Антон прошел во вторую комнату через дверь с мозаичными, словно в окнах собора, цветными стеклами. Это была жилая комната, середину которой занимал невероятно большой стол со столешницей из черного камня, опирающейся на четыре толстых ноги из грубо обработанного дерева. Три стеклопластиковых кресла, ковер неярких расцветок, усеянный осколками стекла от разбитого старинного головизора, останки которого громоздились на небольшом столике в углу. На полу возле обитой зеленым синтетиком двери в следующую комнату, стояли бутылки.
Антон поднял одну из них и торжествующе встряхнул; бульканье жидкости в бутылке тут же отозвалось голодным спазмом у него в желудке.
«Сначала проверка!» - прошипел ему в ухо ангел-хранитель. Едва не дрожа от нетерпения, он набрал на клавиатуре пояса нужные команды. У него пересохло во рту, а в боку возникло болезненное ощущение, почти такое же, как в тот вечер, когда он после высадки десанта изнасиловал первую же попавшуюся ему на глаза туземную девушку. Только потом он заметил, что у нее в пояснице сидят две иглы…
Он пришел в себя, жадно глотая густое вино, даже не помня, видел ли он результаты анализа. Потом швырнул бутылку на обломки головизора, и некоторое время тупо наблюдал, как вино медленно вытекает на ковер. Все еще ощущая жажду, он толкнул дверь, обитую зеленым.
Лицом к нему в кресле из лозы неподвижно сидел человек в форме пехотинца тихоокеанских войск. На его плече раскинула крылья серебряная летучая мышь, эмблема десантных частей. Его руки в перчатках оцепенело сжимали игломет. Странно, но он направил оружие дулом на себя.
Антон приблизился. Небольшая полоска засохшей крови на уровне мочевого пузыря указывала на место, где игла вошла в тело.
Это был красивый парень, явно таитянин. Ловко и осторожно, как его учили, Антон дезактивировал пояс убитого и подключился к нему, чтобы выкачать совместимые компоненты.
«Да, нет, нет, да…», пощелкивал мозг у него за спиной.
Он включил прослушивание, всего на несколько мгновений, чтобы его не засекли при возможном зондировании. Рядом, совсем близко, находился кто-то живой. Он успел уловить звуки шагов.
Антон осмотрел комнату. Это был настоящий склад, что не вязалось с обстановкой первых двух помещений. Пирамиды деревянных сундуков и металлических ящиков, батареи больших бутылей, прозрачные пластиковые кубы, связки труб, обшитые материей тюки грудами возвышались возле стен, местами вздымаясь к потолку.
Оружие? Или продовольствие?
Снова раздался предупреждающий сигнал электронного ангела-хранителя, отозвавшийся тревожным звоночком в подсознании.
«Опасность. Опасность. Опасность».
В первом ящике оказались масляные лампы. Несколько сотен небольших масляных ламп, точных копий античных изделий. Ликер в первой бутыли, скипидар во второй.
Антон разорвал оболочку одного из пакетов, и отшатнулся, пораженный водопадом листочков цветной бумаги. В рассыпавшихся у его ног кусочках бумаги он узнал плоские фотографии, которым было, наверное, не меньше ста лет.
Склад антиквариата в самом сердце театра военных действий?
Снова кто-то шевельнулся поблизости. Похоже, звуки доносились из подвала. Или, во всяком случае, из помещения под комнатой, в которой находились Антон и мертвец.
Ему потребовалось минут пятнадцать, чтобы обнаружить люк в полу комнаты. Для этого ему пришлось раскидать не одну груду пакетов и коробок. В глубокий цилиндрический колодец вертикально уходила металлическая лесенка.
Спускаться туда можно было только после определенных мер предосторожности.
Антон в очередной раз прошептал молитву, затем бросил в колодец несколько небольших капсул. Мини-маска слегка скрипнула, осторожно закрыв ему лицо. Он едва не захлебнулся холодным насыщенным кислородом воздухом.
Медленно сосчитав до двадцати, он начал спускаться в колодец.
Третья ступенька, четвертая, пятая… Он остановился и посмотрел вниз. В поле зрения находился только небольшой пятачок пола, выложенного кафельной плиткой. Освещение внизу работало. Короткое включение прослушивания: абсолютная тишина. Это, разумеется, не означало, что капсулы обязательно нейтрализовали противника.
Шестая, седьмая, восьмая, девятая, десятая ступенька… На одиннадцатой одна из гранат ближнего боя с пронзительным свистом сорвалась с пояса. Ему показалось, что на него обрушилось здание, и он едва не сорвался с лестницы.
