— Вроде бы и все… — Сергачев обхватил голову руками. — А какими силами?
— То есть?
— Какими силами ты это собираешься сделать?
— В смысле? Сколько людей брать?
— Да нет. Из ведомства — из какого?
— Ну как… Я полагал — из бывшего вашего. Спецназ какой-нибудь технический или ФСБ.
— То есть спецоперация?
— Ну да.
— Ну понятно. — Сергачев, как будто из него выпустили воздух, обмякнув, с тоской посмотрел куда-то в угол. — Хотел бы я так, как ты, рассуждать. — Он почти с завистью посмотрел на Сергея. — Ты человек науки, зарылся в свои интегралы, можешь не замечать, что вокруг делается. Я худо-бедно тоже разработками занимаюсь, только хрен мне кто позволит так, как ты, жить — как на Луне.
— О чем это вы?
— О чем… А ты о чем? Ты себя послушай — «украсть», «подорвать», «спецназ». Это какой же самоубийца такой приказ отдаст? Ты что, не знаешь, что спецоперации против стран СНГ уже хрен знает сколько лет как запрещены?
— Как запрещены?
— Да так, с самого основания Содружества. Они ж, е… твою, союзники наши. Специальные соглашения есть — под договорами подписи первых лиц стоят. Никакой нелегальной деятельности, вся оперативная работа запрещена и прекращена, не говоря уже об оперативно-диверсионной. Вот тебе и весь сказ. Ты что, первый раз об этом узнал?
— Первый раз, — Сергей, обдумывая услышанное, задумчиво посмотрел на Сергачева. — Да, неожиданный оборот. — Секунду поколебавшись, он вновь коротко покосился на него. — Только один вопрос. А сами-то вы в этот сказ верите?
— В смысле? Ты о чем?
— О чем? — Сергей пожал плечами. — Помнится, один умный человек говорил — если все кругом кричат и бьют себя в грудь, что чего-то нет, значит, на самом деле это точно есть. Не хочу делать никаких намеков, но учитывая некоторые обстоятельства…
— Да не все ты учитываешь обстоятельства. Не все, — Сергачев махнул рукой. — Да понял, понял я тебя. Ты что, хочешь сказать, что я тут тебя баснями кормлю, а на самом деле такая работа есть и ведется?
— Ну, утверждать ничего не могу, но уж на такую единичную операцию ваше руководство могло бы санкцию дать.
— Да ни хрена б оно не могло, — Сергачев, сникая, опустил голову. — Начальство это гребаное… Если б оно хоть чего-то могло, чего б я с тобой советовался теперь. Мы сейчас в такой жопе, в какой, может, вообще никогда не были, — он махнул рукой снова. — Ну, с тобой понятно — телевизор не смотришь, газет не читаешь, ты как этот философ-мазохист, думаешь, если тебе чего-то неизвестно, то этого и на свете нет. Ты что, действительно не знаешь, что на следующей неделе твориться будет?
— Нет.
— Ну так слушай. На следующей неделе на белорусскую границу большая делегация выезжает — праздновать годовщину, как там порушили какие-то там пограничные столбы. Фестиваль будет — славянское единство, песни, пляски, керамика, пантомима, все что надо. Праздник Янки Купалы — депутаты обоих парламентов через костер будут прыгать, хоровод водить вокруг конской головы, русалок отлавливать, ну и все такое. Ну а через два дня сюда уже основная делегация приезжает — большой договор заключать. В следующую субботу его первые лица подпишут. В день подписания пол-Москвы на уши поставят — фольклорные пляски, гром из пушек, патриарх с молебном, народные викторины, эстафеты, женские хоры с дирижаблей цветы разбрасывать будут — кому-то это надо, кто-то свои задачи решает, ядрить их…
— Понятно. А о чем договор?
— О чем… объединяемся мы с ними. В союз, в единое государство. Ты что, действительно ничего об этом не слышал?
— Нет. Погодите. Так мы ж с ними в прошлом году объединялись уже?
— Ну и что? А сейчас опять объединяемся. Интегрируемся мы с ними. Интеграция — что такое, понимаешь, нет?
— Нет.
— Это мало кто понимает. Вернее, все понятно, знать бы только, как нам из-под всего этого выползать теперь.
— А на какой основе объединение?
— На основе нерушимости суверенитетов, на какой же еще.
— А, ну да. Действительно. Извините, глупый вопрос.
— Ну вот, даже ты понимаешь.
— Ну да, — Сергей кивнул. — Интеграция с Белоруссией — это что-то вроде секса по телефону. И удовольствие сомнительное, и детей точно не будет.
