В очередной раз посмотрел на Ольгин столик, автоматически отметил, что вместе с ней сидит лишь Андрей. Куда делись Константин с женой? Он обвел глазами зал, но их не заметил.
Нетрезво покачиваясь, Андрей поднялся, вновь назойливо стал приглашать соседку на танец. Уступив исступленному желанию, Глеб решительно бросился ему наперерез. Отодвинул плечом, проигнорировал раздосадованное лицо парня. Не ожидая ответа, потянул Ольгу за руку. Девушка посмотрела в его темное лицо, испуганно отказалась, но он, не слушая, поднял ее со стула и увел на площадку. Она неохотно приняла его руку, стараясь держаться как можно дальше, плавно заскользила по паркету в такт его шагам.
– Я не заметил, куда ушли Пепеляевы.
Она нейтрально объяснила:
– Им позвонили соседи снизу. Похоже, в доме очередной прорыв и сверху хлещет горячая вода. Говорят, уже залило всю квартиру… Дом-то старый. Хорошо, что Костя на машине…
Глеб хотел выяснить, какое отношение она имеет к Константину и откуда так хорошо знает, где и как он живет, но тут Андрей, от выпитого развязный более чем обычно и до крайности возмущенный тем, что босс из-под носа увел девушку, которую он уже считал своей, ловко вклинился между ними и разбил пару. Глеб взбешенно посмотрел на нахала, чувствуя, как к горлу подступает желчь и пальцы сами сжимаются в кулаки, но тот, не обращая внимания на ожесточенные гримасы шефа, панибратски ему подмигнул, вызвав новый приступ негодования.
Спотыкаясь на каждом шагу и тяжело наступая девушке на ноги, Андрей увлек ее в фойе, прижал в полутемном углу к стене и стал бесцеремонно целовать мокрым слюнявым ртом. От него противно воняло смесью водки и пива. Олю затошнило от мерзкого запаха.
Глеб вышел следом, с колотящимся сердцем уставился на крепко переплетенную парочку. Опять эта шалава демонстрирует, что готова уступить любому, но только не ему!
Ольга уже собиралась применить к нахалу парочку болезненных, но достаточно эффектных приемов, как вдруг его оторвали от нее сильные руки и безжалостным ударом отправили отдохнуть на кожаный диванчик, стоявший у противоположной стены. Она с благодарностью взглянула на освободителя и хотела искренне его поблагодарить, но не успела. Глеб, глядя на нее негодующим взглядом, громко произнес:
– Что, нашла очередного хахаля на одну ночь? Только не обольщайся, денег у него немного! Да и ублажить тебя он вряд ли сможет, в таком-то состоянии! – Он насмешливо кивнул на парня, скорчившегося на маленьком диванчике. – Не того выбрала, дорогуша! – И с горечью бросил, с силой сжав ее руку: – Капризная шлюшка! Видеть тебя больше не хочу! Никогда!
Глеб хотел добавить что-то такое же пренебрежительно-уничижительное, но, увидев помертвевшее лицо и застывшие, полные обиды глаза, замолк. Девушка помедлила, будто собиралась что-то возразить, но, посмотрев за его плечо, выдернула руку и молча выбежала из кафе. Глеб повернулся, увидел ошарашенно-возбужден-ное лицо Людмилы Викентьевны, явно слышавшей его обличительные речи. За ней толпились другие, не скрывающие изумленного неодобрения. Он скривился и тоже вышел на улицу, смутно надеясь увидеть девушку. Но ее уже не было. На душе стало муторно.
Сел в машину, выехал на дорогу, медленно поехал домой. Перед глазами мерцало ее огорченное лицо. Не выдержав его укора, развернулся и погнал к Липовому переулку. Позвонил в дверь. Никто не открыл. Видимо, она еще не успела прийти домой. Глеб подогнал машину так, чтобы перекрыть дорогу к двери, и приготовился ждать. Темные проемы маленьких окошек смотрели неприветливо, как на чужого.