Через несколько секунд он очутился в… Это было похоже на большую ванную комнату. Помещение, полностью облицованное глазурованной плиткой вызывающе красного цвета. В свете, падавшем из нескольких длинных вертикальных щелей, похожих на бойницы, помещение казалось изложницей с расплавленным металлом.
Лежавший на красном полу человек был мертв, как и его компаньон наверху. На его мундире можно было разглядеть планки лейтенанта и какой-то незнакомый Антону значок или орден.
Это был белый с аскетическими чертами лица, на котором выделялись бледные губы и мертвые глаза. Похоже, смерть настигла его довольно давно. И Антон обеспокоенно подумал, что его убила отнюдь не граната ближнего боя. На теле мертвеца не было видно ни малейшей царапины.
Напротив, в углу помещения, под медленно растворявшимся в воздухе облачком дыма лежал… лежало что-то непонятное. Что-то такое, что Антон не мог идентифицировать.
Но ведь заряда гранаты недостаточно, чтобы превратить человеческое тело в то, что он увидел.
Груда черных маслянисто блестящих полушарий… В луже чего-то, похожего на расплавленную смолу грязно-желтого цвета.
Он с усилием заставил себя приблизиться к отвратительным останкам.
Анализ, мгновенно проведенный мозгом в ранце за спиной, ничего не дал. Тем более бесполезным оказалось прослушивание.
От мерзкой клоаки исходил странный неприятный запах. Воняло чем-то кислым.
Может быть, граната прикончила какое-то местное животное? Или это было новое биологическое оружие? Опасное электронное устройство, на которое среагировали датчики портативного мозга?
Антон опустился на колени перед непонятным предметом. Ему показалось, что запах усилился.
«Опасность!» - сигнализировал мозг. Поскольку его реакция на предупреждение оказалась недостаточно быстрой, в кровь Антону тут же была введена небольшая - не более одной десятой грамма - доза необходимого в этой ситуации вещества. Он почувствовал такое отвращение, такой смертельный ужас, что мигом взлетел вверх по лестнице и остановился, задыхаясь, только в помещении склада, где первый пацифиец продолжал держать игломет, нацеленный на низ живота.
Антон уселся на ящик и попытался обдумать случившееся. Ему не первый раз приходилось уничтожать противника, не видя его.
Но впервые он не был уверен, что граната убила именно противника.
Кто-то гражданский? Животное?
Животное, на месте гибели которого остается лужа кислоты?
Или же… Что, если это была экспериментальная граната? Ходили слухи, что испытателей этих устройств выбирали на основе случайных чисел. И еще говорили, что иногда пехотинец, нажав на спуск самого обычного, самого штатного игломета, вызывал такие катаклизмы, что они навсегда запечатлевались у него в памяти.
– Хочется жрать! - громко произнес Антон и понял, что ему страшно. Очень страшно.
* * *
Он вынырнул из сна так резко, словно его выдернул из ледяных морских глубин спасательный жилет.
Шум! Снаружи! Совсем близко!
Дверь была открыта, на пороге мелькнула тень. Он вскинул огнемет, но граната уже сорвалась с пояса.
Взрыв. Отчаянным броском он нырнул в дым. Никого! Промах?
Охваченный ужасом, он нажал на спуск, но только превратил в обуглившуюся массу ковер и одну из скамей. Медленно пришел в себя уже в жилой комнате. Вокруг не было ничего угрожающего, и все же…
Запах. Запах! Запах!! Анализаторы мозга закончили свою математику, замкнули цепи, сложили два и два.
В помещении склада тоже царил удушливый запах. Антон прислонился к груде ящиков, ожидая, пока лицевая маска проявит свои способности. Он не мог не думать о том, что убила его граната там, внизу. Кого же он убил?
Его взгляд задержался на мертвом бойце Пацифиды. Он по-прежнему сидел в кресле с выражением покоя на точеном лице. Но… у него в руках не было игломета! Они бессильно свисали вдоль бедер, и из старой ранки сочилась свежая кровь.
«Опасность! Опасность! Опасность!» - строчил, словно из пулемета, походный мозг, не способный проанализировать столько факторов одновременно.
Антон сделал два неуверенных шага. Он вдыхал через маску свежий колючий воздух, но знал, что зловоние в помещении не уменьшилось.
