– Веруешь ли ты в Небесного Заступника, единого и неделимого Владыку небес и тверди, гневного, но всемилостивого, мстящего, но отпускающего грехи? – неторопливо произнес Шани формулу установления истинной веры. Девушка посмотрела на него с надеждой и кивнула.
– Истинно верую, – ответила она, и по ее щеке снова пробежала слезинка.
«Я заставляю женщин плакать, – подумал Шани. – Такова моя работа».
– Считаешь ли ты себя верной дщерью Его, хранящей и чтущей Заветы, данные им, живущей праведно и готовой честно и несокрытно предстать перед Его грозным и милостивым судом?
– Считаю себя таковой, – уверенно сказала Дина.
Шани протянул руку и обвел ее кругом Заступника. Это вам не эра Гармонии на Земле, где давным-давно к Богу относятся скептически, это Аальхарн, где существование Небес и Пекла никто не подвергает сомнению и не допускает даже мысли о возможности усомниться, поэтому Дина сейчас честна. В такие моменты врать и не краснеть у местных жителей вряд ли получилось бы, тем более – шеф-инквизитору, который по милости Заступника читает души, как раскрытые книги.
– Тогда ступай и не греши, – промолвил Шани. – Будь тем, кем хотела бы предстать пред Ним в свой час. А сейчас я отпускаю тебе грехи, совершенные и задуманные, и верю, что ты искренна передо мной и Заступником.
– Я искренна, – прошептала Дина и опустила голову в поклоне.
Шани откинулся в кресле и вытянул ноги к камину. Жаль, что он не попросил еще вина… Дина молчала. Кудрявые пряди, рассыпавшиеся в беспорядке по ее плечам, отливали сияющей медью. А у мачехи волосы были ровные и всегда собранные в аккуратные косы; дедов топор, старый, но по-прежнему чистый и острый, вонзился в самую середину ее идеальной прически.
Шани передернуло. Какая-то дрянь, которую он знал всего несколько месяцев, вывернула всю его жизнь наизнанку, навсегда. Если задуматься, то именно благодаря ей он сейчас и сидит в полумраке этого небольшого зала, рядом с этой рыжей девушкой, которая не сделала ничего плохого, но тем не менее ему едва удается сдерживать раздражение. Рыжая, рыжая. В этом все дело. А ведь им предстоит провести немало времени вместе, возможно, даже несколько лет, пока собор не будет построен.
– Вы устали? – подала голос Дина.
Шани угрюмо покосился в ее сторону. Рыжая. Это очень неприятное чувство – словно кто-то скребет ледяным когтем по позвоночнику. Конечно, она не виновата в его внутренних проблемах. В шестом классе обучают персональному психоанализу и коррекции – Шани смог бы сейчас со всем справиться, если бы доучился до шестого класса. Но, когда он был в пятом, Максим Торнвальд женился на рыжей шлюхе…
– Бывало и хуже, – сказал Шани, стараясь, чтобы голос звучал максимально естественно. – Ступай, тебе тоже надо отдохнуть.
Дина понимающе улыбнулась.
– Доброй ночи, ваша бдительность.
Она поднялась и пошла к лестнице. Шани слушал шуршание ее платья: дальше, дальше, почти покинула зал. Возле лестницы Дина остановилась и обернулась к Шани.
– Спасибо вам, – сказала девушка. – Я ценю то, что вы мне верите.
Шани усмехнулся.
– Моя вера зависит только от тебя.
Дина, видимо, хотела добавить еще что-то, но промолчала и ушла. Вскоре Шани услышал, как хлопнула дверь в их комнате.
На кресле осталось забытое девушкой полотенце. К светлой грубой ткани прилип тонкий рыжий волос, завившийся медной пружинкой. Будто напоминание. Шани долго смотрел в огонь камина, крутя в руке бокал и не думая ни о чем, а потом поленья прогорели, и он решил, что пора, наверно, отправляться спать. Завтра будет новый день – это невольно вселяет надежду на лучшее.
Дина спала. Стараясь не шуметь и не цепляться впотьмах, да еще после всего выпитого, за мебель, Шани прошел к своей кровати, быстро разделся и нырнул под пуховое одеяло. Уже погружаясь в сон, он услышал тихое:
– Спокойной ночи, Ваша бдительность…
Шани открыл глаза. Дина лежала в постели, приподнявшись на локте, и смотрела в его сторону.
– Спокойной ночи, Дина, – сказал Шани и отвернулся к стене.
Несмотря на выматывающий день и выпитое вино, спалось ему на удивление хорошо, а к утру дождь перестал, и в крохотную прореху в тучевом взлохмаченном одеяле даже выглянуло солнце. Чувствуя себя свежим и вполне довольным, Шани спустился к завтраку и обнаружил, что Дина уже сидит за столом и ковыряется в яичнице с мясом. Рыжие волосы были скрыты под париком, Шани ощутил невольное облегчение. Знать, но не видеть – это все-таки проще.
