Теперь все понятно.
– Значит, мне предстоит стать наживкой?
– Почему бы нет? Мы с тобой прекрасно понимаем друг друга. Вместе у нас все получится.
– То есть у нас нет выбора.
– Это то, чего мне будет не хватать, когда я уйду в отставку. В том, что касается меня, вы все снова получите возможность выбора.
Стефани улыбнулась. Да, Дэнни верен себе.
– Вообще-то, я хотел поговорить с тобой раньше, но, похоже, правильно сделал, что не стал. Зато теперь, когда Роуэн подбирается к тебе, самый момент это сделать. Он ничего не заподозрит, а если и заподозрит, то все равно, сдается мне, пойдет на риск.
– Чего именно ты от меня ждешь? Что я должна сделать?
Дэниелс показал на записку Мэдисона.
– Во-первых, найди то, что Мэдисон спрятал в Монпелье. Я не хочу, чтобы ты занималась этим сама. У тебя ведь найдется агент, которому можно доверять?
– Есть. Он сейчас в Вашингтоне, только что вернулся.
Нелл выразительно посмотрела на Дэниелса, и тот понял.
– Люк справится с таким заданием?
– Он хороший агент, Дэнни.
– Хорошо, тогда пусть займется. Но если провалит задание, пусть пеняет на себя. Я и так уже раз замолвил за него словечко. Второго раза не будет.
– Сдается мне, Люк не единственный в очереди на увольнение.
– Ты профессионал, Стефани. Ты справишься. Если не ты, то кто? И еще я хочу, чтобы ты встретилась с Роуэном и вошла к нему в доверие.
– Но почему он должен поверить мне?
– Скажи ему, что не сможешь явиться в суд. Мол, это означает конец твоей карьеры. Но ты понимаешь, зачем тебя вызвали. Никто не откликнется на такую слезную просьбу без борьбы или компромисса. Очевидно, ему что-то нужно. Поэтому спроси прямо, чего он хочет, и заключай с ним сделку.
– Вряд ли он клюнет на эту удочку.
– Еще как клюнет! Вчера вечером мы специально организовали утечку в наших каналах связи: мол, тебя скоро с треском уволят.
Стефани задумалась. Она не была политическим назначенцем. Она состоит на государственной службе, а ее непосредственный начальник – министр юстиции. Как только срок президентства Дэниелса закончится, новый президент назначит нового министра. Вряд ли ее уволят – скорее переназначат на прежний пост. Нелл уже пережила несколько президентских администраций и всякий раз думала о том, когда же удача все-таки изменит ей.
– Почему же моя должность в опасности?
– Ты прикарманиваешь деньги.
Неужели она ослышалась?
– Да-да, деньги со своего дискреционного счета. Те самые, которые получаешь для проведения тайных операций. Мне сообщили, что в твоем личном распоряжении имеются несколько миллионов долларов, которые не подлежат аудитам Главного бюджетно-контрольного управления. К сожалению, стало известно, что полмиллиона долларов не проходят ни по каким статьям.
– Откуда же такая информация?
– А вот этого я не скажу, – уклонился от ответа Дэниелс. – Но ты сообщишь Роуэну, что у тебя проблема и присланная им повестка привлечет внимание и к ней. Попроси его что-нибудь сделать, чтобы застопорить это дело.
– Почему он должен мне поверить?
– Потому что ты действительно подворовываешь денежки, и у меня есть этому доказательства.
Глава 32
Зальцбург
Салазар был готов. Он велел себе успокоиться и проявлять терпение.
– Наш следующий лот, – объявил аукционист, – первое издание Книги Мормона, выпущенное в Пальмире, штат Нью-Йорк. Отпечатано Э. Грэндином в одна тысяча восемьсот тридцатом года за счет автора. О происхождение книги можно узнать из каталога, информация подтверждена экспертами. Раритет.
Рыночная стоимость такой книги сто пятьдесят тысяч евро плюс-минус несколько тысяч. Сомнительно, что у присутствующих в зале найдется столько денег, чтобы предложить бо́льшую сумму. До этого все выставленные на торги вещи уходили за довольно скромные деньги. Впрочем, Хусепе по опыту знал: намерения коллекционеров нельзя недооценивать.
– Первоначальная цена – сто тысяч евро, – продолжил аукционист. – Предлагаю увеличить названную сумму. Кто больше?
Это было в духе «Доротеума». Обычно торги начинались с умеренной цифры. Если никто не предлагал более высокую цену, лот возвращался владельцу. Если же новая цена не называлась, то побеждала самая высокая, независимо от ее размера.
Салазар вскинул правую руку, показывая, что готов на эту сумму. Он уже сказал аукционисту, что хотел бы приобрести этот лот.
– Сто тысяч евро!
