Те лидеры, которые брали на себя ответственность и попадали в фарватер общественного развития — таким был Иосиф Сталин в свое время или Владимир Путин сегодня, — сохраняли за собой репутацию сильных правителей. Были и те, кто говорил: «Можно так, а можно эдак; надо подумать и поразмыслить», — как Никита Хрущев, который никогда не принимал на себя основную ответственность, перекладывая ее то на Сталина, то на Политбюро, или Михаил Горбачев, который много говорил о компромиссах, консенсусах и ограниченных возможностях, но, несмотря на все хорошие идеи, оказался слабым лидером, потерявшим страну.
Таким образом, от качества лидера зависит качество властной системы. Ее политическая направленность зависит от того, авторитарен лидер или демократичен. Поэтому в принципе вся политическая борьба в России ведется не за создание системы, а за то, каким должен быть текущий лидер. Все пытаются напрямую на него воздействовать. Если в США, к примеру, никто не пытается воздействовать лично на Обаму — все лоббируют различные институты, — то в России идет лоббирование лично Путина. От того, как Путин воспримет ситуацию, зависит поведение страны. И это реальность, с которой мы работаем.
Трудно сказать, насколько стратегически верный путь выбрала оппозиция, говоря о необходимости строительства конкурентной политической системы с самого низа. Звучит это замечательно, но в условиях российских реалий, размера и разнообразности страны вызывает сомнения. Такой огромной страны с демократической системой управления никогда не существовало в истории. Россия, как мы уже говорили, — самая большая страна мира, а история показывает, что демократия более эффективно строилась и прививалась в странах более монолитных, если можно так выразиться. Канада или США в два раза меньше России по территории и расположены гораздо более компактно. Сравним хотя бы количество часовых поясов: в США их четыре, а в России девять.
Надо сказать, что в России не только не сложилась устойчивая система власти, но и по большому счету плохо складывается система в чем бы то ни было — будь то искусство, наука, политика, литература, экономика. Всюду мы видим примеры индивидуальных проектов отдельных людей, которые брали развитие в свои руки.
Фактически это пошло еще с Ивана Грозного, с избрания Романовых, и даже отмена крепостного права была личным делом императора Александра II. Революция 1917 года тоже во многом была индивидуальным проектом небольшой группы людей, да и события 1991 года стали по большому счету итогом личных действий сначала Горбачева, потом Ельцина, а потом уже управление процессом подхватили другие персонажи, от Чубайса до Гайдара. Думается, Россия в этом смысле не изменится — в обозримом будущем парадигма останется примерно той же.
Заметим, что принципиальные трудности российской власти состоят в том, что почему-то все требуют от нее быть по своей модели американской. В крайнем случае — усредненно-европейской. Почему-то все считают, что нормально — это «там». А ненормально — «здесь». Исходя из этого посыла Россия всегда изгой и всегда действует неправильно — при этом, когда надо сломать хребет Гитлеру, на Россию вся надежда. Но дело в том, что категории «правильно-неправильно» здесь не подходят. Это просто такая модель, тесно завязанная на ментальность народа. Это специфическая система власти — не плохая и не хорошая, просто другая.
В мире существует несколько типов систем управления, нравится нам это или нет. В России лидер — в данный момент это Владимир Путин — принимает окончательные решения. Но по факту у него всегда есть свое «Политбюро». Просто, в отличие от того Политбюро, которое существовало в советское время и само решало все вопросы, у Путина их несколько, и они жестко рассредоточены. По ряду вопросов работает одно «Политбюро», по другому ряду вопросов — другое «Политбюро». Кто-то лучше разбирается в экономике, кто-то хорошо знаком с Западом, кто-то знает Украину, кто-то понимает ядерные проблемы, кто-то науку или искусство, и т. д.
Даже русские императоры всегда пытались приблизить к себе каких-то людей, которые могли бы им возразить, но не становились бы при этом «врагами народа» и не отправлялись в ссылку. Такие люди есть и в окружении Путина. Его подход здесь очень прост. Вот мои друзья. За экономику отвечает, условно говоря, Алексей Кудрин — с ним мы будем обсуждать экономику, но не будем обсуждать политику. Вот с этим человеком мы обсудим политику, но не будем обсуждать что-то другое. Вот эти вопросы можно обсуждать с Тимченко. Эти — с Ковальчуками. Эти — с Ротенбергами. Но если кто-то из них попытается зайти не на свою «поляну», ему будет сказано: «Это не к тебе».
