14 Анна Георгиевна Томан (ок. 1900—?) – так же как и Зоя Александровна Никитина – большая поклонница поэзии Ахматовой, работавшая в Литфонде.
15 В 1953 году в июньском номере «Нового мира» была напечатана статья Ф. Гладкова «О культуре речи»; до этого, в газете «Советское искусство» (17 мая 1952 г.), его же письмо в редакцию: «О языке на сцене и экране. О неправильном словоупотреблении».
16 Сестры Наталья и Татьяна Ильиничны, с которыми А. А. встретилась и подружилась в Болшеве в 1952 году, – интеллигентные, образованные женщины, происходившие из старомосковской дворянской семьи. Отец их, Илья Николаевич Игнатов (1859–1921) – долгие годы вел литературный и театральный критический отдел в газете «Русские Ведомости». Наталья Ильинична (1900–1957) в молодости – ученица философа и лингвиста Г. Г. Шпета (р. 1878), расстрелянного в 1937 году. В последние годы своей жизни она работала редактором в издательстве АН СССР. Татьяна Ильинична (1889–1972) – провела несколько лет в лагере в Казахстане, как «член семьи врага народа»: она была женою инженера Сергея Николаевича Коншина, тоже расстрелянного в 1937 году. В последние годы Татьяна Ильинична переводила для Института Естествознания со старонемецкого.
Обе сестры любили и хорошо знали Москву и Подмосковье. Взяв машину, они, вместе с Анной Андреевной, совершали дальние прогулки. Стихотворение Ахматовой, в котором поминается Рогачевское шоссе, первоначально (еще до того, как оно вошло в цикл стихотворений памяти Блока) было посвящено Н. И. Игнатовой. (См. «Стихотворения, 1958», с. 59.)
17 По сию пору положительных отзывов Ахматовой о Чехове мне известно два: один (как о человеке) содержится в воспоминаниях А. В. Любимовой: «В представление о русском писателе входит что-то доброе и неторгашеское: Короленко, Чехов кормили голодающих». (А. В. Любимова. Записи о встречах. – См. сб.: Об Анне Ахматовой. Л., 1990, с. 240.)
Второй положительный отзыв о Чехове (как о писателе) приводит Исайя Берлин: «Она перечитала Чехова, которого однажды так строго осудила, и сказала, что по крайней мере в «Палате № б " ее и многих других положение он описывает точно». (См. «Рассказы…», с. 283.)
18 Нина Константиновна Бруни (1900–1989) – жена художника А. А. Бруни, дочь поэта Константина Бальмонта.
19 Л вот Липскеров объявил… «для первого раза это ничего». – К тому времени, как А. А. совершила первую попытку переводить китайских поэтов, – ее старинный знакомый, Константин Абрамович Липскеров (1889–1954) – в десятые годы поэт и живописец – был уже опытным переводчиком: он перевел поэмы Низами Гянджеви («Хосров и Ширин» и «Искандер-намэ»), армянский эпос – «Давид Сасунский» и мн. др.
Во время эвакуации К. А. Липскеров жил в Ташкенте, посещал Анну Андреевну и был одним из «современников», слушавших «Поэму без героя».
20 Ахматова из года в год все более с глубокой горечью сетовала, что сборники ее стихов дают читателю ложное представление о ее поэзии, о ее пути. Сетовала она недаром. Как была бы она опечалена, если бы убедилась, что не только рядовые советские граждане, от которых власти целыми десятилетиями умышленно скрывали ее стихи, не только русские эмигранты, ведать не ведавшие о подвигах ее неукротимой музы, – но даже такая читательница, как Марина Цветаева, вернувшись на родину и взяв в руки «Из шести книг», не догадалась о вынужденных пропусках, о цензурных изъятиях! Целые циклы стихов Анны Ахматовой, десятки и сотни созданных ею строк отсутствуют в этой книге, да и в других ахматовских сборниках… 5 сентября 1940 года Марина Ивановна внесла в свою тетрадь такую запись: «да, вчера прочла, перечла – почти всю книгу Ахматовой, и – старо, слабо… А хорошие были строчки… Непоправимо-белая страница… (Строка из стихотворения «Вечерние часы перед столом» – Л. Ч.) Но что она делала с 1917 по 1940 г.? Внутри себя. Эта книга и есть непоправимо-белая странница… Жаль». («Неизданные письма», с. 631–632.)