— Да какие удовольствия теперь. Все начальство только вокруг этого и пляшет. По телефону, кстати, тоже не отвечает, все совещания отменены, сами то ли заседают, то ли носятся хрен знает где. Все подготовкой заняты. Подготовка еще та идет. Сам знаешь, как у нас раскочегарить могут, если сверху добро дадут. В общем, в такой ситуации и за такой санкцией идти, с таким докладом — лучше сразу себе голову прострелить, ну наше начальство и зарылось в блиндажах, наверх никто и носа не кажет.
— Ну понятно. По шапке получить можно капитально.
— Да не в том дело, что по шапке. По шапке сколько раз получали. Просто шансов ноль — бессмысленно и опасно, — Сергачев, кривясь, дернул головой. — Понимаешь, о таких ситуациях или аналогичных докладывать принято, когда уже исправлено все — тогда они там наверху все правильно понимают. Ну там пожурят, перьев навтыкают, но суть в том, что все уже позади, от них уже ничего не требуется, им ничего делать не надо, а это для них самое главное. А тут ситуация подвешенная, доложить — значит перед фактом поставить, а дальше сам понимаешь, как все покатиться может, когда столько народу наверху спит и видит, как бы нашу отрасль последнего финансирования лишить. Комиссии, реорганизации — все устроят, по полной программе. И, главное, санкции на спецоперацию все равно не дадут — в такой момент такую операцию санкционировать — это ж политической провокацией пахнет, что они там, самоубийцы, что ли. Ну вот и имеем ситуацию. Новейшая ракета, военными секретами под завязку набитая, в трехстах километрах от границы лежит, а мы ни рукой, ни ногой пошевелить не можем.
Сергей с сомнением покосился на Сергачева:
— А не преувеличиваете вы? В конце концов, что может случиться? Ну лежит она там, ну так не где-нибудь лежит, а на территории дружественной страны. Ну найдут они ее, ну так в конце концов нам же и вернут, они ж союзники наши. Что с того?
Сергачев, словно на секунду потеряв дар речи, в тоске схватившись за голову, взвился в кресле:
— А кто американцам комплекс C-300 продал? Забыл? Новейший комплекс ПВО за пять миллионов долларов спустили глазом не моргнув. Это как? Что, ты думаешь, мы все колотимся здесь? Второй серии будем дожидаться?
Сергей, наконец все поняв, быстро посмотрел на Сергачева:
— Американцы знают?
— По идее — должны. Система оповещения у них четко работает. Заинтересовались или нет — другой вопрос. Слава богу, хоть место падения вряд ли зафиксировали — над границей облачность была, мы сами ее только по телеметрии зацепили. А о старте знают почти наверняка. Главное — заинтересовались ли. Если заинтересовались, то на серьезные меры могут пойти.
— Белорусские-то ПВО ничего не заметили?
— Ничего. Они в другую сторону развернуты. Такого подарка никто не ожидал.
— Это точно?
— Точно.
Сергей усмехнулся.
— Оперативной деятельности не ведется, говорите? ФСБ, значит, в курсе? Не заложат вас? Ведь обязаны доложить.
— Пока сдерживаем. И их, и внешнюю разведку тоже. Генерал ездил, выпили по старой дружбе, удалось уговорить. Они ж все понимают.
— А военные? Не колотятся? Их же вроде тоже касается?
— А эти-то чего? Ракета-то не их, на вооружении не состоит. Они только пуск осуществляли. К действиям пускового расчета претензии есть? Нет. Ну и гуляй. В общем, уговорили пока. Генерал к ним тоже ездил. Тоже выпили, посидели, ситуация пока под контролем.
— Чувствую, генерал ваш всю неделю не просыхал.
— Просохнешь тут… — Сергачев махнул рукой. — У нас пока пьют, ситуация всегда под контролем. Вот когда трезветь начинают, тогда ноги уноси. Хрен знает чего случиться может.
— Но возвращать все равно как-то надо. Может выйти-таки наверх, но не за санкцией, а просто попросить, пусть там с их президентом договорятся, чтоб вывезти ее.
— Мы об этом думали. Доложить, в ноги бухнуться, они это любят. Но там же политика. Еще хуже. Переговоры же будут, торговля. Им что-то от нас нужно, нам — что-то от них. Каждый аргумент на счету. А тут вдруг мы со своим — у нас, понимаете ли, ракета улетела. Подарок к празднику. Как раз для переговоров. Те только рады будут — представляешь, какой дополнительный торг пойдет, какую цену заломят? Но даже не в этом дело. Президент их, может, и согласится, но не он же ее будет вытаскивать и доставлять. Те, кто американцам C-300 загнал, между прочим, все на местах, а если и нет, то и новых найти недолго. Их казна тогда за него пять миллионов получила, а американцы-то заплатили пятьдесят. Куда остальные сорок пять пошли, понимаешь? А практически-то все как два пальца об асфальт — по пути ее на стенд, содержимое озушек снять, схемы по печатным платам скопировать, и все дела. Полдня хватит, ежели навалиться. Потом скажут, задержались в пути, рытвин на дороге много, весенняя распутица. А кому ее на стенде распотрошить, там есть.
