– Сколько у нас людей? – спросил Маркус.
Хагендорф посмотрел на него с удивлением.
– У нас? – переспросил он. – Не бойся, сынок, людей хватит. Займи свое место и молись, чтобы Господь сегодня был на нашей стороне.
И похлопал Маркуса по плечу своей тяжелой, грубой ладонью.
Глава 13
Все началось так, как было задумано. Курт и его люди приблизились почти к самым воротам и переполошили часовых. Даже здесь, в лесу, было слышно, как яростно ударил сторожевой колокол.
Скоро узнаем, кто чего стоит. Еще немного, и они двинутся вперед и опрокинут этот город навзничь, словно рассохшуюся телегу.
В тот день, когда капитан привел их сюда, у Иеремии было достаточно времени, чтобы осмотреться и запомнить все то, что следовало запомнить. К городу ведут три дороги, каждая из которых упирается в ворота со сторожевой башней. Частокола или крепостной стены нет, вместо этого – невысокая каменная ограда, которая доходит человеку до середины груди; перед ней – широкая канава с водой. Глубокая канава или нет – черт его знает. Ясно только, что на лошадях не ворвешься.
К северу от города – заросшее тростником озеро, луг и пчелиные ульи рядами. К югу – засеянное хлебом общинное поле. Чуть в сторону от него – фруктовый сад с яблоневыми и грушевыми деревьями. Деревья невысокие, да и растут не слишком плотно друг к другу. А все же – укрытие.
Свой отряд Иеремия разделил на две части. Пятерка всадников во главе с Куртом будет отвлекать внимание дозорных, поджигать крыши домов. Кто знает, может, еще и сумеют найти место, через которое можно будет ворваться в город. Пятеро кавалеристов с мечами и пистолетами – грозная сила! Но вот остальным придется идти на своих двоих. Они спрячутся среди кривых яблонь и будут ждать. При себе у них три штурмовые лестницы: перекинут через канаву и сразу окажутся на улицах города. Канава с водой – небольшое препятствие, но даже такое препятствие может отнять несколько драгоценных минут. А времени терять нельзя. Надо проникнуть в город как можно быстрее. От сада до городской окраины – сто шагов, не больше. Может статься, что никто в них и выстрелить не успеет.
Надо еще чуть-чуть подождать, думал Иеремия, наблюдая за городом из-за переплетения зеленых ветвей. Как только Курт со своими людьми запалит крыши, нужно без проволочек выдвигаться вперед. Туман почти рассеялся, солнце выползает на небо. Большой, жирный куш лежит прямо перед ними. Осталось только протянуть руку и взять его.
* * *Хагендорф приказал троим – Якобу Крёнеру, Отто Цандеру и Клаусу Майнау – перегородить повозками улицу Святого Петра, на тот случай, если всадники сумеют прорваться в Кленхейм с севера, со стороны церкви. Николаса, младшего брата Отто Цандера – мальчугану всего семь лет, но он увязался за старшим братом, – отправил стучать во все дома, предупредить хозяев: пусть держат двери на запоре, спустят собак, а окна заберут ставнями.
– Господин советник, у Шнайдера дровяной сарай подожгли! – закричал с другого конца улицы Пауль Швибе. – А в доме пасечника – крышу! Как бы на другие дома не перекинулось!
– Пусть бургомистр отправляет людей, я никого из своих не пущу, – отмахнулся Хагендорф, внимательно глядя поверх створки ворот. – Всем быть наготове!
Из леса, там, где дорога ныряет в синюю тень, как будто донеслось лошадиное ржание. Показалось или нет? Должно быть, там прячется еще несколько верховых. Но почему они медлят? Ждут, чтоб сильнее разгорелся огонь?
– Маркус! – подозвал Хагендорф молодого Эрлиха.
– Да, господин советник?
