К тому времени как Элиас покончил с козлом, я перевернула последнюю пышную румяную лепешку и бросила ее в корзину. Кинан разливал из котелка рагу из чечевицы с пряностями. Я попробовала, и у меня невольно вырвался вздох – холодными осенними вечерами Нэн всегда готовила рагу с лепешками. Один лишь запах, казалось, сделал мою печаль еще глубже.
– Это невероятно, Кинан. – Иззи протянула свою чашку за добавкой, потом повернулась ко мне: – Кухарка все время готовила это блюдо. Хотелось бы мне знать…
Иззи покачала головой и на миг смолкла.
– Я бы хотела с ней увидеться, – наконец призналась моя подруга. – Я скучаю по ней. Знаю, это, наверное, звучит странно, учитывая то, как она себя вела.
– Вовсе нет, – сказала я. – Вы любили друг друга. Ты прожила с ней много лет. Она заботилась о тебе.
– Да, заботилась, – тихо подтвердила Иззи. – В повозке-призраке, что везла нас из Антиума в Серру после того, как нас купила Комендант, ее голос был единственным звуком. Кухарка отдавала мне свою еду. Обнимала холодными ночами… – Иззи вздохнула. – Я надеюсь, что увижу ее снова. Я уходила в такой спешке, Лайя. Я никогда не говорила ей…
– Мы еще ее увидим, – пообещала я. Иззи нужно было услышать эти слова. И кто знает, может, так оно и случится. – И вот что, Иззи, – я сжала ее руку, – Кухарка знает всё, что ты ей не сказала. В глубине души знает, я уверена.
Кинан принес нам кружки с чаем, и я, сделав глоток, закрыла глаза, смакуя его сладость и вдыхая аромат кардамона. Афия поднесла кружку к губам и тут же выплюнула чай.
– Проклятье, книжник. Ты истратил на это весь горшок с медом? – Она с отвращением выплеснула жидкость на землю, а я обняла кружку ладонями и сделала глубокий глоток.
– Хороший чай должен быть таким сладким, что медведь поперхнется, – изрек Кинан. – Все это знают.
Я хихикнула и улыбнулась ему:
– Мой брат говорил то же самое, когда готовил мне чай.
Когда я думала о Дарине, о прежнем Дарине, моя улыбка гасла. Каким сейчас стал мой брат? Когда он успел превратиться из юноши, который делал слишком сладкий чай, в мужчину, чьи секреты тяжким бременем легли на его плечи? Секреты настолько опасные, что он не мог поделиться ими с младшей сестрой?
Кинан пристроился рядом. Северный ветер, завывая, пытался задуть наш костер. Я придвинулась к Кинану поближе, наслаждаясь его теплом.
– Ты как? – Кинан склонил голову ко мне. Он поймал мой локон, упавший на лицо, и заправил за ухо. Его пальцы задержались на затылке, и у меня перехватило дыхание. – После…
Я отвела взгляд, мне снова стало холодно.
– Стоило ли оно того, Кинан? Мама Элиаса, брат, десятки кочевников из его племени, – вздохнула я. – Не зря ли все это? Что, если мы не сможем спасти Дарина? Что, если… – …Он мертв.
– Семья стоит того, чтобы умереть и убить за нее. Борьба за своих родных – это единственное, что помогает нам двигаться дальше, когда больше ничего не осталось. – Он кивнул на мой браслет. На его лице проступила тоска. – Ты касаешься его, когда тебе требуются силы, – сказал он. – Потому что силы нам дает семья.
Я убрала с браслета руку.
– Я даже не замечаю иногда, что трогаю его, – призналась я. – Глупо.
– Ты как будто получаешь поддержку своих родных. Ничего глупого тут нет. – Он откинул голову назад и посмотрел на луну. – У меня не осталось никого из моей семьи, к моему огромному сожалению.
– Я… я не помню лица Лиз, – промолвила я. – Помню только, что у нее были светлые волосы, как у мамы.
