Тишину нарушил еле слышный стук в дверь. Что ж, он надеялся, что она к нему придет. Малоун встал с постели и открыл дверь. Кассиопея вошла внутрь.
– Стефани подсказала мне, где тебя искать, – произнесла она. – В данный момент я недовольна ни ею, ни тобой.
– Рад тебя видеть.
– Что ты здесь делаешь?
Малоун пожал плечами.
– Мне было нечем заняться. Вот я и решил приехать и посмотреть, какие у тебя планы. – Было заметно, что она не в настроении шутить; впрочем, и он тоже. – Смотрю, ты далеко ушла от замка.
– Я понимаю, что солгала тебе. Но так было нужно.
– Пожалуй.
– Как это понимать?
– Как хочешь, так и понимай.
– Я сильно рискую, придя к тебе, – сказала Кассиопея. – Но я думала, мы сможем поговорить.
Коттон сел на край кровати. Она осталась стоять.
– Зачем ты купил эту книгу?
– Мне так велел президент США. – Ага, похоже, она не в курсе того, что в этом деле замешан Дэниелс. – Неужели Стефани умолчала об этом?.. Что ж, привыкай. Тебе будут говорить лишь то, что сочтут нужным.
Кассиопею было не узнать. Чужое лицо. Бегающий взгляд. Равнодушный голос.
– Что тебе от меня нужно? – спросил он, что называется, в лоб.
– Мне казалось, что я пыталась обелить имя одного старого друга. Теперь я совсем не уверена в этом.
Похоже, пора раскрыть карты.
– Он не просто старый друг?
– Он был моей первой любовью. Мы собирались пожениться. Наши родители тоже на это надеялись. Но я порвала с ним отношения.
– Ты никогда об этом не говорила. Как и о том, что ты мормонка.
– Мне казалось, что нас с тобой это никак не касается. Да, мои родители были мормоны, и я тоже воспитывалась в этой вере. Но как только родителей не стало, я порвала с их религией. Что касается Хусепе…
Интересно, что она услышала из их разговора с Салазаром в катакомбах?
– Как долго ты стояла снаружи часовни?
Ее взгляд остался холодным.
– Недолго.
– То есть ты не слышала, как он признался, что убил нашего агента?
– Нет, не слышала. Но это все равно ложь. То же самое мне сказала Стефани.
У Малоуна перед глазами тотчас возникла картина: Кассиопея целует Салазара.
– А почему ты считаешь, что это ложь?
– Потому что ты ревнуешь. Я заметила это еще в ресторане.
– Я не ребенок, Кассиопея. Я на задании. Я делаю порученное мне дело. Проснись и начни делать то же самое.
– Иди к черту!
Малоуна наконец прорвало.
– Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что фанатики Салазара делают грязную работу? Именно этим и занимались те двое на кладбище.
– Коттон, не лезь не в свое дело. Я все улажу сама.
– Скажи это Стефани.
– То, что ты сделал сегодня вечером, – непростительная глупость. К счастью, все обернулось в мою пользу. Я смогла получить дополнительные очки в данной ситуации. Он уже проникся ко мне доверием.
Ярости Малоуна не было предела.
– Твой Хусепе Салазар – убийца!
Кассиопея сверкнула глазами.
– И какие у тебя есть доказательства?
– Я видел труп.
Похоже, его слова возымели воздействие.
– Я должна выяснить, что происходит, – сказала она. – Правда, сделаю это по-своему.
– Я был там, – произнес Коттон. – Прошлым вечером. То, как вы целовались, – это не притворство. – Было видно, что его слова застали ее врасплох. – Какую еще информацию ты не получила от Стефани?
– Ты сам не знаешь, что видел. Даже я не знаю, что это было.
– Что я и хотел сказать.
Да, у них были сложные отношения. С этой женщиной он прошел путь от врага до любовника. Они многое пережили, между ними возникла связь, возникло доверие. По крайней мере, он так считал. В данный же момент их как будто разделяла целая вселенная. Перед ним стоял совершенно чужой человек.
И это было ему неприятно.
– Послушай, ты отлично сделал свое дело. Теперь отдыхай, я все доделаю сама.
– Я сам справлюсь. Без тебя. Самостоятельно.
Малоун постарался взять себя в руки и еще раз воззвал к ее разуму:
– Этот твой старый друг замешан в большой афере, к которой причастен сам президент США. Наш агент мертв, хочется тебе в это верить или нет. Двое из его людей тоже мертвы. Их убил я. Думаю, Кассиопея, тебе стоит придерживаться правил. – Малоун выдержал паузу. – Или выйти из игры.
– Нет, ты все-таки осёл.
– Это я не нарочно.
– Тебе следует вернуться домой.
Кассиопея повернулась к двери. Коттон даже не шелохнулся.