– Доброе утро, девица Сур, – сказал он, усаживаясь рядом. Жена хозяина таверны поставила перед ним глубокую миску с рагу и высокую кружку с отваром тайхора. Хорошо бы выпить обычного черного чаю, подумал Шани, но до чая много-много световых лет. – Как изволили отдохнуть?
– Благодарю, Ваша бдительность, прекрасно, – ответила Дина. – Вы всегда столь официальны?
Шани удивленно посмотрел на нее. Нет, все-таки нормальной родни у Яравны быть не может.
– А вы ожидали чего-то другого? – невозмутимо осведомился он.
Дина опустила голову к остывающему завтраку.
– Нет, ваша бдительность. Ничего.
– Приятного аппетита, – сказал Шани и принялся за рагу. Странная все-таки у него спутница. В деревнях ведьм сжигают на Чистых кострах только за то, что они косо посмотрят на кого-нибудь из состоятельных соседей, а тут бывшая подсудимая пролезла в фаворитки государя и собирается строить храм на возможном могильнике – он отпустил ей грехи, и все что-то неладно.
Все дело в том, что она рыжая. С рыжими всегда все через пень колода.
– Эта таверна находится как раз неподалеку от поворота на Сирые равнины, – сказала Дина. – Я узнала у трактирщика. Если выехать сразу после завтрака, то к вечеру мы уже сможем вернуться в столицу…
– Прекрасно, – кивнул Шани. – Чем скорее, тем лучше.
Девушка умолкла и до выхода из таверны не проронила ни слова. Так даже лучше, думал Шани, расплачиваясь с гостеприимным хозяином, не перестававшим кланяться, и направляясь к лошадям. Пусть помалкивает. И не снимает парика, а то у него появляется соблазн столкнуть ее куда-нибудь в канаву.
Сирые равнины назывались так не из-за какого-то своего сиротства и убожества – наоборот, небольшие поселки, разбросанные то там, то сям, выглядели вполне пристойно – а благодаря растению сир, ароматной травке с терпким запахом, традиционно использовавшейся в Аальхарне для лечения женских болезней. Лошади ее очень любили и не упускали возможности ущипнуть душистый лепесток. Шани смотрел по сторонам: равнина с окантовкой лесистых красно-оранжевых холмов по бокам тянулась далеко и вольно, насколько хватало глаз, алая листва деревьев вспыхивала и горела над зелеными зарослями сира, что еще не начинали увядать, и было в этом что-то необычное, но невероятно притягательное. Шани отметил, что ему тут даже как-то легче дышится – видимо, запах лекарственной травы благотворно влиял на легкие.
Он спешился и огляделся. Дина все-таки была права: неплохое место, обжитое людьми: едва ли не со всех сторон курятся струйки дыма из печных труб хуторов и поселочков, значит, если описанная в легенде чума действительно поразила древний город, то вирус давно бы себя проявил. А храмов мало: всего один тонкий круг Заступника на шпиле возвышался над округой, наверняка в здешней церкви всего-то и служат какой-нибудь бедный старый священник да служка, которые могут отдать Небу душу со дня на день. Что ж, строительство большого собора будет местным жителям только на пользу, и уже завтра можно отправлять вербовщиков и первые строительные бригады из столицы.
Рыжая архитекторша, скорее всего, поселится неподалеку, в доме состоятельного селюка, который сочтет за честь приютить столичную штучку и очень прилично поправит материальное положение за счет казны… Интересно, сколько будет строиться собор? Год, два, пять?
– Не больше пяти, – промолвила Дина. Видимо, Шани так задумался, что задал вопрос вслух. – Пять лет – это самый крайний срок. Но я рассчитываю на три с половиной года.
– Прекрасно, – кивнул Шани. – Похоже, весь Аальхарн будет работать на этот собор, а Бойше лопнет от натуги, пытаясь найти средства.
Дина улыбнулась и тоже спрыгнула с лошадки, которая с невероятно довольным видом немедля принялась пощипывать сир.
– Вы его не любите, – сказала она.
Шани пожал плечами.
– Небесный Заступник любит всех, девица Сур. А я только Его слабый слуга, – он сделал паузу и спросил: – Собираетесь жить здесь или приезжать из столицы?
– Посмотрим, – сказала Дина. Шани заметил, что ее парик чуть-чуть съехал набок, приоткрыв рыжие корни волос на виске, девушка проследила за его взглядом и поправила парик. – Может быть, устроюсь в одном из поселков. Сможете приезжать ко мне в гости, когда потребуется ваша инспекция.