– Ей и характер достался, как у твоей мамы, – улыбнулся Кинан. – Лиз была на четыре года меня старше. Небеса, как она любила покомандовать. Обманом заставляла меня хлопотать за нее по хозяйству.
Ночь, наполненная воспоминаниями о моей давно погибшей сестре, что танцевала для меня, вдруг стала не такой одинокой. С другой стороны сидели, наклонившись друг к другу, Иззи и Джибран. Моя подруга, не скрывая восхищения, посмеивалась над словами мальчика-кочевника. Риц и Вана достали свои барбаты. Под их бренчание запел Зер. Песня была на садэйском, однако мне казалось, что они вспоминали тех, кого любили, но потеряли, потому что всего после нескольких нот в горле у меня встал ком.
Без задней мысли я стала выискивать в темноте Элиаса. Он сидел неподалеку от костра, завернувшись в плащ, и пристально смотрел на меня.
Афия многозначительно кашлянула и кивнула в сторону Элиаса. Мол, поговори с ним.
Я снова оглянулась на Элиаса, и меня окатил шквал пьянящих чувств, которые я всегда испытываю, когда смотрю в его глаза.
– Я вернусь, – сказала я Кинану и поднялась, поставив кружку и посильнее закутавшись в плащ.
Элиас тут же плавно встал и пошел прочь от костра. Он исчез из виду так быстро, что я даже не увидела, в какую сторону он направился, когда вышел из кольца повозок, растворившись в темноте. Его намерения были понятны: «Оставьте меня в покое».
Я остановилась, чувствуя себя дурой. Затем ко мне подошла Иззи.
– Поговори с ним, – посоветовала она. – Ему это надо. Просто он сам этого не знает. Как и ты.
– Он зол, – прошептала я. Моя подруга пожала мне руку.
– Ему больно, – промолвила она. – И ты это понимаешь.
Я прошла мимо стоящих кругом повозок и оглядела пустыню. У подножия плато заметила блеск нарукавника. Между нами оставалось еще несколько футов, когда я услышала вздох. Затем Элиас повернулся ко мне. Его лицо, лишенное всяких эмоций, кроме мягкой вежливости, освещала луна.
Просто возьми и сделай это, Лайя.
– Прости меня, – произнесла я, – за то, что случилось. Я… я не знаю, правильно ли то, что ради жизни Дарина страдает племя Саиф. Особенно если нет уверенности, что Дарин жив. – Я собиралась сказать всего несколько сдержанных и тщательно подобранных слов, чтобы выразить Элиасу сочувствие, но когда начала говорить, то уже не смогла остановиться. – Спасибо, что твоя семья пожертвовала собой. Я очень хочу, чтобы подобное больше не происходило. Но не могу обещать, что такое не повторится, и мне от этого плохо. Потому что я знаю, каково это – терять семью. В любом случае прости…
Небеса, что я несу!
Я вдохнула. Слова показались вдруг банальными и бесполезными, поэтому я шагнула ближе и взяла руки Элиаса, вспомнив, что говорил Поуп: «Прикосновения порой лечат лучше трав и припарок, Лайя». Я крепко сжала его ладони, пытаясь этим выразить все, что сейчас чувствовала: «Надеюсь, что твое племя будет в порядке. Надеюсь, они выдержат допрос меченосцев. Мне и вправду очень жаль. Этого мало, но это все, что у меня есть».
Спустя миг Элиас выдохнул и склонил голову. Мы стояли, соприкасаясь лбами.
– Повтори то, что ты говорила той ночью в моей комнате в Блэклифе, – прошептал он. – Слова Нэн.
– Пока есть жизнь – есть надежда. – Повторяя за Нэн, я слышала ее теплый голос.
Элиас поднял голову и посмотрел на меня. Холод в его глазах растаял, теперь в них полыхал огонь, и у меня перехватило дыхание.
– Не забывай это, – сказал он. – Никогда.
Я кивнула. Шли минуты, но мы так и не размыкали рук, находя утешение в ночной прохладе и молчаливой компании звезд.
