Русский вираж. Куда идет Россия? - Владимир Соловьев 8 стр.


Многим участникам встречи сразу вспомнилось известное высказывание Маргарет Тэтчер, что Советский Союз — это Верхняя Вольта с ядерными ракетами, и возникли опасения, что Россия может превратиться в Верхнюю Вольту со Сколково. Ядерные ракеты потихоньку разрушаются, а Сколково, куда вкачиваются огромные деньги, рискует превратиться в зону чисто политического внимания.

Один из вопросов был связан с тем, что все попытки привлечь молодых талантливых людей в систему закончились по большому счету неудачей. При явном запросе на несистемных людей, типа Григория Перельмана или, допустим, Стива Джобса, попасть в Сколково для них проблематично — там существуют жесткие критерии того, что считать успехом, которые с очевидностью станут препятствием для подобной интеграции.

Символично, что незадолго до встречи с представителями Сколково участники форума вернулись из Калуги, где выслушали много рассказов о жизни и творчестве уроженца этого города Константина Циолковского — гениального самоучки, основоположника современной космонавтики. Так вот, есть реальная опасность того, что сколковская структура может стать кладбищем для таких гениев-самоучек, принципиально выламывающихся из любой системы. Но, к сожалению, ответ на вопрос, касающийся данной проблемы, так и не был получен.

Наконец дело дошло до встречи с Владимиром Путиным, от которой все ожидали очень многого. Было заметно, что Путин находится в очень хорошей форме — политической, физической, интеллектуальной. С гостями форума он разговаривал как абсолютный лидер страны, воспринимающий свое лидерство как нечто естественное и не рефлексирующий по этому поводу, самодостаточный, совершенно уверенный в себе человек. А кроме того, стало ясно, что Путин никогда не мыслил себя не лидером России.

Что любопытно — то, как Путин говорил о Медведеве (а он впервые отвечал на вопросы о Медведеве подробно и развернуто, поскольку Дмитрий Анатольевич больше не являлся его оппонентом, пусть даже и виртуальным), как формулировал похвалы ему, оставляло чувство какой-то двусмысленности. К примеру, Путин сказал: «Я же отошел в сторону, дал Медведеву площадку. Он ездил в зарубежные поездки, сам занимался внешней политикой, сам занимался безопасностью, это были его вопросы». То есть создавалось такое впечатление, что Медведев занимался всеми этими вопросами не в силу своей президентской должности, а потому что Путин отошел в сторону и дал ему «порулить».

На вопрос о том, как он оценивает действия президента Медведева, Путин ответил: «Ну как я оцениваю Медведева? Хорошо оцениваю, я рекомендовал его в президенты, я рекомендую его в премьер-министры. Наша дружба усилилась за эти годы. Медведев проявил себя как ответственный человек, который хорошо работал на посту президента, он даже поддержал нашу политику модернизации. Он также поднял вопрос о коррупции на государственный уровень, хотя, конечно, надо сказать, что сделано было крайне мало». Иными словами, каждая вроде бы позитивная фраза заканчивалась с интонацией «да, но».

Всех интересовал вопрос, приходит ли Путин в политику как новый человек с новыми идеями и новой программой, и он ответил отрицательно. В ходе разговора участники встречи в очередной раз могли убедиться, что у него в голове существует связная, цельная, непротиворечивая картина мира, где все разложено по полочкам. Поэтому он чувствует себя спокойным и уверенным, у него все ясно, как дважды два четыре, куда ни посмотри, — иными словами, присутствует некое системное понимание ситуации.

Трудность для его оппонентов состоит в том, что поставить под вопрос целостность взглядов Путина на российскую и мировую политику невозможно, а оппонировать отдельным частям этой целостности, затевать спор по мелочам бессмысленно — он эти споры игнорирует, не воспринимает всерьез. Надо предлагать фундаментальную альтернативу. Минусом российской политической ситуации является то, что этой альтернативы никто предложить не может вот уже много лет.

В этом проблема и российской оппозиции, и взаимоотношений Запада с Россией — никто не предлагает альтернативы, все способны только устраивать спор по деталям: права человека, свободная пресса, внешняя политика, газ, нефтяная игла и т. п. Для Путина это становится дополнительным подтверждением его правоты — он чувствует, что видит ситуацию гораздо глубже, чем его оппоненты.

