Другие представительницы населенного пункта от пятнадцати до пятидесяти лет, общим числом девять, были одеты в джинсы. Разнились только блузочки на торсах – от классических рубашек на пуговках до растянутых футболок со стразами. И все щелкали семечки, оглядывая прибывших гостей.
– Ну наконец-то! – Обрадовалась Лариса Степановна, когда двери автобусов открылись.
До этого она раза четыре перебегала дорогу, маша руками, показывая, куда припарковаться.
Девушки и дамы улыбались, не стесняясь мелькавших среди белых золотых зубов, переминались с ноги на ногу, ожидая выхода столичных гостей, то есть возможных интересных мужчин.
– Тощая какая, – прокомментировала появление Красной Шапочки одна из жительниц, сильно смахивающая на перекормленную свинку не только фигурой, но и «пятачком» на розовой мордахе.
– Другая еще хуже, – заметила ее подруга из семейства страусовых, имея ввиду Леночку в полосатом сарафане сорокового размера, из-под которого торчали ноги, сравнимые с вязальными спицами, только чуть покривее. – Ни суп сварить, ни в постель затащить.
Все женщины дружно засмеялись. Мужики продолжали лузгать семечки.
– С прибытием! – Сказительница кинулась на шею Потапычу, выносящему из автобуса свою сумку.
Двойной ноши несчастный не выдержал и позорно пал в самом буквальном смысле.
Не смутившись двусмысленностью ситуации, Лариса Степановна с достоинством поднялась, поправила сползший на бок бюст и огляделась, высматривая следующую жертву своей бурной радости.
– Очень, очень рад, – пробормотал директор картины Альберт Евгеньевич и поспешил отступить, укрываясь от греха подальше за спинами коллег. В светлом льняном костюме и с шелковым платком на шее он смотрелся весьма импозантно и произвел благоприятное впечатление на местных женщин, разом оживившихся и выкативших вперед бюсты, создав тем самым ассортиментную линейку самого широкого спектра – от нуля до семи-восьми. Мужики в очередной раз сплюнули в крапиву. Проезжающий мимо на велосипеде семиклассник Колька чуть не упал, косясь в сторону приехавших.
Убедившись, что жизни и чести его больше никто не угрожает, а от Ларисы Степановны его отделяет достаточное расстояние, Альберт Евгеньевич потянулся, два раза присел, разминая ноги, и заинтересовавшимся встречающим дамочкам стал слышен хруст его коленок. Директор взглянул на клуб, на магазин и остановил особенный, вдруг ставший медовым, взгляд на покрасневшей отчего-то Нине.
По-приятельски кивнув ей, он припомнил не только пейзажи за деревенькой, но и легкий весенний запойчик, впрочем, оставшийся без серьезных последствий.
– Не такие уж они знаменитые, – решила одна из девах, сплюнув с губы семечную шелуху. – Никого не знаю.
– Без комментариев, молодежь! – Громко заявила Лариса Степановна. – Лучше договариваемся о продаже молока, масла и чего там очень любят творческие личности! Нина! На тебе два постояльца. Приглядись, мужики хорошие, а мою дачу мы разыгрываем в лотерею.
Выносящие мониторы из автобуса мужчины притормозили у крыльца с прогнувшимися досками.
– Степановна, кто в твой дом придет, тот там и останется, – заявил помрежа Сергей Анатольевич возрастом лет под пятьдесят. – Я у тебя однажды в Москве попил чайку…
– На недельку! – Грохнули смехом остальные выходящие из автобуса сотрудники съемочной группы.
Гримерша Леночка, она же «лопушка», она же костюмер и заварщица кофе с чаем, то есть самый необходимый в группе человек, пренебрежительно хмыкнула, оглядывая собравшихся девушек и дамочек в возрасте. Девушки хмыкнули в ответ.
– Можа отпразднуем? – Не выдержав, подал голос Борисыч, дощелкавший очередную жменю семечек, и переложил папку начальственного размера из-под правой подмышки под левую. – За приезд…
– Сейчас освободимся и сразу… – пообещал Сергей Анатольевич. – Подгребайте через час и захватите лука, хлеба и чеснока с салом.
– Этого у нас как дерьма за баней, – удовлетворенно заявил Борисыч и кивнул на магазин, стоящий напротив. – Магарыч за вами. Но у нас в сельпо дорого.
– Горючее привезли с собой, – успокоил Семен, распуская собранные в хвост дреды, чем поразил всех молодых девок.
Привыкшие к любым условиям съемок, помощники оператора, осветители и звукорежиссеры деловито разгружали аппаратуру и заносили внутрь клуба. Довольно быстро, да еще с помощью мужиков и матерного сленга, завершили разгрузку.