— Да, НПО «Сердолик» и все такое. Я кое-кого из этих ребят знаю.
— То-то и оно.
— А междусобойчик нельзя устроить? Ну, тихо, по-свойски все решить, келейно? Договориться с военными? Ну опять же посидит наш генерал — какой-нибудь там замкомандующего округом — с их генералом в бане, выпьют, былые годы вспомнят — все-таки свои люди, в прежние времена в одних округах служили, в одних академиях учились, родственников тьма, ну и переправит тот эту ракету по старой дружбе спецрейсом в Россию под мужское слово, потом при случае можно ему без шума тысяч двадцать долларов в конверте передать за коммерческий риск. Уж такую-то сумму вы как-нибудь обналичить сможете.
Сергачев угрюмо покачал головой:
— Не получится. Не пойдут они на это. Мы-то готовы, они точно не пойдут.
— Побоятся? Что там, борьба с коррупцией такая?
— Борьба с коррупцией там такая же, как у нас, — бесконтактный стиль. Там хреновей дело — там с политикой строже, никто не рискнет. Ты их внутренней обстановки не представляешь. Там военных в строгости держат — это тебе не наши, что навострились арсеналы в дачи конвертировать. С их генералами сколько ни пей, никакие прежние связи не помогут — в политически опасное дело никто не станет соваться. Да и выпивку в бане организовать не так-то просто, ты этими разговорами про военное сотрудничество не очень-то обольщайся, на деле ничего еще не решено, серьезные препятствия есть. Мы все это не понаслышке знаем, сталкивались. Это со стороны кажется, что все просто так. — Сергачев внезапно посмотрел на Сергея. — Ты белорусскую конституцию читал?
Сергей, поперхнувшись, опасливо взглянул на Сергачева.
— Да нет, знаете, не успел как-то. Все дела, дела… Хотя друзья советовали. Рекомендовали, знаете ли. Хвалили. В общем-то, я языка белорусского не знаю.
— Не в языке дело. Его и там никто не знает, кроме активистов национального фронта. Это они все норовят по-белорусски между собой переговариваться — чтоб подслушать никто не смог. А сама конституция по-русски написана. Так вот, там прямо указано: Белоруссия — нейтральное государство. А это знаешь, что значит? Это значит, оно агрессивной внешней политики не ведет, в военно-политических блоках не участвует, военных баз за рубежом не держит и вообще во внешней политике руководствуется принципами мирного сосуществования, невмешательства во внутренние дела других государств, неприменения силы в международных отношениях и делом мира.
Сергей крутанул головой:
— Эта их конституция — прямо триллер какой-то.
— В общем, сам понимаешь, для реального военного сотрудничества серьезные препятствия есть, и они ими дорожат, при случае задорого будут продавать. И с генералами их ничего не выйдет.
Сергачев, заметно нервничая, посмотрел куда-то мимо Сергея.
— В общем, ситуация предельная. Обздались мы лихо, в результате и дальнейшие работы, и деньги, и интересы страны — все под угрозой. А часы тикают. В любой момент все что угодно может случиться.
Сергей кивнул:
— Да, невесело. Действительно, вроде все просто, а на деле не просматривается путей. Даже не знаю, что вам посоветовать.
— Ладно, советовать ничего и не надо. — Сергачев внезапно в упор посмотрел на Сергея. — Вот ты и привезешь ее.
— Я?
— Ты, — Сергачев, подобравшись, как перед решающим рывком, впился глазами в Сергея. — Ты только не перебивай, ты выслушай. Ты ж знаешь, я тебе не враг и дурного не посоветую. И подставлять тебя тоже не буду. Ты давай как мужчина с мужчиной — обещаешь не перебивать?
— Ну, обещаю.
Сергачев, виляя в кресле, доверительно наклонился к Сергею.
