Ответ: Наперед что-то трудно загадывать. Действительно, съезд или конгресс соберется в мае — ему решать вопросы создания новой партии. Я, например, убежден, что это надо сделать и надо сделать именно до XXVIII съезда КПСС. Но это мое мнение. Решать будет все-таки будущий съезд.
Вопрос: В СССР, чтобы купить мыло, нужно стоять в очереди. Члены вашей семьи тоже стоят в очереди, когда покупают мыло?
Ответ: Естественно, весь набор этих талончиков лежит у меня в коридоре. Мы покупаем и мыло, и сахар, и другие товары так же, как и все.
Вопрос: Близок ли, по вашему мнению, распад Советского Союза?
Ответ: Тот Союз, который сейчас существует, непременно должен распасться, потому что в Советском Союзе или под видом Советского Союза продолжается, в сущности, российская империя. Это тема огромная, большая и ее, конечно, в нашей беседе не исчерпать. Но важно, чтобы то, о чем вы говорите, происходило бы не в форме самораспада, саморазвала, как сейчас это происходит. Мы не можем себе позволить такую беспечность, допустить этот саморазвал, потому что мы этак невзначай можем и весь мир взорвать, этот хрупкий мир. Поэтому дело глубинных преобразований Советского Союза должно быть на первом месте во всей стратегии, во всей политике. А то, что его не будет в таком виде, я в этом не сомневаюсь, конечно. И тут не предмет для печали. Это повод порадоваться, что мы, наконец, сможем организовать сообщество, огромное евразийское сообщество на принципиально иных целях, когда республики будут сотрудничать между собой и стремиться друг к другу и когда все это евразийское сообщество, которое называется СССР, будет плавно вливаться и врастать, допустим, в азиатско-тихоокеанский регион, где не будет таких резких, четких границ и разграничений, а где будут, может быть, и совместные предприятия, и очень мощная приграничная торговля, и культурный обмен. Не будет границ, можно будет свободно ездить. К этому, я думаю, надо стремиться всем.
Вопрос: Какую позицию вы как историк занимаете по вопросу «северных территорий»?
Ответ: Я высказался и письменно, и в публикациях своих и в Советском Союзе, и в Японии. Я остаюсь убежденным сторонником необходимости возвращения Японии «северных территорий». Кроме справедливого акта, такое решение было бы взаимовыгодно и Советскому Союзу, и Японии. Я понимаю, что это сделать непросто. Может быть, тут будут какие-то этапы, какая-то последовательность. Но я убежден, что такое решение было бы и в интересах советского народа, а не только Японии». (Последний вопрос из интервью Ю. Афанасьева японской телекомпании Энэйчкей, 24 апреля 1990 года)[262].
Между тем среди сопредседателей МДГ начались разногласия по поводу лидерства, Ельцин со своими амбициозными устремлениями особенно не импонировал академику Сахарову. Вдова академика Е. Боннер вспоминала, как ее муж тяготился сотрудничеством с Ельциным.
Услышав однажды, по радио, что в МДГ грядут перемены и вместо пяти сопредседателей к власти приходит один — Ельцин — он даже вздохнул с облегчением: «Вот и хорошо, мне можно уйти. Я в этой компании под руководством секретаря обкома не работаю».
Но не все разделяли подобный идеалистический подход. Однажды горбачевский помощник Георгий Шахназаров подошел во время заседания к Гавриилу Попову. «Что вы нашли в Ельцине? — откровенно поинтересовался он. — Вы же совсем разные люди».
«Народу нравиться, — цинично ухмыльнулся Гавриил Харитонович. — Смел, круче всех рубит систему».
«А если он, что называется, решит пойти своим путем?»
«Мы его в таком случае просто сбросим, и все тут».
Демократы явно недооценивали Бориса Николаевича, считая его неотесанным простаком; партократом из плотников.
Из всех театров Ельцин предпочитал оперетту режиссера Курочкина. Классическую музыку — не слушал. В литературе понимал не больше, чем в высшей математике. У него, как у гоголевского Манилова, «всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14 странице, которую он постоянно читал уже два года»; в данном случае — роман Ю. Бондарева, что для либеральной интеллигенции уже само по себе вызывало пренебрежительное отторжение. О «начитанности» Б. Ельцина упоминает в своих мемуарах А. Коржаков:
«Я никогда не видел, чтобы он читал какие-нибудь серьезные книжки. Только детективы типа Чейза, да и то — на отдыхе.