– Проводка слабая! – Кричал изнутри клуба Потапыч. – Ставим на подзарядку аккумуляторы.
Вылезший из автобуса последним Лев Львович, одетый сегодня вполне демократично – в джинсах и клетчатой рубахе, поправил на голове ковбойскую шляпу, с удовольствием оглядел автобусную остановку с растущей рядом березой в нежных листочках и встречающих девушек.
– Россия! Тудыть перегедрить. Родина! Любите ли вы родные просторы, как люблю их я?
На его патриотическое заявление никто не ответил, каждый был занят своим делом.
– Львович, кроватей для проживания в клубе на всех не хватит, так что четырех человек расселяем по домам, – напомнила Лариса Степановна.
– И где я поселюсь? – с тревогой поинтересовался режиссер.
– А как жребий выпадет! – с удовольствием от собственной значимости проговорила Сказительница. – Я тут записочки подготовила… – Она достала из синей сумки свернутые бумажки, после чего сняла шляпку и высыпала туда бумажки. – Как судьба распорядится. Та-ак, – она развернула пухлыми пальцами первые вынутые «фанты». – Директор и Леночка идут к Нине, а у меня поселятся Волк и Красная Шапочка, а ты с коллективом – здесь, в клубе. Тебе так удобнее руководить.
– Я почему-то так и думал, – заключил режиссер, «оглаживая» Оленьку, поправлявшую платье, ревнивым взглядом.
– Мой дом вон там, – Лариса Степановна махнула рукой, обозначая направление. – Тут близко, сами доберетесь. А я пока ребят устрою.
Дождик к этому времени закончился, и выглянуло солнышко.
Выпрыгнувший из автобуса Волк безостановочно чихал – французские духи, которыми облили себя Леночка и Красная Шапочка с головы до пят, не вызывали ничего, кроме аллергии.
Чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание, Оленька обратилась к Волку:
– Владимир, а Владимир?! Вот скажи мне, почему ты, здоровый крепкий че… волк, никак не заработаешь на машину? Я уже не говорю про самолет. Про пентхаус. Про костюм от Гуччи. Про парфюм от Габаны. Про часы от Ролекса. Про браслет от Картье…
Как уже было ранее сказано, характер Оленьки был далек от того скромного, застенчивого нрава кроткой девушки, которая когда-то, благодаря, простите за каламбур, перу Перро, попала в сказочную историю. Наша Шапочка и джип на ходу остановит, и ночную тусовку на абордаж возьмет.
Волк застонал. Атаки гламура были посерьезнее ядерных бомбардировок. Перепробовав кучу способов уйти от ответа, он пришел к выводу, что самый лучший вариант – юмор. Вот главный стоп-кран любого конфликта.
– Анекдот в студию! – проговорил Волк тоном завзятого конферансье, каким не побрезговала бы даже примадонна. – Жена говорит мужу: «Любимый, давай продадим дачу, квартиру, мебель! Купим машину, исколесим острова и страны, будем независимыми, свободными, счастливыми! Увидим свет!» А муж ей в ответ: «После такой нагрузки? Какой свет, тот или этот?»
Рассмеялся анекдоту только Борисыч.
В Москве Сказительница хвалилась своим домом в дачном поселке, показывала фотографии, угощала солеными огурцами. И вот перед съемочной группой раскинулась классическая русская деревенька девятнадцатого века с деревянными бревенчатыми домами и покосившимися заборами. Но за нею, ближе к лесу, виднелись дома дачного типа, намекающие на двадцать первый век.
Особенно выделялся дом с желтыми сайдинговыми стенами и красной крышей. Но стоял он на отшибе, ближе к лесу.
– Надеюсь, нам туда, – пробормотала Внутренняя Богиня.
– Прекрасный вид настоящей деревни, – удовлетворенно решил Разумей Занудович.
– А мне здесь нравится! – Девочка-девочка с любопытством огляделась. – И воздух свежий, и коровами пахнет, молоком…
– Быстро разбредаемся по своим домам и койкам! – скомандовал режиссер. – Завтра вы мне нужны отдохнувшими. Шесть часов дороги – не шутки.
– А отметить? – обиделся стоящий сбоку клуба Борисыч. – Я уже организовал закуску, распределил по всем мужикам, что кто принесет, и на вас надеялись.
– Святое дело – отмечание, – вступил в разговор полусонный Олег.
Собравшийся уходить Альберт Евгеньевич остановился:
– Традиция – великое дело.
– Значит, так тому и быть, – решился Лев Львович, поправил шляпу и добавил: – Но подъем в шесть утра, будем ловить солнце.