Но как же Марина Цветаева, оказавшаяся непоправимо глухой и слепой к деятельности советской цензуры (хотя и ощутила ее тяжесть на собственных произведениях), не спросила себя: да многое ли из сделанного Ахматовой (хотя бы в тридцатые годы) опубликовано и вообще известно мне? В 1940 году? Такого вопроса Марина Ивановна себе не задала. Жаль.
Она не читала ни «Реквиема», ни «Привольем пахнет дикий мед», ни «Немного географии», ни «И вот наперекор тому», ни «Здесь девушки прекраснейшие спорят», а из «Триптиха» (т. е. из «Поэмы без героя») узнала во время встречи с Ахматовой лишь первую часть, которую и приняла за «мирискусническую стилизацию» (сб. «Узнают…», с. 350–351). Не говорю уж о том, что ей остались неизвестны стихи Ахматовой, посвященные непосредственно ей, Марине:
Как же в самом деле было Марине Ивановне судить по сборнику «Из шести книг» о том, что делала Ахматова «внутри себя»?
1954
21 24 декабря 1953 года на первой странице «Литературной газеты» была помещена моя статья «О чувстве жизненной правды» (настоящее название, уничтоженное редакцией, «Гнилой зуб»). В статье говорилось о лживости советской литературы для детей. Примеры были взяты, главным образом, из удостоенной Сталинской премии повести В. Осеевой «Васек Трубачев», а также из рассказов начинавшего тогда прозаика А. Алексина. На второй странице того же номера «Литературной газеты» было напечатано сообщение о расстреле Берия. Это дало повод сатирику Александру Борисовичу Раскину (1914–1971) прислать мне в подарок такую эпиграмму:
22 Николай Николаевич Вильям-Вильмонт (1901–1986) —
германист, знаток и переводчик Гете, Шиллера, Гердера, Бехера, Томаса Манна. Ему принадлежит также книга: «О Борисе Пастернаке. Воспоминания и мысли». (М.: Сов. писатель, 1989.)
23 Василий Ардаматский (1911–1989) – журналист; он приобрел особую известность своим антисемитским фельетоном «Пиня из Жмеринки», появившемся в журнале «Крокодил» 10 марта 1953 г. – то есть за три недели до освобождения и полной реабилитации врачей-евреев. Как сообщает КЛЭ, Ардаматский – «автор очерков, рассказов, повестей, часто на документальной основе, о работе чекистов в годы Великой Отечественной войны» (т. 9). Юмореска в «Крокодиле» – в данном случае тоже была, по-видимому, работой чекиста, только уже не во время Великой Отечественной войны, а после.
24 Ираклий Луарсабович Андроников (1908–1990) – литературовед и артист. «Основные литературоведческие работы и рассказы Андроникова, – пишет о нем КЛЭ, – посвящены изучению биографии и творчества М. Ю. Лермонтова, а также архивным и текстологическим разысканиям». К этому следует добавить, что в молодости И. Л. Андроников был учеником Б. М. Эйхенбаума и Ю. Н. Тынянова: вот почему В. Б. Шкловский с такою горячностью напал на него за его излишне осторожную, отступническую речь о Тынянове.