Хотя дома у него была хорошая библиотека. В основном собрания сочинений. Но он получал их по выписке. Это было тогда модно и престижно.
Сомневаюсь, чтобы хоть одну из этих книг он читал…
Единственная книга, которая на моей памяти ему очень понравилась, была подарена Хазановым: томик произведений какого-то классика. Открываешь, а внутри — спрятана бутылка водки…»[263]
«Есть такой термин в карточной игре — держать за болвана. Так вот, за этого самого болвана держали они Ельцина. Но кто из них был истинным болваном, показало время.
Умные, интеллигентные, начитанные, привыкшие к накрахмаленным манишкам и консоме из фарфоровой супницы: против драчуна и выпивохи Ельцина эти профессора оказались пустым местом.
Большинство из них вскоре сойдет с дистанции. Из четырех сопредседателей МДГ — скоропостижно умерший Сахаров, понятно, не в счет — в большой политике не останется ни один. Афанасьев удовлетворится местом ректора Историко-архивного института [ныне РГГУ], Попов и двух лет не просидит мэром Москвы, эстонец Пальм вернется к себе в Тарту.
И только Ельцин — барачная шпана, с перебитой оглоблей переносицей и сиплым испитым голосом — на долгие годы сумеет удержаться на этом чертовом колесе, именуемом властью.»[264]
Однако некоторое время в МДГ лидирующую роль играл Юрий Афанасьев, который считал Б. Ельцина не совсем подходящей фигурой в качестве вождя оппозиции. При этом Ю. Афанасьев упорно разыгрывал прибалтийскую карту. На встрече с трудящимися в г. Таллине он заявил: «Я историк. С точки зрения исторической, мне представляется, что пакт Молотова — Риббентропа решил судьбу Эстонии. За ним последовала по существу оккупация. Многие приучены к мысли, что республики Прибалтики в 1940 году тоже пережили и революционную ситуацию, и социалистическую революцию. Но сегодня трактовать так происшедшее бесперспективно. Речь надо вести об исторической несправедливости в условиях исторической необратимости».
Ю. Афанасьев, развивая эту мысль, призывал признать «совершившуюся несправедливость по отношению к народам Прибалтики в период сталинизма». Из этого высказывания логически вытекает: «если «признать совершившуюся несправедливость по отношению к народам Прибалтики, если констатировать реальную оккупацию», то она продолжается и сегодня».
Далее автор рассуждает: «Мы обсуждаем исторические несправедливости — это бесспорно. Но мы обсуждаем их в рамках необратимого процесса. Это порой трудно осознать, но необходимо. Мы живем в мире, где перерешения силой означают уничтожение жизни». Следовательно, Прибалтика по-прежнему оккупирована, поскольку процесс этот необратим, а «перерешение» этого вопроса означало бы «уничтожение жизней».
И, наконец, давая интервью парижскому журналу «Пуэн», Ю. Афанасьев говорит, что «Ленин создал недемократический и репрессивный режим. Движение власти невозможно: исторический процесс необратим. Если этот режим боится правды о прошлом, то он тем самым признается, что он недемократичен и что он частично незаконен. Потому что, если история должна оправдывать прошлое, то она перестает быть историей, становится религией»[265].
И здесь, как видим, проводится мысль о недемократичности, частичной незаконности Советской власти как в целом в стране, так, стало быть, и в республиках, в том числе и прибалтийских, которые, как он указывал ранее, оккупированы.
Эти голословные утверждения Ю. Афанасьева, профессионального историка, ректора столичного историко-архивного института, многими людьми воспринимались на веру и, смыкаясь с позициями националистов из прибалтийских республик, способствовали разжиганию национализма в Эстонии, Латвии и Литве. Тезис об оккупации Прибалтики подхватили местные средства массовой информации и начали муссировать его, вызывая ненависть к русским.
Другой козырной картой в руках этого шулера были так называемые «северные территории» Японии, то есть острова Курильской гряды. Посетив Японию, Афанасьев заявил, что Курильские острова давно пора отдать Японии. Но вот это его заявление не понравилось в России. После этого влияние Афанасьева начало падать.
МДГ разыграла и шахтерскую карту. На первых порах шахтеры не выдвигали политических требований. Г. Старовойтова, как рассказывали тульские лидеры рабочего движения, плотно работала с ними. В Донбассе высадился Станкевич. С шахтерскими лидерами «беседовали» Гавриил Попов и Николай Травкин.
