– Гладенькая, какая гладенькая!..
Харкнув себе в руку, взялся втирать мерзкий плевок. Затем выяснилось, что он не умеет попадать в подвижную мишень, поэтому Пенни пришлось замереть, дабы он смог проникнуть.
С первым же толчком он вошел на всю глубину. Вцепившись в дряблые складки по бокам его туши, она напряглась: впереди, кажется, ждет нечто похлеще. И до последней минуты молилась, чтобы так оно и вышло.
Ее надежды оправдались. Не успев еще выйти для второго захода, Бриллштейн взревел, как хряк на семейной ферме, угодивший под нож закольщика. Забился, стараясь спастись, но крепкие девичьи пальцы надежно прижимали добычу к паху. Чем бы это ни было, что-то внутри ее вагины терзало Бриллштейна, да так, что он взмолился о пощаде. Обсыпанные гречкой руки толкались и дрались, однако Пенни все превозмогла.
– Говори! – потребовала она, прогибаясь в пояснице, чтобы ее вагинальная пыточная камера могла плотнее взяться за жертву. – Признавайся, что вы с Максом затеяли!
Бриллштейн выл. Пока неясно, чем ее зарядил Максвелл, но функцию злой сторожевой собаки эта штуковина исполняла на все сто.
– Он как-то связан с гибелью Алуэтты? – напирала Пенни. – Макс убил ее из-за той тяжбы?
– Да! – взвизгнул Бриллштейн. – Мне больно!
Крича в пунцовую, перекошенную морду, Пенни не отставала:
– Каким боком тут замешаны «кончики»?
– Я не знаю! – Он всхлипнул, корячась, будто шершни целым роем облепили его член и жалят напропалую.
Если он и хлестал кровью внутри ее, Пенни было плевать. Под угрозой жизнь лучшей подруги с мамой за компанию! Миллионы других женщин в опасности. Продолжая инквизиторский допрос, не ведая пощады, как и он ее не ведал при даче показаний, она гнула свое:
– А ну выкладывай бесовский план Вклинуса!
– Я ничего не знаю! – жалобно взвыл Бриллштейн.
Ну ладно. Пенни расслабила хватку, выдергивая когти из потных ягодиц, и хнычущий старший совладелец выкатился из ее объятий. Серьезно кровоточа, скрежеща зубами, он пожаловался:
– Спираль, что ли, выскочила? Вставлять научись, неумеха!
Забежав в ванную комнату за ватой и спиртовой примочкой, Пенни гордо взглянула на себя в зеркало. Победа! Признание Бриллштейна подтвердило ее наихудшие опасения. Заговор и впрямь существует.
Когда она плеснула недетским антисептиком на пострадавшие интимные части босса, тот зашелся визгом. Чужая кровь до сих пор струилась по ногам, ну да черт с ним. Пенни выдернула из чулана дорожную сумку, которую принялась набивать всем, чем надо, от «Веры Вонг». Не отрываясь от дела, свистнула айфону и приказала:
– Сири, бронируй! Авиабилет до Непала с посадкой в Омахе, штат Небраска. Чего? На когда? Да на сегодня!
Перед побегом из собственного особняка Пенни пинком спровадила начальника – голого и залитого кровью, с ворохом личных шмоток в руках – на улицу. Она также навестила Моник, вернее, постояла под запертой дверью и, постучавшись, позвала:
– Мо? Ты меня слышишь? Алё-о?
Надорвав пачку вафель с черничным муссом, одну за одной просунула галетки в дверную щель, приговаривая:
– Обязательно поешь! И не забудь попить. Я вернусь как только смогу.
Ответом было лишь знакомое зудение, которым спальня подруги заходилась далеко не первый день.
Бегом преодолевая аэровокзальные службы, Пенни мельком отметила про себя, что других женщин не видно. От персонала на стойках регистрации до собственно пассажиров все как один были мужчинами. Похоже, вся сервисная инфраструктура напрочь лишилась женщин.
