Он жестом подозвал одну из прислуживавших за столом девиц и шепотом приказал:
— Давай сюда Инессу Петровну. Живо!..
* * *Кукушкина громадным жирным колобком быстро прикатилась на зов и, нацепив на мясистую физиономию приветливую улыбочку, нагнулась к Баскакову:
— Звали, Игорь Семенович?
— Да. Ты, я слышал, экстрасенс?
— Некоторым образом.
— А психические заболевания лечить умеешь?
— О, психотерапия мой конек!
— Тогда займись тем мужиком слева, который сидит с похоронным видом. У него что-то в голове перекособочилось. Сумеешь выправить?
— Без проблем! — поспешила заверить Баскакова Инесса Петровна, однако, посмотрев на Аникина, вдруг ощутила смутное беспокойство, на первый взгляд ничем не обоснованное. До Кукушкиной доходили слухи о темном прошлом Аникина и Баскакова, причем последнего она видела насквозь. Сколько именно за ним трупов, Инесса Петровна, разумеется, не знала, лишь догадывалась, что более чем достаточно. Зато в душе — «благоприятнейшая» атмосфера — безбожие, ни малейших угрызений совести, полное самооправдание… Короче, идеальный кандидат в преисподнюю, близкий ей по духу индивидуум. Тот, другой (судя по всему, давнишний соратник Баскакова и соучастник многих, если не всех, преступлений), должен, по идее, быть похожим на кореша, как брат-близнец, но… что-то тут не так! Почему? Непонятно!
«Я просто перестраховываюсь, — мысленно утешила себя бандерша-экстрасенс. — Устала, замоталась дрессировать своих кобыл!»
— Все будет в ажуре, Игорь Семенович, — вслух сказала она, подошла к Аникину, протянула ему бокал вина и ласково пропела: — Вам плохо, дорогой? Я помогу! Разгоню тоску-печаль. Доверьтесь мне!!!
В ту же секунду от резкого удара по руке бокал полетел на пол и разбился, а пораженная Кукушкина услышала яростное рычание:
— Сама пей кровь, проклятая ведьма!..
* * *В то время как Баскаков размышлял о «сумасшествии» приятеля и обдумывал способы «исцеления», Петр Александрович грезил наяву, но не из-за опьянения (спиртное сегодня почему-то совершенно на него не действовало), а по другим, неизвестным пока причинам. Старательно оборудованная Баскаковым пиршественная зала словно окуталась туманной дымкой, а в двух шагах от Аникина стояла мертвая Аня Голубева, зажимавшая ладошкой кровоточащую, пробитую пулей грудь, из простреленного лба вытекала тонкая струйка крови. Девушка не отрывала печальных глаз от своего убийцы, однако не ругалась, не упрекала. Напротив, во взгляде покойницы читалась откровенная жалость. Пообщавшись недавно во сне с подвешенным на цепях Зубом, Аникин хорошо понимал причину этой жалости. Пусть тело Голубевой давно истлело в могиле, а он, налетчик Шрам, застреливший семнадцатилетнюю девчонку даже не из ревности, не из мести, а лишь как нежелательного свидетеля собственного преступления, до сих пор жив, более того, добился высокого положения в обществе, осыпан золотым дождем, жирует, но… что стоит блестящая мишура скоротечной земной жизни по сравнению с вечностью? Да ничего! Сотую долю копейки, и то вряд ли! Вспомнив «прелестное» местечко, где пребывал теперь (и будет пребывать во веки веков) Зуб, мохнатого типа с раскаленным хлыстом, а также прочие «развлечения», предоставляемые старику потусторонними палачами, Петр Александрович задрожал в ознобе.
— Осторожнее, — вдруг сказала Аня. — Смотри, кто идет!!!
Аникин поднял голову и оцепенел. К нему приближалась толстая очкастая тетка с маслянистой улыбочкой на губах. Сквозь оболочку человеческой плоти отчетливо просматривалась грязная, гнилая, червивая душа. За спиной тетки висела в воздухе огромная, черная, призрачная фигура с распростертыми когтистыми полукрыльями-полулапами и глумливой ухмылкой на отвратительной морде.
