- Ветром, что ли, ее сюда принесло?
И, зашвырнув портянку в ручей, с брезгливым выражением стал поедать свою рыбу.
- Надо всегда знать, где класть свою пищ-щу! - нравоучительно заметил ему хан, берясь за свой прут.
Беседуя о чем-то со старым половцем, он слегка подогрел на огне свой кусок рыбы, и, когда тот зашипел, зашкворчал, аппетитно покрываясь мелкими пузырьками, поднес к губам и нетерпеливо вонзил в него мелкие частые зубы.
Славко так и подался вперед, ожидая, что будет дальше… Вот это уже было куда интересней!
На мгновенье хан замер, словно прислушиваясь к чему-то. Неожиданно нос его беспокойно заерзал. Лицо перекосилось от отвращения. Рот брезгливо открылся, и с длинно высунутого языка за землю посыпалось то, что он еще не успел проглотить…
Плечи Славки так и затряслись от беззвучного смеха.
«Знай наших, хан! – прошептал он. - То ли еще будет, когда ты у меня за всё отвечать будеш-шь!» - передразнивая Белдуза, прошептал он.
А у костра тем временем началась самая настоящая паника.
Куман участливо наклонился к хану, спрашивая, что стряслось.
Но тот, хрипя и отплевываясь, только отмахнулся от него, причем больной рукой, от чего хрип перешел в стоны.
Все половцы в испуге вскочили.
- Что случилось?
- Не подсыпали ли злые духи или русские лазутчики отравы нашему любимому хану? – гадали они.
Но злых духов, по общему мнению, отогнал бы дым от костра. А у русских не в обычае травить не то, что друг друга, но даже врагов, как это принято у ромеев в Царьграде или в той же родной их Степи.
- Что же тогда произошло?
- И вообще, почему, когда мы вернулись, у костра не было сторожа?
На все эти вопросы решил дать ответ сам хан.
Понемного придя в себя и отдышавшись, он снова взял свой прут. Сначала тщательно обнюхал кусок налима, потом, оглядевшись, увидел на снегу пятна свежего конского навоза, человеческие следы, на которые кивком указал ему старый половец, и, наконец, сказал:
- Нет, это не яд!
Половцы с облегчением выдохнули.
Мало того, что они боялись за жизнь своего удачливого хана, так ведь успели и сами приложиться к отравленным кускам…
- Это – обычная человеческая глупос-сть!
Хан показал пальцем на догоравшую в костре налимью голову:
- Где тот болван, которого я оставил с-сторожить костер?
И, тут на свою беду, из камышей появился Тупларь.
Ему б чуть помедлить, пока пройдет первый гнев хана. Так нет же – подсунулся прямо под горячую руку.
- А, вот и он! Ч-что это? – с угрозой спросил у него хан, указывая пальцем на изгаженный Славко кусок налима.
- Оборотень! Человек-рыба! – с жаром принялся объяснять Тупларь, но хан даже слушать его не стал:
- А ну-ка, дайте мне плетку!
Сразу несколько услужливых рук потянулось к хану:
- Вот, хан!
- Нет, моя лучше!
- Держи!
Белдуз, не глядя, выбрал первую попавшуюся плеть и наотмашь хлестнул ей по лицу не осмелившегося даже отпрянуть половца.
- Вот тебе!
- За что, хан? - простонал тот, закрывая лицо руками и, когда отнял их, Славко увидел на его лице косой красный рубец.
- За оборотня! Ч-чтоб помнил его всю жизнь! – пояснил хан и приподнял бровь: - Пос-стой-пос-стой! А где твоя сабля?
- Не знаю, здесь была! – недоуменно закрутил головой половец, обошел костер, затем облазил все вокруг на четвереньках и беспомощно развел руками: - А теперь нет нигде…
- Тогда и помнить тебе своего оборотня недолго! – равнодушно сказал хан. - Не найдешь саблю до вечера, убью!
- Хан, пощади! - рухнул на колени перед Белдузом Тупларь. – У меня ведь жена, старая мать, дети в веже остались!
Даже Славке почему-то стало жаль этого глупого половца.
Но хан был неумолим.
- Тебе же лучш-ше будет. Ну, сам подумай, как ты с таким позором вернешься домой? Тебя же там конс-ским навозом… - он сглотнул слюну от отвращения, - от презрения забросают! Для настоящего воина лучше потерять голову, чем саблю! И я тебе просто помогу потерять ее!
- Да какой я воин, я – пастух! – простонал Тупларь, но хан резко оборвал его.