Оценить вклад И. Л. Андроникова в советское литературоведение я не берусь. Меня всегда пленял, главным образом, дар Андроникова-артиста. Талант его необычаен и являл себя с особенным блеском, когда выступал Андроников не в большом зале, перед сотнями, и не на экране телевидения, перед миллионами, а в комнате, перед двумя-тремя – много десятью людьми. Я помню эти выступления с конца двадцатых и в тридцатые годы; Андроников, как и я, еще жил в ту пору в Ленинграде, сотрудничал в «ленинградской редакции» Детиздата, возглавляемой С. Я. Маршаком, и в журнале «Еж», возглавляемом Н. М. Олейниковым. Когда в редакцию, бывало, являлся Андроников, нашей работе, даже самой срочной, наступал конец. Начинался спектакль в театре одного актера. Ираклий превращался на наших глазах то в армянскую старуху, то в Алексея Николаевича Толстого, принимающего у себя на даче Василия Ивановича Качалова, то в Маршака, рассуждавшего о стихах, то в Чуковского, застрявшего в детгизовском лифте. Это был настоящий праздник искусства. Искусства – чего? Перевоплощения? Да, но не только, потому что Ираклий Андроников не просто походил в эти минуты на Жирмунского, Переселенкова, Н. Тихонова, Остужева или Штидри, но передавал и в слове, и в интонации, и в движениях – передавал не без издевки и шаржа – самую суть, концентрат изображаемой личности; это надо было видеть и слышать. Впоследствии, в Москве, я тоже не раз слышала в исполнении Ираклия Луарсабовича речи Симонова, речи Суркова и телефонный монолог Пастернака. И, несмотря на то, что с конца сороковых годов наши пути разошлись (у многих своих прежних друзей, в том числе и у меня, И. Л. более не появлялся), – я, вопреки неодобрению Анны Андреевны, продолжала и продолжаю с восхищением вспоминать законченные роли-новеллы, созданные Ираклием Андрониковым в театре одного актера.
Об И. Л. Андроникове см. 75, а также с. 532.
25 Лев Владимирович Руднев (1885–1956) – архитектор, художник-акварелист; профессор ленинградских и московских архитектурных вузов; с 1939 года действительный член Академии Архитектуры СССР. Руднев соорудил в Ленинграде памятник Жертвам Революции на Марсовом поле (1917–1919); в Москве – Академию им. М. В. Фрунзе (1932–1937, совместно с В. О. Мунцем), а также новое здание Московского университета на Ленинских горах (1949–1953).
Академия им. М. В. Фрунзе – военная; вот почему Л. В. Руднев был хорошо знаком с Ворошиловым.
26 Владимир Германович Лидин (1894–1979) – писатель, начавший печататься еще до революции, в 1915 году. Лидин – автор многочисленных рассказов, очерков, повестей и романов. Его перу принадлежит краткий очерк о встрече с Ахматовой (не имеющий, впрочем, к «Поэме без героя» никакого отношения) – «Вечер в Померанцевом переулке» (см. в кн.: Вл. Лидин. Люди и встречи. Страницы полдня. М.: Моск. рабочий, 1980, с. 200–202). Чего именно не понял В. Лидин в «Поэме…» или что из нее «вычитал» – не знаю; но знаю, что кривотолков «Поэма…» возбуждала множество, и они сильно тревожили Анну Андреевну, в особенности, если превратные толкования «Поэмы…» исходили от ее сверстников, помнивших, как и она, годы, предшествовавшие войне и революции. «Строже всего… [ «Поэму…»] судили мои современники», – сказано было Ахматовой в «Письме к NN», которое, собственно, этим осуждением и вызвано. (О «Письме к NN» см. на с. 148–149 настоящего тома.)
27 Мария Валентиновна Ватсон (1848–1932) – поэтесса, переводчица; Мария Валентиновна первая перевела «Дон Кихота» на русский язык не с других языков, а непосредственно с испанского, и притом полностью. Я помню ее уже старухой, с трясущейся головой; в молодости она была невестой Надсона; он умер у нее на руках.
28 М. П. Султан-Шах. М. Н. Волконская о Пушкине – см. сб.: Пушкин: Исследования и материалы. Т. 1. М.; А.: Институт русской литературы (Пушкинский Дом), 1956.