Ночь становилась все гуще, а Ольга так и не появилась. Он заволновался, не случилось ли что. Но, вспомнив о ее роде занятий, понял, что она просто подцепила нового хахаля. Может быть, даже вернулась в ресторан и ушла с Андреем. Душа то горела, как в аду, то стыла от полярного холода. Давно надо было уехать, но он упорно сидел, выжидая невесть чего и не зная, что делать. Весь его предыдущий жизненный опыт оказался бесполезным.
Как справиться с болью, которая так терзает сердце? Если бы он мог ее забыть… Но попыток была уйма, а результат нулевой. Занялась безнадежная заря, доказывая, что в Ольгиной жизни ему места нет. Встало солнце, высвечивая все вокруг слишком ярким, жестким светом. Он внезапно решил, что все равно не отступится. Извинится за свои злые слова и снова предложит ей жить вместе. Если придется, заставит. Не дело это – такой девушке жить в таком месте и заниматься такими делами. Он сделает все, чтобы она поняла, что с ним ей лучше, чем со всеми остальными…
Когда часы показали без двадцати девять, неверными руками завел машину, выехал на трассу, помчался на работу.
…Выйдя из ресторана, Ольга быстро пошла к остановке, прячась в тени высоких лип. Она ничего не чувствовала. Боль оказалась так сильна, что вызвала шок. Слишком спокойно думалось: ну и хорошо, что все так закончилось. Она прекрасно знала, что так и будет. Что можно хорошего ждать от человека, который навыдумывал о ней столько дурного?
В автобусе встала у выхода, чтобы никто не заметил ее наполненных слезами глаз. Тупо смотрела в окно, стараясь ни о чем не думать. Где-то тоненько затенькал сотовый телефон. Она вяло подумала: кто так долго не берет трубку? Телефон замолк, но тут же запиликал снова. Окружающие люди стали вопросительно поворачиваться в ее сторону. Только тогда она догадалась, что звуки доносятся из ее сумочки. Вытащила телефон, быстро ответила. Звонили с работы – сослуживице не с кем было оставить больного ребенка, она просила подменить ее в ночную смену. Оля согласилась, работа хорошо отвлекала от нерадостных мыслей. Доехала до станции скорой помощи, переоделась в привычную зеленую форму, отправилась на вызов.
Утром, сдав смену, пришла домой, чувствуя себя совершенно измотанной, раскрыв окно, чтобы было не так жарко, упала на маленький диван.
Глава 7
Телефонный звонок застал Пепеляевых во время танца, когда Ирина с удовольствием наблюдала за танцующими рядом Глебом и Ольгой, радуясь успеху своего предприятия. В панике звонили соседи снизу, на них из квартиры Пепеляевых лилась горячая вода. Когда Константин с Ириной, запыхавшись, вбежали в подъезд, соседи уже ждали – оказалось, что прорвало трубу между этажами и горячей водой залило три этажа.
Открыв двери своей квартиры, Костя застыл, не в силах пройти внутрь. Весь недавний ремонт пошел насмарку: влажные обои целыми полосами плавно скользили с отсыревших стен на мокрый пол, от ковров шел мерзкий запах плавящейся синтетики и грязной шерсти, на потолке корежилась дорогая водостойкая плитка, не перенесшая восьмидесятиградусной температуры.
Ирина взглянула на потерянное лицо мужа и сурово прикрикнула:
– Хватит переживать! Страдать и убытки подсчитывать будем потом! Сейчас некогда! Займись-ка делом!
Встрепенувшись, он скинул дорогой выходной костюм, натянул старые джинсы и так, босиком, с голым торсом, включился в работу.
