фирме» одна барышня — дочь свердловского партработника… характер у нее — не приведи боже! Заносчивая, упрямая, эгоистка! Считает себя некоронованной принцессой… Муж от нее ушел… И правильно сделал!»[180]
Нам не известны причины столь пристального внимания Ю. В. Дьяченко к персоне Т. Ельциной — вплоть до досконального знания таких тонкостей ее биографии, как неудачное замужество, но его характеристика будущей снохи оказалась предельно точной. Он не изменил своего отношения к Татьяне и тогда, когда Алексей задумал на ней жениться — отсутствовал на свадьбе, сославшись на болезнь, и после дистанцировался от дочери Ельцина. Вскоре он умер, а на его должность заступил Дмитрий Алексеевич Полухин, впоследствии Генеральный конструктор КБ «Салют».
Кстати, Алексей Дьяченко случайно познакомился с Татьяной уже после того, как отец дал ей уничижительную характеристику. Знакомясь с ней, он и не догадывался, на птицу сколь высокого полета замахнулся. Он и не представлял, что перед ним — дочь будущего президента страны. Впрочем, царственная независимость Татьяны выдавала в ней «королевскую кровь», что не мог не заметить отец Алексея Ю. В. Дьяченко, упрямо твердивший, что брак сына с этой «некоронованной принцессой» неизбежно распадется. Впрочем, мы несколько отвлеклись от «заданной» темы.
Когда Б. Ельцин прочно утвердился в должности первого секретаря Московского горкома, когда о нем заговорила вся Москва и не было ни одной московской кухни, где не обсуждались бы новации и чудачества нового «хозяина» Москвы, Татьяна пожаловалась отцу, что руководство КБ «Салют» совершенно не учитывают, что она дочь «Первого». Посылают, как и всех, мыть грязную посуду на кухню, а Главный конструктор, бывая в лаборатории, где она работает, как бы совсем ее не замечает, не здоровается «по ручке», как это он галантно делает в отношении других женщин, и вообще на предприятии много недостатков.
Убедившись во время своего визита на предприятие, что Татьяна и в этот день опять дежурила на кухне, Ельцин принялся оказывать «действенную» помощь его коллективу.
Следом за этим визитом прибыла большая комиссия, направленная на завод Ельциным для оказания практической помощи. Результаты работы комиссии были столь внушительны, что руководству пришлось отчитываться за свои промахи на бюро горкома. Как проходили подобные разборки на бюро, широко известно и выше об этом уже говорилось. Особенно «досталось» главному конструктору КБ «Салют» Д. А. Полухину, которому Ельцин цинично предложил самому избрать меру партийного взыскания. Униженный столь несправедливым к нему отношением, Дмитрий Алексеевич «выбрал» исключительную меру в прямом смысле этого слова — исключение из партии. Проявив царственное снисхождение, Ельцин предложил ограничиться строгим выговором. Вскоре он был назначен с понижением, а затем тяжело заболел и умер, унеся с собой в могилу обиду за незаслуженное оскорбление его чести и достоинства.
Таким образом, по совершенно различным причинам Б. Ельцин и его дочь Татьяна, унаследовавшая от своего отца человеконенавистнические черты характера, косвенно поспособствовали уходу из жизни двух заслуженных руководителей предприятия, которое, как принято официально считать, «возродил» президент России Б. Н. Ельцин.
Чтобы завершить рассказ о том, как проявлялись черты характера макиавеллиста Ельцина в его наследнице, обратимся к ее школьным годам, когда наиболее ярко проявляются черты характера, которые будут доминировать во взрослой жизни. В подзаголовке «Гнев обкомовской дочки» главы «Провинциальный апломб» книги «Клан Ельциных» А. Гранатова пишет:
«ГНИВ «ОБКОМОВСКОЙ ДОЧКИ»
На Татьяну отец семьи, Борис Ельцин, возлагал куда большие надежды, нежели на светловолосую и голубоглазую взбалмошную «красавицу, спортсменку, комсомолку» Елену. Он старался Танюшку воспитывать, «как мужика», и в определенном смысле эти надежды оправдались.