Внимательно анализируя ситуацию, Ельцин и его сподвижники повели атаку на Горбачева, обвиняя его во всем. МДГ решила включить в повестку дня очередного Съезда народных депутатов СССР проекты законов о земле, о собственности, о предприятии и, главное, — торпедировать 6-ю статью Конституции СССР о руководящей роли КПСС. По стране гастролировали, выступая на митингах, Гдлян и Иванов, Старовойтова и Собчак, Бочаров и Полторанин, Заславский и Станкевич, Попов и Афанасьев, Адамович и Новодворская…
О разном они говорили, но надо признать: тогда им удавалось владеть умами людей. У времени свои законы — оно способно менять настроения людей от минуса к плюсу, героев превращать в злодеев, подвиги называть преступлениями. Все зависит от общественного настроя, который создается в стране. Люди сами по себе доверчивы, и во времена общественного психоза им можно вбить в голову, что только хочешь.
И вбивали! Вбивали, что мы зря побеждали фашистов, дескать, вон как они живут сейчас! Если бы не победили, то и мы сейчас так бы жили. Вбивали, что Павлик Морозов и Зоя Космодемьянская враги, а не патриоты. Вбивали, что немедленно надо разогнать все колхозы и совхозы и отдать землю фермерам… Много чего вбивали!
Вернувшись из Америки, 24 сентября Ельцин отчитался перед МДГ о своей поездке и получил одобрение. Решено было активизировать работу МГД, раскрутить маховик кампании против Горбачева, а по существу — по смене политической системы страны (подробнее о поездке Б. Ельцина в США в следующем разделе настоящей главы).
В Москве появились разного рода листовки, прокламации. Одна из них предлагала «для достижения всеобщего народного возмущения довести систему торговли до такого состояния, чтобы ничего невозможно было приобрести». Таким образом, считала МДГ, можно добиться всеобщей забастовки.
Выступая в Высшей партийной школе, народный депутат СССР М. Полторанин предрекал гражданскую войну и введение чрезвычайного военного положения, «которое продлится 1,5 — 2 года и после этого начнется развал нашей империи. Прежде всего отойдут прибалтийские республики, среднеазиатские, Закавказье. И мы с вами останемся одни, — говорил он, — и, может быть, Россия расколется на Сибирскую республику и Московию. Наша задача спасти страну от крупного разрушения. Конечно, столкновения неминуемы, но мы, скажем, за то, чтобы погибли 5 миллионов человек, а не 100 миллионов в результате всех этих смут, бунтов и т. д. А если мы сегодня будем продолжать цепляться за власть, то мы тянем страну к краю пропасти…».
Почувствовав, что предложения МДГ II Съезду народных депутатов СССР могут не пройти, Координационный совет решил обратиться к избирателям с призывом к двухчасовой предупредительной забастовке: 1 декабря 1989 года обращение подписали пять народных депутатов: А. Д. Сахаров, В. А. Тихонов, Г. Х. Попов, А. Н. Мурашев, Ю. Д. Черниченко. 2 декабря к ним присоединился Ю. Н. Афанасьев. Стачка как таковая не состоялась. Проанализировав все «за» и «против», МДГ решила завоевать влияние в местных Советах и на выборах весной 1990 года добиться избрания Ельцина лидером России.
Вот как описывает политическую ситуацию, сложившуюся в стране накануне выборов в Верховный Совет РСФСР, один из лидеров МДГ Г. Попов:
«От тактики оппозиции, на которую мы предполагали, пойти летом 1989 года, мы перешли к тактике борьбы за власть на ее нижних этажах.
Было ли это решение правильным? Сегодня я уже не так уверен. Мы недоучли в полной мере, во-первых, того, что выборы в республиках неизбежно усилят силы национального освобождения или заставят коммунистов-националистов самих в погоне за голосами — выдвинуть лозунги национального возрождения. Да и в России этот аспект — упор на возрождение именно России — стал играть важную роль. Все это стало серьезным фактором будущего развития. Мы избрали тот путь борьбы за власть, который уже содержал вариант отказа от СССР. От этого проекта никуда не уйти.
Во-вторых, мы не вдумывались в то, что, получив даже большинство в местных Советах, мы еще власть не берем. Власть останется у аппарата. А вот народ будет считать, что мы власть взяли.
В-третьих, мы недостаточно продумали и то, что даже если после победы на местах мы получим право чистить местный аппарат, все равно у нас нет своих аппаратчиков и кандидатов на посты в аппарате. Резервов для создания новой бюрократии у нас не было.