Он остановился перед бойцом и увидел на его правой ноге липкое пятно, черное с желтыми прожилками. Оно спускалось вниз по сапогу, медленно стекая на пол. На шее мертвеца судорожно запульсировала артерия. Потом задрожала нижняя губа. Антон замер, словно парализованный. Он не знал, что ему делать. Он впервые присутствовал при воскрешении.
Антон сделал два неуверенных шага. Он вдыхал через маску свежий колючий воздух, но знал, что зловоние в помещении не уменьшилось.
Он остановился перед бойцом и увидел на его правой ноге липкое пятно, черное с желтыми прожилками. Оно спускалось вниз по сапогу, медленно стекая на пол. На шее мертвеца судорожно запульсировала артерия. Потом задрожала нижняя губа. Антон замер, словно парализованный. Он не знал, что ему делать. Он впервые присутствовал при воскрешении.
* * *
Брат Доломар провел 408 кошмарных ночей на космическом поезде, в одной из самых дальних кабин, скрепленных тросом с хвостовой баржей, чтобы обнаружить, что на Марсе больше не существует дружба.
К концу первого месяца пребывания на планете, когда он вышел из портовой больницы, он открыл для себя Полюс. Город с его всеми забытыми технократами, его безумными военными, его злобными политиками и его апостолами Тотального Уничтожения Земли. Ничего не скажешь, посещение стоило путешествия…
А ведь он находился в Северной провинции, самой старой на планете и наиболее трезвомыслящей. Правда, Конфедерации исполнилось только 20 лет…
После первого шока, после первых разочарований, он приспособился не слышать разговоров грубиянов, не видеть драк, то и дело вспыхивавших по поводу и без повода. И только тогда он обнаружил, что нижние кварталы Полюса были убежищем Безумных Пейзажистов, единственных симпатичных обитателей этой каменистой необитаемой планеты, для которой свихнувшиеся астрономы и голодные писатели в свое время развернули чудовищную рекламную кампанию.
Нижние кварталы Полюса занимали восемь уровней до отметки минус 3000 метров, считая от поверхности, на которой к этому времени уже почти наступила весна. Таявшая пленка льда толщиной в несколько десятков сантиметров поставляла декалитры более или менее чистой воды в канавы, которые первые поселенцы, охваченные отчаянием, назвали долинами.
Первый, самый глубокий уровень, назывался, разумеется, Бычьим. Брат Доломар предпочитал его всем остальным, потому что только здесь, умело смазывая лапу нужным людям и катушки для спиннинга, он мог предаваться своему единственному пороку: рыбной ловле.
Но случилось так, что на втором месяце пребывания на планете, когда рыбалка на Бычьем уровне еще не стала для него привычным занятием, из городского комитета Полюса пришел вызов.
Смиренный, как того требует Святая Церковь, но готовый защищаться в соответствии с правилами Волонтеров Экспансии, с головой, переполненной задними мыслями, он предстал перед помощником комиссара, который отвел его в капсулу Главного комиссара, черно-серой личности с редкой седой шевелюрой.
За исключением Бычьего уровня, все остальные уровни, кварталы и районы огромного города, каким считался Полюс, были отданы на откуп шуму. Здесь постоянно что-то пробивали, соединяли, расширяли или разрушали, пытаясь превратить недра Марса в подобие Нью-Йорка, Берлина, Рио или Парижа, но лишенных каких-либо руин, какого-либо прошлого, каких-либо следов времени.
В рабочей капсуле Главного комиссара на экранах то и дело возникали, словно блуждающие огоньки, чьи-то лица, успевавшие что-то пискнуть, перед тем, как уйти в небытие. Цветные провода опутывали, подобно лианам, резервуары с банками информации, напоминавшие большие металлические яйца. Молодые чиновники с каменными физиономиями (они были мертвенно-бледными, благодаря покрывавшему их биологическому гриму, похожему на бесцветный лак) перекусывали эти лианы специальными кусачками и запихивали концы проводов в отверстия в корпусе думающих машин.
Так, по крайней мере, увидел происходящее брат Доломар.
– Согласно документам, вы являетесь добровольцем, - пробурчал Главный комиссар.
Брат Доломар с улыбкой продемонстрировал свой медальон.
– Этот предмет тому подтверждение.
– Подтверждают только документы… брат мой. В данном случае они говорят, что ваши шансы выжить с полным сохранением физического и ментального здоровья после Передачи не превышают… так, так… 30 процентов.
– Это всего на 2 процента меньше, чем самый высокий показатель, - заметил брат Доломар и тут же поднял руку, чтобы предупредить возражения Главного комиссара. - Видите ли, у нас не совсем те же нормы, что у вас, светских лиц и первопроходцев… И не совсем те же критерии. Мы были…
– Конечно, именно вы были первыми…
Брат Доломар покачал головой.
