– Это совсем не обязательно, – заверила гинеколог.
– Ну пожалуйста! – не уступала пациентка, чья настойчивость питалась дурными предчувствиями.
– Вас что-то беспокоит? – спросила врач, не отрываясь от глазка расширителя и крутя фонариком.
Пенни рассказала про усекновение пениса и дыру в презервативе.
– Да нет тут у вас ничего, никаких колющих или режущих предметов я не обнаружила, – сказала старушка. – Думаю, вы с самого начала были правы: его хозяйство защемило «молнией». – Она неторопливо извлекла расширитель. – И поделом ублюдку.
Рентген сделали.
Снимки ничего не прояснили.
Пенни убеждала себя, что это все ерунда. Подумаешь, какой-то там зубец на ширинке. Лишь задним числом она сообразила, что настоящая беда совсем в другом. Ангелы-хранители в строгих костюмах и зеркальных очках… Они впервые не пришли ей на помощь.
* * *На работе Пенни зубрила как ненормальная, готовясь к переэкзаменовке. Бриллштейн не отступился от обещанного и до сих пор подыскивал ей громкий коллективный иск, где она могла бы встать к штурвалу. Однако сначала надо получить адвокатские корочки.
А пока этого не случилось, Пенни по-прежнему бегала за кофе и таскала стулья для совещаний.
Моник вообще перестала ходить на работу, сказавшись больной. Вернувшись из универмага с двумя ярко-розовыми пакетами, девушка заперлась в спальне. Днем и ночью из-за двери доносилось до боли знакомое жужжание. Однажды Пенни не выдержала и постучалась.
– Мо?
Нет ответа. Но жужжание было слишком знакомым, она не могла ошибиться.
Пришлось стучать снова.
– Проваливай.
– Тобой Бриллштейн интересуется.
– Вали, говорю.
«Дз-з-з-з» – послышалось снова.
Что ж, пришлось уйти.
В среду Моник выползла на кухню, щурясь на свет за окном, словно полгода просидела в обвалившейся шахте. Шуруя в холодильнике в поисках пакета молока, проворчала:
– Дерьма-то понаделали, все на соплях. – Жадный глоток. – Надо срочно покупать новую.
Пенни оторвалась от учебника, где делала пометки фломастером.
– Сломалась?
– Типа того, – кивнула Моник. – Крылья отвалились.
Пенни замерла за кухонным столом с целой баррикадой книг и блокнотов.
– У стрекозы? – уточнила она.
Присосавшись к пакету, Моник неразборчиво процедила, мол, «да». С ее ногтей успели отклеиться стразы. Спутанные дреды превратились в воронье гнездо.
– И пополам треснула? – не отставала Пенни.
Моник кивнула:
– М-м. Пока спала.
Пенни решила поговорить с Бриллштейном. Может статься, это и есть ее счастливый билет. При таком объеме сбыта «До самых кончиков» даже крошечный процент брака может дать основания потребовать отзыв модельного ряда. Если набрать приличное число истиц по всему миру и доказать ущерб, понесенный ими от бракованных стрекоз, получится колоссальный групповой иск. Идея, правда, не самая свежая; и вообще возникало впечатление, что с появлением на рынке нового типа тампонов или противозачаточных средств кто-то из женщин обязательно погибал. Инфекционно-токсический шок. Разрыв стенок влагалища. Разрабатывали эти нововведения мужчины, но за все платят почему-то женщины.
Взять, к примеру, Алуэтту. Она входила в число подопытных свинок Максвелла. Где гарантия, что тромбоз сосудов ее головного мозга не явился следствием работы стимуляторов, которыми пропитывалось силиконовое покрытие? А если в качестве свидетелей привлечь еще и королеву Англии, да президента Америки… Пенни уже видела себя новой Эрин Брокович. Вот это будет карьерный трамплин хоть куда!
Максвелл, понятное дело, взбесится и отменит выплаты из трастового фонда, но доходы и престиж от победы в столь ярком деле с лихвой покроют потери.
Выделяя маркером пассажи в учебнике патентного права, Пенни сказала:
– Я уж думала, ты прямо в кровати и померла.
– Три тысячи раз, – пискнула Моник.
– А спринцеватель пробовала?
Моник к тому времени открыла йогурт и ложкой перемешивала содержимое стаканчика.
– Когда им займешься, – продолжала Пенни, – внимательно прочти инструкцию. Шампанское бери исключительно импортное, никакого местного игристого. И только не брют, боже упаси. Да, и следи, чтобы температура была где-то от сорока до пятидесяти градусов по Фаренгейту[10].
Интересно, Макс чувствовал то же самое, когда поучал ее?