— Берегись ее и… спаси мою сестру. Она здесь, неподалеку… Когда ты меня… Когда я погибла, Ирочке был всего один годик, — попросила Голубева и исчезла.
— Вам плохо, дорогой? — с фальшивой ласковостью обратилась к Аникину очкастая, причем урод у нее за спиной (подлинный хозяин бандерши и единственный источник «экстрасенсорных» способностей) издевательски расхохотался. — Я помогу! Разгоню тоску-печаль. Доверьтесь мне!
Толстуха взяла со стола бутылку, неуловимым движением передала демону, который в мгновение ока заменил ее на другую — странной формы, покрытую вонючей зеленой слизью; наполнила бокал дымящейся кровью и протянула Петру Александровичу. Черный выжидательно уставился на человека. Красные глаза загорелись зловещим огнем. Длинный раздвоенный язык облизнул тонкие губы.
— Сама пей кровь, проклятая ведьма! — зарычал вышедший из оцепенения Аникин, ребром ладони ударив тетку по руке…
* * *Присутствующие с ленивым интересом обернулись на шум, не придав инциденту особого значения. Ну ругнулся, ну треснул сводню по руке. Подумаешь! На пирушках «новых русских» сплошь и рядом творились вещи куда похуже. И столы переворачивали, и в люстры стреляли, и, соревнуясь в меткости, швыряли в прислугу пустыми бутылками, и прочие выходки одна другой безобразнее, не говоря уж о серьезных скандалах, переходящих подчас в кровавые побоища… А тут… Тьфу, мелочь! Невинная детская шалость!
— Петя, не бузи! — сказал, однако, Баскаков, окончательно убедившийся в «безумии» приятеля. — Она помочь хотела, а ты хулиганишь!
— Да ладно тебе, — заступился за Петра Александровича банкир Горчичкин. — Мало ли чего по пьяни случается. Бокал выбил, ха! Дак перед ним, чай, не королева английская! — Павел Николаевич весело подмигнул Аникину. — А мадам Кукушкина, думаю, хе-хе, переживет!.. Константин Георгиевич, я правильно излагаю? — обратился он к антиквару. Наждаков утвердительно кивнул. Он хоть и пользовался порой услугами проституток, но сутенеров (как мужского, так и женского пола) глубоко презирал, совершенно справедливо считая их отбросами общества, гораздо хуже самих шлюх.
— За все уплочено! — рыгнув, изрек антиквар.
Инесса Петровна, невзирая на клокотавшую внутри лютую злобу, заставила себя «добродушно» рассмеяться:
— Конечно, красавчик, конечно! Никаких проблем!
«Я тебе устрою, сукин сын! — одновременно подумала она. — Нагоню порчу! Заживо сгниешь!..»
* * *— Ира Голубева в твоем курятнике числится? — неожиданно спросил Шрам, вперившись в ведьму страшным, волчьим взглядом.
— Да-а-а! — выдавила пораженная бандерша.
«Откуда ему известны фамилии моих девок?! Откуда?! Что, черт возьми, здесь происходит?!!»
— Где она? — голос «клиента» звучал ровно, бесстрастно, однако Инесса Петровна нутром ощущала исходившую от него смертельную опасность.
— С-с вашим общим другом Дмитрием Игоревичем.
Только теперь все заметили отсутствие за столом Шилова, а сердце Кукушкиной сжалось в предчувствии неминуемой беды.
— Пошли покажешь, — распорядился Шрам. — Иначе замочу, падла! — тихо добавил он. — Давай, старая блядь, шевели копытами!..