– Быстро разбредаемся по своим домам и койкам! – скомандовал режиссер. – Завтра вы мне нужны отдохнувшими. Шесть часов дороги – не шутки.
– А отметить? – обиделся стоящий сбоку клуба Борисыч. – Я уже организовал закуску, распределил по всем мужикам, что кто принесет, и на вас надеялись.
– Святое дело – отмечание, – вступил в разговор полусонный Олег.
Собравшийся уходить Альберт Евгеньевич остановился:
– Традиция – великое дело.
– Значит, так тому и быть, – решился Лев Львович, поправил шляпу и добавил: – Но подъем в шесть утра, будем ловить солнце.
– Творческий садист, – с удовольствием заметил директор картины и похлопал себя по животу.
«Неужели дальше этого захолустья еще что-то есть?» – ужаснулась Красная Шапочка, стоя посередине сельской дороги. По представлениям девушки, то, что она сейчас видела перед собой, называлось концом света. Сбоку от места остановки автобусов расстилалось чисто поле с какими-то развалинами – тут был то ли античный храм, то ли советских времен коровник, теперь уже не разобрать.
– Вот попали! – Красная Шапочка из-под руки хмуро обозрела окрестности, словно Илья Муромец на знаменитой картине «Три богатыря».
– А знаешь, Оля, не все уж так и плохо. Солнышко светит, птички поют… – заметил Волк, но замолчал, сраженный убийственным, крупного калибра взглядом.
Предчувствуя нехорошее, Серый решил обратиться к проверенному способу:
– Как-то раз один мой знакомый рассказал классную историю. Я смеялся полвечера. Значит, слушай. Отдыхал он на шикарном экзотическом острове – вокруг девушки, музыка, коктейли, теплое море, солнце и все такое. Кайф. И вдруг, прямо на песок, посреди пляжа, приземляется парашютист на лыжах – в зимнем костюме и в горнолыжных очках. Представляешь? Лето! А он на лыжах!
Слушавшие Волка девушки у крыльца и Леночка засмеялись, но Красная Шапочка даже не улыбнулась:
– Волк, повторять не надо. Не дура, – и она надула губки.
– А, ну да, ну да… Забыл. Так вот, все вокруг всполошились, стали ему объяснять, что он сбился с курса, не туда приземлился… Парашютист, не моргнув глазом, спокойно отвечает: «Ребята, не парьтесь. Следующий самолет снег везет». Так и мы с тобой сейчас тут новый мир построим! Бог это сделал за семь дней, а мы чем хуже Его?
Шапочка ничего не ответила, только покрутила указательным пальцем у виска и закатила глаза.
– Ну, не хочешь, значит, не будем ничего строить. О, смотри! – Волк разглядел тропинку, ведущую в сторону дачного поселка. – И указатель есть! «Пригород». Нам туда!
– Да пошел ты… – огрызнулась Красная Шапочка, вглядевшись в надпись на указателе. – Название выглядит странно.
– Это как воспринимать?
– Как «Рафаэлло». Вместо тысячи слов. Дурак ты, Волк. Читать не умеешь. Тебе же исправили ошибку – перечеркнули последнюю букву «О» и русским языком написали «ПригорАд»! Ничего себе название для дачного поселка.
– Оля, я, конечно, понимаю, что ты слишком красивая, чтобы быть доброй, но все же имей совесть и злись хотя бы раз в пять минут, – проворчал Серый Волк. – Замечай хоть что-нибудь хорошее. Солнышко светит, птички поют… И природа, и бесплатно!
– Аага-а! – согласилась Девочка-девочка. Похоже, ей одной было здесь хорошо и комфортно.
Тем временем автобусы разъехались, на стоянке остался только минивен, около которого продолжали суетиться Потапыч с помощником.
Около Красной Шапочки оказались два ее два розовых чемодана. С ужасом взглянув на них, девушка огляделась, но никто не собирался ей помогать, а Волк так вообще демонстративно от нее отвернулся.
– На фига ты набрала столько ненужного? – недоумевал он. – Оставь в клубе, не нужно тащить лишний багаж.
– И что же теперь делать, – ужаснулась Внутренняя Богиня, сидя на чемодане и покачивая полупрозрачными ножками.
– Брать с собой в командировку нужно ровно столько вещей, сколько можешь донести самостоятельно, – прозвучал голос Разумея Занудовича, – но сам он не показался, боясь гнева Внутренней.
– Зануда, – ответила сама себе Красная Шапочка.
Пришлось подхватить сумку и чемоданы на колесиках и побрести по разбитой дороге.
До нужного дома предстояло протопать не меньше километра и перейти ручей, отделяющий деревню от «ПригорАда».