- Я не знаю, каким пастухом ты был в Степи, но сейчас ты – воин, к тому же ос-ставивший свой пост! И пока ты бегал от своего оборотня, здесь явно кто-то был! Эй, Узлюк! - Белдуз дал знак стрелку, и тот охотно прицелился в отпрянувшего в ужасе Тупларя.
- Постой, - поморщился хан. - До вечера еще далеко! Сначала сходи, посмотри, куда ведут эти следы?
Узлюк направился к кустам, и Славко поежился от мысли, что было бы сейчас с ним, не догадайся он вовремя сменить место…
- Ну? – торопил Белдуз.
- Они ведут за кусты! – послышался удаляющийся голос.
- А дальш-ше?
- За дерево.
- Дальше, дальше иди!
- А дальше прямо в ручей!
- Я же говорил, это - оборотень, человек-рыба! – чуть не плача, подал голос Тупларь.
- Как, ты еще з-здесь? А ну, марш искать свою с-саблю! – удивился хан и крикнул шлепавшему прямо по воде стрелку: - Хватит, возвращайся, Узлюк, пока ты сам в человека-рыбу не превратился!
Половцы, понемногу успокаиваясь, снова расселись вокруг костра и, за исключением хана, который решительно отказался от нового куска налима, тщательно обнюхав свои сабли, снова принялись за еду.
Тупларь в поисках сабли принялся бродить по дороге, а Узлюк, ворча, подсел к костру, вылил из сапог воду и, по его примеру, тоже стал сушить у огня к неудовольствию ближайших соседей свои портянки.
Славко вдруг вспомнил, что на захваченной им сабле тоже остался кусок налима и, схватив его прямо обеими руками, так и впился в него зубами.
-Ум-мм! Вкусно! – даже зажмурился он от удовольствия: - Эх, жаль, не донес я его до веси. То-то бы нашим радости было!..
7
Люди хотели броситься в лес. Но было уже поздно…
Долго наслаждаться едой Славке так и не пришлось. Мало того, что кусок налима, каким бы большим и твердым ни был, кончился до обидного быстро, так где-то рядом снова раздался короткий волчий вой.
Что это - новый обоз?
Но нет. Вой прозвучал только лишь раз, и Куман сразу определил, что это кто-то из местных жителей идет по дороге.
Узлюк на этот раз даже не стал спорить с ним.
- Точно! Это русские! – уверенно согласился он. - Думают, что мы ушли, а тут – свои!
- На огонек, как у них говорится, идут? Ну что ж-ж! – усмехнулся хан. – Встретим их на их ж-же земле, как гостей. Пус-сть привыкают!
Он быстро расставил своих воинов в полушаге друг от друга, и те, подняв луки, замерли в ожидании
Славко ничего не мог понять.
Это что же, вОсиновке перестали верить ему и послали мальца, чтобы узнать, что тут и как?
Нет, вскоре понял он, - вдали, на дороге появились не одна, а, по меньшей мере, с десяток фигур. Три взрослых: – старик и две женщины, остальные – дети.
«Неужели сам дед Завид повел сюда наших?..»
Тоже нет - фигура старика была с двумя руками.
Шепча: «Уходите, да уходите же!» - Славко попытался знаками, незаметно для половцев, предупредить их.
Но какое там!
Если половцы не видели его, находясь почти рядом, то как люди могли разглядеть его издалека?
Он уже собрался, рискуя собой, выскочить на дорогу. Но идущие сами остановились и замерли, поняв свою оплошность.
Они хотели броситься в лес. Но было уже поздно.
Хан Белдуз махнул рукой, и половцы одновременно спустили стрелы с тетивы своих луков.
Славко только кулак от отчаяния успел закусить...
Словно рой смертельно жалящих ос со страшным свистом понесся навстречу заметавшимся и начавшим один за другим оседать и падать на землю людям.
Пока остальные половцы перезаряжали свои луки, Узлюк успел выпустить три стрелы и каждый раз точно попадал в цель.
- Эх! – вслух сокрушался он. – Далеко стоят, чтобы я мог на одну стрелу сразу двоих нанизать!..
Через несколько мгновений все было кончено.
Хан сам съездил осмотреть убитых и, вернувшись к костру, довольно сказал:
- Вот теперь всё, как после нас-стоящего набега! Теперь мы с-спокойно можем дожидаться с-самого главного! Ес-сть рыбу и ж-ждать его!
«Значит, никого в живых не осталось!..»