Глава 4
Инструктируя подопечных, Инесса Петровна описала характер, психологию и извращенные наклонности господина Шилова с предельной точностью. В детстве Димочка рос тощим, длинным, прыщавым, трусливым онанистом. Одноклассники действительно шпыняли его почем зря, но не столько физически, сколько морально, в частности, давали обидные прозвища, самым мягким из которых было «Глист-дрочила». Отец Димы, Игорь Андреевич Шилов, райкомовский деятель средней руки, неоднократно предпринимал безуспешные попытки превратить слизняка-сына в мужчину: читал пространные лекции «О самоконтроле и твердости характера», устраивал в различные спортивные секции (в том числе рукопашного боя), но безрезультатно. Мальчик не желал ни «вырабатывать твердость характера», ни утруждать себя физическими нагрузками (кроме регулярного, частого — иногда по три-четыре раза в день онанирования в укромных местах вроде ванной или туалета). Между тем гордыня у Димы была поистине дьявольская. Несмотря на жалкое положение среди сверстников, он страдал манией величия, мнил себя гораздо выше окружающих «ничтожных людишек» и мечтал когда-нибудь взять реванш, явить миру эдакого «хозяина жизни» — «белокурую бестию», а пока время не пришло, удовлетворял злобу тайными пакостями (например, учась в школе, доносил завучу на всех подряд)…
Шли годы. Усилиями мирового масонства развалилась великая держава, а на ее руинах, как грибы поганки после дождя, выросли «скоробогачи». Одним из них стал Дмитрий Игоревич Шилов, чудесным образом превратившийся из мелкого карточного шулера во владельца разветвленной сети процветающих казино. Вот тут-то он и развернулся во всей красе. Над своими сотрудниками (и другими зависящими от него людьми) Шилов измывался как хотел, а в интимных отношениях с женщинами (за исключением законной супруги, которую панически боялся) дал полную волю садистским наклонностям,[7] благо ответственности за это не нес никакой. Безропотные проститутки (из заведений типа кукушкинского) покорно сносили самые гнусные издевательства. Соблазнительную блондинку, на вид лет двадцати с небольшим, Шилов приметил сразу, едва зашел в зал, и, что называется, «запал». Она изображала «русалку» в бассейне, но в отличие от остальных девиц держалась довольно скованно, очевидно, была новенькой. Данное обстоятельство невероятно распалило Дмитрия Игоревича, любившего «свежачок», и он уже не мог оторвать от девушки жадного, плотоядного взгляда. Торопливо, практически не чувствуя вкуса, поглощая пищу и хлебая вино, Шилов потной рукой судорожно стискивал ручку «дипломата», где лежали заблаговременно припасенные, необходимые для сексуальных забав «по-шиловски» предметы: плеть, кляп, наручники и моток бельевой веревки. Насытившись, он незаметно покинул сотрапезников, подошел к блондинке и, осклабившись в предвкушении, зашипел по-гадючьи:
— Идем, пташка, покувыркаемся!
В глазах девушки мелькнул ужас, доведший похоть господина Шилова до апогея. Он затрясся, как припадочный, на круглой, обрамленной редкими, белобрысыми завитками волос лысине выступили капли пота.
— Пошли, падаль, — нетерпеливо повторил Дмитрий Игоревич. — Да не сюда, не в угол! Я предпочитаю уединение. Есть поблизости укромное местечко…
* * *— Их нет в зале, — сказала Инесса Петровна. — Даже не знаю, где искать!
— Жить захочешь — узнаешь, — холодно заметил Шрам, кольнув захваченным со стола ножом объемистый зад бандерши. Страх придал Кукушкиной сообразительности (ведьма чрезвычайно боялась смерти).
— Может, в подсобке возле кухни, — дрожа поджилками, предположила она.
— Веди!..
