Я долго позвонить не решалась, думала, не позволите мне с Костей попрощаться.
Опять заплакала, видно, слово «попрощаться» нестерпимо царапнуло по сердцу.
Я больше не приду, не буду вас беспокоить. А когда, ну вы понимаете, позвоните мне, я приду, в послед- кий путь...
Плакала неутешно чужая для Тамары женщина и не чужая для её умирающего мужа. Тамара почувствовала, что бывшая жена всё ещё любит её Константина, и поняла, каких трудов стоил для неё этот звонок и этот визит с тортом и цветами.
Вы любите его? - спросила она вдруг Светлану для самой себя неожиданно. Та посмотрела благодарными глазами.
Люблю. Я его все эти годы любила, сначала думала - вернётся, я ему всё прощу, а он гордый, не стерпел обиды. Я ведь как узнала о вашей с ним связи, ой, простите, о вашей с ним любви... Мне позвонил кто-то. Всегда находится желающий разбить чужую жизнь. Не стерпела. Деток не было, а он ребёнка хотел. У вас, я знаю, мальчик.
Легко было Тамаре с этой женщиной. Какие-то путы спали с души. Она встрепенулась, она ощутила жизнь как есть, без условностей, без брони фальши, ей захотелось обнять Светлану и поплакать вместе с ней. А ещё повиниться, запоздало, пусть запоздало.
Я, наверное, виновата перед вами, - она хотела ещё что-то сказать, но Светлана Гавриловна замахала руками.
Что вы! Что вы! Это я перед ним виновата. Не стерпела обиду, столько лет в злобе на него, сколько писем ему злых написала. Напишу и порву, напишу и порву. Хорошо, хватило ума не отправлять их.
А я ведь тоже один раз вам письмо написала, злое письмо, вроде того, что от хороших мужья не уходят.
Правильно. От хороших мужья не уходят. Вот от вас же он не ушёл, вы хорошая, я рада, что Косте с вами повезло.
Да не люблю я твоего Костю! Сердце ожесточилось от его постоянных измен, от его вранья, изощрённом хитрости. Всю жизнь промучилась, да ребёнок, ради ребёнка... После Ольги и другие женщины у него были. Но уже легче, меньше царапало, привыкла. Теперь-то я в няньках у него, в прислугах, в сиделках. И хоть бы один раз он ей сказал - прости. «Я рада, что Косте так повезло». Ещё бы не повезло твоему Косте... Твоему Косте. Странно, но она действительно почувствовала, что Костя больше принадлежит бывшей жене, чем ей. Он ушёл от Светланы, любимый и желанный, а она всю жизнь сторожила его от чужих женщин и по сути, никогда он не был её. А ведь не выгнала, не пустила по ветру с девятого этажа галстуки и рубашки, как Светлана.
Ушла Светлана. Они попрощались сердечно и тепло, две женщины, объединённые одной бедой. Костя позвал её, окликнул тихим, слабым голосом. Да и правда, пришло время делать укол.
Посиди, - попросил.
Села.
- Как думаешь, сколько я ещё протяну?
Так прямо он ещё никогда не спрашивал. Тамара
растерялась.
Не знаю, врачи говорят, месяц, не больше.
Посмотрел на неё с благодарностью, видимо, сам
устал от вранья и хорошо знал, что дни его сочтены. И только сейчас Тамарино сердце захлестнула волна самой обыкновенной жалости. Заболела душа, глядя на худого, беспомощного мужа и она поняла вдруг, как стыдно ему принимать от неё заботу. Она переворачивает его, едва скрывая брезгливость, кормит его с ложечки. Его... всегда сильного, уверенного в себе геолога, привыкшего физически вкалывать, красивого, седовласого, могучего. Жалко, Господи, как жалко Костю! Она отдёрнула штору и впустила в комнату свет. Он зажмурился, посмотрел настороженно.
