«Там, где видится движение в сфере неподвижных звезд, оно связано не с ними, а с Землей, — продолжает он. — Так вся Земля вместе с ближайшими стихиями (океанами и воздухом) ежедневно вращается вокруг неподвижных полюсов, тогда как сфера неподвижных звезд остается незыблемым и наиболее удаленным небом».
Небесные сферы
Каждая планета двигалась в собственной сфере или области неба. Как видно на этом рисунке из «Новой теории планет» (Theoricae novae planetarum), изданной в Нюрнберге в год рождения Коперника, сфера является трехмерной и достаточно высокой и широкой, чтобы охватить весь путь планеты. Внутри сферы главная траектория движения планеты оставляет тонкий круг с центром в точке с. deferentis. Это эксцентрическая окружность, поскольку Земля (центр Вселенной) расположена чуть ниже, в точке с. mundi. Верхняя точка, с. aequantis, показывает, где находится эквант, с которого движения планет представлялись бы равномерными.
Даже Птолемей однажды признал, что теоретически, возможно, было бы проще позволить Земле вращаться, чем ожидать, что весь небосвод будет совершать полный оборот каждые сутки, вот только идея о вращении Земли была «слишком нелепой, чтобы даже размышлять о ней».
Как только Коперник призвал Солнце и Землю поменяться местами, планеты тут же образовали новый логичный порядок. Они выстроились от Солнца в зависимости от скорости вращения, так что Меркурий (самый быстрый, согласно наблюдениям) оказался ближе всех к светилу, после него расположились Венера, Земля, Марс, Юпитер и, наконец, Сатурн — самый медленный. С геоцентрической точки зрения, ни наблюдения, ни теория не могли дать ответа на вопрос о том, какая планета находится сразу за Луной (Венера или Меркурий) и находится ли орбита Солнца перед, между или за ними. Теперь он знал. Все сходилось. Неудивительно, что красота системы взяла верх над абсурдностью идеи о движении Земли. Коперник надеялся, что его собственная убежденность заставит остальных посмотреть на сферы его глазами, но в то время не мог предоставить никаких доказательств. По его собственным словам, он решил «краткости ради не включать математические демонстрации в этот трактат, поскольку они предназначены для более крупной книги». Далее он высчитал и объяснил движения всех отдельных планет, подведя в последнем параграфе «Малого комментария» общий итог: «Таким образом, Меркурий движется по семи кругам, Венера — по пяти, Земля — по трем, а Луна вокруг нее — по четырем; наконец, Марс, Юпитер и Сатурн — по пяти кругам каждый. Таким образом, для Вселенной будет достаточно 34 кругов, при помощи которых можно объяснить всю структуру Вселенной и весь танец планет».
Коперник наверняка предвидел усмешки современников. Если бы Земля вращалась и оборачивалась с большой скоростью, утверждали они, то все, что не приколочено, слетело бы с нее. Облака и птицы остались бы позади. Более того, коллеги-астрономы могли настаивать на том, что Земля действительно находится в центре, причем не потому, что дом человечества заслуживал особой роли в космическом замысле, а потому, что тяжелые, земные вещи падали сюда и оставались здесь, а также потому, что жителей Земли не минуют перемены и смерть. Земля представляла собой яму, а вовсе не вершину творения. Поэтому никто не смеет засовывать Солнце («райское светило», как многие его называли) в адскую дыру — в центр Вселенной.
Несколько исламских астрономов XIII и XIV веков критиковали Птолемея по тем же причинам, что и Коперник. Например, Насир ад-Дин ат-Туси и Ибн аш-Шатир смогли скорректировать нарушения круговых движений у Птолемея, не заставляя Землю вращаться или покидать свое центральное место. Коперник прибегал к схожим математическим приемам, пересматривая Птолемея, но пришел к своим особым выводам о центральном положении Солнца, подвижности Земли и грандиозном расширении космоса, которых требовала эта картина мира.
Если бы Земля облетала вокруг Солнца, как он утверждал, тогда две соседние звезды должны были бы в течение года наблюдаться то чуть ближе, то дальше друг от друга. Однако звездам не было свойственно такое смещение, или параллакс. Коперник решил проблему отсутствия параллакса, предположив, что он не обнаруживается, поскольку звезды слишком далеки. Он увеличил расстояние до них более чем в сто раз — настолько, что дистанция между Солнцем и Землей в сравнении с ним теряла всякое значение. «По сравнению с огромной высотой сферы неподвижных звезд, — заявлял он, — расстояние между Солнцем и Землей несущественно». Бескрайняя бездна, вдруг разверзшаяся между Сатурном и звездами, не беспокоила Коперника, и он с готовностью объяснял ее всемогуществом Творца: «Столь грандиозно, без всякого сомнения, божественное творение Всевышнего». За пределами звезд в невидимых небесах Эмпирея обитал Бог и Его ангелы.