* * *Шилов действительно «развлекался» в подсобке, в которой хранилось запасное поварское оборудование: упакованные в ящики новейшие импортные овощерезки, мясорубки, соковыжималки и т. д. Подсобка была просторна, и в ней оставалось немало свободного пространства, как раз достаточного, чтобы «покувыркаться с пташкой». Во время прошлой пирушки Дмитрий Игоревич уже успел тут «порезвиться», и потому сегодня ему не пришлось тратить время на поиски подходящего помещения…
Перво-наперво он сковал руки девушки наручниками, связал веревкой лодыжки, заткнул кляпом рот, поставил Иру на колени и, сладострастно прижмурившись, хлестнул плетью по обнаженной спине. Худенькое тело содрогнулось от боли, попыталось увернуться, но мешали скованные руки и связанные ноги. Шилов вошел в раж. Плеть беспрестанно поднималась и со свистом опускалась, оставляя на нежной коже багровые рубцы. В некоторых местах кожа лопнула, на спине появилась кровь. Дмитрий Игоревич трепетал в гнусном восторге. Сейчас, через пять ударов, он ненадолго отложит плетку, вынет кляп, заставит шлюху сделать минет, затем помочится девке на голову, а потом…
Внезапно чья-то железная рука схватила извращенца за шиворот и с силой отшвырнула в сторону. Шилов треснулся лицом о стену, обернулся, и в ту же секунду безжалостный удар носком ботинка разбил ему мошонку…
* * *Потный лысый червяк со спущенными штанами, учащенно дыша, пакостно повизгивая и пуская слюни, истязал… Аню! Так по крайней мере показалось Шраму. Впрочем, Ира действительно была очень похожа на покойную сестру. Шрама захлестнула волна отвращения и ненависти. Пусть он убийца, пусть гореть ему в аду, но этот ублюдок!!! Шрам действовал молниеносно: мордой гада об стенку, ногой по яйцам… Верещишь, старая блядина, мерзкая работорговка?! Ну так получи кулаком в рыло, отдохни малость в нокауте… Воешь, Димочка?! Больно тебе?! А девчонке, думаешь, не больно?! Чего ты там блеешь, козел?! Друзья, гришь?! Да мне впадлу иметь таких друзей!!! Твое место у параши, пидор гнойный! Опять блеешь? Гм, придется успокоить… Ногой в пятак да локтем по хребту… Готов, отключился… Аня, Анечка, прости Христа ради за прошлое… Почему ты плачешь? Сейчас мы уедем отсюда. Далеко уедем, навсегда!.. Наручники — ерунда! Я их простой булавкой открываю. Видишь? Раз, и все! Разомни ручки, затекли небось! Бедненькая ты моя!..
Теперь распутаем ножки… Вот так!.. А веревка для этих скотов пригодится, спеленаю их вместе. Пусть в обнимочку полежат, погреются… или лучше пришить обоих?! Не надо? Хорошо, Анечка, хорошо! Как скажешь! Но пасти придется заткнуть. Пидору его собственным кляпом, а ведьме… может, язык отрезать?! Опять не надо?! Ладно, не буду!!! Ага, вон тряпка грязная валяется. Как раз подойдет… Ну идем, милая, идем! Нечего нам тут больше делать…
* * *Поначалу никто не придал значения ни конфликту Аникина с мадам Кукушкиной, ни его желанию во что бы то ни стало разыскать некую Голубеву. Мало ли чего пьяному в голову взбредет! Или шибко приглянулась девица (решил заранее занять очередь), или групповухи любитель, или же… Да пес с ним! Какая, собственно, разница! Однако прошел час, затем полтора, два. Но ни Кукушкина, ни Шилов, ни Аникин, ни девица в зале не появились. (Шрам увел Иру через запасной выход, предназначенный для обслуживающего персонала.) Первым забеспокоился Баскаков, как нам известно, твердо уверенный в сумасшествии приятеля.
— Пойду погляжу, что там стряслось, — сказал он, поднимаясь из-за стола.
— Остынь! — усмехнулся банкир Горчичкин, кладя ему ладонь на плечо. Зачем вмешиваться в чужие дела?!
— Чую неладное, — нервно буркнул Баскаков.
— Брось, Игорь, — поддержал Горчичкина Наждаков, — не разбивай теплую «шведскую семейку!» Двое на двое. В самый раз!
— Двое на двое?! Шведскую семейку? — изумился Игорь Семенович. — Ты полагаешь, Петька польстился на Кукушкину? На эту жирную очкастую каракатицу?
— Ха-ха! Почему бы нет?! Вкусы у всех разные! Порой весьма специфические! Вдруг ему приелись стандартные красотки и захотелось уродину, разнообразия ради?
Несколько минут Баскаков колебался в сомнениях. «Аникин, безусловно, рехнулся, но не до такой же степени! Лечь с Инессой! Б-р-р!!! — Игорь Семенович брезгливо передернулся. — Нет! Здесь что-то другое!»