— В общем, смотри, ты пойми, как все было. У нас, как все выявилось, легкий столбняк пошел. Генерал наверх тыкался — сориентироваться — бесполезно. Серьезные люди конфиденциально четко сказали: шансов нет. Обстановка не позволяет. Времени было только смежные службы предупредить, чтоб нас не опередили, поберегли пока. Дескать, сами справимся, выпутаемся как-нибудь. А как выпутаешься? То, что ее левым способом вывозить надо, с самого начала ясно было. Только кто с этим справится? Люди-то есть, и даже структуры есть, квалифицированные, из наших, бывших, но им же платить надо. Где деньги взять? Тысяч двадцать долларов, как ты сказал, мы еще худо-бедно обналичить можем, но тут же совсем другие деньги нужны, кто за двадцать тысяч долларов за такое дело возьмется? А крупные суммы мы неизвестно кому переводить не можем, мы ж госструктура, у нас же бюджет, финансовый план, нас же контролируют. Ну тут я и пропас, про вас с Андреем вспомнил. Работы по фрактальной компрессии — единственная тема, которая еще адресно не расписана, деньги уже есть, а исполнитель не определен, думали, НПО имени Иванова, но что-то они там закобенились, дескать — мало, сроки нереальные, в общем, застопорилось дело, генерал бумаги отложил, не подписал, пауза возникла, хотя считалось, вроде они тендер выиграли. Ну я и рванул к генералу, дескать, так, мол, и так, есть надежные люди, знающие, проверенные, и ситуацию разрешить могут, и тему потянуть, денег, чтоб им заплатить, нет, ну так отдать им тему, и кранты. Генерал меня сначала обматерил, а через час опять вызвал, стал про вас расспрашивать, выхода-то нет. Ну я ему и представил в лучшем виде, дескать, и квалифицированные, и опытные, и по этой тематике уже с нами работали, результаты есть. Финчасть на дыбы встала, ну и пришлось это все через ваше министерство прогонять, генерал кому-то из ваших замминистров звонил, договаривался насчет транзитного договора. Тут, видно, с него эти семь с половиной миллионов и слупили. Так что заказчиком для вас ваше министерство будет. Я у генерала один день паузы взял, дескать, технические детали согласовать — и к тебе. Пойми, раньше не мог, все так покатилось, что и слова не вставишь, а с другой стороны, что и вставлять. В общем, пойми, все от тебя зависит. Если согласишься, такой заказ можно поиметь, такие деньги сшибить, о каких мы и мечтать не могли. И работу, само собой, сделать, тут я если б не был уверен, то, сам понимаешь, ни о чем и не заикался б. А перспективы? Такого случая больше точно не будет. Это притом, что в Белоруссии дел-то всего ничего. В общем, тебе решать, но знай: великое дело можешь сделать — и для страны, и для бизнеса.
Сергей подозрительно посмотрел на Сергачева.
— Где-то я сегодня уже слышал такое.
— Ну слышал, и правильно. Такой шанс один раз в жизни выпадает.
— Ну хорошо, погодите. «Дел-то всего ничего». Ну, допустим, мы на это пойдем. Как же я, по-вашему, ее оттуда выволакивать буду?
Сергачев, заметно успокоившись, махнул рукой:
— Ясное дело, не вручную. Да она вся целиком и не нужна. Главное, с боеголовки, с бортового процессора платы снять, где навигационная программа зашита. Тут-то как раз все продумано. Тебя что, уже технические детали интересуют?
— Ну предположим.
— Да нет там ничего сложного. Главное — импульсный пробойник — им ты будешь корпус и обшивку вскрывать. Хорошая такая штука, вроде автогена или сварочного аппарата, тоже отечественная разработка, еще даже в серию не пошла, у тебя автономный ранцевый вариант будет — на сжиженном газе, тяжеловат, правда, килограммов тридцать, но в работе зверь — любой металл под ним что скорлупа яичная, за тридцать минут все это хозяйство как шпроты вскроешь. Дальше в монтажной схеме разобраться надо, но это тебе еще здесь наши люди покажут, помогут, там интерфейсные платы надо снять, нижние зацепить, жгуты перерезать и весь этот конструктив, где бортовой процессор, прямо как новогоднюю игрушку в коробке вытащишь. Можно бы ее там же на месте распылить, чтоб не досталась врагу, на этот случай у тебя пиропатрон будет, но это в случае крайности, если не дай бог что, а так-то нам процессор живьем нужен — нам же после этой аварии заново все узлы надо на стенде прогонять, считай, полгода исследований как минимум, и будут ли результаты — неясно, а так сразу отдефектоваться можно, поймем, что случилось, наконец. К тому же там же системный архиватор, вроде черного ящика, в нем пока вся полетная информация хранится, у него питание автономное, на электролите, еще дней пять напряжение держать сможет, тоже причина, почему торопиться надо. Кидаешь конструктив в сумку, баллоны с газом там же в лесу оставляешь, хрен с ними, сразу двадцать килограммов веса долой, выбираешься из лесополосы — и домой. Там тебя машина будет ждать. Ну и все. Говорить-то о чем? Как будто есть какие-то причины волноваться при таком раскладе.
Сергей, морщась, мотнул головой:
— Не о том вы что-то говорите. Технические подробности — это ладно, это я, может, и вправду как-нибудь освою. Как это вообще все будет? Я тут вас послушал, вы вообще что себе думаете, это ж спецоперация в чистом виде, я ж тут практически нелегал. Я не пойму — прикрытие-то какое? На каком основании я там буду находиться? У меня что, фальшивый белорусский паспорт будет?