– Что-то тут нечисто. Вдруг они нам просто глаза отводят, а сами хотят ударить со стороны? Отправляйся к Южным воротам. Смотрите там в оба. Если, не приведи Господь, увидите солдат, немедля гонца ко мне, а сами старайтесь их задержать, сколько сможете. Вплотную к себе не подпускайте: дойдет до ножей – вам с ними не справиться.
В северной части города ударили выстрелы.
– Быстрей! – рявкнул Хагендорф. – Вот-вот начнется!
* * *В небо потянулись струйки черного дыма. Курт и его люди сумели-таки подпалить несколько крыш. Значит, пора.
Иеремия коротко махнул рукой, и его люди, полторы дюжины головорезов, без единого звука бросились вперед. Шпаги в ножнах, пистолеты за поясом, аркебузы в руках. Четверо тащат на себе лестницы, у голштинца Акселя в руках связка обернутых куском холста факелов. Брюн сжимает в крепких кривых зубах охотничий нож. Главное – быстрей добежать, пересечь чертово поле, где негде укрыться от пуль и арбалетных стрел, а уж потом и собственное оружие пустить в ход. Хорошо, что за последние дни не было дождей, и земля сухая, и ветер дует им в спину и не швыряет песком в лицо.
Все просчитано, все должно получиться. Бюргеры будут ждать их у ворот, вцепившись в свое оружие потными от страха пальцами. Они трусливы и не знают, что такое настоящий бой. Страх опрокинет их куда быстрее, чем сталь и свинец.
Скольких людей он потеряет во время атаки? Пять человек? Десять? Не слишком важно. На каждого убитого солдата придется несколько мертвецов среди горожан. И потом, в военном ремесле без потерь не бывает. Главное, что город будет принадлежать им.
* * *Маркус бежал по Конюшенной улице, сжимая в руках аркебузу, стараясь, чтобы с полки не просыпался порох. Шея взмокла от пота, рубаха липла к спине, а в горле было так сухо, что каждый новый вдох словно царапал его когтями.
Почему Хагендорф отослал его?! Со дня смерти отца он, Маркус, только и мечтает о том, чтобы вступить в драку с солдатами, убивать их до тех пор, пока не убьют его самого. Он должен отомстить за отца, отомстить за Магдебург, отомстить за всех тех, кому солдаты принесли страдание и смерть. За тех, кто уплыл вниз по реке… Хагендорф не должен был отсылать его, не имел права! И все же приказ отдан, и он не смеет его ослушаться. Возможно, ему улыбнется удача и он сумеет избавить мир от нескольких тварей в грязных солдатских башмаках…
Дом кожевника Нойманна, поворот, длинное здание общинной конюшни. Дальше улица превращается в тонкую земляную тропинку вдоль сложенной из грубых валунов ограды. За оградой – фруктовый сад и общинное поле, размеченное межевыми камнями, прорезанное посередине мутным ручьем. Земля черная, рыхлая, зеленые всходы поднялись не больше, чем на вершок. Прямо через поле, чуть пригнувшись, бегут вооруженные люди. Без флага, без криков, почти бесшумно, сжимая в руках аркебузы, шпаги и короткие пики. Их лиц и одежды не разглядеть.
Увидев их, Маркус замер на месте – и в следующую же секунду пригнулся, спрятавшись за оградой. Кровь прилила к лицу, стук сердца оглушительно отдавался в висках. Вот то, чего опасался Хагендорф. Солдаты отвлекли их внимание, а сами тем временем решили ударить исподтишка. Сколько их? Около двух дюжин. Матерые, опытные убийцы. Нельзя допустить, чтобы они ворвались в город. Но как остановить их? Через пару минут они уже будут здесь. Перебраться через ограду для них не составит труда. Что делать?! Скорее назад, к Хагендорфу, предупредить его!
Маркус уже хотел броситься обратно, но тут заметил, как на крыльцо соседнего дома выбежал человек. Черт возьми, да это же Отто Райнер, сын кровельщика, – долго же он собирался, чтобы побежать на сигнал тревоги! И все-таки хвала Небесам, что он появился здесь!