Все это замечательно, просто и понятно — для Путина. Другое дело, что таким образом пропадает возможность появления новых элит. Когда состав «Политбюро» не меняется годами, то это уже вариант сродни привычке играть в парке в шахматы с одним и тем же партнером.
Можно, конечно, задаться вопросом о юридической легитимности. Однако в России понятие юридической легитимности всегда было вторичным. В этом плане можно напомнить, кстати, Генри Киссинджера, который всегда любил повторять одно слово: power. Вот если у тебя есть power, у тебя будет любая легитимация. А если power отсутствует, то никакие крики о законах ни к чему не приведут. Обычно о несоблюдении законов кричат слабые — и им это ничуть не помогает.
Можно также начать рассуждать о том, как принятая в России система власти соответствует тому, что в мире называется демократией. Но что в мире называется демократией? Вот основная проблема. Произошла базовая трансформация термина, очень важная. Начнем с того, что греческое описание демократии не имеет ничего общего с тем, что называлось демократией в начале XX века, а в конце XX века понятие демократии окончательно превратилось всего лишь в описание избирательного процесса.
Простой вопрос: в Индии сейчас демократия? А в Японии? Не будем торопиться отвечать. Индия, где, по сути дела, сохранилась кастовая система, где существует огромное имущественное расслоение, страшная бедность и очень серьезные национальные проблемы, считается развитой демократической страной. В рейтингах демократии она стоит гораздо выше России и выше многих восточноевропейских стран — что, в общем-то, просто анекдотично. А что, если хорошенько подумать, можно сказать об Англии? Что такое английская демократия — в стране, где даже нет конституции?
Так что, строго говоря, нет смысла сетовать на «ручное управление» в России. Разве когда-нибудь было по-другому? Можно говорить о том, что Россия не готова к демократии или не является демократической страной, но эти вопросы непринципиальны, потому что Россия даже не мыслит в этих терминах. Строить демократию американского типа здесь, в общем-то никто не собирается — по определению. России нужно эффективное государство — не обязательно сильное, но эффективное, — а его здесь видят в эффективности лидера. Пьющий Ельцин, нерешительный Горбачев или больной Брежнев не воспринимались как сильные лидеры, и государство стремительно теряло свою эффективность. Иными словами, эффективность лидера становится, пожалуй, важнейшим критерием эффективности всей системы.
Кстати, если посмотреть на историю царской России, там прослеживается та же тенденция: от того, как царь выполнял свою работу, от того, как он видел свою миссию, зависело практически все. Были цари и царицы, которые просто расслаблялись и жили в свое удовольствие, были те, кто брал на себя огромную ответственность и вел страну вперед. Иными словами, эта характеристика принципиально важна.
В этой связи попытки построить систему, базирующуюся на прямом волеизъявлении народа, наверное, не очень эффективны. И это одна из причин того, что оппозиция постоянно проигрывает. Как мы уже говорили, все российские партии, включая оппозиционные, построены по вождистскому принципу. Для оппозиции важен вопрос, как перейти от борьбы за власть с действующей властью к получению поддержки от народа — особенно если учесть, что народ в сложившихся условиях ничего от этой борьбы по большому счету не выигрывает. Возможно, оппозиция даже понимает, что на самом деле народ ей нужен только для того, чтобы на него опереться, а дальше строить такую же вождистскую систему.
Все антивластные организации в истории России, будь то декабристы, народовольцы или большевики, строились по вождистскому принципу. Ни одна структура не была демократической по своей сути, всегда делался упор на одного человека, его личные качества, героизм и ответственность. Декабристы в этом смысле — прекрасный пример: это небольшая группа людей, взявшая на себя задачу, условно говоря, повести страну в Европу. И боролись они не за изменение системы, а против таких же людей, стоявших на тот момент у власти. То же самое было характерно и для большевиков, такой же была и борьба Сталина с советской элитой или борьба Хрущева со сталинской группировкой.