Давай полистаем альбом. Наши семейные фотокарточки. Стасик маленький, кудрявый, с большим Мишкой в обнимку, видишь? Он похож на тебя, наш Стасик. Хочешь, дадим телеграмму, и он приедет?
Не надо, не надо пока, зачем срывать его с практики.
А это... — Костя слабой рукой коснулся альбома. - Это мы на берегу Оки. Палатка, наша палатка, солнце садится, как хорошо было. Я помню, пел тебе что-то из Визбора.
«Милая моя, солнышко лесное, где, в каких краях, встречусь я с тобою», — тихонечко запела Тамара.
Совсем ослабшим голосом начал подпевать и Костя, но не получилось, дыхание сбилось, закашлял.
— Про ручей у янтарной сосны дальше, — сказал он почти шёпотом, — про ручей у янтарной сосны.
Они рассматривали альбом и вспоминали. И Тамара впервые увидела их совместную жизнь не как череду измен и предательств. В ней было всё. Был праздник рождения сына и его первый класс. Был её день рождения и Костин подарок — колечко с двумя крошечными бриллиантиками. В ней было много тихих вечеров и обнадёживающих рассветов, много маленьких праздников, их общее достояние, на которое не посягали такие ненавистные Тамаре чужие женщины. У них был общий дом, в который он, в конце концов, всегда возвращался. И она поняла, что сейчас, в эту предсмертную уже для него пору, надо вспоминать именно об этом. И торопиться долюбить друг друга, и торопиться повиниться друг перед другом, и торопиться вспоминать, а это значит, ещё раз пережить всё хорошее.
Костя, я люблю тебя, знай об этом. Он слабенько сжал её руку.
И я тебя люблю, знаю, ты настрадалась со мной, я не был примерным мужем, ты терпела, ты не позволила нашей семье развалиться.
И опять протест поднялся в душе - да не терпела, мучилась, ненавидела тебя. Но она усилием воли подавила всколыхнувшийся комок горечи и сказала ему:
А Светлана мне понравилась. И она любит тебя, замуж ведь так и не вышла.
Пообещай мне, что ты... не бросишь её. Она уже немолодая, а ты... ты моложе её на пятнадцать лет.
Помогай ей, она одинока, это моя последняя к тебе просьба. Я так рад, что успел сказать.
Костя стал дышать тяжело, закрыл глаза и только всё ещё сжимал её руку. Потом рука ослабела и Тамара увидела, как уходят жизнь из изболевшегося тела, как потихонечку, не торопясь, приближается к его одру холодная госпожа по имени смерть. Вот она уже и склонилась над ним, вот она уже и дыхнула на него своим могильным дыханием. Всё.
Тамара набрала телефон Светланы Гавриловны. Был поздний час. Та сняла трубку и сказала только одно слово: «Еду».
Потом Тамара стала сочинять телеграмму сыну. «Твой отец умер», — написала она, но зачеркнула. «Папа умер». Нет, не то. «Костя умер». Тоже не то. «Мой Костя умер». Наверное так.
Стасик успел к похоронам. А потом, после сорока дней, сделав всё, как положено, Тамара и Стасик уехали на дачу... к Светлане Гавриловне. Наши дачи рядом и, увидев у соседки во дворе красивого молодого человека, я спросила её, кто он.
- Это сын моего бывшего мужа, - ответила она.
И рассказала мне эту историю.
ЕВРОРЕМОНТ ПО СЛУЧАЮ ЮБИЛЕЯ
Утренний гость стоял на моём пороге. Стоял, улыбался, торжественный и тихий одновременно, смотрел виновато и радостно. Оказывается, можно так смотреть - сразу виновато и радостно.
Откуда ты в такую рань? На чём ехал? Заварить кофе? Случилось что-нибудь?
А он стоял и улыбался... Анатолий. Почти родной мне человек, муж моей давней и близкой подруги. Вместе много всего пережито, соли съедено не один пуд, не одна верста вместе пройдена. Да раскидала жизнь, теперь дорогие мои художники Уваровы живут на Урале, в большом и просторном доме близ Верхотурья. Сами питерцы, а снялись с насиженного места и уехали в длительную творческую командировку к престарелой Толиной тётке, мыкающей одинокое житие в больших и неуютных хоромах. Но...