29 Обе фотографии М. Ф. Андреевой, которыми любовалась А. А., помещены во втором томе «Художественного наследства» на стр. 275 и 277 (Репин. Редакция И. Э. Грабаря и И. С. Зильберштейна. М.; А., 1949.) Обе сделаны в «Пенатах» у Репина, обе относятся к 1905 году; одна – это репродукция репинского портрета Андреевой, вторая представляет Марию Федоровну в мастерской художника: рядом с нею А. М. Горький, И. Е. Репин и жена Репина, Н. Б. Нордман.
Мария Федоровна Андреева (1868–1953) – актриса Московского Художественного театра, а впоследствии Большого Драматического в Петрограде. Она исполнительница ролей в драмах Ибсена, Гауптмана, Гуцкова, из отечественных же драматургов – Островского, Горького и Чехова. Начиная с 1903 года Мария Федоровна лет 15 была гражданской женой Горького.
М. Ф. Андреева еще до революции 1905 года вступила в партию большевиков. С 1918-го по 1921-й она была комиссаром театров и зрелищ в Петрограде, а с 1931-го по 1948-й – заведовала Московским Домом ученых.
30 Георгий Николаевич Оболдуев (1898–1954) – поэт. В печати стихотворения его почти не появлялись: при жизни – одно-единственное в 1929 году в № 5 журнала «Новый мир»; после смерти – несколько вещей в альманахе «День поэзии» (М., 1968), «День поэзии» (М., 1978) и в журналах «Огонек», 1989, № 48, и «Новый мир», 1990, № 8. В 1979 г. в Мюнхене вышел сборник стихов «Устойчивое неравновесие», подготовленный к печати А. Терезиным и В. Казаком, – и только через 12 лет – у нас. (См. Георгий Оболдуев. Устойчивое неравновесие / Составитель А. Благинин. Автор предисловия Лев Озеров. М., 1991.)
Прижизненная судьба Г. Н. Оболдуева такова: «В конце 1932 г., – пишет Лев Озеров, – за чтение стихов Цветаевой на одной из вечеринок и передачу этих стихов друзьям был арестован по доносу. После следствия на Лубянке и в Бутырках «за контрреволюционную пропаганду и распространение подрывных антисоветских материалов " отправлен на Беломорканал». В 1939-м Г. Н. Оболдуев был освобожден с запрещением жить в больших городах – и уж, конечно, печататься; в 1943-м ушел на фронт, а вернувшись и получив, наконец, право жить в Москве – жил, по болезни, преимущественно под Москвой, в Голицыне, вместе со своей женою, поэтессой Еленой Благининой (1903–1989). Для заработка – переводил.
О Г. Н. Оболдуеве см. статью Владимира Глоцера (НМ, 1990, № 8), а также предисловие Л. Озерова к сборнику «Устойчивое неравновесие».
31 Ахматова дала мне прочесть речь Веры Фигнер в первую годовщину смерти П. А. Кропоткина. См. «П. А. Кропоткин и В. Г. Короленко». – Вера Фигнер. Полное собрание сочинении в 7-ми томах. Изд. 2-е. Т. 5, М., 1932, с. 459.
1955
32 «В конце декабря 1954 года Ахматову, – пишет Э. Г. Герштейн, – выбрали делегатом на съезд писателей. Не помню, знал ли об этом Лева, но перед открытием съезда я получила от него телеграмму… Телеграмма гласила: «Напомните маме обо мне похлопотать». «Напомните»… Как будто она могла хоть на минуту о нем забыть!» («Мемуары и факты», с. 58.)
33 Георгий Аркадьевич Шенгели (1894–1956) – поэт, теоретик стихотворного языка, переводчик. Первая книга его стихов («Розы с кладбища») вышла в 1914 г.; первая стиховедческая работа («Два памятника») в 1918-м. Как о поэте наиболее полное о нем представление дает сборник «Избранные стихи» (М., 1939); как о стиховеде – книга «Техника стиха» (М., 1960).
Спустя тридцать лет после смерти Георгия Шенгели в издательстве «Современник» в 1989 году вышла книга его поэм «Вихрь железный»; в 1989-м в № 5 «Нового мира» и в 1990-м в сборнике «Ново-Басманная, 19» – опубликованы многие его стихи; и в том же 90-м проза – главы из незаконченного романа «Черный погон» (см. сб.: Встречи с прошлым. Вып. 7. М.: Сов. Россия).