Пригибаясь, чтобы не высунуться из-за ограды, Маркус побежал Райнеру навстречу.
– Стой, Отто! – сдавленно прохрипел он и, прежде чем сын кровельщика успел открыть рот, добавил: – На нас напали солдаты. Хагендорфу нужна помощь.
– Так я и… – с глупым, растерянным видом промямлил Райнер.
Боже, что за идиот! И ему еще хватило наглости ухаживать за Гретой?!
– Не перебивай, нет времени объяснять. Беги к Южным воротам, там Конрад Месснер и с ним еще трое парней. Пусть немедля бегут сюда с оружием, я встречу их здесь.
Отто подозрительно посмотрел на него:
– Что ты болтаешь? Пост у ворот нельзя…
Маркус с силой тряхнул его за плечи. Сколько же времени приходится тратить впустую из-за чужой глупости!
– Приказ Хагендорфа! Понял?! Беги!!
Отто повернулся и, спотыкаясь, придерживая на плече соскальзывающее древко кривой алебарды, бросился вниз по улице.
Чуть отогнув ветку каштана, Маркус впился глазами в бегущих солдат. Их разделяет меньше сотни шагов. Но теперь он знает, что делать.
* * *Дверь дома Райнеров не была заперта, и Маркус без помех вбежал внутрь. Герда Райнер – Отто она приходилась теткой – вытаращила на него глаза. Всклокоченная, еще сонная, в накинутом на плечи шерстяном платке.
– Маркус?! Что ты здесь делаешь? И почему колокол…
– Бегите отсюда!
– Но…
– Бегите! Через пару минут сюда ворвутся солдаты!
Наверное, в другой ситуации она бы оторопела от его слов или, еще хуже, ударилась в слезы. Но сейчас, видимо, выражение лица Маркуса и его голос быстро убедили ее, что спорить и сомневаться не следует, – быстро все поняла. Перекрестилась на висящее на дальней стене распятие, сделала шаг по направлению к двери.
Маркус остановил ее:
– Не сюда. В доме есть второй выход?
– К-конечно, – запинаясь, кивнула Герда. – Вот там…
– Уходите через него. И спустите собаку с цепи.
Он не смотрел, как она уходила. Его взгляд был прикован к противоположной стороне улицы. Туда, откуда должны были появиться солдаты.
Маркус приоткрыл створку окна, вытащил огниво и поджег аркебузный фитиль.
* * *Каждый раз перед боем Иеремия чувствовал необычное возбуждение – ничуть не менее сильное, чем то, которое охватывало его, когда он оставался наедине с женщиной. Кровь горячила вены, мышцы гудели, ноги словно сами несли вперед, любой звук, запах, движение воспринимались гораздо острей. Сколько раз он ощущал это перед началом битвы, когда несколько тысяч человек выстраивались в боевой порядок под черно-золотым знаменем, под сухой треск барабанов, захлебывающийся визг деревянных флейт, нетерпеливое ржание оседланных жеребцов! Ощетинившиеся длинными пиками батальоны пехоты, кавалерийские эскадроны, прикрывающие фланги, тяжелые, неповоротливые пушки, выкатываемые на позиции. Запах земли, запах железа и пороха. Тусклые пятна солнца на стали нагрудников, алые офицерские кушаки. Риск, угроза смерти, а вместе с тем – ощущение собственного всемогущества, своей силы, своего превосходства. Пьяное, ни с чем не сравнимое безумие боя, скрип песка на зубах, небо, обвисающее вниз мертвыми, безжизненными лохмотьями.
Сейчас Гефнер тоже испытывал что-то подобное, но только немного слабее, без подлинного азарта, без интереса, без вызова. Нападения на деревни или маленькие городки, где нет гарнизонов и укреплений, – все это похоже на водку, разбавленную водой: пьянит, но не разгоняет кровь, оставляя после себя только похмелье и скуку.