Закончив «Малый комментарий» около 1510 года, Коперник приступил к последовательной работе по разработке своей теории. Тридцать четыре круга планетарного балета требовали точных характеристик, таких как радиус, скорость вращения и пространственное расположение по отношению к другим 33 кругам. Он мог высчитать многие из ста с лишним параметров при помощи проверенных временем методов и таблиц, а затем приступить к проверке данных посредством собственных наблюдений.
Однако капитул имел на него другие виды.
В ноябре 1510 года Коперник и еще один каноник (Фабиан Лузяньский, учившийся с ним в Болонье) отправились с важной миссией в южные земли капитула. Там они приняли крупную сумму денег (238 марок, годовой сбор с крестьян, трудившихся на церковных землях), чтобы доставить ее обратно во Фрауэнбург. Учитывая то, что тевтонские рыцари регулярно и беспощадно грабили жителей Вармии, стомильный путь курьеров по лесным дорогам был сопряжен с постоянной опасностью: их могли подкараулить и отобрать ценный груз монет (бумажные деньги тогда еще не имели хождения в Европе). Добравшись до Фрауэнбурга без происшествий, они, по обыкновению, разделили средства между канониками.
В ноябре 1511 года капитул назначил Коперника своим канцлером, поручив ему следить за финансовой отчетностью и вести всю официальную переписку. Объем и частота этой переписки увеличились с внезапной смертью его дяди-епископа 29 марта 1512 года. Через неделю после кончины Лукаша Ватценроде (5 апреля) каноники встретились, чтобы избрать преемника. Они единогласно проголосовали за Фабиана Лузяньского (все, за исключением самого Фабиана, который написал на бюллетене имя другого кандидата). На следующий день каноники собрались снова и избрали Тидемана Гизе для проведения необходимой процедуры согласования с Ватиканом. К 1 июня капитулу потребовались еще два представителя, чтобы ответить на возражения короля против назначенного епископа. Король Сигизмунд не имел никаких конкретных претензий к Лузяньскому, просто он предпочитал ставить на такие должности собственных кандидатов. Борьба Рима, Кракова и Вармии из-за сана епископа продолжалась все лето и осень. 7 декабря Сигизмунд по новому соглашению наконец-то утвердил кандидатуру Лузяньского в обмен на право окончательного одобрения всех будущих кандидатов в епископы. Вдобавок он настоял, чтобы весь капитул присягнул на верность короне, что священники и сделали 28 декабря, уверенные в том, что король, со своей стороны, не забудет о своем обещании монаршего покровительства.
Лишь один каноник не подписал новое соглашение и отказался присягать на верность польскому королю. Это был брат Коперника — Андреас. Капитул освободил его от всех обязанностей во Фрауэнбурге, когда у него развилась проказа; опасаясь заражения, его заставили покинуть регион до формального введения в должность епископа Фабиана. Его не могли лишить канониката, дававшегося пожизненно, однако смерть должна была вскоре позаботиться об этом. Даже доктор Николай не мог ничего поделать с библейским проклятьем этой мучительной и обезображивающей болезни. Сразу же объявились желающие стать «коадьютором» Андреаса, то есть лицом, имеющим законные полномочия выполнять его прижизненные обязанности и получающим право на причитающееся ему жалованье после его смерти. Все без исключения каноники могли назвать какого-нибудь родственника, заслуживающего этого поста. Естественно, что свои кандидаты были и у короля Сигизмунда.
Когда Андреас уехал в Италию в поисках хоть какого-то утешения, Коперник получил новые обязанности по присмотру за мельницей, пекарней и пивоварней капитула. Они обеспечивали каноников хлебом и пивом, а также ими могли пользоваться крестьяне — за определенную плату, которую Копернику необходимо было собирать.
Астрономические инструменты
Между Фрауэнбургом и Римом (северной и южной границей его путешествий) Коперник мог видеть большинство из тысячи звезд, за которыми до него наблюдали астрономы Египта, Вавилона, Греции и Персии. Он измерял эклиптическую широту и долготу каждой звезды, чтобы составить звездный каталог, который опубликовал в 14-й главе второй книги «О вращениях». Он также отмечал положения планет на фоне звезд. При помощи деревянного трикветрума (подобного представленному на иллюстрации) он мог измерить высоту светила над горизонтом, сдвигая шарнирный стержень, пока одно из его отверстий не обрамляло планету или звезду. Высота высчитывалась с помощью шкалы, находившейся в основании треугольника.