Откуда ты всё-таки взялся?
Вчера приехал. Ну подожди, ну не обижайся, что сразу же не к тебе, должок у меня один был, задолжал земляку твоему, москвичу, надо было встретиться, долг возвратить.
Много задолжал-то?
Много. Большую неразменную купюру...
Толя, я ничего не понимаю. Тебе кофе с молоком или чёрный?
- А можно с коньяком? Мне с французским коньяком «Камю» пожалуйста!
Нет у меня коньяка «Камю».
А евроремонт ты почему не делаешь?
Вы что-нибудь понимаете? Я тоже ничего не понимаю. Прикатил спозаранку, трезвый, в своём уме, а городит чушь про купюры неразменные, коньяк и евроремонт.
- Допивай кофе, и объясняй, что к чему.
...Они вместе учились в Лесной академии. Жили в общежитии, потом, скинувшись на «отдельное жилье», снимали комнату у аккуратненькой старушки Мироновны на окраине Ленинграда, за Чёрной речкой. Толя и Владимир гуляками не были, хвостов не имели, лекции не пропускали, стипендию на глупости не тратили. Жили себе без изысков, хотя, если вдруг кто-то из них «богател», позволяли себе по парочке бутылок пива и, сидя на кухне, прихлебывая не спеша, наслаждались дерзким громадьём планов.
Первое, что приобрету, когда начну зарабатывать прилично — квартиру. Сразу трёхкомнатную, чтобы уже закрыть тему.
Как платить будут, а то всю жизнь придётся копить.
Прорвёмся. Что мы с тобой, Толян, молодые да здоровые, жён своих с детьми жильём не обеспечим?
Жёны и дети ещё тогда и не планировались. Володя и Толя как-то не вписывались в общежитские романы, мало ходили по вечеринкам и танцам. Но поговорить об этом любили. Особенно дерзким был полёт фантазии насчёт красоты будущих жён.
Первое, что приобрету, когда начну зарабатывать прилично — квартиру. Сразу трёхкомнатную, чтобы уже закрыть тему.
Как платить будут, а то всю жизнь придётся копить.
Прорвёмся. Что мы с тобой, Толян, молодые да здоровые, жён своих с детьми жильём не обеспечим?
Жёны и дети ещё тогда и не планировались. Володя и Толя как-то не вписывались в общежитские романы, мало ходили по вечеринкам и танцам. Но поговорить об этом любили. Особенно дерзким был полёт фантазии насчёт красоты будущих жён.
Мне бы рослую, крепкую. У меня на родине, в деревне, худых не любят.
Родит, растолстеет, такие м момент толстеют, это очень пажно, чтобы и после родов красоту сохранила жизнь-то она, Толян, долгая...
Пиво быстро кончалось, да и Мироновна из соседней комнаты стучала худеньким кулачком в стену, как дятел-доходяга, слабенько, тук, тук, тук....
— Всё. Радистка Кэт на связь вышла. Отбой.
И снились будущим специалистам дипломы с отличием и жёны с русыми косами до пояса, красивые, ясноглазые - на всю жизнь.
А йотом, как водится, разбросала жизнь. Владимир уехал по распределению на Смоленщину, а Анатолий сразу после диплома поступил в художественное училище, интерес к живописи перетянул благородное стремление охранять лесные просторы. Открыточка к Новому году, скупые и одинаковые слова поздравления, главное - здоровье, всё остальное приложится...