– Сто двадцать тысяч! – произнес кто-то по другую сторону прохода.
– Сто пятьдесят! – заявил новую цену Салазар.
– Сто пятьдесят тысяч евро! Кто больше?
Никто не откликнулся. Хусепе остался доволен.
– Сто шестьдесят тысяч, – раздался новый голос.
Салазар обернулся. В дальнем конце зала стоял Малоун.
– Это тот самый человек, – шепнула Кассиопея.
– Да, это он, – ответил ей Салазар.
Коттон шагнул вперед и опустился в свободное кресло.
– Новая ставка – сто шестьдесят тысяч евро! – объявил аукционист.
– Сто семьдесят! – выкрикнул Салазар.
– Двести тысяч, – предложил новую цену Малоун.
Аукционист явно удивился этой цифре. Так же как и Салазар.
– Требую, чтобы этот джентльмен подтвердил свою кредитоспособность и показал свои документы, – заявил он.
Подобное требование допускалось, особенно когда предлагаемые цены намного превышали рыночную стоимость лота. В противном случае недобросовестные владельцы и спекулянты могли поднять цену до недосягаемых высот.
– Герр Салазар требует, чтобы вы предъявили свои документы, – произнес аукционист.
***Малоун встал со стула. Он не раз бывал на аукционах и знал, что такое бывает. Коттон заранее выудил из лежавшего в Копенгагене под кроватью рюкзака удостоверение сотрудника Министерства юстиции, которое Стефани разрешила ему оставить себе. В своей прошлой жизни он редко им пользовался. Достав из кармана бумажник, Малоун продемонстрировал аукционисту корочку с золотой печатью и фотографией.
– Коттон Малоун. Министерство юстиции США. Этого достаточно?
Аукционист даже глазом не моргнул.
– Да, при условии, что вы в состоянии подтвердить свою платежеспособность.
– Уверяю вас, что в состоянии.
– Тогда продолжаем. Двести тысяч евро? Герр Салазар?
– Двести пятьдесят.
Кассиопея схватила своего спутника за руку и прошептала:
– Ты говорил мне, сколько стоит эта книга. Гораздо меньше двухсот пятидесяти тысяч!
– Обстоятельства изменились.
– Триста тысяч! – произнес Коттон.
Салазар повернулся и посмотрел на своего соперника. Да, он хотел, чтобы американец пришел сюда, даже надеялся на это. Однако никак не ожидал, что тот вступит с ним в борьбу.
– Четыреста тысяч! – объявил он, буравя Малоуна глазами.
– Четыреста пятьдесят тысяч! – парировал тот.
– Пятьсот тысяч!
В зале повисла тишина.
Салазар ждал, что последует дальше.
– Миллион евро! – предложил Малоун, сверля Салазара взглядом.
– Сюда пришел Сатана. Посмотри на него, Хусепе. Вот он сидит. Он – американский агент. Когда они начинают властвовать над земным миром, простирающим под миром небесным, наш долг – освободить от них землю. Американский континент не предназначен для такого растленного правительства, как правительство Соединенных Штатов. Пусть он выиграет. Но потом заплатит за свою победу.
Никогда раньше Хусепе не сомневался в словах ангела; не собирался он делать этого и сейчас.
Салазар повернулся к аукционисту и покачал головой.
Торги завершились.
***На глазах у Салазара Малоун заплатил кассиру сумму, в семь раз превышавшую истинную стоимость книги. Запечатанная в пластик Книга Мормона лежала на столе, в красивом деревянном ящичке. Малоун взял его в руке и быстро осмотрел.
– Неужели это стоит таких денег? – спросила, шагнув к нему, Кассиопея.
– Каждого заплаченного евро, – улыбнулся Коттон.
– Ты подлый человек.
Американец пожал плечами.
– Меня называли и хуже.
– Ты пожалеешь о том, что сделал, – сказала ему Кассиопея.
– Это угроза, мадам? – удивленно посмотрел на нее Малоун.
– Воспринимай мои слова как обещание.
Коттон усмехнулся и, положив книгу обратно в ящик, закрыл крышку.
– Принимаю как обещание. А теперь извините меня, мне нужно идти.
***– Знай, что в мире для тебя существует немало сокровищ, – сказал Салазару ангел. – Не переживай, что потерял это. Но и не позволяй врагу легко уйти от тебя.
После торгов аукционный дом устраивал прием, на котором Хусепе планировал побывать.
Увы, желание пропало. Шагая по террасам замка, мимо ресторана, в котором было полно вечерних посетителей, они с Кассиопеей спустились на нижнюю площадку, к фуникулеру. Хусепе указал на восток: там сверкали огнями улицы вылизанных до блеска окраин Зальцбурга.