– Мы отнюдь не претендуем на приоритет. Мы только открываем новые пути, вот и все. Если Господь предоставил человеку возможность победить пространство и открыть для себя новые судьбы, то вполне естественно, что те, кто находится к нему ближе остальных, отдают свои жизни, а нередко и души…
– Я знаю все это… брат мой. Извините, я сейчас…
Комиссар наклонился к физиономии, дергавшейся на двух мерцавших экранах. Нажав что-то, он создал вокруг себя и собеседника голубоватый пузырь, после чего беседу стало невозможно прослушивать снаружи. Гоблины на экранах исчезли.
Брат Доломар подумал, что ему наверняка предстоит вскоре покинуть красную планету, и что если даже его отправят в созвездие Тельца, он потребует несколько дней отпуска, чтобы отправиться помолиться на Доломар. Разумеется, если подвернется контрабандный поезд, который согласится подбросить его вместе с рацией и запасом продовольствия до нужного места. Разумеется, нужно будет заключить контракт, в соответствии с которым его должны будут забрать при возвращении через 10 дней…
– … через 3 дня. Я не могу гарантировать вам соответствующее военное сопровождение. Официально мы не принимаем участие в конфликте.
«Святой Франсуа, защити меня и дай мне необходимую остроту мысли», - быстро произнес про себя молитву брат Доломар.
Он отсутствовал явно не больше, чем одну или две фразы. Главный комиссар обожал высокопарный стиль, и больше половины из того, что он мог сказать, наверняка было лишено интереса.
– А это нельзя сделать через официоз? - произнес брат Доломар, разыгрывая самую легкую карту.
Бесцветный взгляд комиссара устремился к потолку капсулы, на этот момент довольно убедительно изображавшему земное небо. Нет, это не было эффектом простой проекции картинки. Изображение опрокинулось, в его верхней части появился контур континента, покрытого пятнами черного и коричневого цвета. Нижнюю часть экрана занимало море, цветом напоминавшее старинные чернила, с белым росчерком облака в углу, как раз за плечом комиссара.
Комиссар долго молчал, качая головой. Брат Доломар подумал, что сейчас он начнет комментировать конфликт между Пацифидой и Европой, и начал серьезно беспокоиться за успех своей миссии.
– Разумеется, - наконец пробормотал комиссар, - наша разведка постоянно информирует руководство о происходящем. Кстати, именно благодаря ее работе мы первыми получили важные сведения. И мы постарались как можно быстрее передать их вашим… вашей комиссии по светским контактам.
– Благодаря Господу нашему, - обронил брат Доломар. - Но разве так уж необходимо, чтобы именно я отправился на Землю?
Конечно, Главный комиссар слышал о роли иезуитов в верхах Святой церкви Экспансии. Вероятно, именно поэтому он внезапно ушел в глухую оборону, что явилось некоторым утешением для брата Доломара, подумавшего, что таким образом он хоть немного отомстил комиссару за те несколько рыбин, которых он так никогда и не поймает на Марсе.
Комиссар некоторое время блуждал вокруг существовавшей только в его воображении ловушки. Наконец он встряхнулся и сообщил:
– Вам придется отправиться в Австралию, брат мой.
Притворно покорным жестом брат Доломар развел руки. Потом он достал из-под воротника сутаны медальон с изображением Святого Франсуа.
– Я доброволец, господин мой… И я рад, что именно ваше сердце, ваша мысль передали мне эту весть.
И он принялся речитативом читать молитву:
– Человек-святой, Человек-царь, Властелин всех земель, да ведет тебя небесный свет…
Комиссар, почувствовавший себя неловко, остановил голофильм на потолке и жестом профессионального фокусника извлек откуда-то стопку информационных табличек.
– Я знаю ваши пожелания, брат мой… Но… что касается нас, нам нечего передать вам. У нас нет никаких каналов связи с Землей за исключением классических средств…
Он замолчал, остановленный пристальным взглядом брата Доломара. Вряд ли существовал хотя бы один адепт орден Святого Франсуа, который не был бы в курсе судорожных усилий, предпринимаемых юным марсианским государством, чтобы наладить каналы между их планетой и театром военных действий.
– По правде говоря, - продолжил комиссар, - ответственность за осуществление вашей миссии теперь приняло на себя руководство вашей Церковью. Потому что именно она обладает монополией на Передачу.