Потихонечку к здоровью всё и прикладывалось. Толя женился первым. Познакомились в поезде. Он ехал к родителям в белорусскую деревню и в маленькой худенькой попутчице с серьёзными глазами сразу почувствовал чистую и родную душу. «У нас в деревне худых не любят...» Чего не сморозишь по глупости под пивко? Он вымолил у неё листочек с адресом и уже через месяц просил руки у её родителей. Вернулся в Ленинград, стал устраивать семейное гнёздышко, ждать законную жену в своих питерских «хоромах» - маленькой комнатке в блочном доме, на первом, продуваемом всеми северными ветрами, этаже.
А Владимир затерялся. В последней новогодней открыточке приписал после дежурных пожеланий: собираюсь жениться, о свадьбе сообщу дополнительно. Но не сообщил. То ли раздумал жениться, то ли раздумал приглашать. А у Толи свои коллизии: его худенькая, маленькая Любушка выдала ему подряд двух сыновей. Окончательно потерялись, когда Уваровы переехали в новую квартиру на Северном проспекте. Много раз Толя вспоминал своего однокашника, ему очень хотелось узнать, как сложилась его жизнь, чего удалось добиться, задалась ли семья. У него-то задалась. Он воспитывал сыновей-погодков в любви к труду и красоте, он растил из них художников, лепил личности, учил презирать земные неурядицы. Мальчики рано взяли в руки карандаши. Анатолий изобрёл для них уникальную игру в каракули, развивающую вкус, чувство цвета, фантазию. В семье Уваровых художниками были все. Толя, закончивший после Лесной академии художественное училище. Любушка, мастерица составлять букеты из сухих цветов, вышивать красивые рушники и салфетки, создавать удивительные батики. И дети, Антон и Степан, сразу после школы поступившие в художественное училище, а закончив его, Друг за другом, как и родились, зачисленные в Петербургскую Академию художеств. Их дом стал для многих местом радости и любви. Здесь никогда не говорили о новых мебельных гарнитурах, удачных назначениях по службе, о загранкомандировках и трафаретном благополучии. Почему и тянулись в их дои люди. Устав от своих страстей и проблем, они отдыхали под их уютным абажуром, сплетённым из сухих веточек ивняка, любовались сработанными Уваровыми коллажами и батиками. Здесь не хотелось говорить о суетном, как не хочется в прохладе и торжественности консерваторского зала думать о жареных в масле пирожках.
Дошло по цепочке: в Лесной академии встречаются однокашники. Толя принарядился, пошёл. Было весело и совсем не грустно узнавать в раздобревшей, с крашеными волосами даме королеву курса, Анечку Островую, а в седовласом очкастом интеллигенте разбитного и непутёвого Женьку Трошкина. Володи не было. Его вспоминали. Кто-то рассказал, что он сейчас в Москве при должности и при деньгах. Найти бы, как хотелось найти Володьку. Кто-то где-то в тайниках бумажника отыскал клочок бумаги с Володькиным телефоном. Давний, правда, может уже и устарел.
Но телефон не устарел. Анатолий сразу после вечера набрал номер и - Володька! Его голос!
Старик! Это я, Толян Уваров! Куда ты пропал, старик!
Володя тоже обрадовался. И - как водится...
Надо бы увидеться, старик. Будешь в Москве, позвони.
Я через пару недель в Москве буду! — Толя так разволновался, что даже сердце громко заколотилось.
Я за тобой на вокзал приеду, встречу тебя.
И вот она, встреча. Обнялись. Крепко. У Толи даже в горле запершило и на глазах - влага.
Изменился Володька, заматерел. Вальяжный стал, небрежно-вальяжный, но своё благополучие несёт не напоказ, а снисходительно, вроде оно для него так, пустяки. Ну не бедствую, ну преуспеваю, да разве это главное?
Элегантная женщина в тёмных очках, безупречная улыбка.
Моя жена Тая. А это Толян, я тебе рассказывал...