Неужели все действительно так просто? Никто не заметил их, никто не выстрелил, никто не ударил в набат. Они перебросили лестницы и быстро стали перебираться через каменную ограду. Дальше – всего лишь пустая улица, где нет ни души.
Первыми перебрались Вернер и Шульц. Спрыгнули наземь, завертели головами во все стороны, высматривая врага. Следом за ними на ту сторону перепрыгнули Гельб, Лиддель и тюрингец Краузе, за спиной у которого болтался в кожаных ножнах длинный двуручный меч. Перебежали на ту сторону, держат улицу под надзором. Вот уже переправился Аксель со своими факелами, сразу за ним – Брюн с пистолетом в руке.
Удовлетворенно хмыкнув, Иеремия последовал за своими людьми.
* * *Маркус видел, как они перебираются, как спрыгивают на землю, распрямляют колени, по-волчьи озираются по сторонам. Он уже слышал их голоса, слышал, как шуршат по земле их грубые, заляпанные грязью башмаки.
Руки его дрожали – не от страха, нет! От нетерпения. Он нарушил приказ, он не должен был отправлять Райнера к Южным воротам, он должен был бросить все и сообщить Хагендорфу. Но он поступил так осознанно. Он должен сам задержать солдат. Он выстрелит в одного из них, отвлечет на себя их внимание. Услышав звук выстрелов, Хагендорф поймет, что враги атакуют с юга. Тем временем сюда, к дому Райнеров, подоспеют Чеснок и остальные. И вот тогда, все вместе, они выберут подходящий момент и…
Маркус сжал аркебузу, прищурился.
Главное, чтобы они не заметили его раньше времени. А там – будь что будет.
Он сумеет отомстить за отца. Сумеет отплатить этим тварям за то, что они сделали с ним. Тот день – Господи, будь он сотню, тысячу раз проклят, тот день! – навсегда отпечатался в его памяти. Он никогда не сможет его забыть. Каждый раз, когда он будет закрывать глаза перед сном, каждый раз, когда его затылок будет касаться подушки, каждый раз, когда он будет стоять у двери собственного дома и входить внутрь, он будет видеть снова и снова все то, что случилось тогда. Отец, спокойно сидящий в седле, сжимающий в вытянутой руке пистолет. Летящие на него всадники. Желтая, пересохшая от зноя дорога. Слезы, текущие по щекам Гюнтера Цинха. Серое лицо Альфреда Эшера. Самым страшным, самым безобразным, самым тяжелым было для него в тот момент чувство собственного бессилия, беспомощности, чувство, что он ничего не в состоянии изменить. Маркус смотрел на дорогу, видел, как отца поглотила черная тень, слышал насмешливые, злобные вопли, и его лицо сделалось в этот момент ледяным от ненависти и стыда.
Все заняло не больше пяти минут. Обшарив тело Якоба Эрлиха, обыскав повозку, солдаты посовещались о чем-то между собой и ускакали прочь. Кто это был? Патруль? А может, дозорные шведов? Или просто шайка мародеров, которые вздумали поискать легкой наживы в здешних местах? Всех их поглотит адское пламя… Выждав для верности еще четверть часа, Маркус приказал остальным возвращаться к дороге и держать наготове оружие.
Тело цехового старшины пробили шесть пуль, поперек лица расползлась широкая рана – должно быть, эти ублюдки со злости ударили его мечом, ударили, когда отец уже был мертв…
Но довольно воспоминаний. Еще несколько солдат перепрыгнули через гребень стены. Среди них – высокий широкоплечий бородач, чье лицо Маркус сразу узнал: именно этот бородач ранил Ганса. Как его звали? Иеремия? Точно, Иеремия. Судя по всему, сегодня именно он был главным среди солдат. Что ж, так тому и быть: пусть умрет первым.
Маркус сместил ствол аркебузы чуть в сторону, поймав в прорезь прицела черную голову бородача. Палец лег на спусковой крючок. И вдруг – вот неловкость! – какой-то плюгавый солдат в шляпе с измятым фазаньим пером со связкой факелов в руках заслонил от него фигуру Иеремии. Жаль. Но медлить больше нельзя.