По отзывам одноклассников, Татьяна никому не закатывала истерик, умела терпеть боль, была скромной, даже тихой. При всем том Таня воспринималась одноклассниками как «инопланетянка», с которой невозможно говорить на одном языке. Как будто родители у нее не коренные сибиряки, а иностранцы какие-то.
Откуда, с каким генотипом передалось ей такое странное поведение? Держится как лидер, как королева — но не лидер, никто не идет за ней. Вроде как ни с кем не спорит, не ругается, но и не радует. Как сибирское солнце. Холодное, одинокое, гордое. Светит, но не греет.
Татьяна ориентирована в общении на взрослых. Она не смеется и не подшучивает, как ее одноклассники, над классной руководительницей, и школьники делают вывод: зона не с нами». Более того, Таня готова делиться с классной руководительницей и с директором школы самым сокровенным. Узнав об этом, одноклассники избегают общения с ней. Некоторые считают, что Танюшка на них «ябедничает», или «стучит». На самом деле Таня Ельцина всего лишь ищет у своей классной руководительницы защиту. Она не настолько сильная и уверенная в себе, чтобы защитить себя от нападок одноклассников самостоятельно. Ей не хочется «бороться за лидерство в коллективе» и отнюдь не хочется быть лидером — сплачивать вокруг себя людей, управлять ими.
— Танечка всегда делилась со мной самым сокровенным — все слезы оставались у меня на подушке. Конечно, это были обычные детские переживания, но я до сих пор помню о них, — говорит ее классная руководительница Зинаида Иосифовна.
Когда в 1976 году Борис Николаевич становится первым секретарем Свердловского обкома — а эту рубежную дату он переживает в 45 лет, — его жене, Наине Иосифовне, 44 года, а младшей дочери, Татьяне, 16 лет.
По воспоминаниям педагогов Татьяны Ельциной, новая должность отца перевернула ее характер.
— Когда ее отец стал первым секретарем Свердловского обкома, Таня сильно изменилась. Она даже за партой долгое время одна сидела, — вспомнила затем в интервью прессе ее классная руководительница.
Ощущение своей исключительности, причастности к «элите» в Танюшке многократно возросло. Ее самооценка в одночасье взлетела вверх. Никто в классе был ей не ровня!
Самое, пожалуй, любопытное — это как Татьяна воспринимала теперь своих школьных «поклонников». Психологи утверждают, что именно в подростковом и раннем юношеском возрасте закладывается стереотип взаимодействия с противоположным полом. Вот всего лишь один эпизод из биографии Татьяны, но какой! Яркий, неординарный, в документальность которого можно верить, поскольку о нем в официальных интервью вспоминали бывшие учителя Татьяны.
Однажды Татьяне, дочери первого секретаря Свердловского обкома, какой-то парень написал любовную записку. Что же, вы думаете, сделала Танюша? Написала в ответ другую записку? Нет! Может быть, поговорила с подружками, похваставшись, что вот, мол, у нее появился поклонник? Нет! Может, как-то отшутилась, придумала какой-то ответный ход? Или прилюдно разорвала любовное послание, провоцируя парня на эмоции? Ничего подобного.
Однажды Татьяне, дочери первого секретаря Свердловского обкома, какой-то парень написал любовную записку. Что же, вы думаете, сделала Танюша? Написала в ответ другую записку? Нет! Может быть, поговорила с подружками, похваставшись, что вот, мол, у нее появился поклонник? Нет! Может, как-то отшутилась, придумала какой-то ответный ход? Или прилюдно разорвала любовное послание, провоцируя парня на эмоции? Ничего подобного.
В том самом возрасте, когда мальчишки и девчонки пробуют, примеряют на себя различные формы человеческих отношений, когда они задумываются над тем, надо ли любить так, как это делали Ромео и Джульетта, или же не стоит, из всех возможных вариантов Татьяну интересовал лишь один вариант. Этот вариант называется «власть над мужчинами». В реакции Тани на любовную записку именно этот инстинкт — женской власти — и проявил себя в полной мере.