– Обязательно, – прищурился Шани. – Благодарю за столь лестное предложение. Что ж, был тут ваш подземный город или не был, но место я одобряю. Наверно, вам уже следует паковать вещи и готовиться к переезду.
– Обязательно, – прищурился Шани. – Благодарю за столь лестное предложение. Что ж, был тут ваш подземный город или не был, но место я одобряю. Наверно, вам уже следует паковать вещи и готовиться к переезду.
Дина взглянула на него так, будто хотела о чем-то сказать и едва удержала готовые вырваться слова. Шани ободряюще ей улыбнулся: мол, давай выкладывай. А я решу, что с тобой делать после сказанного – отвести в пыточные залы или разобраться лично прямо здесь. Видимо, Дина поняла, что ничего хорошего ее не ждет, и решила припрятать строптивый нрав подальше.
– Я буду молить Заступника, чтобы все получилось, – серьезно промолвила она и направилась к своей лошади.
Глава 5 Вербовщики
Вербовщики появились в Кучках рано утром, едва только небо на восходе печально засерело, словно солнце размышляло, вставать ему или нет. На околице взбрехнули было собаки, но быстро смекнули, что лучше не связываться с этими мордастыми высоченными парнями в официальной форме инквизиции и армии, что ехали верхом и в темных повозках, покуривая трубки и перебрасываясь сальностями по поводу доступных нравов пейзанок, и умолкли, будто подавились собственным лаем.
На площади вербовщики разделились, одна группа последовала к храму, где отец Грыв уже читал утреннюю молитву к Заступнику, а вторая направилась будить сеньора – того самого, который имел обыкновение травить крестьян своими породистыми охотничьими псами. Впрочем, смелым и бравым владетельный Боох был только перед теми, кто не мог дать ему отпор, и потому, когда на пороге его спальни появилось двое инквизиторов, не на шутку перепугался и едва не принялся икать. Он было решил, что его обвинили в колдовстве и сейчас потащат в пыточный зал, где он подпишет в первую очередь отказ от имущества, а во вторую – признание во всех возможных ересях. Однако братья инквизиторы поступили иначе. Один, тощий, скуластый и чернявый, явно из южан, вольготно расселся в любимом Бооховом кресле, блаженно вытянув длинные ноги в грязных сапогах, а второй, белесый и сухощаво-стремительный, словно хищник, сунул Бооху под нос лист дорогой бумаги с массой печатей и подписей и сказал:
– Доброго утра, сударь. Указ государя.
И плюхнулся на банкетку рядом с товарищем. Боох испуганно читал указ, написанный торжественным полуунциалом: «Мы, князь всеаальхарнский, загорский и зареченский, владыка… именем и властью Заступника… храм…» Инквизиторы смотрели на сеньора так же, как энтомолог рассматривает попавшую ему в сачок бабочку и раздумывает, что с ней сделать: насадить на иглу или отпустить на волю.
– У нас будут строить новый храм? – спросил Боох.
Инквизиторы переглянулись.
– Нет, ну вроде бы грамотный человек, дворянин, – сказал чернявый своему товарищу и посмотрел на Бооха наглыми темными глазами: – Сударь! Нам бы поесть с дороги! А то всю ночь трясешься в седле, как проклятый, по этим вашим Пучкам.
– Кучкам, – поправил его второй и воззрился на сеньора не менее развязно. – Покушать бы. А потом почитаем все вместе. И вас научим, раз уж не довелось раньше научиться…
Первый ковырнул в носу и важно заявил:
– У нас и не такие читать учились. На всех языках сразу.
От вина, равно как и от знаменитой кучкинской настойки, инквизиторы отказались, а вот жареное мясо с овощами и запеченная рыба их весьма порадовали, и после сытного завтрака они сменили гнев на милость. Устроившись в библиотеке, важные гости принялись разбираться в давних списках переписи населения и отбирать тех, кого необходимо было забрать на строительство нового храма.
– Собор будет такой, какого вы нигде не встречали, и во сне не видывали, и даже предположить не могли, что такое возможно, – говорил чернявый. – Видел я краем глаза план у шеф-инквизитора, так вот это что-то невообразимое. Дело, достойное славы Заступника, не то что тот сарай, который у вас тут на площади торчит.
Боох трепетал. Он был крепким, высоким мужчиной и при желании смог бы отделать этих нахальных сопляков, не отрываясь от кружки пенного, но их одежда и осанка внушали ему подлинный страх. Они были силой, с которой следовало считаться и ни в коем случае не вступать в противодействие.
– Да они, наверно, и ведьм не сжигают, – предположил белесый, и видно было, что уж он-то, несмотря на молодые лета, уже знает толк в деле очистки земли от ведьмовства и ереси.