Всю оставшуюся ночь приводили в порядок пострадавшую квартиру. Затерли полы, вынесли в мусорные баки отвалившиеся обои, вытащили сушить на балкон ковры (хорошо, что лето, а не зима!), открыли окна и балконные двери, чтобы проветрить помещение. Посмотрев друг на друга, потерянно захихикали. Лица у обоих были красные, по коже струился соленый пот. Руки скорежились, как клешни у вареных раков, босые ноги напоминали зрелую свеклу. Этакий животно-растительный гибрид. Убито прошли по разгромленной квартире, жалея свои труды и думая, где раздобыть денег на ремонт.
Решив, что на сегодня сделано все, что можно, Константин направился в ванную, стаскивая по дороге джинсы, но Ирина с воплем:
– Я слабая женщина, мне нужно уступать! – кинулась вперед.
Он и не подумал выполнить ее узурпаторское требование.
– Мне завтра с утра на работу, а тебе нет!
Она насмешливо уточнила:
– Завтра? А на часы ты смотрел?
Тупо взглянув на будильник, он поразился. Четыре часа утра!
– Тем более! Я быстро! – Константин посмотрел на нахмуренные брови Ирины, предложил компромиссный вариант: – Ладно, давай вместе!
Она поморщилась, но согласилась. Впервые в жизни, натирая гелем для душа голое тело жены, Костя был не в состоянии даже подумать о милых сердцу вольностях, лишь легонько шлепнул ее пониже спины, когда она, согнувшись, осторожно вылезала из ванны.
Подремать довелось каких-то несчастных пару часиков. С трудом разлепив глаза в семь утра от навязчивого трезвона будильника, Костя сполз с кровати, с трудом двигая затекшими членами и по-черному завидуя жене, работающей сегодня во вторую смену. Влив в себя поллитра крепкого кофе, ощутил, что у него есть руки и ноги и они чертовски болят.
Уныло размышляя, как попросить у злобствующего шефа материальную помощь, не нарвавшись на безжалостный отказ, добрался до конторы. Заскочил в свой отдел, упал в ласковое кресло, запустил чуть подрагивающие пальцы в буйную шевелюру и положил гудящую голову на прохладный стол. Тихо застонал. Коллеги с интересом повернули к нему головы.
Уныло размышляя, как попросить у злобствующего шефа материальную помощь, не нарвавшись на безжалостный отказ, добрался до конторы. Заскочил в свой отдел, упал в ласковое кресло, запустил чуть подрагивающие пальцы в буйную шевелюру и положил гудящую голову на прохладный стол. Тихо застонал. Коллеги с интересом повернули к нему головы.
– Что это с тобой? – Весьма упитанная Софья Витальевна даже перестала жевать всегдашний утренний бутерброд с куриной ветчиной, как наиболее перевариваемой, и обеспокоенно отодвинулась подальше. – Ты, случайно, не заболел? – Она больше всего на свете боялась двух вещей: пополнеть, хотя, казалось, полнеть ей уже больше некуда, и заболеть какой-нибудь страшной, неизлечимой болезнью, тропической лихорадкой например.
Коллеги дружно поддержали:
– Да, здоров ли ты после вчерашнего, друг?
– Не много ли горячительного принял, может, полечить подобное подобным? – Хлебосольный Федор потряс перед носом мученика бутылкой с бальзамом.
Константин раздраженно фыркнул. Нашли время для приколов, шутнички! Приподнял тяжеленную голову и укорил не в меру развеселившихся сослуживцев:
– Горячительное у меня вчера лилось сверху безо всяких ограничений, хоть купайся.
Быстро обрисовал кошмарную домашнюю катастрофу. Все сочувственно зашумели, давая массу ненужных советов. Денег взаймы не предложил никто, несмотря на его прозрачные намеки. Поняв, что конкретной помощи от них не дождаться, сердито бросил:
– Ладно, тихо! Шеф на месте?
Народ покивал, пряча глаза.
– А настроение у него какое?
Все тоскливо замолчали, вопросительно переглядываясь и ожидая героического добровольца, готового пожертвовать собой. Такового в их среде не оказалось. Никто не решался первым обрушить на голову и без того пострадавшего бедолаги еще одну неприятность. Наконец требовательные взоры обратились к Софье Витальевне.