Она не проявила к нему никаких чувств – ни на миг. Ни улыбки. Ни радости. Ничего. Ее лицо напоминало холодную каменную маску. Малоун пожалел, что попытался надавить на нее. Но ведь кто-то же должен.
Кассиопея уже стояла в дверях. Коттон не хотел, чтобы она уходила.
– Ты бы пристрелила меня? – спросил он.
Это скорее был риторический вопрос, на который он не ждал ответа.
Женщина обернулась и пристально посмотрела на него. Взгляд ее был тверд как гранит, лицо – каменная маска.
Затем она открыла дверь и вышла вон.
***Салазар стоял на коленях на полу своего номера. Стоять на жестких досках было больно, и эта боль напоминала ему про невзгоды, которые приходилось терпеть пионерам во время их странствований по Западу. Каким только гонениям и преследованиям ни подвергались они, прежде чем обрели свободу и безопасность в Солт-Лейк-Сити! «Святые» обязаны вечно помнить об их самопожертвовании. Ибо сегодня они существуют лишь благодаря мужеству тех отважных мужчин и женщин, что вынесли все тяготы странствий, причем многие тысячи умерли, так и не дойдя до обетованной земли.
– Наши заповеди были не совместимы с общественными, религиозными и этическими заповедями наших соседей, – сказал ему ангел.
Призрак парил в дальнем конце комнаты внутри сияющего гало. Когда явился вестник, Салазар молился, перед тем как отойти ко сну. Что, если Малоун все-таки прав? Что, если их поступки – то, что Кассиопея украла книгу, а он взял ее себе – не что иное, как грех?
– Знай, что сие есть истина, Хусепе. Некий аристократ владел наделом земли. Однажды ночью к нему пришел враг, который порушил его живую изгородь, срубил его оливковую рощу, разрушил мастерские. Его слуги в страхе бежали. Хозяин виноградника сказал своим слугам: идите и соберите оставшихся, возьмите с собой тех, кто может держать оружие, – это мои воины; после чего ступайте и отберите у врага мой виноградник, ибо он принадлежит мне. Разрушьте их башню, разгоните их дозорных. И если они пойдут на вас, отомстите за меня моим врагам. Постепенно я соберу своих людей и верну себе эту землю.
Салазар выслушал притчу и понял ее смысл.
– То, что было сделано, было необходимо. Вернуть Сион можно только силой. Именно поэтому Небесный Отец дал своему народу того, кто поведет его за собой, подобно тому, как Моисей вывел детей Израилевых из Египта. Ибо вы тоже дети Израилевы и семя Авраама и вас надлежит вывести из рабства силой протянутой руки.
– Мои слуги собраны и готовы к битве.
– Любая победа и слава достается лишь упорством, верой и молитвой.
И он начал молиться еще истовее, после чего сказал ангелу:
– В разговоре с Малоуном я позволил гневу взять надо мной верх. Он похвалялся передо мною тем, что убил моих людей. В пику ему я тоже начал бахвалиться и сказал больше, чем было нужно.
– Не кори себя. Этого человека ждет вечная тьма. Твоей же наградой будет вечный свет. Книга в наших руках. Неверные не имеют на нее никакого права. Он же сделал это, чтобы причинить тебе вред.
Ему следовало воздать Малоуну за его грехи, но ему помешала Кассиопея. Интересно, она полностью слышала их с Малоуном разговор?
– Это неважно, – сказал ангел. – Она – отпрыск племени Сиона, и у вас общие цели. Будь ей отвратительно то, что нужно было сделать, она никогда не вмешалась бы в ваш разговор.
Что ж, звучит вполне убедительно.
– Она – твой союзник. Отнесись к ней как к союзнику.
Салазар посмотрел на призрака и, набравшись храбрости, спросил у него то, о чем раньше не решался спросить:
– Ты Мороний?
Ничто не существовало бы, если б не Мороний. Он жил на земле примерно в IV веке нашей эры и стал тем пророком, что закопал в землю историю своего народа, начертанную на золотых скрижалях. Спустя столетия он явился Джозефу Смиту и повел его туда, где были захоронены эти скрижали. Движимый божественным вдохновением и с помощью Морония, Пророк Джозеф перевел эти таблички и опубликовал их под названием «Книга Мормона».
– Я не Мороний, – сказал ангел.
Салазар был потрясен. Он был твердо уверен, что к нему явился Мороний.
– Тогда кто ты такой?
– Ты когда-нибудь задумывался по поводу своего имени?
Что за странный вопрос?
– Мое имя Хусепе Салазар.
– Твое личное имя древнее и происходит из еврейского языка. Фамилию же ты унаследовал от твоего отца-баска.
Это он тоже знал. Его фамилия происходила от названия средневекового города в Кастилии. Их благородное семейство сделало его своим.