Кстати говоря, при написании сталинского «Краткого курса истории ВКП(б)» была совершена фальсификация российской политической истории в особо крупных масштабах. Утверждалось, что партия Ленина, РСДРП, — это первая российская политическая партия. Как известно, РСДРП была создана в 1898 году, а в 1903-м разделилась на партии большевиков и меньшевиков. Однако и само слово «политика», и партийные организации появились в России гораздо раньше.
Политические организации существовали еще при Петре I. Их называли по-разному, пытаясь избежать обвинений в пересмотре «Краткого курса», говорили о дворцовых переворотах, кликах, группах, но на самом деле это были нормальные партии, которые боролись за власть с царем и между собой, и Россия в смысле политической культуры ничуть не отставала от Западной Европы, развиваясь примерно в тех же хронологических рамках, и монархия этому ничуть не мешала.
Отец одного из авторов этой книги, профессор истории МГУ им. М.В. Ломоносова, провел в свое время глубокое исследование этой темы. Он доказывал, что политические партии и политика в целом появились в России гораздо раньше, чем это утверждалось в традиционной советской историографии. Более того, еще в 1970-е годы он выдвинул и обосновал теорию о том, что привычные нам политические партии — это всего лишь конкретно-исторические формы политической организации и борьбы за власть, и они будут постепенно, но неизбежно трансформироваться, а то и вообще со временем уйдут в историю.
Конечно, во времена, когда господствовали догмы о РСДРП как первой партии в истории России и о постоянно возрастающей роли КПСС, подобные исторические взгляды, да еще высказываемые профессором МГУ, мягко говоря, не особенно приветствовались. Однако сегодня мировая политическая практика сама на деле доказывает правильность его тогдашних выводов.
Итак, в России никогда не было действенной оппозиции — при этом она всегда была очень нужна. Лидеры в большинстве своем понимали необходимость оппозиции для качества власти, но технологически не допускали ее существования, потому что лично им она, по большому счету, была без надобности. Исходя из этого оппозиция постоянно загонялась в подполье, ее пресекали, сажали в тюрьмы и под домашние аресты, отсылали в лагеря, запрещали альтернативные СМИ. Но при таком раскладе власть неизбежно начинает делать ошибки — потому что некому сказать, в чем она неправа.
В этом смысле та атмосфера, которая периодически складывается вокруг Путина, выглядит не вполне здоровой — в том числе когда Совет Федерации единогласно поддерживает его решение по вопросу Украины, Дума это решение даже не обсуждает, а все государственные СМИ начинают автоматически транслировать одобрение позиции президента.
Мы уже говорили, что политика в России не подразумевает наличия политиков. Если в Америке политику делают политики, то здесь политика базируется на их отсутствии. Путину приходится одновременно играть роль и лидера страны, и лидера оппозиции, поэтому он периодически отбирает у себя свои же лозунги, меняя их на лозунги оппозиции, и зачастую поднимает такие вопросы, которые даже оппозиционеры опасались поднимать, по крайней мере в такой степени, в какой готов их поднять Путин, — то есть начинает играть сам с собой в кошки-мышки.
В этом еще одна особенность — и проблема — российской политической системы: власть зачастую играет за обе стороны, и оппозиции, и собственно власти. Нередко власть, может быть, невольно, становится источником проблемы — как в ситуации с Украиной, во многом вызванной, помимо прочих факторов, именно внешнеполитическими просчетами России. Как выйти из этого замкнутого круга и можно ли вообще это сделать? Ответа на этот вопрос пока нет. Но если выход пока не просматривается, то и Россия, и Запад должны научиться принимать ситуацию такой, какая она есть.
Выбор пути
Украинские уроки
Кризис власти на Украине — это, по сути дела, отражение краха советского мира. Напомним читателям, что личная вина Михаила Горбачева — в том, что он, разрушив систему стран Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи, не добился получения в виде письменных международных конвенций тех гарантий, которые якобы давались устно, в частности, о нераспространении НАТО на восток. Похоже, что Джеймс Бейкер, занимавший пост госсекретаря США при президенте Джордже Буше-старшем, попросту обманул Горбачева.