И поехали они по летней, умытой ночным дождём,
Москве, Тая сидела на переднем сидении вполоборота и расспрашивала о Петербурге, о детях, о житье-бытье. Её волосы развивались от легкого ветра, профиль был красив, голос мягок и загадочен. Красивую жену отхватил, сам-то далеко не совершенство: растолстел, очки на крупном носу, Лоск, правда, присутствует. Неужели женщинам так по душе лоск? У него никогда никакого лоска не было, а Любушка его своим вниманием не обошла. Значит, не всегда лоск главное, не для всех, наверное. Подъехали к небольшому ресторанчику.
Кофе выпьем, а уж обедать дома, - Тая улыбалась, была предупредительна, весела.
Толя немного заробел в их изысканном обществе. Он смотрел на красивую Таю и чувствовал, что без неё ему было бы с Володькой намного проще. Но это так с её стороны благородно, приехала вместе с мужем встретить его давнего друга. Толя привёз подарки, не с пустыми руками явился.
Это салфетка, Любушка вышивала. А это от моих орлов, художников, деревенский пейзаж от Антона, он очень любит писать деревню, а от Степана натюрморт, примите...
Целый день колесили по Москве: были у храма Христа Спасителя, на Поклонной горе, в Коломенском. Тая щебетала, угощала Толю мороженым, дорогими сигаретами. Заехали в супермаркет.
Что бы вы, Анатолий, хотели к обеду?
Да не знаю я, - застеснялся он, - что всем, то и мне.
Володька небрежно кидал в корзину баночки с мидиями, оливками, пакеты с осетриной, свежей клубникой. Толя махал руками, умолял не тратиться, но Володя и Тая весело отговаривались — пустяки.
Приехали. Анатолий вошёл в квартиру как на борт новенького сияющего чистотой и роскошью судна. Ну, «Титаник», ну хоромы! Огромная прихожая светилась зеркалами, ноги утопали в ласкающей нежности ковра.
Вовкин, ты показывай квартиру, а я займусь обедом, - весело скомандовала Тая и удалилась на кухню.
Володя пригласил Толю в гостиную. Роскошные, тёмно-бордовые кожаные кресла, огромный аквариум во всю стену, щелчок... Вальяжным рыбкам дарован свет, а Толе — созерцание их комфортной, неспешной жизни.
Что выпьем? — Володя раскрыл деревянную дверцу бара. Экзотические бутылки томились от невостребованности и прямо-таки неприлично лезли в глаза.
Потом, потом, - замахал руками гость, - к обеду, по рюмочке. И добавил, сражённый роскошью - красиво у тебя...
Понимаешь, недавно евроремонт закончил, полгода как один день. В копеечку обошёлся, конечно. Вот эти обои, откуда думаешь? Из Англии знакомый привёз, но даже там далеко не каждому они по карману. Пойдём, ещё свою сантехнику тебе покажу, ахнешь.
Толя и ахнул. Ванная напоминала операционную, сверкала новенькими, замысловатыми кранами, откуда-то сверху струился ровный, спокойный свет и отражался в зеркальной глади роскошного, нежно-розового пола.
Красиво у тебя...
А как тебе моя половина?
Отхватил. И где такая красотка тебя дожидалась?
В командировке в Германии был, она там в посольстве работала. Познакомились.
Володя видел, что сразил друга наповал и своим роскошным евроремонтом, супер-женой и вообще своим жизненным уровнем.
За обедом он весело рассказывал, что евроремонт - это подарок Тае к юбилею.
Не будем уточнять к какому, — кокетливо добавила Тая.
Евроремонт не всё. Я к юбилею подарил своей жене автомобиль. Угадай, какой? Ну какой автомобиль подходит к имени Тая? - и не дожидаясь Толиной отгадки, выпалил:
Тойота! Тая на Тойоте, круто, правда?
Пока это только декларация. Тая свою законную Тойоту ещё не видела. Представляете. Толя, как Воаск ля любит свою жену. Юбилей у меня был месяц назад я до сих пор не знаю, какого цвета моя Тойота.
Толя был ошеломлён и только растерянно улыбался. Володя начал, похоже, в который раз» объяснить «оскорблённой Тае, что он закрутился и не успел вовремя с подарком.