Раздался грохот, деревянный приклад больно ударил плечо. Шея плюгавого разлетелась красными брызгами. Бородач чуть пригнулся, махнул кому-то рукой. В ту же секунду двое солдат бросились к дому Райнеров, вытаскивая из ножен клинки.
Подхватив аркебузу, Маркус бросился к задней двери. У него совсем мало времени, он знал это. Дверной засов задержит солдат лишь на несколько секунд. Они попытаются догнать его или же пошлют пулю вдогонку.
Быстрей, быстрей!
Распахнулась ведущая в сад задняя дверь, и он бросился по земляной дорожке между цветущих кустов сирени. Добежал до середины сада, когда тонкий ствол яблони в нескольких дюймах от него разлетелся в щепу – кто-то из выбежавших на крыльцо солдат пальнул ему в спину. Обернувшись на секунду, Маркус увидел, как рыжий лохматый пес Райнеров с рычанием впился в ногу стрелявшего.
Перемахнув через ограду, он оказался на Оленьей улице. Домов здесь было немного, ветви каштанов и тополей роняли на землю густую тень. Дом Генриха Юмингена. Дом башмачника Фельда. Дом Гаттенхорстов. С севера снова послышались выстрелы, которым вторил злобный собачий лай. Воздух донес до него запах дыма. Слабый ветер – только на него надежда. Если огонь разгорится и перекинется на другие строения, это лишь поможет солдатам.
Думая обо всем этом, Маркус чуть ли не нос к носу столкнулся с Конрадом Чесноком и Отто Райнером, вслед за которыми бежали еще трое парней, тех, что стояли на страже у Южных ворот.
– Что будем делать, Маркус? – прищурившись, безо всяких предисловий спросил Чеснок.
– За мной, – коротко приказал Эрлих.
Силу можно остановить только силой. Эта мысль билась в его голове, вытесняя все остальное. Не было ни страха, ни неуверенности. Жаль, что он не успевает им все объяснить. Да и ни к чему лишние объяснения, они только усилят их страх. Поэтому – вперед. Вначале они наведаются в дом Райнеров. Затем – двинутся по Конюшенной улице на север, к Малой площади. Они обрушатся на врага со спины. А там – как рассудит Господь…
* * *Аксель умер еще прежде, чем его голова коснулась земли. Иеремия понял это сразу. Он видел на своем веку много смертей и куда лучше любого лекаря мог определить, жив человек или уже мертв.
Раздумывать некогда, впереди много дел. Брюн и Джованни поймают чертова стрелка и выпустят ему кишки – смерть Акселя нельзя оставлять безнаказанной. Всем остальным нужно спешить к воротам.
Гефнер махнул своим людям рукой, и они без единого слова последовали за ним. Улица, обогнув угол каменного здания – что это такое? конюшня? – вывела их к площадке перед воротами.
Странно, бюргеров было всего пятеро. Четверо топтались возле ворот, еще один спускался по лестнице с башни. Секундная заминка, чтобы прицелиться. Выстрелы. Двое свиней упали, визжа от боли. Трое бросились прочь от ворот, покидав на землю оружие. Трусливые твари… Любопытно, куда подевались все остальные?
Теперь – перезарядить ружья, распахнуть створки ворот. Если Курт и его люди не сумели найти для себя лазейки, пусть проезжают здесь. Вернер и Тиль направились было к скулящим от боли юнцам, чтобы добить их, но Иеремия остановил их. К чему убивать этих недоносков? Опасности они не представляют. Он даже и мечтать не мог, что все будет настолько легко.
Еще несколько выстрелов вдалеке. С какой стороны стреляли, кто? Какая, к лешему, разница! Сделать главное – не отвлекаться на мелочи. Что там, впереди? Ратушная башня? Вот и славно, надо спешить туда.