А было это так…
В дверь директорского кабинета постучала и, не дожидаясь ответа, вошла секретарь. Эта видавшая виды сорокалетняя женщина выглядела взволнованно.
— Я прошу прощения… — Секретарь закашлялась в кулак.
— Что такое? — Директор оторвал свой взгляд от бумаг и вопросительно поднял брови.
— К вам просится на разговор Таня Ельцина.
— Что, прямо сейчас? Именно ко мне? Что-то серьезное?
— Да. — Секретарь виновато опустила глаза. — Не серьезное, скорее курьезное. Я бы не стала вас беспокоить, но…она же дочь секретаря обкома. Понимаете?
— Понимаю, — директор кивнул, — пусть войдет.
И в директорский кабинет впорхнула старшеклассница Танюша Ельцина. Она держала какой-то белый клочок бумажки, зажатый в кулак.
— Ну, Танюш, — директор приветливо указал жестом на кресло возле своего стола, — рассказывай. Что стряслось-то?
Таня послушно села и по-мальчишески встряхнула своей короткой каштановой стрижкой.
— Ой, такая история. Нужна ваша помощь… — Старшеклассница явно не знала, с чего начать, и даже стыдливо отвела глаза в сторону.
— Ну??? — надавил директор; — Ты же не в прятки ко мне тут пришла играть? Давай выкладывай, раз сама начала…
Таня вздохнула, нервно провела рукой по волосам и, разжав кулак, протянула директору мятую бумажку.
Директор с любопытством взял этот клочок, выдранный из школьной тетрадки в клеточку, и прочитал коряво написанную синей авторучкой фразу, в которой размашистые буквы плясали из стороны в сторону, видимо, от избытка чувств: «Таня, я тебя люблю! ..»
Под этой фразой стояла подпись автора.
Директор сконфуженно покрутил записку в пальцах, посмотрел на нее и так и эдак и, наконец, перевел свой взгляд на Татьяну. В ее глазах вспыхнули искры торжества.
— Ну и что, Таня? Какой-то влюбленный парень признался тебе в любви. В вашем возрасте это часто случается… Но при чем тут я? Что я должен сделать?!
Таня округлила свои глаза.
— Как это — «Что я должен сделать»? Известно что. Вызвать этого… парня на совет школы! И объявить ему строгий выговор с занесением в личное дело. Нет, лучше исключить из школы!
Большей нелепости директор в своей жизни еще не слышал.
— За что?!
— За нарушение дисциплины. В школу приходят, чтобы учиться, а не романы крутить!
— Но, может быть, парень просто пошутил…
— А потом от таких шуток у старшеклассниц рождаются внебрачные дети! И не забывайте, что я — дочь главы обкома!
Директор вздохнул.
Спустя пару дней в школе состоялась беспрецедентное собрание. Парень, написавший любовную записку Тане Ельциной, не знал, куда от стыда провалиться. Он покраснел от кончиков ушей до кончиков пальцев, а она стояла напротив него — гордая, независимая, упивающаяся своей властью над мужчинами…
По ее воле директор школы устроил весь этот театр… По ее воле этого несчастного влюбленного едва не выгнали из школы. Она — всемогущая принцесса, рожденная повелевать «сильным полом»!
Именно тогда в Татьяне и проявила себя ее психологическая суть — «власть над мужчинами». Доминантна характера, которая проявит себя в полной степени в середине 90-х, когда Таня станет «кремлевской принцессой».
В июле 1997 года она станет кремлевским советником — помощником президента страны, человеком, перед которым открыта дверь в реальную политическую власть. Она получит трамплин о котором можно лишь мечтать.
Но… она не хочет быть ни Маргарет Тэтчер, ни Кондолизой Райз, ни Мадлен Олбрайт… У нее другие интересы. Понятие «власти» у Татьяны смещено из политическо-профессиональной в психологическую сферу. И ей достаточно того, что у ее ног оказываются самые сильные мужчины «новой политической элиты». Она повелевает ими как марионетками — и упивается этим ощущением своего женского могущества.