Выписывая цитату на полях страницы, она и впрямь ощущала себя Максвеллом. Избегая любопытствующего взгляда Моник, важно пояснила:
– При эксплуатации артикула тридцать девять пуск в ход осуществляется с отметки пятнадцать герц с последующим плавным нарастанием до сорока пяти. Наиболее выраженный эффект достигается в режиме коммутационного переключения от двадцати семи с половиной до тридцати пяти с половиной.
Моник была заметно впечатлена. Вплоть до падения ложечки от йогурта. Отодвинув табуретку, плюхнулась за стол.
– Как-как? Артикул?..
– Тридцать девятый, – кивнула Пенни. – «Медовая капля». Кстати, ты в курсе, где у нас уретральная губка?
– Может, на полочке в ванной? – предположила Моник. – А что, она тоже нужна?
Пенни подарила ей убийственный взгляд.
– Камушки брачные, перуанские, покупала?
– А?
– Забудь, как и не было, – вновь кивнула Пенни, припомнив сцену личного спасения в ресторанном сортире.
Моник отставила йогурт, стараясь не запачкать разложенные учебники.
– Такое впечатление, будто ты сама эти штучечки придумала.
«И не представляешь», – подумала Пенни.
Презрение к товарке по дому пошло на убыль. Несколько суток затяжного экстаза не прикончат Моник. Пока что та во власти удовольствия без любви, но потом сообразит, что к чему, и перерастет это глупое увлечение.
– Короче, слушай сюда, – скомандовала Пенни. – Когда перейдешь на «Ромашку», следи за коэффициентом трения. Да, и еще: «Ромашки» рассчитаны только на консистентную смазку.
На лице Моник играли все краски предельного изумления.
– Ох, боюсь, эти чудо-тыкалки еще дадут нам жизни.
Выдрав чистый лист из блокнота, Пенни взяла ручку.
– А ты не бойся. Я тебе все по пунктам распишу.
Тем же днем она заглянула к Тэду и предложила вместе перекусить. В его ухаживаниях было больше напора, чем умения. Веселый и забавный, он частенько норовил сорвать поцелуй или, очутившись в переполненном вагоне метро, сунуть палец куда не следует. Устроившись с хот-догами на парковой скамье, Пенни рассказала о своей задумке. Не исключено, что у нее разыгралось воображение, а может, и нервы, но чуть ли не каждая вторая женщина на улице помахивала ярко-розовым фирменным пакетом. Похоже, подлинным достижением Максвелла были не собственно игрушки, а мысль объединить два главных женских удовольствия: шопинг и трахтинг. По мотивам «Секса в большом городе», с той, правда, разницей, что четырем подружкам уже за ненадобностью и ремешки от «Гуччи», и бойфренды в комплекте с нервотрепкой. Как, впрочем, и девичьи посиделки за «космо»-коктейлями.
– Допустим, чисто теоретически, – начала Пенни, избегая смотреть Тэду в глаза, – на рынке появился новый, фантастически успешный бытовой прибор широкого потребления. На изобретателя пролился золотой дождь.
Тэд внимательно слушал; их бедра почти соприкасались.
Она старалась не думать, из чего сделана сосиска в хот-доге.
С появлением «кончиков» Макса на прилавках, нью-йоркцы как-то притихли. По крайней мере та их половина, которая успела побывать в большом розовом универмаге и облегчить там кошельки. Теперь единственным источником социального напряжения был лишь зубовный скрежет и нетерпеливое притоптывание туфелек в известных очередях. Которые удлинялись с каждым днем. На первой полосе сегодняшней «Пост» рассказывалось про некую даму, рискнувшую пролезть без очереди. Да ее чуть насмерть не затоптали.
– Допустим также, – продолжала Пенни, – некий потенциальный клиент сыграл принципиально важную роль в испытаниях и разработке этой феноменальной продукции.
Розовые пакеты встречались на каждом шагу. Мимо проехал автобус, в который раз пригрозивший, что «Миллиарду мужей грозит скорая отставка».
Пенни не очень-то улыбалось пускаться в подробности своих экспериментов с Максом, но тут уже дело принципа.
– И опять-таки допустим, речь идет о женщине. Молоденькой и невинной мисс, которая позволила одному мужчине испытать на ней ряд прототипов секс-игрушек.
– Чисто теоретически, – надломив бровь, осипшим голосом подхватил Тэд, – звучит пикантно.
– Опять-таки теоретически, – гнула свое Пенни, – имеет ли подопытная право на совладение патентами?
Тэд языком подхватил выдавленную горчицу, едва не посадив пятно на штанину от «Армани».
– Истице больше двадцати одного? – уточнил он.
Пенни тайком избавлялась от шинкованного лука в своем хот-доге.
– На пару лет.
– На пару лет.
– И что, ты с ней лично знакома?
Угрюмый кивок.
– А она очень хорошенькая? – дразнил Тэд. – Бархатная кожа и светлый адвокатский ум?