– Там находится штаб-квартира местной общины. Мне нужно позвонить туда и, прежде чем нам уехать из города, договориться о встрече.
– Это можно сделать и завтра, – предложила Кассиопея.
Они вошли в кабину фуникулера. Там уже стоял Коттон Малоун. Внутри было тесно, но в кабину втиснулись еще несколько человек. Двери закрылись, и вагончик поплыл вниз. В течение минуты, пока фуникулер спускался вниз. Салазар смотрел в окно прямо перед собой.
Спуск окончился, и они вышли на улицу. Малоун прошагал мимо них и направился дальше.
Оба данита ждали там, где им было приказано находиться.
– Может, пройдемся по улицам старого города? – предложил испанец, обращаясь к Кассиопее. – Зачем нам торопиться в отель? Сегодня прекрасный вечер.
– Согласна.
– Одну минутку. Я только поговорю с коллегами. Я просил их быть здесь, чтобы они забрали мою, увы, несостоявшуюся покупку.
Салазар отошел в сторонку, к своим людям, и, встав к Кассиопее спиной, спросил:
– Надеюсь, вы видели Малоуна?
Оба данита кивнули.
– Схватите его. Позвоните мне, когда он будет у вас в руках. И отберите у него деревянный ящик.
Часть третья
Глава 33
Вашингтон, округ Колумбия
13.00
Люк не был дома уже несколько недель. Он снимал квартиру в увитом плющом кирпичном доме по соседству с Джорджтауном. Дом был полон жильцов, которым было уже хорошо за семьдесят. Люку нравились царившие здесь тишина и покой, а главным было то, что никто не совал нос в чужие дела. В этой квартире он каждый месяц, в перерывах между заданиями, проводил по нескольку дней, предаваясь ничегонеделанию, как того требовала от агентов из отряда «Магеллан» Стефани Нелл.
Он родился и вырос в небольшом городке в штате Теннесси. Его отец и дядя были там видными фигурами, особенно дядя, который работал в местных представительствах политических организаций, а перед тем как стать президентом, побывал в губернаторском кресле. Что касается отца, тот умер, когда Люку было всего семнадцать. Его унес рак, всего через восемнадцать дней после того, как был поставлен диагноз. Для них всех это был сокрушительный удар. Люк и его три брата ни на миг не отходили от отца в течение всех этих дней. Мать тяжело переживала кончину мужа. Они с отцом столько лет прожили рядом! Муж значил для нее все на свете, как вдруг его не стало.
Чтобы как-то приободрить ее, Люк звонил ей каждое воскресенье. Не пропустил ни одного звонка, даже когда бывал на задании.
Даже если для матери это была уже глубокая ночь, он все равно звонил. Отец всегда говорил, что самый разумный поступок в его жизни – это женитьба, или, как он выражался, даже слепой, кидаясь печеньками, иногда попадает в цель.
Оба родителя – и отец, и мать – были южными баптистами. Истово верующие люди, они и сыновей своих назвали в честь книг Нового Завета. Двое старших звались Мэтью (Матфей) и Марк, младший брат, соответственно, носил имя Джон (Иоанн). Сам Люк был третьим по счету и потому был назван в честь евангелиста Луки.
Нет, ему никогда не забыть свой последний разговор с отцом.
– Сегодня вечером или завтра утром меня не станет. Мои часы сочтены. Я это чувствую. Но я хочу сказать тебе одну вещь. Я хочу, чтобы ты что-то сделал со своей жизнью. Договорились? Что-то хорошее. Выбери что-то такое, что работает. Это может быть что угодно. Мне все равно; главное, чтобы ты хорошо делал свое дело.
Люк до сих пор ощущал в своей руке чуть потную отцовскую ладонь, когда они с ним обменялись последним рукопожатием. Все четыре брата были близки с отцом. Так что Люк точно знал, что тот хотел сказать ему. Школьные уроки не вызывали у него интереса. Оценки он получал низкие, с трудом переходя из класса в класс. Учеба в колледже ему не светила. Кое-как получив аттестат, он тотчас же подал заявление и был принят в школу рейнджеров. Это были самые тяжкие два месяца в его жизни.
Не для слабых и малодушных – именно так было написано в пособии, которое им там выдали. Это еще мягко сказано, если учесть, что отсев составлял более пятидесяти процентов. Но Люк не сломался, прошел эту суровую школу и по окончании получил лейтенантские лычки. В конечном итоге он побывал в самых горячих точках планеты, дважды был ранен и не раз удостаивался похвалы начальства. Отец наверняка был бы горд.
А затем ему предложили работу в отряде «Магеллан». Он согласился, хотя риск возрос в десятки раз.