Заметив устремленные на нее вопрошающие глаза коллег, та покраснела и возмутилась:
– Чего вы все на меня уставились? Почему это в нашем отделе я должна исполнять роль горевестника? Вон пусть Андрей рассказывает, он вообще виновник торжества.
Андрей, достаточно трезвый, чтобы понять, что дела его плохи, стал подлизываться к разгневанной даме:
– Милейшая Софья Витальевна! Если я изложу свое понимание предмета, Константин немедля мне даст в морду, а босса вызовет на дуэль, на которой его же и прикончат. Из-за вас Ирина может остаться вдовой!.. Это так жестоко! – Он вытащил из кармана не первой свежести платок и церемонно поднес его к припухшим после вчерашних возлияний глазам, осторожно промокая несуществующие слезы.
Софья Витальевна чертыхнулась:
– Вот фанфарон!
Но, понимая, что в отделе, кроме нее, дипломатично рассказать о вчерашнем происшествии и в самом деле некому, осторожно повернулась к напрягшемуся в ожидании очередных ударов судьбы бедолаге. Приторно-ласковым тоном, каким взрослые говорят с маленькими детьми, постаралась как можно мягче обрисовать неприятный инцидент, туманно скрывая гадкие подробности.
– Понимаешь, босс вчера был, мягко говоря, сильно не в духе. И не совсем корректно обошелся с Олечкой, уж не знаю почему. Может быть, он за ней ухаживал, а она его отвергла, но он сказал при всех, что она… гм… особа нехорошего поведения…
Константин побагровел и, не дослушав, вылетел из кабинета, оставив за спиной замерший в ожидании массовых репрессий коллектив.
Разъяренный, пробежал резвым, взбрыкивающим галопом по приемной мимо в панике вскочившей Аллы Ивановны, даже не посмотрев в ее сторону, хотя она героически пыталась ему втолковать, что шеф не один и входить к нему не стоит. С силой рванул дверь в кабинет, чуть не сбил с ног выходившего оттуда важного, хорошо одетого господина, нервно попятившегося при виде его взбешенной физиономии.
Глеб, провожавший посетителя до дверей, сделал вид, что ничего особенного в появлении в его кабинете агрессивно настроенного менеджера не видит. Спокойно попрощался с гостем, пожал ему руку, гостеприимно проводил до лестничного пролета и только тогда повернулся к ожидающим его сотрудникам. Властным жестом остановил бьющуюся в истерике секретаршу, замершую от одного зловещего блеска его глаз. Втолкнул в кабинет Константина, плотно закрыл за собой дверь, дабы не создавать очередного повода для сплетен. Невозмутимо повернулся к подтанцовывающему от нетерпения незваному визитеру. Указав рукой на кресло, любезно спросил:
– Чему обязан столь драматичным появлением, господин главный менеджер?
Костя недипломатично выпалил, от волнения путая слова:
– Хочу в морду себе дать!
Глеб изумленно поднял темные брови. Иронично осведомился:
– Так за чем же дело стало? И чем в этом случае я могу вам помочь?
Костя энергично поправился, подскакивая, как резиновая груша, и боксируя с воздухом:
– Нет, тебе! Тебе в морду дать!
Босс хмыкнул, сел в свое кресло, закинул ногу на ногу и стал медленно покачивать черным блестящим ботинком. Не сводя заинтересованных глаз с взбешенного посетителя, саркастически спросил:
– И когда это мы с вами, Константин Сергеевич, перешли на ты?
Костя продолжал прыгать вокруг, как боксер на разминке перед раундом.
– Когда ты мою кузину перед всеми шлюхой обозвал, гад!
Глеб побледнел и напрягся, наклонился вперед, будто для прыжка. Поставил обе ноги на пол, впился настороженными глазами в лицо противника. Осторожно переспросил, боясь ошибиться:
– Какую кузину?