Астрономические инструменты
Между Фрауэнбургом и Римом (северной и южной границей его путешествий) Коперник мог видеть большинство из тысячи звезд, за которыми до него наблюдали астрономы Египта, Вавилона, Греции и Персии. Он измерял эклиптическую широту и долготу каждой звезды, чтобы составить звездный каталог, который опубликовал в 14-й главе второй книги «О вращениях». Он также отмечал положения планет на фоне звезд. При помощи деревянного трикветрума (подобного представленному на иллюстрации) он мог измерить высоту светила над горизонтом, сдвигая шарнирный стержень, пока одно из его отверстий не обрамляло планету или звезду. Высота высчитывалась с помощью шкалы, находившейся в основании треугольника.
31 марта 1513 года, согласно вармийской бухгалтерской книге, «доктор Николай заплатил в казну капитула за 800 кирпичей и бочку белильной извести с верфи собора». При помощи этих материалов он построил ровную площадку в саду рядом со своей курией. К этому моменту он продал свой первый дом и приобрел новый, который более соответствовал его целям. Большая мощеная терраса (или «павимент», как он называл эту конструкцию) позволяла беспрепятственно наблюдать за небом и надежно расставлять астрономические инструменты. Таковых у него было три: трикветрум, квадрант и армиллярная сфера. Ни одно из этих устройств не содержало линз и никак не обостряло зрение. Они лишь помогали наблюдателю наносить звезды на карту и отслеживать движения Луны и планет.
Весной 1514 года, воспользовавшись перераспределением собственности капитула, Коперник приобрел жилые помещения в кафедральном комплексе. Не отказываясь от имения с павиментом, он заплатил 175 марок за просторную трехэтажную башню в северо-западном углу крепостной стены, в которой были кухня и комната для прислуги. Верхний этаж был хорошо освещен благодаря девяти окнам и заканчивался галереей, однако наблюдения ученый предпочитал вести со своей террасы. Он недосыпал, чтобы подольше стоять там, на 54-м градусе северной широты, на поросшем лесом склоне холма, где воздух был тяжел от густого тумана с Вислинского залива.
«У древних было преимущество — чистое небо, — писал он в свою защиту. — Нил, как говорят, не испаряет столько тумана, как Висла». Там, где располагалась знаменитая обсерватория Птолемея, климат был близок к тропическому, и планеты поднимались почти строго вверх от горизонта, а не тащились над деревьями, поэтому на протяжении многих ясных ночей их было легко наблюдать высоко в небе.
Все, что Коперник знал о теории Птолемея, когда готовил «Малый комментарий», он прочел в сокращенном переводе его труда под названием «Эпитома Альмагеста Птолемея»[3], опубликованном в 1496 году в Венеции. Теперь, когда он взялся за собственный исследовательский проект с целью пересмотра астрономии, полный текст «Альмагеста» Птолемея впервые вышел из печати в латинском переводе. Коперник взахлеб читал свой экземпляр, исписывая поля заметками и диаграммами[4].
Для Коперника «Альмагест» послужил образцом книги, которую он хотел написать и в которой он бы перестроил астрономию в рамках столь же внушительных и долговечных, как у Птолемея. Между тем «Малый комментарий» — пролог к труду «О вращениях» — уже создал ему репутацию в астрономических кругах. Это растущее признание, без сомнения, повлияло на то, что Рим захотел проконсультироваться у Коперника насчет реформы календаря. Использовавшийся тогда юлианский календарь, введенный Юлием Цезарем в 45 году до н. э., переоценивал длительность года на несколько минут. Эта незначительная ошибка оборачивалась почти целым лишним днем в столетие. Пасха грозила стать летним праздником, да и другие церковные переходящие праздники начинали идти не в ногу с сезонами. Поэтому папа Лев X, в качестве части своего плана — V Латеранского собора, призвал теологов и астрономов всех стран помочь исправить ошибку. Коперник охотно отправил свои комментарии Павлу Мидцелбургскому, епископу Фоссомбронскому, который координировал работу по исправлению календаря с 1512 по 1517 годы. Епископ упомянул вклад польского каноника в официальном отчете. К сожалению, он даже вкратце не описал предложения Коперника, а позже, к еще большему сожалению, письмо Коперника было утеряно.
Глава III. Аренда заброшенных подворий
Пастух Штенцелъ вступил во владение тремя наделами, с которых сбежал Ганс Калау. Штенцелъ получил одного быка, одну корову, одного поросенка, два мешка ржаных семян и больше ничего. Я обещал добавить одну лошадь.