Салазар был потрясен. Он был твердо уверен, что к нему явился Мороний.
– Тогда кто ты такой?
– Ты когда-нибудь задумывался по поводу своего имени?
Что за странный вопрос?
– Мое имя Хусепе Салазар.
– Твое личное имя древнее и происходит из еврейского языка. Фамилию же ты унаследовал от твоего отца-баска.
Это он тоже знал. Его фамилия происходила от названия средневекового города в Кастилии. Их благородное семейство сделало его своим.
– Ты – Хусепе. Что по-английски – Джозеф. Джозеф Салазар. Как у Пророка Джозефа Смита. У вас с ним одинаковые инициалы: Дж. С.
Он давно уже заметил это совпадение, хотя и не придавал ему значения. Отец нарочно выбрал ему это имя, в честь Пророка.
– Я – Джозеф Смит.
Хусепе не знал, что на это сказать.
– Я здесь для того, чтобы помочь тебе в битве, что ждет тебя впереди. Вместе мы восстановим свободу Сиона. Знай, Хусепе, Небесный Отец пообещал, что до того, как уйдет живущее ныне поколение, мы победим неверных и выполним все Его заветы. Все сбудется. Старейшина Роуэн поведет за собой Церковь, и ты будешь с ним рядом.
Салазар ощутил себя недостойным столь высокой миссии. Глаза его наполнились слезами. Как ни пытался он их побороть, все равно не смог. В конце концов он позволил эмоциям взять над собой верх и с рыданиями распростерся на полу.
– Плачь, Хусепе, плачь за всех, что отдали жизнь за наше дело, в том числе и я.
Салазар поднял глаза на призрака.
В тот день в июне 1844 года, когда его по сфабрикованному обвинению заточили в Иллинойсе в тюрьму, Смиту было всего тридцать восемь. На них с братом напала толпа бесчинствующих молодчиков. Оба, Джозеф и его брат Хайрам, пали жертвой пуль.
– Я шел, как агнец на заклание. Но я был спокоен, как летнее утро. Моя совесть была чиста, я ничем не оскорбил ни Бога, ни людей. Меня убили, но я умер с чистым сердцем. Потом обо мне говорили, что я пал жертвой хладнокровного убийства.
Да, тоже верно.
И все же взгляд смотревших на Хусепе глаз впервые был полон некоей пугающей силы.
– Моя кровь вопиет об отмщении.
Хусепе точно знал, что сказать в ответ.
– И ты его получишь. Это я тебе обещаю.
Глава 40
Округ Ориндж, Вирджиния
Пятница, 10 октября
01.00
Люк вернулся в Монпелье. Его ужин с Кэти продлился три часа. Она отвезла его в симпатичный придорожный ресторанчик к северу от города, где они выпили пива и поклевали половинку сносно зажаренного цыпленка. Кэти была просто лапочка. Люк пожалел, что вечером его ждут другие дела. Похоже, она питала слабость к военным. В ресторанчик они приехали каждый в своей машине, поэтому после ужина Кэти на своей вернулась домой. Он же покатил назад в поместье, предварительно сунув себе в карман бумажку с ее телефонным номером и адресом электронной почты.
Потом он еще целых три часа просидел в своем «Мустанге», припаркованном среди деревьев позади особняка. Отсюда до храма было еще несколько сот метров. Вокруг ни огонька, за исключением фонаря перед входом в дом, – его свет тускло мерцал сквозь ветки деревьев. Никакой охраны на территории поместья он не заметил. Вокруг царили тишина и покой.
У себя дома Люк досконально изучил изображения храма, а дневная экскурсия подтвердила правоту его догадок. Он захватил с собой моток крепкой веревки длиной в пятьдесят футов, фонарик, перчатки и ломик. Короче говоря, все, что может понадобиться вору-взломщику.
Затем Люк вышел из машины, достал из багажника инструменты и бесшумно опустил его крышку.
Путь через лес занял у него десять минут. Ночь была беззвездной и безлунной, небо подернуто облаками. Вскоре он различил очертания храма. Похрустывая сухой травой, поднялся на возвышение и шагнул на бетонную площадку.
Лес как будто замер в безмолвии – в отличие от его дома, где всю ночь напролет стрекотали сверчки и квакали лягушки. Иногда Люк скучал по дому. После смерти отца все изменилось. Нет, он правильно поступил, пойдя служить в армию. Он получил возможность не только увидеть мир, но и сделать карьеру. Теперь Люк – агент Министерства юстиции Соединенных Штатов. Его мать была горда за него, когда он сказал ей о своем повышении, так же как и братья. И пусть у него нет ни университетского диплома, ни профессиональной лицензии, ни патентов, ни клиентов, ни студентов. Но, черт побери, он все равно кое-чего достиг в этой жизни.