Чтобы лишний раз не привлекать внимание взбудораженных самцов – город Нью-Йорк превращался в сексуальную пороховую бочку! – она предусмотрительно надела ив-сен-лорановский брючный костюм: уж очень он напоминал мужской, особенно в сочетании с белым вязаным свитером, который своей мешковатостью скрывал ошарашивающие линии ее бюста. Пышную гриву скрутила в узел, сверху прикрыла вязаной шапочкой, а блеском по губам прошлась лишь разочек. Походкой шла косолапой, развинченной, подав плечи вперед и втянув голову в шею. Если ее и заметит кто из прохожих, наверняка примет за хиппового морячка в увольнительной на берег.
Тот, кто снаушничал президенту Хайнд про готовящийся иск в «Би-Би-Би»-конторе, наверняка подрабатывал и на таблоиды. Аэропортовые киоски пестрели кричащими заголовками: «Золушка Пенни Харриган – новый Эдисон в индустрии секс-игрушек!» Первые полосы в подробностях излагали ее претензии на соавторство. Текст иллюстрировался: утонувшая в белом атласе головка Пенни крупным планом. Страшное косоглазие и вывалившийся язык свидетельствовали о том, что снимки взяты из парижского домашнего видео. На редкость возбуждающие картинки, спорить не приходится, однако они и близко не напоминали образ гения от секс-эргономики, на который, как уверяла «желтая пресса», она замахнулась.
Уютно устроившись в шикарном салоне заказного реактивного самолета, Пенни подняла крышку ноутбука и принялась бороздить новостные сайты. Хватило нескольких страниц, чтобы подтвердились худшие опасения. ВЖО – Всеамериканская женская организация – впервые в своей истории отменила ежегодный слет вследствие полнейшего отсутствия делегаток. Каких-то шесть недель назад список участниц этого представительного форума трещал по швам, однако после анонсированной реализации «До самых кончиков» все они взяли самоотвод. Кто-то скромно сослался на личные обстоятельства, другие открыто заявили, что нашли альтернативный путь для самореализации. Как бы то ни было, после провала несостоявшейся конференции и в отсутствие активных членов ВЖО очутилась на грани исчезновения. Точно так же, когда Пенни позвонила в штаб-квартиру Лиги избирательниц, магнитофонный голос уведомил ее, что эта общественная организация испытывает временную нехватку персонала, а посему на неопределенный срок закрывается. Женская часть сената и палаты представителей в полном составе прогуливала заседания вот уже вторую неделю.
Страх расцвел в сердце, но Пенни продолжала серфинг.
А вот еще одна новость, на первый взгляд не относящаяся к делу: олимпийская сборная США лишилась всех своих спортсменок, от многократных золотых призерш по женскому хоккею на траве до гениальных гимнасток и фигуристок. Все они выразили желание посидеть дома, отказавшись от первых мест на пьедестале почета. Далее, знаменитый Мормонский хор остался без контральто и сопрано: те попросту не вышли на работу.
Чуть ли не поголовная эпидемия прогулов была отмечена во всех без исключения профессиях, традиционно опиравшихся на зоркий женский глаз и заботливые руки.
А между тем, отмечали бизнес-сайты, датамикрокомовские акции росли как на дрожжах. Подразделения гиперкорпорации, в особенности те, что касались «До самых кончиков», отчитывались о рекордных объемах сбыта.
По прибытии в Омаху Пенни уже поджидал минивэн скучного белого цвета.
– Дочурка! – раздался голос с водительского сиденья. Не скрывая удивления, ее отец спросил: – Пенпенчик, ты почему оделась как моряк?
Лязгнула сдвигаемая боковая дверь. Скорчившийся внутри машины незнакомец прикрикнул:
– Сюда! Живей!
Махнув рукой в знак готовности принять ее саквояж, он пояснил:
– Надо спасать! Твою мать!