Конечно, Путин — политический самородок. Американцы называют таких людей «политическое животное»: это лидеры, которые кожей чувствуют, как нужно поступать, хотя разумом объяснить свой выбор не могут; в сложных ситуациях они совершают на первый взгляд дикие шаги — и побеждают. Дмитрий Медведев начал терять позиции как раз из-за того, что он политическим животным не был — постоянно рефлексировал и пытался давать объяснения.

Исходя из этого получается, что Путину по большому счету никто не нужен — ни союзники, ни соратники, ни преемники, ни помощники, ни команда — ему нужны только последователи. Все остальное для него неважно, он самостоятельный и самодостаточный политик. В этом есть свои плюсы и минусы. Плюс в том, что он действительно политический самородок, и с этим не поспоришь. А минус — что не существует методов воздействия на таких людей.

Путин принимает решения независимо от того, кто и что ему говорит, решения эти неожиданные и их никто не в состоянии м просчитать — ни его союзники, ни противники. Вместе с самодостаточностью и уверенностью в собственной правоте получается очень интересная комбинация лидерских качеств. Можно сказать, что Путин сам является детищем той политической и культурной системы, которая в России складывалась веками.

Итак, судя по общему впечатлению от встречи с Путиным, он, во-первых, не утратил глубокого и комплексного понимания того, как живет Россия и в каком состоянии она находится, а во-вторых, у него имелось видение — как он сказал, на пять-десять лет вперед — того, к чему Россия должна прийти. Однако было похоже, что маршрута — как «отсюда» попасть «туда» — у Путина по-прежнему нет.

На самом деле это проблема многих визионеров, людей, обладающих вúдением: они знают, где сейчас находятся, и видят, куда хотят попасть, но не знают, как это сделать. У них есть точка А и точка В — беда лишь в том, что дорога между двумя пунктами не проложена, шоссе не построено.

В книге «Путин — Медведев. Что дальше?» мы писали, что политика Путина — это политика коротких дистанций. Он ставит перед собой какую-то задачу, решает ее — условно говоря, добегает до очередного угла, — затем оглядывается по сторонам и смотрит, правильно ли он бежал. Если анализ обстановки показывает, что бежал он неправильно, прежняя идея отбрасывается, причем Путин особо не переживает по этому поводу — ну, сделал ошибку, ничего страшного, повернем в другую сторону. Такая судьба уже выпадала различным начинаниям, направленным на решение каких-то проблем в стране, так случилось и с «Народным фронтом», и, по большому счету, с Медведевым. Путин откидывает не оправдавшую себя идею и двигается дальше.

Путин представляется нам спринтером, который бежит стайерскую дистанцию короткими рывками, каждый раз проверяя по компасу, правильно он бежит. Он очень хороший спринтер, отлично умеющий решать конкретные задачи — изобретательно, непредсказуемо и ни с кем не советуясь. Но не факт, что так он сможет добежать до конечной цели. Политика коротких дистанций входит в противоречие с необходимостью иметь в России долгосрочную стратегию, особенно если человек является абсолютным лидером страны и думает о ее будущем всерьез.

Еще один вывод, который можно было сделать по итогам встречи, заключается в том, что Путин по сути не нуждается в политической элите. Он самодостаточен и уверен в себе, а кроме того, хорошо знает цену российской политической тусовке — знает о ее продажности и склонности к предательству и презирает ее за это. Еще свежа была в памяти история с Лужковым, от которого все моментально отвернулись, когда он попал в опалу, и аналогичная история с Кудриным, да и с Борисом Ельциным после его ухода с поста президента произошло то же самое.

Для политиков в России стало общим местом, что, как только ты теряешь свои позиции, лишаешься власти или административных возможностей, ты тут же превращаешься в половую тряпку, о которую все вытирают ноги, несмотря на то что еще вчера целовали тебя во все места. Вот эта продажность, нечестность, лизоблюдство Путину по большому счету не нужны. Есть подозрения, что он не с каждым даже за руку будет здороваться из-за здоровой брезгливости. Он сам себе элита, сам себе советник, сам себе преемник и сам себе наследник.

Элита, в свою очередь, боится Путина, поскольку отлично понимает, что ему известно, что эти люди на самом деле собой представляют, а он знает, что они это знают. Элита знает, что Путин не особенно нуждается в ее личной лояльности, а он знает, что вся эта лояльность гроша ломаного не стоит. И вот эти отношения, когда, с одной стороны, элита Путину не нужна, а с другой стороны, она готова в любой момент его предать и продать, делают российскую элиту еще уязвимее, а положение Путина еще более уникальным.