Переводил Шенгели преимущественно Байрона, но также и Гейне, и многих французских поэтов: Гюго, Эредиа, Бодлера, Верхарна. И на практике, и в теории перевода Шенгели был приверженцем буквализма, то есть точной передачи смысла каждой отдельной строчки, что мешало ему передавать иную точность: поэтическое очарование подлинника.
Как о наставнике о Георгии Аркадьевиче см.: Арсений Тарковский. Мой Шенгели. – Собр. соч. Т. 2 (М., 1991), а также: Семен Липкин. Вечер Шенгели. – В кн.: Угль, пылающий огнем (М., 1991).
Георгий Аркадьевич впервые увидел Анну Андреевну в 1916 году, а познакомились они через семь лет. Об этих двух встречах, а также и о третьей, ташкентской, повествует Шенгели в своем стихотворении 1943 года «Анне Ахматовой», опубликованном только в 1989-м («Звезда», № 6). Работая над изучением метрики и просодии русского стиха, Шенгели изучал и поэзию Ахматовой. В своих ответах Алексису Ранниту (см. 283) А. А. между прочим писала: «…Георгий Аркадьевич Шенгели, с которым я часто встречалась и дружила, иногда, для своих изысканий, просил меня произнести какую-нибудь строку» («Сочинения», т. 2, с. 305–306). А в одном из сохранившихся набросков плана автобиографии в главе «Современники», среди перечисленных лиц, о которых она намеревалась писать, А. А. упоминает Шенгели. (См. сб.: Встречи с прошлым. Вып. 3. М.: Сов. Россия, 1978, с. 408–409.)
34 В своем «Слове о Лозинском» Ахматова, в частности, говорит: «Я горда тем, что на мою долю выпала горькая радость принести и мою лепту памяти этого неповторимого, изумительного человека, который сочетал в себе сказочную выносливость, самое изящное остроумие, благородство и верность дружбе… Верность была самой характерной для Лозинского чертою». (Сб. «Узнают…», с. 338.) Черта эта проявилась с особенной яркостью в те революционные годы, когда многие друзья Анны Андреевны и Михаила Леонидовича покинули Россию. Внук его, Иван Толстой, пишет, что Лозинский объяснял свое решение не покидать родину – так:
«В отдельности влияние каждого культурного человека на окружающую жизнь может казаться очень скромным и не оправдывающим приносимой им жертвы. Но как только один из таких немногих покидает Россию, видишь, какой огромный и невосполнимый он этим наносит ей ущерб: каждый уходящий подрывает дело сохранения культуры; а ее надо сберечь во что бы то ни стало. Если все разъедутся, в России наступит тьма, и культуру ей придется вновь принимать из рук иноземцев. Нельзя уходить и смотреть через забор, как она дичает и пустеет. Надо оставаться на своем посту. Это наша историческая миссия». (Иван Толстой. Круто к ветру // Ленинградская панорама. Л.: Сов. писатель, 1988, с. 439.)
Незадолго до смерти Ахматова решила написать о Лозинском заново и эту новую работу почти окончила. (См. «Рассказы…», с. 225–226.) Об М. Л. Лозинском см. также «Записки», т. 1, в отделе «За сценой»: 7.
35 О. Берггольц. Верность. Трагедия. Л., 1954.
Об отношении Анны Андреевны к О. Ф. Берггольц, поэту и человеку, см. 12Э.
36 О. Берггольц. Ленинградская поэма. Л., 1942.
37 Миша (р. 1937) и Боря (р. 1940) – сыновья Нины Антоновны и Виктора Ефимовича; Алеша (р. 1928) – пасынок Ардова, сын Нины Антоновны от ее первого брака с Владимиром Петровичем Баталовым, актером и режиссером-ассистентом МХАТа. (Псевдоним «Аталов».) О «мальчиках Ардовых» и Алеше Баталове см. также «Записки», т. 3.