Имя незнакомцу было Мило, и он выступал руководителем местного капитула тех, кто «давши слово – его держал». Он же владел и минивэном, чей салон был практически пуст, если не считать одинокой аптечки, стопки одеял и жутковатой связки нейлонового шнура. Пока отец вел машину по притихшим улицам ночной Омахи, Мило с Пенни не сводили глаз с тротуаров и переулков, высматривая пропавшую женщину. Проткнув резиновую пробку на каком-то пузырьке, Мило набрал целый шприц прозрачной жидкости.
В одном из наиболее запущенных кварталов они заметили человеческую фигуру в банном халате, которая толкала перед собой блестящую, дребезжащую тележку из универсама. Ее волосы – да, это была женщина – висели нечесаными клоками, скрывая лицо. Слезившиеся глаза утонули в оплывших веках. Голые ноги были черны от грязи. В тележке тряслась коллекция изгвазданных, утративших былой глянец, но по-прежнему розовых «кончиков». Сбоку висел прихваченный проволокой транспарантик: «Работаю за батарейки».
– Есть! – шепнул Мило. – Не спугни!
Он еще на ходу сдвинул боковую дверь. Женщина с тележкой даже не успела заметить их появление, как Мило прыгнул на нее с развернутым одеялом в руках. Накинув его как сеть, он сшиб женщину на асфальт. Та зашлась криком, отбиваясь от ловца. Мило скомандовал:
– Шнур! Скотч!
Пенни испуганно забилась в глубь салона, а вот отец мигом выскочил из-за «баранки» на подмогу. Вдвоем они взвалили даму в халате на плечи и быстро затащили в минивэн. На протяжении всего эпизода она настаивала:
– Игрушки! Игрушки мои не забудьте!
Мило натужно задвинул тяжелую дверь, и отец Пенни ударил по газам. Тележка с убогим скарбом растаяла в зеркале заднего вида.
– Шнур! Скотч!
Пенни испуганно забилась в глубь салона, а вот отец мигом выскочил из-за «баранки» на подмогу. Вдвоем они взвалили даму в халате на плечи и быстро затащили в минивэн. На протяжении всего эпизода она настаивала:
– Игрушки! Игрушки мои не забудьте!
Мило натужно задвинул тяжелую дверь, и отец Пенни ударил по газам. Тележка с убогим скарбом растаяла в зеркале заднего вида.
Похищение заняло не более полутора минут. В темной глуби салона выкраденная женщина продолжала визжать, пока Мило не воткнул шприц ей в руку.
По-прежнему с одышкой, но уже не столь сильной, отец промолвил:
– Прости, дочка, что заставил тебя такое увидеть.
Лишь сейчас Пенни сообразила, кто именно лежит рядом с ней в шнурах и с транквилизатором в крови.
Ее родная мама.
– Бедняжка, только посмотрите на нее, – сочувственно сказал Мило, заклеивая рот скотчем. – Придется распрограммировать.
Они катили по живописным бульварам и кварталам, которые Пенни знала с детства.
Отец тем временем рассказывал, как мать стремительно деградировала до безумия. Он со своими товарищами по церкви организовал допрос с пристрастием, однако на все обвинения в преступном пристрастии следовал категорический протест и отказ признать патологическую зависимость от «до самых кончиков». Сегодня они решили силой вернуть ее домой, где и будут держать на седативах, попутно обрабатывая гипнозом и прочими методами для выработки условной реакции отвращения. Не то она окончательно себя погубит.
Пенни уже не удивлялась, что не сумела узнать собственную мать в ополоумевшем, предельно изможденном существе.