Словом, много из того, что выяснилось в последующие годы, мы не предусмотрели…
Для организации выборов парламента России мы создали из всех организаций, поддерживающих нас, единый блок «Демократическая Россия». Мы достаточно продуманно выдвинули кандидатов, обеспечили их регистрацию и включение в списки. И потом боролись за их победу.
…Трудностей было много — уже в том, как подсказать избирателям, что такой-то кандидат от «Демократической России». Выход был найден. Если избирателям были неизвестны фамилии Иванов, Петров, Сидоров, то подписывали обращение к избирателям Ельцин, Травкин, Попов, Афанасьев, Станкевич, Мурашев. Это означало, что это наш кандидат».
Как видим, очередная предвыборная кампания была разработана окружением Ельцина в деталях. Только он сам совершал иногда не предусмотренные никем кульбиты. Очередной скандал разыгрался осенью того же 1989 года. Шла сессия Верховного Совета СССР. Борис Николаевич не пришел на одно заседание, другое. Не было его и на третьем. По Москве поползли слухи о покушении на народного депутата…
15 октября «Московские новости» публикуют следующую информацию: «На протяжении нескольких дней в редакции раздаются звонки читателей: правда ли, что на Бориса Ельцина было совершено хулиганское нападение и он находится в тяжелом состоянии?
Мы обратились в Главное управление внутренних дел Мосгорисполкома. По словам заместителя начальника управления охраны общественного порядка В. Бондарева, до ГУВД тоже дошли слухи о якобы имевшем место инциденте, но информации о происшествии у московской милиции нет.
Тогда пришлось обратиться к самому Ельцину. Он подошел к домашнему телефону:
— Я уже знаю об этой новой волне слухов, «к которым с недавнего времени мне приходится привыкать. Сейчас я немного приболел, видимо, в Америке простудился и теперь вот вынужден сидеть дома». В тот же день собирается митинг протеста. Выступающие требуют расследования и наказания виновных в преступлении. Оказывается, никто не читал то, что сообщали «Московские новости».
Новая информация в «Комсомольской правде»: «В редакции раздаются многочисленные звонки: почему Ельцина нет на сессии? Ходят слухи, что кто-то сбросил его в реку…
Мы позвонили Борису Николаевичу домой. Вот что он ответил:
— Чуть ли не каждую неделю до меня доходят такие слухи; то у меня инсульт, то я попал в автомобильную катастрофу, и даже что меня убили. Но все это, конечно, слухи, не более. На самом деле со мной все нормально. В поездке по Америке я, вероятно, простудился и сейчас приболел. Но температура уже спала. Лечащий врач сказал, что с 16 октября могу приступить к работе. Так что в понедельник буду участвовать в работе сессии Верховного Совета CCC P»[266].
Подробнее о «мокром деле» в отношении Б. Ельцина в следующем разделе настоящей главы.
В период предвыборной кампании Б. Ельцин совершает ряд поездок в зарубежные страны, с руководителями которых он делится своими политическими планами, налегая при этом на критику политического курса М. Горбачева.
…В январе 1990 года Ельцин вылетел в Японию. С первого же дня пребывания в стране он заявил две вещи: восхищался Страной восходящего солнца и резко отрицательно отзывался о своем государстве и особенно о М. Горбачеве. Чтобы иметь полное представление о позиции Ельцина, о том, что он говорил, достаточно познакомиться с материалами одной лишь пресс-конференции, которая была дана 23 января 1990 года в клубе иностранных корреспондентов в Токио.
Он был в Японии, а на Родине разворачивались трагические события. Началась война между Азербайджаном и Арменией. В Азербайджан были введены войска для обеспечения порядка.
«Вопрос: Согласны ли вы с решением Горбачева направить войска в Азербайджан или выступите против этого решения? Что Вы можете сказать по поводу имевших место жертв?
Ответ: Конечно, несколько затруднительно отвечать на такие вопросы, находясь здесь, а не там, в стране, не участвуя в обсуждении как член Президиума Верховного Совета СССР. Но в принципе я против того, чтобы армия использовалась против мирного населения…
Вопрос: Ваша группа известна тем, что она выступает за предоставление большей автономии регионам. Консерваторы в Советском Союзе утверждают, что те уступки, которые уже были сделаны руководством в направлении предоставления большей автономии регионам, лишь высвободили джинна из бутылки и способствовали активизации требований о выходе республик из состава СССР, что может привести к распаду Советского Союза. Поддерживаете ли вы эти требования? И второе, считаете ли вы такой процесс дезинтеграции неизбежным следствием перестройки и гласности?