Славко упал лицом на землю и принялся колотить ее своими беспомощными кулаками. Затем, нащупав рукоять сабли, хотел сам, один броситься на хана. Он был уверен, что нет на свете такой силы, будь перед ним хоть сто половцев, которая смогла бы сейчас остановить его, столько в нем было гнева и ярости.
Славко упал лицом на землю и принялся колотить ее своими беспомощными кулаками. Затем, нащупав рукоять сабли, хотел сам, один броситься на хана. Он был уверен, что нет на свете такой силы, будь перед ним хоть сто половцев, которая смогла бы сейчас остановить его, столько в нем было гнева и ярости.
И все же такая сила нашлась.
И этой силой оказался… он сам.
Своим быстрым и тонким чутьем Славко вдруг понял, что сейчас не имеет права так рисковать собой.
Здесь явно происходило нечто такое, что касалось не только его веси и личных обид, но и, кажется, всей Руси.
Но – что?..
«Почему хан сказал, как после набега? Кого они ждут? Зачем? Что для них самое главное? - недоумевал Славко, и все новые вопросы, словно стрелы, сыпались на него… – Осиновку не тронули. Остальные веси – тоже. Обоз проехал, догонять не стали! Даже пленные им не нужны! Ничего не понимаю! Может, в Переяславле или Киеве произошло что? И если произошло – то что же?»
Глава пятая
Странный набег
1
- Красивая легенда… - восхищенно прошептала Лена.
Лена шла со Стасом по Покровке, искоса поглядывая на стоявших у колодца двух женщин.
- Смотри, как на нас смотрят - будто бы мы с тобой парочка! Даже неловко как-то! – опуская глаза, прошептала она.
- Да мне кажется, они вообще никого не видят и тем более не слышат, кроме себя! - не понимая, о чем это она, равнодушно пожал плечами Стас. Его больше интересовало, из-за чего так ругаются, видно, давно позабыв про ведра, соседки. Спор, конечно же, шел о судьбе Покровки, и, судя по всему, одна из женщин была на стороне Григория Ивановича, а другая уже продала или еще собиралась продать свой дом.
Шагов через пятьдесят история повторилась. Только на этот раз громко, не выбирая выражений, выясняли, кто за кого, идущие навстречу мужчины.
- Куда это они с таким воинственным видом? – кивнул, провожая их недовольным взглядом, Стас и услышал в ответ неожиданное:
- В шахматы, конечно, играть?
- В какие еще шахматы?!
- Сам что ли не слышишь, у них: что ни шаг, то - мат! – невесело усмехнулась Лена. – А дорога им теперь одна, после того, как они от Вродебычацкого деньги получили - к автолавке!
Из всех мужчин только один шел в противоположном направлении. Грузный, большой, неторопливый…
- Это дядя Андрей! – сказала Лена. – После удара, который случился с ним, он теперь ходит так, будто у него полный кувшин воды на голове. Ни капли старается не расплескать. Правильно, конечно, с такой болезнью нужно себя беречь, но как-то странно он это делает. Пост не признает, но диету соблюдает. Не ругается, но не из-за того, что это грешно и скверно, а только потому, что плохо действует на нервы... В споры не вмешивается, даже если вокруг все не правы. Он вообще старается ни с кем не общаться, чтобы не было лишних эмоций. И все для того, чтобы только дольше пожить. Видишь, и нас будто бы не заметил…
Еще один мужчина шел прямо поперек села: бывший директор упраздненной покровской школы.
Тот, наоборот, еще издали в знак приветствия приподнял шляпу и, поравнявшись со Стасом и Леной, вежливо поздоровался:
- Здравствуй, Леночка! И вы, молодой человек, если не ошибаюсь, Станислав?..
- Не ошибаетесь, Юрий Цезаревич, добрый день! – помня слова Григория Ивановича, сдержанно ответил Стас, а Лена, вздернув нос, прошла так, словно и не заметила мужчины.
Стас только головой покачал:
- Я уже знаю, что по его вине Покровка осталась без школы. Но может, хотя бы из вежливости, не стоило с ним так строго?
- А он теперь не директор школы! – решительно заявила Лена. - Раньше я только с его должностью здоровалась, а теперь, лично с ним – не хочу! И потом, зачем говорить «здравствуйте» человеку, которому можно желать только болезней и скорбей, чтобы он хотя бы в них вспомнил о Боге?
За этими разговорами они вошли в поросший высокими липами сквер и встали перед скромным обелиском. Здесь были не только выцветшие, лежащие, наверное, еще с девятого мая венки, но и букет свежих цветов.