— Ну а если на измене сидишь,[8] зачем самому бегать? Ты, чай, не мальчишка! Пошли охранника, того, что с чугунной мордой околачивается у двери, или любую из телок, — предложил рассудительный Горчичкин. — Пусть разыщут «сладкую компашку», подсмотрят в щелочку да расскажут нам пикантные подробности. Хе-хе-хе!!!
— Правильно, — облегченно согласился Игорь Семенович, подманил пальцем одну из девиц, прислуживавших гостям, и вкратце проинструктировал. Прерванное веселье возобновилось с новой силой, но не надолго. Девица скоро стремглав примчалась обратно. Выслушав ее взволнованный, сбивчивый рассказ, Горчичкин с Наждаковым от неожиданности чуть не подавились (один рябчиком, другой вином), а Баскаков в ярости разбил об пол первую подвернувшуюся под руку бутылку, отшвырнул ногой стул и, кликнув охранника, побежал в подсобку…
Глава 5
«Неужели ты осмелишься?! — кипя от ярости вопил демон. — Попробуй только!!!»
Ира Голубева пребывала в состоянии, близком к трансу, и абсолютно ничего не понимала в случившемся. Она съежилась на заднем сиденье бешено несущегося по шоссе «шестисотого» «Мерседеса», укутанная в теплую дубленку сидевшего за рулем незнакомца, и неотрывно смотрела в его широкую спину. Ира испытывала искреннюю благодарность к спасителю, но одновременно побаивалась его. Странный человек: внешность английского лорда, а глаза волчьи и повадки заправского гангстера. Правда, волчьим взгляд был только там, в заставленной картонными ящиками и забрызганной кровью подсобке. Когда незнакомец расправлялся с извращенцем Шиловым и хозяйкой борделя Кукушкиной. Расправлялся безжалостно, чисто бандитскими методами и, судя по всему, всерьез намеревался прикончить обоих, однако по непонятной причине робкое Ирино «не надо» подействовало на разъяренного волка в человечьем обличье, как действует на верного сторожевого пса строгое хозяйское «фу!». Шерсть вздыблена, клыки оскалены… Он по-прежнему мечтает разорвать горло врагу… но… не может ослушаться приказа. Кто этот загадочный мужчина? И почему он постоянно называл ее Аней, просил прощения… За что?! Ведь раньше они никогда не встречались!..
Незнакомец вывел девушку из дома черным ходом, усадил в свой «Мерседес», заботливо укутал лежащей на заднем сиденье дубленкой. Волчий огонь в глазах потух. Теперь они стали грустные, усталые, словно у старой больной собаки…
…Голубева угодила в лапы Инессы Петровны в декабре уходящего 1997 года, польстившись на объявление в газете: «Приглашаем на работу массажистками (обучение бесплатное) девушек от 18 до 25 лет. Гарантируем высокий, стабильный заработок». Далее следовал номер телефона. Оставшись без средств к существованию (детсад, где Ира работала воспитательницей, закрыли) и вдобавок круглой сиротой (отец скончался от инфаркта еще в 1978 г., после нелепой, трагической гибели старшей сестры, а мать, измученная вечной нуждой и многочисленными болезнями, тихо угасла четыре месяца назад), не отличавшаяся большим умом молоденькая девчонка с легкостью клюнула на соблазнительную приманку. Массажист отнюдь не самая плохая профессия, гарантирует высокий (главное, стабильный) заработок, да и обучают бесплатно (редкостное в наше время явление). Из всего обещанного правдой оказалось лишь бесплатное обучение — но чему!!! Осознав, куда она попала, Ира ужаснулась, однако, будучи от рождения безвольной, слабохарактерной, вырваться из ведьминых сетей уже не могла и видела для себя один-единственный выход — самоубийство, на которое, кстати, корчась под ударами «Димочкиной» плетки, и решилась сегодня окончательно, тем паче что господин Шилов, прежде чем начать сеанс «экзотического секса», подробно перечислил длинный набор ожидающих девушку гнусностей, дав исчерпывающие инструкции по каждому эпизоду (например, каким именно способом вылизывать ему зад, и т. п.). И вдруг нежданно-негаданно появляется избавитель, вырывает ее из когтей мерзкого садиста и кровопийцы — бандерши… А она даже не знает его имени…