Тот взревел от негодования:
– Ольгу, какую еще! Это все Иринка, романтичная гусыня: «Ах, ты ему все расскажешь, ах, у вас все наладится!» – От писка, которым он подражал высокому голосу жены, у него запершило в горле, и он раскашлялся.
Абрамов рывком встал, налил из хрустального графина стакан минеральной воды, властно подал Косте. Тот механически выпил. Глеб, нахмурившись, сердито наблюдал за теперь уже бывшим соперником. Когда Костя поставил стакан на стол, босс кивком указал на противоположное кресло и тихо, но очень внушительно сказал:
– А ну, садись, давай поговорим!
Константин, сразу почувствовавший себя виноватым во всех смертных грехах, нервно плюхнулся в прогнувшееся под его тяжестью кресло и приготовился к разгону. Оказался прав, как всегда, когда предчувствовал глобальные неприятности. Уже одно то, что босс вдруг принял его панибратское обращение на ты, переведя разговор в плоскость чисто личных отношений, заставило покрыться холодным потом.
Глеб все тем же обманчиво-спокойным тоном спросил:
– Итак, Оля просто-напросто твоя двоюродная сестра?
Костя запальчиво поправил:
– Не просто, а любимая двоюродная сестренка. Мы выросли вместе, в старом доме, там, в Липовом переулке. В школу ходили и в студию бальных танцев… – Он в смятении уставился на носки ботинок, машинально отметив, что они опять не начищены. Но это-то и понятно – ночка удалась на славу! Никогда не забудет!
Глеб не дал себя сбить с намеченного пути трогательными детскими воспоминаниями.
– А по профессии она кто?
Константин неуклюже заерзал на удобном сиденье, как будто его медленно поджаривали на раскаленной сковородке, постепенно прибавляя огонька, – становилось все горячее и горячее…
– Вообще-то она врач. – Потом уныло уточнил: – Врач на «скорой помощи»…
Глеб застонал про себя и крепко зажмурил глаза. Скорая помощь! Врач! Все стало ясно: и ночное стояние на перекрестках, и визиты полуодетых мужиков в неурочное время. Оставалась одна непонятная деталь.
– Что за парень обитал у нее в июле?
Костя жалобно пояснил, уже не рассчитывая на снисхождение:
– Это жених другой моей кузины, но с отцовской стороны. Они там жили, следили за домом, пока Ольга отдыхала на Черном море…
Глеб тяжело посмотрел на паршивца, так долго державшего его в нелепом заблуждении. Руки дико чесались. Зверски захотелось схватить типчика, устроившего ему такую подлянку, и врезать промеж глаз. В голове мелькнула мысль: может, вызвать его на улицу, как в детстве, и от души вздуть? Он кинул бешеный взгляд на сконфуженного Пепеляева и отказался от зловещего намерения. Если он еще надеется оправдаться перед девушкой, не стоит выбивать зубы ее родственникам. Стараясь успокоиться, несколько раз с тигриной грацией прошелся по кабинету, остановился перед притихшим Константином, чувствующим себя совершенно раздавленным свалившимися на него в последнее время непосильными тяготами.
– Ну что ж, все понятно. Решил проучить наглого зарвавшегося начальничка? Чтоб человечнее стал?
Костя еще больше вжался в кресло и отчаянно замотал головой, пытаясь отрицать ужасное обвинение.
Глеб неумолимо продолжал:
– Как потешался, наверное, видя, как я принимаю хорошую милую девушку за беспринципную шлюшку?!
Костя мученически воздел красноватые глаза к небу в ожидании Божьей поддержки, уже не надеясь больше на свои слабые силы. От уничижительного тона Глеба стало стыдно, щеки горели, ладони вспотели, чувствовал он себя глупым, нашкодившим щенком. Как оправдываться, не знал. Босс был прав. Все обвинения приходилось принимать.