Не возьмемся утверждать, что обман планировался с самого начала — по всей видимости, обе стороны действительно считали, что ситуация будет развиваться более-менее гармонично, — но когда появилась возможность не делать того, что было обещано, американцы этой возможностью воспользовались, благо никаких письменных гарантий не существовало. И их даже можно понять — если оппоненты столь глупы и верят на слово, почему бы их не развести еще раз?
История во многом повторилась 21 февраля 2014 года, когда Виктор Янукович и лидеры оппозиции подписали соглашение об урегулировании кризиса на Украине: ничего не было выполнено, Януковича выгнали, а люди, выступавшие гарантами соглашения — представители крупнейших европейских стран, — вдруг заявили, что они не гаранты, а свидетели, гарантом же является украинский народ. Что тут можно сказать? Только то, что, если разобраться, этот инцидент в принципе денонсирует всю систему международных отношений.
В течение послегорбачевского периода была заложена бомба под все мироустройство. Отношения между Россией и бывшими республиками напоминали и до сих пор напоминают отношения между бывшими супругами. Ни о каком нормальном диалоге и речи быть не может. Все это время в международном плане Россию постоянно унижали. Ей объясняли, что она недемократична, что она не так себя ведет. Ни одна страна мира не потерпела бы того, что, несмотря на любые договоренности, в ее «мягком подбрюшье» то и дело активизируются откровенно агрессивные, в данном случае — противороссийские силы. Когда Советский Союз единственный раз подошел к Кубе, Америка чуть не начала ядерную войну. Но при этом сами Соединенные Штаты позволяют себе, мягко говоря, очень многое.
Кто-то из американских политологов дал очень точную формулировку ситуации: «Делайте, что мы говорим, но не ведите себя так, как мы себя ведем». Так вот, Америка позволяла себе ровно то, что ей позволяли делать другие. Но вдруг Россия сказала: «Мы не позволим». И возникает вопрос — готова ли Россия заплатить ту цену, которая может при этом от нее потребоваться?
Результаты референдума в Крыму вызвали бурную реакцию в самых широких слоях мировой общественности, причем спектр мнений варьирует от самого положительного до резко отрицательного. И тут надо сказать вот что. Следует четко понимать, что процесс распада СССР еще не завершен. Один из авторов этой книги предупреждал о подобном варианте уже давно, и неоднократно прямо говорил о том, что передел мира продолжается. Четверть века — это слишком мало.
Империи распадаются долго и мучительно, особенно если они состояли из соседствующих территорий и перемешанного по множеству критериев населения. Многие административные границы носят неестественный характер и не совпадают с границами историческими, этническими, культурными, религиозными, экономическими. Границы внутри СССР носили прикладной политический характер, и сегодня они часто выглядят нелогично, противоречат реальности. Они не могут стать долгосрочной основой новой политической географии Евразии и неизбежно будут меняться.
Любой историк подтвердит, что государства не бывают вечными — они умирают, раздвигают границы, расширяются, сужаются, приобретают новые территории. В этом весь смысл изменения политической географии — оно происходит всегда. Постсоветское пространство — нестабильный регион с высокой степенью непредсказуемости и высокой долей политической импровизации. Здесь есть и еще долго будет оставаться вероятность появления новых государств и распад или изменение территории ряда нынешних.
Крым создал прецедент. Очевидно, что в том или ином виде многие захотят последовать этим путем, причем невозможно заранее предсказать, какие это будут территории, а события последнего времени в Европе дают основания полагать, что часть этих земель наверняка будет лежать за пределами границ бывшего СССР.
Кроме того, появилось ощущение, что возникла обратная тенденция, которая идет довольно любопытно. Похоже, что в ближайшие несколько лет вопрос распада или сохранения территориальной целостности стран будет зависеть от двух факторов. Первый — удастся ли на примере Украины найти средство от «оранжевых революций». Второй — экономический.
Возможности государства зачастую зависят от его экономической силы, и важно, какое направление развития экономики выберут страны, которые стремятся к объединению. Что сейчас подталкивает их к этому? Кардинальное различие принципов международного разделения труда, предложенных Западом и предложенных Россией.