Добравшись наконец до дома, они аккуратно занесли спеленутое и перевязанное тело на крыльцо, затем в прихожую. Когда пациентку освободили от остатков одежды, а руки и ноги надежно притянули к ножкам кровати – мало ли что, – Пенни отпросилась в подпол, где мама хранила подшивки. Каждая полка каждого стеллажа была снабжена биркой с указанием года и месяца; впрочем, Пенни не потребовалось копаться в такой массе материала. На стульчике лежала уже заготовленная стопка номеров, относящихся к Максвеллу. «Спасибо, мама, выкроила время», – тепло подумала Пенни. Бедняга перелопатила тысячи накопленных за полстолетия выпусков, дабы отобрать из них драгоценные страницы.
Приготовив себе заслуженную чашку какао, Пенни перенесла таблоиды в гостиную, устроилась в любимом кресле возле камина и стала читать.
Новой информации почерпнуть удалось не так уж много. Итак, Максвелл, окрещенный Корнелиусом Линусом, появился на свет 24 января 19 … года в родильной палате медцентра Харборвью города Сиэтл. Сведения об отце отсутствуют. Мать вырастила его в одиночку. Других детей не имелось.
Макс поступил в Вашингтонский университет, однако бросил учебу уже на первом курсе, когда погибла мать. Ходили слухи, что вуз он променял на шанс стать учеником каких-то там гималайских гуру. Сплетники позлее помещали его в экзотические публичные дома и мутные околомедицинские учреждения, где за деньги было доступно что угодно: разнузданные сексуальные оргии, дизайнерские наркотики… Одним словом, Корни Максвелл сошел с горизонта на целых шесть лет. А когда вынырнул, по прошествии пары месяцев объединил силы с юной и амбициозной Клариссой Хайнд.
В номерах десятилетней давности отыскалась серия бизнес-заметок про текущие проекты «ДатаМикроКом». На протяжении десяти выпусков публиковались подробности, как Максвелл стал пионером в области нанороботов. Так называемые наниты, или наноботы, до того крошечные, что своими размерами не превышают миллионную долю метра; еще немного, и их можно будет сравнивать с молекулами. Наука всегда вгоняла Пенни в сон, однако это чтиво завораживало. Основной областью приложения нанитов была медицина, где каждая такая крохотулька-наномедибот запускалась в кровеносный сосуд или нерв, чтобы чинить повреждения на молекулярном уровне.
В научно-популярном разделе того же таблоида нашлась более обстоятельная статья, дополнявшая картину. Одни наноботы создавались для плавания по венам и артериям, откуда они выгребали опасные холестериновые бляшки. Другие целыми роями атаковали раковые клетки, которые и приканчивали точечным нагревом или впрыском спецхимикатов.
В голове Пенни прорезался крошечный голосок: «А третьи выбирались из «кончиков», чтобы взять на абордаж круру твоего клитора!»
Нахмурившись, она взялась искать и другие откровения на тему наноботов, однако в статье вдруг поставили точку. Такое впечатление, что, провозившись с десятилетие со сверхминиатюрными роботами и даже показав прорывные достижения, «ДатаМикроКом» забросила проект. Чуть позже небольшая заметка сослалась на самого Макса: наноботы нерентабельны. Лабораторию закрыли, а фонды перенаправили на куда более прибыльную линейку «До самых кончиков».
В памяти потрясенной Пенни всплыла картинка из президентского лимузина. Там на нее без какой-либо видимой причины вдруг накатило плотское желание. Да что там желание! Оргазмом попахивало. Мир свелся к одеревеневшим соскам и клитору. Только ласковая помощь президента обуздала цунами эротического буйства.
А взять Алуэтту с ее нервным срывом на сцене «Кодак-театра»? И добавить сюда ее родную мать: вон она, лежит ровнехонько над головой, прихваченная за руки и за ноги к спинкам кровати. Ну точно, все дело в поломанной игрушке-стрекозе. Звучит ничуть не хуже того пенистого бреда, что порой изливается из ротового отверстия отдельных фанаток-феминисток. И все-таки, что, если игрушка отнюдь не сломалась, а и впрямь была чем-то вроде кокона? Из лопнувшей оболочки хлынули миллионы нанороботов, которые взяли и забрались Пенни в матку. Оттуда перелезли в кровеносные сосуды и давай захватывать ее яичники, разгуливать по всей центральной нервной системе. Вплоть до головного мозга. Одному богу ведомо, что они вытворяют с ее органами чувств и как влияют на поведение.