23: Элиас
Уснув, я попал в Место Ожидания. Я обнаружил, что лежу на спине на толстом ковре из опавших листьев. Дыханье вырывалось облаком пара. Надо мной переплетались паутиной ветви, их листва даже в полумраке горела ярким багрянцем осени.
– Как кровь. – Я тотчас узнал голос Тристаса и поднялся на ноги. Он стоял, прислонившись к дереву, и свирепо смотрел на меня. Я не видел его с того раза, как впервые попал в Место Ожидания несколько недель назад. Я надеялся, что он сумел пойти дальше. – Как моя кровь. – Он перевел взгляд на полог из веток, на лице – горькая усмешка. – Ты знаешь. Кровь, что вытекла из меня, когда Декс убил меня по твоему приказу.
– Прости, Тристас. – С тем же успехом я мог бы быть глупой блеющей овцой. Но гнев в его глазах казался таким противоестественным, что мне захотелось сказать что-нибудь успокаивающее.
– Аэлия уже оправилась, – бросил Тристас. – Предательница. Я думал, она будет скорбеть хотя бы несколько месяцев. Но когда я навестил ее, то увидел, что она ела. Ела!
Он принялся вышагивать взад-вперед. Лицо его потемнело, превратившись в уродливую, грубую пародию на Тристаса, которого я знал. Он что-то шипел под нос.
Тысяча чертей, он так разительно отличался от Тристаса, каким тот был при жизни, что возникла мысль, не одержим ли он. И могут ли призраки быть одержимыми?
На миг я разозлился на него. Ты мертв. Аэлия – нет. Но злость быстро прошла. Тристас больше никогда не увидит свою невесту. Никогда не подержит на руках своих детей, не посмеется с друзьями. Все, что у него есть – это воспоминания и горечь.
– Аэлия любит тебя. – Тристас повернул ко мне искаженное гневом лицо. Я воздел руки. – И ты любишь ее. Ты и правда хочешь, чтобы она умерла от голода? Ты бы хотел видеть Аэлию здесь, зная, что ее убила твоя смерть?
– Аэлия любит тебя. – Тристас повернул ко мне искаженное гневом лицо. Я воздел руки. – И ты любишь ее. Ты и правда хочешь, чтобы она умерла от голода? Ты бы хотел видеть Аэлию здесь, зная, что ее убила твоя смерть?
Ярость в его глазах погасла. Я подумал о прежнем Тристасе, живом Тристасе. К нему я должен был взывать. Но он не дал мне такой возможности – как будто поняв, что я хочу, он отвернулся и исчез среди деревьев.
– Ты можешь успокаивать мертвых, – донесся сверху голос Ловца Душ. Я поднял голову и увидел ее, сидящей на дереве, среди огромных корявых ветвей, словно ребенок в колыбели. Венок из красных листьев украшал ее голову точно корона, черные глаза мрачно блестели.
– Он сбежал, – сказал я. – Я бы не назвал это успокоением.
– Но он говорил с тобой. – Ловец Душ спрыгнула вниз. Ковер из листьев заглушил звук прыжка. – Большинство духов ненавидят живых.
– Зачем ты снова вернула меня сюда? – Я посмотрел на нее. – Просто ради развлечения?
Она нахмурилась:
– Я не призывала тебя на этот раз, Элиас, – ответила она. – Ты сам сюда явился. Твоя смерть приближается слишком быстро. Возможно, твой разум желает понять получше, что его ждет.
– У меня еще есть время, – возразил я. – Четыре… может, пять месяцев, если повезет.
Ловец Душ посмотрела на меня с сожалением и сказала, поджав губы:
– Я не вижу будущего, как некоторые. – Я понял, что она говорит о Пророках. – Но и я многое могу. Я искала твою судьбу в звездах той ночью, когда впервые призвала тебя сюда, Элиас. Тебе не суждено пережить Разану.
Разана, или же просто Ночь, изначально была праздником кочевников, но постепенно распространилась по всей Империи. Только для меченосцев – это повод для пирушки, а для кочевников – день чествования предков.