Из записи Коперника в бухгалтерской книге Вармии, 23 апреля 1517 годаВместе с именем и верой Коперник получил в наследство от своей страны и давний конфликт с тевтонскими рыцарями. Его отец сражался с ними лицом к лицу в Данциге и Торуни, а его дед по материнской линии, один из старейшин Торуни, обеспечивал займы, чтобы оплачивать то и дело вспыхивающие войны с орденом. Мальчишкой Коперник слонялся по развалинам рыцарской цитадели в родном городе.
Рыцари впервые оказались в Торуни в начале XIII века, сразу после иерусалимского боевого крещения. Несколько польских герцогов и принцев пригласили их сюда для усмирения непокорных жителей провинции, носившей название Старая Пруссия. Получив карт-бланш, рыцари жестко подчинили балтийско-славянские племена, беспокоившие поместное дворянство, и обратили язычников в христианство. Они пятьдесят лет ходили крестовыми походами по этой местности, которую начали считать своей, несмотря на более ранние притязания их благородных хозяев.
Грубые методы рыцарей шли вразрез с интересами укреплявшегося купечества и бюргерского сословия. Около 1280 года, когда Торунь присоединилась к германскому торговому альянсу под названием Ганзейский союз, рыцари основали новую штаб-квартиру на севере, в Мариенбурге, на реке Ногат. Этот крупный замок и прочие тевтонские форты вдоль водных путей (вместе с портом Данциг, который они захватили в 1308 году) позволяли рыцарям контролировать выходы в Балтийское море. На протяжении следующих ста лет они не только мародерствовали, но и господствовали в торговле янтарем. Однако «Великая война», которую они объявили Польше в 1409 году, вышла им боком, потому что разрозненные князья объединились против них под началом сильного нового короля. После этого поражения влияние рыцарей стало постепенно ослабевать.
В 1454 году, примерно в то же время, когда Николас Коперник-старший переехал в Торунь, жители этого города восстали против ордена. В первом сражении Тринадцатилетней войны главная крепость рыцарей была разрушена. Финальный аккорд прозвучал в 1466 году с подписанием Торуньского мира, который лишил орден западной половины владений в Старой Пруссии. С этих пор Торунь отошла Королевской Пруссии, официально присоединенной к Польскому королевству. Король Казимир IV временно занял рыцарский замок в Мариенбурге, но вскоре переехал в традиционную королевскую резиденцию — Вавельский замок в родном Кракове.
Рыцари отошли на восток, откуда продолжали досаждать своим польским соседям. Особенно их привлекала Вармия. Само ее географическое положение провоцировало нападения, поскольку этот маленький островок Королевской Пруссии располагался в окружении орденских земель, соединяясь с польской территорией только узким коридором. Епископ Ватценроде отражал агрессию ордена на протяжении двадцати лет, пока находился в расцвете сил. Но епископу Лузяньскому не хватало влияния, чтобы командовать, и он оказался слабым соперником молодому Альбрехту фон Гогенцоллерну, 37-му великому магистру рыцарей Тевтонского ордена.
Альбрехту было только двадцать лет, когда в 1511 году рыцари избрали его своим главой. Его готовили к церковной карьере, и он уже занимал пост каноника в соборе Кёльна. Кроме преданности католичеству, члены ордена очень высоко ценили его родителей: отец Альбрехта (Фридрих I, маркграф Бранденбург-Ансбахский) правил лакомым кусочком Священной Римской империи; его мать (польская принцесса София) была сестрой короля Сигизмунда. Альбрехт олицетворял самые смелые надежды рыцарей на возвращение прежнего величия, территорий и владычества над Пруссией. Он не обманул ожиданий и вживался в эту роль с большим рвением, привлекая на свою сторону союзников в Германии и Московии и готовясь к новой войне с Польшей.
Альбрехт Прусский, великий магистр рыцарей Тевтонского ордена
В середине июля 1516 года в городе Эльблонг, что неподалеку от Фрауэнбурга, тевтонские рыцари ограбили местного жителя и искалечили его руки. Вармийский капитул отправил в погоню за ними вооруженный отряд, который последовал за рыцарями в их часть Пруссии, где одного преступника удалось схватить и взять под стражу. Однако великий магистр Альбрехт потребовал возвращения своего подданного, а затем в отместку несколько раз приказывал напасть на Вармию. 22 июля Тидеман Гизе, сменивший Коперника на посту канцлера, записал жалобы каноников и передал их королю Сигизмунду вместе с отчаянной мольбой об обещанном покровительстве.