– Конечно, сжигаем! – возмутился Боох. – Вон третьего дня одну забили камнями, а труп сожгли.
Инквизиторы переглянулись.
– А не колдуй, зараза! – сказал чернявый. – Живи по заповедям, почитай законы и служи Заступнику со всей искренностью и пылом. И пребудет с тобой Его милость и благословение. В общем, посмотрел я ваши списки, все какие-то немощные, косые да кривые. Но с десяток отобрал. Сейчас еще у церкви посмотрим, может, и побольше заберем.
– Десяток! – воскликнул Боох. Чернявый вопросительно вскинул брови – владетельный сеньор его явно удивил. – Это много, господа. Это очень много. Вы же их не на день и не на месяц забираете. А работать кто будет?
Чернявый вздохнул. Аккуратно, одним пальцем закрыл книгу со списками жителей.
– Не для себя забираем, многоуважаемый Боох, – веско промолвил он, – а для Заступника. Во имя Его и Славу. В конце концов, если вы беспокоитесь о том, что меньше рабочих рук будут трудиться на ваших полях и доход понизится, то побеспокойтесь лучше о душе, которую так легко уронить в пропасть ереси, – чернявый подошел к Бооху вплотную, покачался с пятки на носок, оценил, что ростом как раз сеньору до плеча и раза в три тоньше. – Вы ведь не еретик, сударь?
Белесый ухмыльнулся. В цепком взгляде инквизитора Боох вдруг прочел свою будущую судьбу, и она была не слишком счастливой. Обвинение в ереси, пытки и в итоге костер, а в его прекрасном доме поселится какой-нибудь особо отличившийся охотник на ведьм. Хотя бы этот хлыщеватый южанин. Или его молчаливый товарищ.
– Что вы, ни в коем случае, – ответил Боох. – Я верный сын Небесного Заступника.
– Ну и прекрасно, – подал голос белесый. – Ваши Кучки, сударь, в превосходном состоянии. Прекрасный пример для прочих владетельных сеньоров Аальхарна. По-моему, не меньше трехсот золотых в год?
Если южанин был истинно верующим, то белесый оказался простым приземленным практиком. Боох вздохнул: слава Заступнику, похоже, дело начало переходить в практическую плоскость.
А тем временем на площади уже собирались кучкинцы. По раннему времени народ был хмур и полуодет, мужчины сворачивали самокрутки, а бабы заранее и на всякий случай стали подвывать, словно чувствовали, что ничего хорошего от облеченных властью гостей ждать не приходится. Инквизиторы переговаривались между собой, прикидывая, не забрать ли народу побольше, отец Грыв то выходил из храма на площадь, ласково глядя на поселян, то возвращался назад. Новость о строительстве храма его порадовала.
Вскоре народ на площади начал делиться сплетнями и домыслами. Уж не война ли? От соседского Амье всего можно ожидать, раз тамошний князь привечает колдунов и расплодил песьеглавцев, которых берет на армейскую службу. Особенно отстаивал тему песьеглавцев Прош, который этим утром набил в трубку особенно забористого табаку с примесью сушеного навоза для крепости.
– Да откуда взяться-то песьеглавцам! – возмутился под конец мельник. Утро было прохладным, и торчать столбом на площади неведомо почему мельнику не нравилось. – Сам ты их видел, что ли?
– Не видел, – хмуро бросил Прош. – А вот мой кум из Малых Матяшек видел. И очень уж они свирепые, эти песьеглавцы! Так глазами и зыркают, а зубы у них – цапнут, добавки не захочется.
Приключившиеся рядом бабы хором ахнули.
– Что же, дядьку Прош, народ собирают с этими страхолюдами воевать? – спросила одна из них, растрепанная и постоянно беременная Тада, которая испугалась потерять мужа Кику, взбалмошного болтуна и отъявленного пьяницу.
– Этот евойный кум видел больше, чем показывали, – мельник сплюнул и отошел, не желая слушать бредни, тем более Прош надымил своим куревом так, что дышать было совершенно невозможно.
Соседи обсуждали еще одну версию: против ведьм собирается новый круговой поход, всем выдадут освященные мечи и копья, чтобы протыкать их нечестивые сердца и срубать головы. Этот вариант нравился народу намного больше, чем война с песьеглавцами. Местный грамотей Тихий Даня, который славился по всей округе тем, что изобрел самогонный аппарат нового типа, предположил, что ищут беглого колдуна Апатеку. Колдун этот, дескать, был очень зловредным, жил в столице, где едва не извел – страшно сказать! – самого государя, а потом, когда инквизиция стала наступать ему на пятки, дал деру.
– А ты-то откуда знаешь про колдуна? – резонно спросил Прош.
Выяснилось, что вчера Даня испытывал свою самогонную машину, отчего у него приключились разнообразные видения.