Еще в самолете, по пути в Омаху, Пенни вычитала в новостях про двадцатитысячную толпу покупательниц, взявших штурмом парфюмерный магазин в стремлении приобрести некий новый аромат. А в Риме их товарки устроили аналогичное побоище за право купить крем для лица, чей выпуск сопровождался сверхагрессивной рекламой.
Что же касается пресловутого рентгена, который Пенни прошла после нападения в метро, то не приходится удивляться, что он ничего не показал. Ведь наномедиботы до того крошечные, что их никакой диагностикой не выявишь. И сейчас, как понимала Пенни, с ними расхаживали десятки миллионов женщин по всему миру.
Если Бриллштейн не соврал и Макс действительно замешан в смерти Алуэтты, то где гарантия, что наноботы способны доставлять лишь удовольствие? А вдруг они умеют и убивать?
Пенни допила какао и медленно поднялась наверх. Там, в полумраке, ее отец и Мило стояли над обнаженным телом ее мычащей матери, пока та извивалась в путах.
– Излечить ее полностью у нас не выйдет, – сказал отважный Мило, – но мы можем хотя бы подавить в ней саморазрушительные повадки.
Мужчины преклонили колена по обеим сторонам кровати и принялись молча молиться в сложенные лодочкой ладони. Тумбочка в изголовье была уставлена пузырьками с транквилизатором, откуда торчали одноразовые шприцы.
При виде этой картины беспомощная Пенни задалась вопросом, верна ли ее теория. И что делать, если за дикарскими, сексуально окрашенными выходками мамы в самом деле маячат наноботы?
– Пап, – сказала она, – мне пора.
Он горестно взглянул на дочь.
– Знаешь, Пенпенчик, когда мы с твоей мамой жили еще в Шиппе, врачи предупредили, что она не сможет иметь детей.
Пенни насторожилась. Что еще за новости?
Уставившись на свою беспомощную, оглушенную седативами супругу, отец сказал:
– Все специалисты, к которым мы обращались, в один голос утверждали: беременность невозможна. Вот почему ты стала для нас настоящим чудом.
Пенни шагнула ближе и повисла у него на шее.
Не вставая с колен, он улыбнулся.
– Ты была подарком Всевышнего.
И добавил с надеждой в голосе:
– Если Господь сумел благословить нас столь чудесной дочерью… – вскинув руку, поворошил ей волосы, – тогда он, наверное, сможет избавить нашу маму от мерзкой напасти.
Мило тоже обернул к ней лицо, лучась блаженным простодушием веры. Голая, сумасшедшая мама Пенни находилась в добрых руках.
– Останься! – жизнерадостно воззвал Мило. – Хоть поесть сварганишь!
Пенни прокрутила эсэмэски.
– Пилот пишет, близится какой-то там фронт. Еще час, и мы уже не взлетим.
– А куда? – спросил отец. Бедолага. Рушилась его вселенная.
Твердым и холодным тоном – голосом постороннего – Пенни ответила:
– В Непал!
И добавила:
– Так надо.
Проклятый як отказывался лезть в гималайскую глубинку. После деревушки Хопцынь Пенни пришлось пересесть на узкие костлявые загривки шерпов, чтобы преодолеть последние три вертикальные мили. Но даже шерпов не хватило до конечной остановки. Чем ближе становилась вожделенная пещера, тем отчетливее дрожали их колени. Наконец, непрерывно бормоча заклинания против злых духов, они ссадили девушку на пропеченный солнцем грунт и пугливо заторопились в обратный путь. В ответ на бурный протест самый крепкий из них ткнул пальцем в сторону черного зева и что-то истерически провизжал на туземном диалекте.