И вот теперь ему тридцать лет. Утрата отца по-прежнему болью отзывалась в его сердце. Настоящие мужчины не плачут. Чушь. Еще как плачут! Настоящие мужчины выплакивают глаза, как он и его братья тринадцать лет назад, глядя, как человек, которого они боготворили, проживал последние мгновения жизни.
Стук в дверь вывел Люка из задумчивости.
Как оказалось, он просидел в тишине около получаса, пытаясь сбросить с себя усталость перелета и вновь начать жить по Восточному времени. Люк встал и открыл дверь. На пороге стояла Стефани Нелл. Он даже не предполагал, что ей известен его адрес.
– Нам надо поговорить, – сказала она. – Мне можно войти?
Не дожидаясь его согласия, начальница шагнула внутрь и обвела взглядом убранство квартиры.
– Я предполагала увидеть нечто другое, – призналась она.
Люк гордился своим жилищем. Бо́льшая часть мебели досталась ему от прежних владельцев, но кое-что он выбрал сам. Это была типично мужская берлога, хотя это и не сразу бросалось в глаза. Деревянная мебель. Приглушенные тона. Много зелени, искусственной, но смотрелась она как настоящая. Вопреки тому, что думали люди, Люк обожал порядок.
– А ты ожидала увидеть комнатушку из университетской общаги?
– Не знаю, но квартира и впрямь хороша.
– Мне тоже здесь нравится. По крайней мере, в те редкие дни, когда я в ней бываю.
Стефани застыла как вкопанная.
– Вы с Коттоном расстались нормально?
– Он едва не убил меня. Выстрелил в Кирка, и пуля пролетела рядом с моим ухом.
– Не думаю, что ты чем-то рисковал. Коттон прекрасно владеет оружием.
– Возможно. Но я рад, что от него избавился. Надоело его нытье.
– Благодаря его нытью он удостоился всех наших наград, хотя потом сам отказался от них.
– Когда это было! Его время давно прошло. Он завязал. И знаешь что я тебе скажу? Я заметил, что ему было совсем не по нутру, когда его девушка поцеловала Салазара. Он был готов лопнуть от злости, хотя и пытался не подавать вида. Впрочем, я его за это не виню, хотя и сделал то, что ты мне велела. То есть попытался удержать его интерес. После чего скормил ему информацию об Отцах-Основателях и конституции. К сожалению, он не клюнул на эту удочку и отказался слинять из кадра.
– Он в Зальцбурге.
Люка это известие слегка ошарашило.
– Ты считаешь, что это правильно?
– Коттон – профессионал. Он сделает все как надо.
– Ну, если ты так говоришь… Но лично я считаю, что в данный момент с головой у него не всё в порядке.
– Я только что от твоего дяди.
– И как же поживает наш дорогой Дэнни? Если не ошибаюсь, мы с ним не общались с того времени, как умер мой отец.
– Он озабочен, – коротко ответила Стефани и, немного помолчав, добавила: – Меня вот-вот уволят.
– Неужели? И что такого ты натворила?
– Похоже, что из меня сделали воровку. Вся эта история сфабрикована ради Таддеуса Роуэна. Думаю, тебе будет полезно узнать кое-какую информацию. Так что прошу меня выслушать.
Стефани симпатизировала Люку, несмотря на его необузданный нрав. И даже по-своему ему завидовала. Как это, однако, прекрасно, когда вся твоя жизнь еще впереди! Она тоже когда-то была молодой и горела желанием использовать каждую шедшую к ней в руки возможность. Иногда это у нее получалось, некоторые же возможности ускользали от нее. Она более часа просидела в столовой принадлежащего вице-президенту особняка, пока Дэнни Дэниелс просвещал ее на тему последних событий.
Таддеус Роуэн задумал вывести штат из состава США. Он вознамерился разрушить Союз и тем самым уничтожить страну.
В другой момент Стефани отмахнулась бы от этих утверждений как от ерунды. Увы, у Роуэна имелся конкретный план с конкретными целями, и все они – благодаря Джеймсу Мэдисону, Аврааму Линкольну и Бригаму Янгу – были вполне достижимы. Стефани не могла – да и не хотела – посвящать Люка во все подробности. Впрочем, сказанного было достаточно, чтобы он мог сделать свою работу.
– Ты отправишься в Монпелье и заглянешь в тот самый ледник, – сказала она. – Мне интересно, что там такое может быть.
Люк подошел к служебному ноутбуку и, пробежав пальцами по клавиатуре, поводил по экрану курсором. Еще пара кликов, и он уже был на сайте Montpelier.org.
– Яма была выкопана в начале девятнадцатого века, – доложил он. – Двадцать три фута в глубину, стены выложены кирпичом. Примерно в десятом году Мэдисон построил над ней храм. Не представляю, какие там могут быть секреты. За эти годы ее излазили вдоль и поперек.