Пенни запротестовала:
– Зря ты так. Она тебе не шлюшка и действительно нуждается в совете профессионала.
Возможно, всему виной разгоряченное воображение, но казалось, будто дамы с розовыми пакетами прихрамывают. Тем самым давая повод для опасений, что участие в дележке прибыли будет означать и разделенную ответственность за нанесенный ущерб, если выяснится, что продукция – в частности, стрекозки – действительно бракованные, а значит, и опасные.
Тэд не сводил с нее глаз. Черты лица посуровели.
– Клиентка готова выступить в суде с подробным изложением процесса испытаний?
Пенни сглотнула.
– А без этого нельзя?..
– Боюсь, что нет. Кстати, другие свидетели имеются?
Пенни задумалась. Положим, есть экипаж частного самолета Макса. Прислуга в шато и пентхаусе. Всякие там шоферы и ассистенты, кого иногда привлекали держать ее за руки и за ноги, когда она билась в экстазе, потеряв голову. Вызвать их, конечно, нетрудно, но воду они будут лить на мельницу хозяина.
И тут ее чело просветлело.
– Существуют конспекты, которые можно приобщить к делу распоряжением суда!
– Что за конспекты?
Пенни мысленно прикинула варианты из блокнотов Макса. Безымянные женщины, труженицы секс-индустрии и мировые лидеры.
– Как ты думаешь, дело усложнится, если кое-какие записи расценят как угрозу национальной безопасности?
– Ты хочешь сказать, – прищурился Тэд, – они могут скомпрометировать президента США?
На ходу подметки режет. Даже приятно впрячься в одну телегу с этим неунывающим оптимистом.
В ответ на ее молчание он заявил:
– Если истица даст показания под присягой, можно будет получить санкцию на сбор доказательной базы. – Тэд отхлебнул содовой. – Если добудем экспериментальные протоколы ответчика и они совпадут с подшитыми показаниями, у твоей теоретической клиентки все шансы выиграть.
Пенни и секунды не взяла на размышления. Потому что незачем было.
– С чего начнем?
Не прошло и двух дней, как Пенни вызвали в кабинет Бриллштейна. Похоже, кто-то успел настучать про готовящийся процесс, и начальство было не в восторге. Вдобавок на сессии ООН ожидалось выступление президента, и город встал в пробках. Станции метро прочесывали антитеррористические подразделения и кинологи с натасканными на взрывчатку собаками. Это не действовало на нервы лишь умиротворенным дамочкам с ярко-розовыми пакетами. При виде их выдержки, невозмутимой походки и полнейшей непробиваемости Пенни саму тянуло встать в очередь на Пятой авеню.
Зато мужская половина Нью-Йорка – а если поконкретнее, ее гетеросексуальная часть, – окончательно разворчалась. Во-первых, никто из мужчин не мог составить конкуренцию эротическим познаниям Максвелла, а во-вторых, результаты его тантрических исследований теперь можно было приобрести по ярко-розовой кредитке «До самых кончиков».
Тэд держался твердого мнения, что начинать надо с поиска истиц. По телику запустили серию рекламных роликов, нацеленных на тех покупательниц, у кого игривая стрекозка поломалась прямо… гм… в руках. Счет страдалицам шел на миллионы. Множество женщин по всему миру дремали под убаюкивающую пульсацию лишь затем, чтобы обнаружить потом пригоршню обломков. Жалобы были как под копирку, вечно одно и то же: отвалившиеся крылья и лопнувшее брюшко. В точности, как у Пенни с Моник.
Доказать ущерб будет нелегко, так как никто не получил и царапины. Многие женщины побывали в поликлиниках, но и медосмотр не выявлял застрявших внутри организма деталек.
В кабинете у Тэда Пенни сложила свои записи в папку и убрала в сумку от «Фенди», чтобы потом отнести домой. Покончив с этим делом, торопливо направилась к Бриллштейну, чей офис располагался на шестьдесят четвертом, вечно притихшем, оббитом деревянными панелями этаже. В ту самую святая святых, где впервые встретила Макса.
Пенни постучалась в дверь.
Знакомый голос сказал:
– Прошу.
Голос женский.
Повернув ручку, Пенни шагнула внутрь и очутилась лицом к лицу с той, кого видела в бесчисленных новостных блоках. Высокие скулы дамы были широко расставлены. В сочетании с узким подбородком это создавало видимость постоянной улыбки. В золотисто-карих глазах светилось теплое участие.
Сварливый босс-старикашка, по своему обыкновению, торчал за полированным столом.
Президент Хайнд развернула проникновенную улыбку на Бриллштейна:
– Не могли бы вы оставить нас с мисс Харриган наедине?
– Мисс Харриган… – начала она.