Элита, в свою очередь, боится Путина, поскольку отлично понимает, что ему известно, что эти люди на самом деле собой представляют, а он знает, что они это знают. Элита знает, что Путин не особенно нуждается в ее личной лояльности, а он знает, что вся эта лояльность гроша ломаного не стоит. И вот эти отношения, когда, с одной стороны, элита Путину не нужна, а с другой стороны, она готова в любой момент его предать и продать, делают российскую элиту еще уязвимее, а положение Путина еще более уникальным.

Принято говорить о путинской команде, но все знают, что у Путина нет команды. Есть люди, которые в силу разных причин лично к нему лояльны, и их, кстати, не так уж много. Остается эдакий волк-одиночка, на котором лежит вся ответственность за происходящее в российской политике и который готов принимать все шишки за свои и чужие промахи, однако самодостаточность и целостная картина мира помогают Путину не терять уверенности.

Это, к слову, большая проблема для Запада: работать с Путиным трудно. Как ты ему ни доказывай — он все равно сделает по-своему, как сам считает нужным, любые политические и экономические решения он принимает, исходя из известной ему одному логики, которая не просчитывается. Конечно, лидер, шаги которого невозможно просчитать, действующий в условиях, когда в стране нет стабильной системы государственной власти, а экономика находится в переходном периоде, — это в определенном смысле серьезный минус, и мы уже об этом говорили. Но ничего не поделаешь — таковы российские реалии.

В какой-то момент Путин повернулся к Николаю Злобину, одному из авторов этой книги, и сказал:

— Николай, а как же без вашего вопроса?

— Владимир Владимирович, — начал Злобин, — пока вы работали премьер-министром, большинство людей предполагало, что вы никуда не уходили и вернетесь на пост Президента. Так оно и оказалось.

— Я знаю об этих слухах, — ответил Путин.

— Да, я действительно это подтверждаю, слухи очень сильны, была даже уверенность, — продолжал Злобин. — Но у меня возникает вопрос: с одной стороны, та система управления, которая была вами создана, в значительной степени зависит от вашего непосредственного присутствия внутри этой системы, она заточена под ваши руки, под руки Путина. Как вы видите ее функционирование без самого Путина, возможно ли это? Или вы вынуждены были вернуться, потому что система не работает без вас? Она просто разрушится?

Тут Путин усмехнулся, и сказал, посмотрев на Злобина: «Что-то Вы меня, Николай, рано хороните». Все засмеялись. Злобин ответил, что, напротив, он желает Путину многих лет жизни, но вопрос не о самом Путине, а о системе управления, которая создана в стране. Системе, которая, на его взгляд, не подразумевает во главе ее никого, кроме самого ее создателя и конструктора.

— И второй вопрос, — продолжил Николай. — Мы всю последнюю неделю встречались здесь в России с разными политиками, с лидерами главных партий. Это одни и те же люди, они проходят уже не первый избирательный цикл. Мы видим одни и те же лица из года в год. Почему не происходит обновление российской политической элиты? Почему нет новых лидеров национального масштаба, федерального масштаба? За все время вашего президентства в России не возникло ни одного серьезного политика. Даже в президентской выборной кампании не появилось ни одного нового лидера в федеральном масштабе.

— Как не появилось, а Дмитрий Анатольевич Медведев? Новый лидер, новый политик, — возразил Путин.

— Но, во-первых, он — до сих пор президент, какой же он новый политик? А, во-вторых, он прошел через все вслед за вами, поэтому новым политиком его назвать по сути нельзя. А есть еще кто-то?

— Есть, например, Дмитрий Медведев, — повторил Путин, но, услышав ироничные смешки, быстро среагировал: — Ну как же, есть, еще, есть, но остальных называть я вам не буду.

Было понятно, что это и в самом деле проблема, неважно, задумывался об этом Путин или нет. Однако, как очень цепкий человек, он явно сразу же обратил на проблему внимание, она стала его тревожить, и он пытался как-то объяснить этот феномен, в том числе для самого себя. В ходе обсуждения Путин сказал:

— Николай, мы знаем, что сегодня главная проблема американских республиканцев — отсутствие у них ярких лидеров. Значит, не бывает власти, когда лидеров нет?