- Не забывают… - кивнул на них Стас, и как-то разом посерьезневшая Лена подтвердила:
- Почти каждый день кто-то да носит. А что удивляться? Полсела на войне, считай, полегло. Да и тут такие бои шли…
- Знали бы они тогда, за что жизнь свою отдавали! – с горечью усмехнулся Стас, читая длинный список погибших сельчан. – За счастье вон тех жирующих, - кивнул он в сторону коттеджей-дворцов, - и за нищету тех, кто, не дождавшись родных с фронта, потом на своем горбу поднимал страну? За доллары, которые теперь у многих вместо очков? За то, что в стране сейчас из-за сплошного насаждаемого безвкусия теряется все, что копилось народом веками?
Стас, помолчав, посмотрел на обелиск, на венки и продолжил:
- Сейчас любители экстремальных увлечений ради удовольствия и адреналина лазают по неприступным горам, спускаются на катамаранах по смертельно опасным речкам, но это какие-то пять-семь дней, после которых они чувствуют себя настоящими героями. А тут месяцами в окопах – в дождь, в снег, в июльское пекло и февральский мороз. Да не просто лежать, а вставать и идти на летящий прямо в тебя свинец. В глаза… в лоб… в живот… в грудь… Я вон только немного порезал сегодня палец, и то до сих пор болит. А их всех перепахивало осколками, величиной с кулак! Прошивало насквозь свинцом, и хорошо еще, если насквозь, а то ведь потом его еще и вынимали в госпиталях. И – опять они шли! За что - за все это?! – обвел он рукой вокруг.
- Нет, Стасик! – отрицательно покачала головой Лена.
- А за что же тогда?
Лена подумала и сказала:
- Может, это не современно и как-то уж громко. Но тебе скажу. Потому что ты еще можешь понять. За Родину, Стасик. За нас вот с тобой… Ведь Родина – это мама. А иногда и мама болеет. Ничего, выздоровеет и на этот раз!
Стас невольно покосился на Лену: надо ж как незаметно и главное правильно успела вырасти эта покровская березка… Да и не только эмоции, но и историческая правда была в ее словах.
- Да, - согласился он, - на Руси частенько и не такое случалось. Владимир Всеволодович вообще считает, что сейчас самые счастливые и сытые времена, какие только бывали в нашей истории! Он называет это эпохой духовного возрождения и даже вторым крещением Руси!
- Вот видишь! – обрадовалась Лена и ухватила его за руку, но, тут же устыдившись такого порыва, смущенно предложила: - Значит, идем к храму?
По пути к храму они неожиданно встретили… Нину. Увидев свою первую любовь, Стас засмущался, руки сразу стали мешать ему. А Нина, наоборот, спокойно, как ни в чем не бывало, приветливо кивнула и погрозила пальцем Лене:
- Какая же ты красивая стала, Ленка! Смотри Стасик, не упусти свою судьбу!
- Да ведь она же совсем еще девочка! – засмеялся тот, но Нина вполне серьезно сказала:
- Она уже взрослая девочка, причем такая, какой ты ни в одной Москве не найдешь! А ты, Ленка, - обратилась она к не знавшей, куда девать себя, Лене. – Что на все это скажешь? Ты-то согласна?
- Я?.. да… - зардевшись, призналась Лена, - если только… Стасик меня подождет!
- Ну как, обещаешь ее подождать, Стас?
- Разумеется! - обращая все в шутку, пообещал тот. - Только, конечно, если она постарается подрасти!
- Хорошо… Я… постараюсь! - чуть слышно прошептала Лена, и только тут Стас понял, что ей сейчас столько же лет, сколько было ему тогда здесь, в Покровке, когда его посетило первое чувство к Нине, и что это было ее своеобразным признанием в любви, причем, не к кому-нибудь, а к нему…
Нина покатила свою коляску дальше. Они, стараясь говорить о чем угодно, только не о только что сказанном, прошли еще несколько домов и остановились у пруда, который местные жители называли озером. По его поверхности, отражаясь от неба, плыли ослепительно белые облака.
- Смотри, как похоже на Китеж-град! – воскликнул, показывая на них, Стас.
- На что? – не поняла Лена.
- Да есть такая красивая легенда о древнем городе Китеж, - Стас сам взял Лену за руку и с жаром стал говорить: - Чтобы не достаться татаро-монголам, его жители умолили Бога спрятать их в озере. Вместе со всеми своими домами, церквями и колокольнями. Говорят, до сих пор там иногда можно услышать звон колоколов…
- Красивая легенда… - восхищенно прошептала Лена и, вдруг высвободив руку, неожиданно стала совсем чужой: - Только в жизни все почему-то наоборот!