– Пенни, – подсказала юная собеседница.
Президент жестом пригласила ее сесть. С виду ровесница матери, но куда более подтянутая и элегантная. Строгий костюм сидит как влитой. На лацкане, будто пропуск, пришпилена серебряная брошь филигранной работы. Дождавшись, когда Бриллштейн выйдет, президент заперла за ним дверь на замок и показала на красное кожаное кресло. Сама устроилась напротив, почти касаясь девушки коленями, словно задушевная подруга.
– Милочка, – умиротворяющим тоном промолвила она, – я здесь по вопросу национальной безопасности чрезвычайного свойства. – Такое впечатление, что она держит речь в Овальном кабинете. – Прошу, не затевай тяжбу против К. Линуса Максвелла.
Пенни ошеломленно внимала. В голове не укладывалось, что этому непоколебимому лидеру свободного мира довелось участвовать в знойных экзерсисах Максвелла. Трудно поверить, что изысканно одетую, доходчиво изъясняющуюся даму низвели до уровня каракулей в блокноте. Кларисса Хайнд всегда была ее кумиром, однако образ бесстрашного главы государства никак не сочетался с женщиной, что сейчас украдкой поглядывала на дверь и говорила столь тихим голосом.
– Как адвокат и коллега по профессии, – продолжала президент, – я разделяю твое стремление к справедливости, однако в данном случае следует воздержаться от огласки. Поверь мне на слово: миллионы людей во всем мире окажутся в опасности из-за тех судебных действий, которые ты намерена предпринять. Любая твоя попытка организовать коллективную тяжбу или оспорить права Максвелла на патенты поставит под угрозу множество жизней, включая твою собственную.
Она уже мало чем походила на красавицу с обложки «Нэшнл инкуайрер». Три года в Овальном кабинете прошлись по ее лбу граблями, подарив морщины.
Президент сказала:
– Мне доложили, что пару недель назад на тебя напали в метро.
В голосе чуть ли не робость, слова приглушены сочувствием.
– Могу себе вообразить, до чего это страшно, но, дорогая Пенни, советую не поддаваться иллюзии, что все произошло случайно. Кого бы Макс ни нанял, он не собирался причинять тебе зло. – В честных глазах президента стояла мольба. – Он лишь демонстрировал свою власть. Отныне и навсегда ты должна помнить, что в его силах отыскать тебя где и когда угодно.
Пенни вдруг сообразила, что президент сидит в том же кресле, что и Макс, когда она ползала на пузе у его ног. На ковре, впрочем, не осталось и следа от кофейного потопа. В памяти всплыл тот случай, когда довелось слышать этот сдержанный тон. Страшное подозрение превратило ее собственный голос в настоящий дротик.
– Сколько он вам платит? – выпалила она. – Вы же с ним заодно! Ведь это вы были на телефоне, когда я сняла трубку по ошибке, еще тогда, в Париже! – Она помолчала, ожидая заверений в обратном. – Вы заставили Управление санитарного контроля дать «зеленый свет» его средствам… самозаботы. – Пенни распалялась с каждой секундой. – Короче, людям продают бракованные, опасные секс-игрушки, а вы этому только потакаете!
Хайнд как ни в чем не бывало заявила:
– В обмен на взаимопонимание я готова взять тебя под крыло и стать твоим наставником в политике.
Пенни уловила, в чем тут соль. Во избежание огласки Макс и президент заманивают ее куском глобального политического пирога. Сделают из нее преемницу своей коррумпированной династии. Кто-нибудь пожиже на такое купился бы, но Пенни к этой сделке испытывала лишь гадливость.
– Твой будущий пост совершенно не важен, – добавила президент. – Займи нашу сторону, и тебе будут обеспечены голоса практически всех избирательниц в возрасте от восемнадцати до семидесяти.
Ничего себе! Даже в политике такого не бывает.
– Разве вы можете это гарантировать?
– Я-то нет, – парировала Хайнд, – а вот Макс вполне. – Она поддернула рукав жакета, бросая взгляд на часики. – У меня выступление перед ООН. Продолжим разговор в машине?
За окнами лимузина тянулся серый манхэттенский пейзаж. Президент на секунду прикрыла глаза и помассировала виски, как будто страдала от мигрени.
– Для начала он делает тебя знаменитой, – мрачно произнесла она. – Настолько знаменитой, что носа на улицу не высунешь. – По ее словам выходило, что Макс специально нанимал папарацци, чтобы те охотились за Пенни. Подогревал общественное любопытство и намеренно создавал такие условия, чтобы девушка сидела взаперти. – В итоге, – с печальной понимающей усмешкой заключила Хайнд, – ты только в пентхаусе чувствуешь себя спокойно. Вот так он тебя изолирует, становится единственным человеком, которому ты можешь доверять.