Отложив в сторону фонарик и веревку, Люк принялся работать ломиком по периметру люка в центре бетонной площадки. Известка крошилась даже при минимальном усилии, и вскоре он уже мог протиснуть в образовавшийся зазор плоский конец ломика. Еще пара движений, и один край приподнялся. Люк надавил еще несколько раз. Его усилия не пропали даром – в бетонном полу образовалось отверстие достаточной ширины, чтобы в него можно было пролезть.
Положив бетонный квадрат рядом с входом, он привязал к одной из колонн веревку и проверил на крепость – выдержит ли. Похоже, что выдержит.
Забросив свободный конец в отверстие, Люк на всякий случай еще разок огляделся по сторонам. Ни души.
Сунув в отверстие фонарик, он включил красный свет и поводил лучом. Темнота внизу растворилась, и агент сумел рассмотреть кирпичные стены, а на тридцатифутовой глубине – кирпичный пол.
Как Люк и предполагал, первые десять футов он скользил по веревке вниз, затем та качнулась, и его ноги уперлись в стену. После чего спуститься вниз уже не составило труда. То же самое будет, когда он станет выбираться наверх. Слава богу, его плечевой пояс и руки накачаны так, как надо. Так что вылезти наверх будет несложно.
Люк выключил фонарик и сунул его в карман джинсов, после чего надел кожаные перчатки и заскользил вниз.
Он невольно задался вопросом, сколько сил и труда было положено двести лет назад, чтобы выкопать эту яму, имея в своем распоряжении лишь кирки да лопаты. Разумеется, у Мэдисона были рабы – около сотни, по словам Кэти, – так что в рабочей силе недостатка не было. И все же труд, затраченный на рытье столь грандиозного котлована, не мог не поражать воображение.
Наконец Люк нащупал ногами стену и, переставляя их, спустился на самое дно.
Он запрокинул голову вверх и постарался представить, как здесь было двести лет назад. Какое же громадное количество льда складывали сюда в зимнее время! Озеро, которым он любовался сегодня днем, наверняка каждый год промерзало. После чего рабы вырезали ледяные блоки, тащили их к яме, укладывали на дно и закрывали слоем соломы. Некое количество льда не успевало растаять до следующей зимы, когда процесс повторялся заново.
Люк читал на сайте Монпелье, что одним из самых любимых лакомств Мэдисона было мороженое. Его жена, Долли, якобы способствовала популярности этого десерта, угощая гостей мороженым на балу по случаю второй инаугурации своего супруга.
Он снова включил фонарик и поводил лучом. Красный лучик был слабый и светил лишь на короткое расстояние. Остальная часть ямы была по-прежнему погружена в полутьму. Люк рискнул переключить фонарик на белый свет. Сколько же здесь кирпичей! Не иначе как несколько тысяч. За двести лет они порядком поблекли, утратили прежний цвет и поросли желтым мхом, который теперь торчал из всех соединений и трещин.
Впрочем, это вполне естественно, учитывая пористую землю и возраст самой ямы. Не считая мха, стены в целом были чистыми. Чему, безусловно, способствовало то, что яма стояла запечатанной.
Внезапно луч что-то высветил. Люк поводил фонариком и увидел на стене лицо. Очертания были смутными, но ошибки быть не могло.
Агент шагнул ближе и, вглядываясь в полутьму, посмотрел вверх.
– Черт, здесь что-то написано, – прошептал он.
XIII…
Он принялся медленно высвечивать их, одну за другой. С каждой минутой появлялись все новые и новые.
XIX. LXX. XV. LIX. XCIX.
Латыни Люк не знал, однако понял, что перед ним римские цифры. Этому его научил Супербоул[7]. У него не было ответа на вопрос, почему Национальная футбольная лига предпочитала эти палочки и крючки старым добрым арабским цифрам. Может, так им казалось круче?
Снова окинув взглядом подвал, он заметил еще несколько, причем одинаковых. И быстро насчитал пять LXX и восемь XV. Ему тотчас вспомнилось то, что Стефани показывала ему в записке Мэдисона. В самом низу было нацарапано IV. Он пригляделся и вновь обвел лучом фонарика цилиндрические стены.
Ага, вот она, эта римская четверка… В самом верху, футах в шести ниже лаза.
Люк решил проверить верность своей догадки. Поводив по стене фонариком, он нигде не обнаружил дубликата этой четверки.
Что ж, похоже, он прав.
Для дальнейших исследований ему понадобится ломик. Но тот лежал наверху, на земле. Люк выключил фонарик, схватился за веревку и принялся карабкаться вверх. Добравшись до верха, он уже был готов вылезти из лаза и забрать ломик, как что-то привлекло его внимание.