Но об этом позже.
А пока наша Таня учится в школе и с виду кажется скромной и прилежной ученицей.
— Я хорошо помню Таню. До восьмого класса она была круглой отличницей, — вспоминает учительница географии Галина Стеблова, — Правда здоровье у нее было слабенькое, в старших классах она сильно болела и практически не посещала школу. Ее освободили от многих экзаменов, поэтому на золотую медаль она не могла претендовать. Меня очень удивило, что у Тани не было близких подруг, не было людей, к кому она проявляла бы больше теплоты и внимания, чем к другим. Она всех одноклассников держала на дистанции, на расстоянии от себя»[181].
Постепенно Ельцин стал осознавать, что все его потуги переломить ситуацию, — сделать Москву образцовым городом, а москвичей счастливыми, приводят к обратному результату: элита, гонимая Ельциным, затаила на него злобу, а простые москвичи стали разочаровываться в Ельцине, обещавшим им через год-два «переломить ситуацию». Он понял, что практически весь арсенал его кавалерийских наскоков на проблемы, которые тормозят горбачевскую перестройку (в которую он по-прежнему верил) уже исчерпан, и ничего нового он москвичам предложить не сумеет. Разочарование переходит в раздражение и недовольство: почему в целом ничего не меняется, хотя принимаются разумные решения, выдвинуты на руководящие посты новые, энергичные люди? Сначала москвичи восхищались Ельциным, расчищающим «авгиевые конюшни», сменившим целую генерацию партийный чиновников, обвиненных во всех тяжких грехах. Потом острота впечатлений притупилась, москвичи видели, что на смену «старых» чиновников пришли новые, но они оказались точно такими же. Все понимали, что самый распрекрасный секретарь райкома не в состоянии наполнить магазины продуктами и построить необходимое количество квартир для москвичей.
В ЦК партии валом повалили жалобы на Ельцина от обиженных им чиновников. Партийная элита искренне считала, что Ельцин подрывает основы существующей власти (что на самом деле так и было). Эти жалобы находили понимание в ЦК и особенно у второго, по занимаемой должности в партийной иерархии, секретаря ЦК Е. К. Лигачева. Горбачев полностью доверял второму секретарю, поручив ему заниматься делами, которыми он не хотел заниматься сам: проводить кадровую чистку, осуществлять повседневный контроль за исполнением решений Центра, короче говоря, потуже закручивать партийно-кадровые гайки. Лигачев возомнил себя всезнающим функционером, держался нарочито строго и жестко, считая, что любое проявление либерализма, нарушение иерархии взаимоотношений между начальниками и подчиненными губительно для руководящей и направляющей роли партии. Немудрено, что лучшей кандидатуры на роль «мальчика для битья», чем Б. Н. Ельцин, не могло быть, хотя Лигачев не давал «спуску» и другим партийным функционерам. Но Ельцину, который был «под рукой», доставалось больше, чем другим. Кроме того, Егор Кузьмич вероятно полагал, что он обязан строго спрашивать с Ельцина, поскольку тот был его «крестником» и по гроб жизни обязан Лигачеву за свой перевод в столицу. Как уже отмечалось, они были оба упрямыми и самолюбивыми и конфликт между ними был неизбежен.
Вот как сам Ельцин описывает сложившуюся ситуацию накануне предстоящих событий, в результате которых он не только был «изгнан» с московского «престола», но на некоторое время превратился в политического изгоя:
«Несмотря на, казалось бы, явные перемены к лучшему, на эмоциональный всплеск, подхлестнувший всю страну, я чувствовал, что мы начали упираться в стенку. Что просто новыми красивыми словами про перестройку и обновление на этот раз отговориться не удастся. Нужны конкретные дела и новые шаги вперед. А Горбачев эти шаги делать не хочет. И больше всего он боится прикасаться к партийно-бюрократической машине, к этой святая святых нашей системы. Я в своих выступлениях на встречах с москвичами явно ушел дальше. Естественно, ему обо всем докладывали, отношения стали ухудшаться.