Через полчаса Шапочка выглядела так, словно прошла и Первую, и Вторую мировые войны, и взятие Бастилии, и замужество, и развод, и дележ имущества. У нее уже пооткрывались все запасные виды дыханий, но лимит злости не был исчерпан. Она даже пошла на сделку с собственной красотой и спустилась с каблуков на землю – сняла свои лакированные красные туфельки, но перед самым ручьем снова их надела, заявив, что все равно не полезет в это болото. На все уговоры и угрозы Волка Шапочка отвечала: «только через мой труп» или «уж лучше я превращусь в памятник при жизни, но с места не сдвинусь».
– «Дураки выдумывают моду, а умные поневоле ей следуют», – сказал Сэмюэл Батлер, хороший английский писатель, – напомнил о себе Разумей Занудович, переодевшийся в деревенскую толстовку, порты и напяливший на голову крестьянский картуз.
– Ну ты и язва… – протянула Внутренняя Богиня. – Лучше нащупай второе дыхание, иначе Шапочка завалится в обморок прямо на дороге!
Разумей промолчал с видом бухгалтера, который наблюдает за детьми, играющими в «Монополию».
– Элементарно, Внутренняя, – ответил он бессмертным голосом Василия Ливанова. – Нужно внушить Красной Шапочке, что она уже похудела как минимум на килограмм. Средство стопроцентно действенное.
Прислушавшись к внутренним голосам, Красная Шапочка перехватила поудобнее ручки чемоданов, выпрямилась и пошла дальше, гордо подняв голову.
– У тебя идеальная фигура! – крикнул ей вслед Волк. – Только характер ее немного портит.
Больше всего Оле сейчас хотелось оказаться в лапах Волка, и чтобы он нес ее, прижимаясь серебристой шерстью к ее щеке, и постепенно шерсть становилась бы легкой трехдневной небритостью на волевом лице… Цвет волос можно оставить серебристым, а вот янтарные глаза… Ну ладно, пусть будут такими, это необычно. Но вслух Красная Шапочка сказала совсем другое:
– Какой из тебя мужчина? Так, зоонедоразумение.
Она зло тащила чемоданы, подпрыгивающие на кочках и жалобно поскрипывающие колесиками. Красивый элитный багаж не привык к подобному обращению и, без сомнения, подал бы жалобу в общество по защите прав предметов потребления от потребителя. А Красная Шапочка тащила и тащила, подтверждая все строки, написанные о силе и целеустремленности русской женщины. Коня на скаку остановит, до дома багаж донесет…
Волк уже поклялся себе никогда не жениться и ни при каких обстоятельствах не отправляться с женщиной на съемки, но что-то нужно было предпринять уже сейчас. Что же делать? Послать Шапочку куда подальше? Ну уж куда дальше-то – и так край света? Оставить ее без помощи? Нет, конечно, красиво: на фоне леса, пышущего зеленью, по деревенской дороге идет Красная Шапочка на высоких каблуках, в шляпе и с розовыми чемоданами. И каждый из сельских ребят, «нечаянно» проезжающих мимо на еще советских велосипедах, обязательно оглядывался на Оленьку и фотографировал на телефон, а двое даже присвистнули от восхищения.
«Вот и ее мечта о славе исполнится, – подсмеивался Волк. – На страничках всех деревенских парней появится фото дня».
– Таких, как ты, щенками нужно оставлять в питомнике для диких животных, – ворчала Красная Шапочка, пока не подошла к ручейку, мосток через который представлял из себя слегка обтесанное дерево.
Самое печальное, что последний велосипедист не рассчитал траектории, и бревно после него упало в воду, на скользкие камни.
– Приплыли! – сказала Оля, остановившись перед преградой.
Волк Ольгу не слышал и думал о своем. «Грустно как-то. Все-таки друзья. Ну не друзья, так коллеги по съемочному цеху, ну не коллеги, так просто знакомые. Как помочь? Посадить ее на закорки и почувствовать себя «под каблуком»? Ну уж нет. Этот номер не выйдет. Вон отец, уступал-уступал матери, а она в него чуть из дробовика не выстрелила, когда узнала, что он в ее сеточке для волос принес в дом репчатый лук.
Эх, где они теперь, мама с папой? Володя и Бабушка надеются, что они живы, хотя прошло уже двенадцать лет. Родители уехали в очередную экспедицию изучать быт староверов куда-то за Байкал, затем отправились дальше, в Шамбалу, а там и до Китая недалеко. За свою жизнь Владимир видел их в общей сложности раз двадцать, воспитывали его Бабушка и Дядя.
– Вот это да…
Увидев ручей с «переправой», Волк тоже поначалу слегка растерялся. «Никогда Красная Шапочка этот ручей не преодолеет, особенно ее чемоданы», – решил он.