– Но до Разаны осталось всего два месяца. – Во рту у меня пересохло, и даже здесь, в мире духов, где все чувства притупляются, я испытал настоящий страх. – Мы к тому времени успеем лишь добраться до Кауфа, и то если повезет.
Ловец Душ пожала плечами:
– Мне неведомы маленькие страсти мира людей. Если ты так расстроен своей судьбой, потрать оставшееся время с пользой. Ступай.
Она щелкнула пальцами, и я почувствовал, как что-то словно дернуло меня за пупок и потянуло через туннель на огромном крюке.
Я проснулся рядом с тлеющими углями костра, рядом с которым устроился на ночь. Риц был на страже, обходя лагерь по кругу. Все остальные спали – Джибран и Кинан у костра, как я. Лайя и Иззи – в повозке Джибрана.
Два месяца. Как я доберусь до Кауфа за такой короткий срок? Я мог поторопить Афию, но в лучшем случае мы бы выиграли лишь несколько дней.
Часовые поменялись. Кинан занял место Рица. На глаза мне попался ящик-ледник, подвешенный под повозкой Афии. По ее просьбе я сложил в него мясо забитого козла.
«Если ему все равно суждено умереть, так пусть хоть принесет какую-то пользу». Слова Лайи.
То же относится и ко мне, вдруг понял я.
Отсюда до Кауфа больше тысячи миль. На повозке этот путь наверняка займет месяца два. С другой стороны, курьеры Империи преодолевают такие расстояния за две недели.
Но я не смогу брать свежих лошадей каждые десять миль, как делают курьеры. Не смогу ехать по главным дорогам. Я буду вынужден прятаться и чуть что – сражаться. Мне придется охотиться или воровать, если мне что-то понадобится.
И несмотря на это, если я поеду в Кауф один, то доберусь туда в два раза быстрее, чем на повозках. Мне не хотелось покидать Лайю. Я каждый день буду тосковать по ее голосу, по ее глазам. Я уже это знал. Но если успею добраться до тюрьмы за месяц, то до Разаны еще останется достаточно времени, чтобы вызволить Дарина. Экстракт теллиса будет сдерживать приступы, пока к тюрьме не подъедут повозки Афии. И я снова увижу Лайю.
Я встал, свернул свою лежанку и направился к повозке Афии. Едва я постучал в заднюю дверь, она тут же ответила, хотя была глубокая ночь. В руках она держала лампу. Увидев меня, Афия подняла бровь.
– Обычно, Элиас, я предпочитаю узнать получше моих ночных посетителей, прежде чем приглашаю их в свою повозку, – сообщила она, – но для тебя…
– Я не потому пришел, – сказал я. – Мне нужна лошадь, немного бумаги и твое благоразумие.
– Сбегаешь, пока еще есть возможность? – Она жестом предложила мне войти. – Рада, что ты одумался.
– Я вызволю Дарина в одиночку. – Забравшись в повозку, я понизил голос. – Так будет быстрее и безопаснее для всех.
– Дурак. Как ты доберешься до севера без моих повозок? Ты забыл, что ты самый разыскиваемый преступник в Империи?
– Я – маска, Афия. Так что справлюсь. – Я прищурился: – Но твоя клятва все равно в силе. Ты довезешь их до Кауфа.
– Но ты вызволишь его сам? Помощь племени Нур не понадобится?
– Нет, – ответил я. – Там есть пещера в горах к югу от тюрьмы. Примерно день ходьбы от главных ворот. Я нарисую тебе карту. Довези их туда в целости и сохранности. Если все пройдет хорошо, Дарин будет ждать в той пещере, когда вы приедете через пару месяцев. Если нет…
– Я не брошу их в горах, Элиас, – обиделась Афия. – Ради всего святого, они брали соль и воду с моего стола. – Мне не понравилась проницательность в ее взгляде, как будто, если придется, она любыми способами вытянет из меня правду. – С чего ты переменил решение?