— Владимир Владимирович, — возразил Злобин, — вы же понимаете, там могут быть лидеры яркие или неяркие, они приходят и уходят, но система функционирует. Слабый лидер — значит, система его вытаскивает. В России этого нет. Как страна будет функционировать без вас?

Путин начал рассуждать на эту тему, приводил примеры, свидетельствующие, что проблемы лидерства возникают в последнее время в разных странах. Злобин в ответ доказывал, что на Западе проблемы лидерства не приводят к кризису системы, а в России ситуация строго обратная, и в конце концов Путин вынужден был прямо признать, что проблема действительно есть.

Кстати, на первый вопрос — о перспективах сохранения системы ручного управления, созданной в России, после возможного ухода Владимира Путина из политики — ответа так и не было.

Эта тема поднималась еще несколько раз в течение вечера. Кажется, у Путина появился повод для раздумий о том, что же случится с политической системой, которую он создал, — потому что его возвращение явно частично связано с признанием того, что без него эта система развалится. Без Путина она не функционирует, она создана персонально под него. Но таким образом система становится неустойчивой, а Путин — зависимым, и в этом кроется серьезная угроза. У Путина связаны руки, он не может никуда уйти, ему нужно заниматься продолжением своей политики.

Сам он видит систему вполне адекватной — по его мнению, там ничего особенно менять не надо. Но для системы это опасно, потому что она опирается на волю, видение, мировоззрение и решения одного человека, на которого никто не может оказать влияние. Система, построенная на колоссальном политическом авторитете единственной личности, сама по себе слаба, и если эту личность изъять из конструкции, все начнет рушиться очень быстро. Мысль, возможно, банальная, однако она представляется весьма важной.

2013 год: Все мы родом из СССР

После выборов 2012 года Путин почти на полгода куда-то исчез. Он не выступал после инаугурации, не комментировал свои предвыборные статьи, не выражал своего мнения по очень многим вопросам — он просто пропал до осени. Такое ощущение, что в стране вообще не было президента. Итогом этой затянувшейся паузы стала его речь на Валдайском форуме 2013 года, где Путин в присутствии целого ряда ведущих европейских политиков и членов Валдайского клуба очень четко озвучил, как он видит систему ценностей для России и чем российские ценности, приоритеты и менталитет отличаются и будут отличаться в его глазах от тех, которые существуют в окружающем мире, в первую очередь на Западе.

Валдайский форум 2013 года был особенным по нескольким причинам. Во-первых, это была десятилетняя годовщина существования Валдайского клуба, поэтому чувствовалось желание организаторов сделать встречу запоминающейся. Было приглашено гораздо больше гостей, чем обычно, приехало много российских участников, в том числе представители оппозиции, включая Владимира Рыжкова, Льва Пономарева, Геннадия Гудкова, Ксению Собчак и Михаила Делягина, то есть людей, бывших в свое время на Болотной и активно выступавших против Путина. Им дали возможность выступить на разных круглых столах и презентациях, что сделало Валдай еще более интересным, хотя, по большому счету, ничего сногсшибательного они не произнесли.

Во-вторых, всем было интересно посмотреть на Путина третьего срока, президента, который вернулся. Незадолго до этого газета New York Times опубликовала его статью, шли события в Сирии, только что Путин предложил вариант с уничтожением химического оружия, что отодвинуло, а то и ликвидировало опасность американского удара.

Американцы, кстати, отдавая Путину должное за предложение о сирийском химическом оружии, в то же время не забывают подчеркнуть, что Асад никогда бы на такое не пошел, если бы не опасность удара со стороны США. Иными словами, американская угроза и путинское предложение сработали одновременно — один из этих факторов вряд ли оказался бы эффективным, — и таким образом был показан хороший пример сотрудничества. Как бы там ни было, в тот момент авторитет Путина и интерес к его взглядам были очень высоки, что привлекло еще больше внимания к форуму.

Третий момент — сам формат Валдайского форума, который подразумевал широкие дискуссии с первыми лицами Российской Федерации, включая Сергея Иванова и Сергея Шойгу. Блестящую речь произнес Сергей Лавров, один из самых (если не самый!) уважаемых и эффективных в современном мире дипломатов и международных политиков. Очень хорошо и неожиданно для многих выступил Вячеслав Володин, который сменил Владислава Суркова на посту главы Управления внутренней политики Администрации президента РФ и считается теперь новым «серым кардиналом» Кремля.

Назад Дальше