– Мне никогда не приходило в голову сделать это в одиночку. – Частично это правда, и я позволил Афии увидеть на моем лице подтверждение этим словам. – Мне нужно, чтобы ты кое-что передала Лайе. Она будет очень противиться моему решению, если я скажу ей сам.
– Как пить дать. – Афия протянула мне бумагу и перо. – И не только потому, что тоже жаждет поучаствовать в освобождении брата… Хотя про вас обоих можно это сказать.
Я решил пропустить последнее замечание мимо ушей. Спустя несколько минут я закончил письмо и подробно нарисовал карту пещеры, где думал спрятать Дарина.
– Ты уверен, что так будет лучше? – Афия стояла, скрестив руки на груди. – Ты не можешь просто уйти, Элиас. Ты должен спросить Лайю, чего хочет она. В конце концов, это ведь ее брат. – Она прищурилась. – Ты же не собираешься бросить девочку на произвол судьбы? Не выношу, когда человек, которому я поклялась, сам оказался без чести.
– Я бы так не поступил.
– Тогда возьми Треру. Гнедого Рица. Он упрямый, но быстрый и хитрый, как северный ветер. И постарайся не оплошать. У меня нет никакого желания вламываться в тюрьму самой.
Я тихо прошел к повозке Рица, успокаивающе шепнув Трере, чтобы тот молчал. Взял лепешки, фрукты, орехи и сыр из повозки Ваны и увел коня далеко за пределы лагеря.
– Ты хочешь сам его освободить, так?
Кинан возник из темноты, как чертово привидение, я аж вздрогнул. Я не слышал его, даже не чувствовал.
– Мне не нужно спрашивать, какие у тебя на то причины. – Я заметил, что он держится на расстоянии. – Я знаю, что такое делать то, чего не хочется делать, ради великого блага.
Вроде слова его звучали почти сочувственно, но глаза оставались абсолютно пустыми. Шею неприятно покалывало, как будто стоит мне отвернуться – и он тотчас пырнет ножом в спину.
– Удачи. – Он протянул руку.
Осторожно я пожал ее, второй рукой неосознанно потянувшись к ножам.
Кинан заметил это движение и слегка улыбнулся, хотя его полуулыбка не коснулась глаз. Он быстро выпустил мою руку и растаял в темноте. Я стряхнул охватившее меня тяжелое, давящее чувство. Он просто тебе не нравится, Элиас.
Я посмотрел на небо. Звезды все еще мерцали, но уже приближался рассвет, а мне требовалось уехать до рассвета. И как же Лайя? Неужели я и правда собираюсь уехать, оставив ей на прощание лишь записку?
Осторожно, по-кошачьи, я подобрался к повозке Джибрана и отворил заднюю дверь. Иззи посапывала на скамье, сложив руки под щеку. На другой скамье крепко спала Лайя, свернувшись калачиком и держась одной рукой за свой браслет.
– Ты – мой храм, – прошептал я, присев на колени рядом с ней. – Ты – мой пастырь. Ты – моя молитва. Ты – мое освобождение.
Дед бы разгневался, узнав, что я запятнал его любимую молитву, но сейчас мне нужны были именно такие слова. Я вышел и направился к Трере, ожидавшему на краю лагеря. Когда я вскочил в седло, он фыркнул.
– Готов лететь, малыш? – Он шевельнул ушами, и я воспринял это как согласие. Больше не взглянув в сторону лагеря, я повернул к северу.
24: Элен
Он сбежал. Сбежал. Сбежал.
Я чуть не стерла в пыль каменный пол, вышагивая туда-сюда по главной комнате гарнизона – стараясь не слышать, как Фарис натачивал свои клинки, не слышать приглушенный голос Декса, который раздавал приказы легионерам, не слышать, как Харпер, глядя на меня, барабанил пальцами по доспехам.
Должен быть способ выследить Элиаса. Думай. Он – всего лишь один человек. А за мной мощь всей Империи. Возьми еще больше солдат. Призови еще больше масок. Подключи черных гвардейцев – ты их командир. Отправь их вслед за всеми племенами, которые посетила мама Рила.