Капитан Фаррагут правильно рассуждал, что лучше держаться глубоких вод и удаляться от материков и островов, которых животное в свою очередь должно было избегать, потому что ему, по выражению командира экипажа, «было там слишком тесно». Пополнив запас угля, фрегат прошел в виду островов Паумоту, Маркизских, Сандвичевых, пересек тропик Рака под сто тридцать вторым градусом долготы и направился в Китайское море.
Мы находились на театре последних подвигов чудовища и, говоря откровенно, были мертвы от страха. Сердца сильно трепетали и рисковали получить аневризм. Весь экипаж испытывал такое сильное нервное возбуждение, которое не поддается описанию. Люди не спали и не ели. Раз по двадцать ошибки в вычислении или оптический обман, которому подвергались некоторые матросы, вызывали невыносимые страдания; эти волнения, повторявшиеся двадцать раз, держали нас в слишком напряженном состоянии и должны были вызвать реакцию.
И действительно, она не замедлила проявиться. Три месяца подряд — а каждый день этих трех месяцев тянулся как столетие — «Авраам Линкольн» скитался по северным морям Тихого океана и избороздил его во всех направлениях, преследуя встречающихся китов. Фрегату постоянно приходилось изменять направление, неожиданно поворачивать на другой галс, то прибавлять или убавлять пары, наконец, внезапно останавливаться, и все это следовало одно за другим, часто в самые небольшие промежутки времени, вызывая риск испортить машину. Все пространство от берегов Японии до Америки было внимательно исследовано. Ничего похожего на огромного нарвала или плавающий островок, риф или разбитое судно не пришлось встретить. Наступила реакция. Безнадежность овладела умами, и явилось недоверие; на фрегате испытывали новое ощущение, состоявшее из трех десятых стыда и семи десятых досады. Стало совестно оставаться в дураках, поверив какой-то сказке, совестно, но и еще более досадно.
Горы доказательств, которые нагромождались в течение целого года, обрушились разом; все старались часами отдыха и еды наверстать напрасно потраченное время.
По свойству человеческого ума все перешли от одной крайности к другой. Самые горячие защитники предприятия сделались его ярыми противниками. От люков судна, от кочегарок настроение это постепенно распространялось до кают-компании, и фрегат, без сомнения, повернул бы окончательно к югу, если бы этому не воспротивился капитан Фаррагут, выказывавший замечательное упорство. Однако продолжать более бесполезные поиски уже не было возможности. Винить за неудачу экипаж «Авраама Линкольна» не приходилось; все, что было возможно, при этом было сделано. Никогда матросы американского флота не выказывали такого терпения и рвения. Неуспех предприятия зависел не от них. Они сделали свое дело, оставалось позаботиться только о благополучном возвращении на родину.
Об этом было заявлено капитану, который все стоял на своем. Это вызвало неудовольствие всего экипажа, и матросы несли свои обязанности уже с гораздо меньшим усердием. Я не говорю, что на фрегате произошло возмущение, но капитану Фаррагуту было ясно, что может быть проявлено сопротивление, и он, как некогда Колумб, определил срок дальнейших поисков в три дня. Если в течение этого времени чудовище не появится, то рулевой повернет колесо три раза, и «Авраам Линкольн» направится в европейские воды.
Это произошло днем 2 ноября. Эта уступка капитана ободрила упавший дух экипажа. Снова все стали внимательно наблюдать за поверхностью океана, подзорные трубы переходили из одних рук в другие. Гиганту-нарвалу брошен был последний вызов, и он не имел права его не принять.
Прошло два дня. «Авраам Линкольн» не разводил сильных паров. Экипаж прибегал ко всевозможным средствам, чтобы разбудить и привлечь внимание животного. За фрегатом тащились привязанные на веревках огромные куски сала, надо признаться, к великому удовольствию акул. «Авраам Линкольн» лежал в дрейфе, а вокруг него шныряли шлюпки, следя по всем направлениям, не появится ли чудовище.
Наступил вечер 4 ноября, а подводная тайна по-прежнему оставалась тайной.
На следующий день, 5 ноября, истекал последний срок. С ударом колокола, возвестившим двенадцать часов, капитан Фаррагут, согласно данному обещанию, велел взять направление юго-восток. Фрегат покидал северные области Тихого океана.
Мы находились под 31°15′ северной широты и под 136°42′ долготы. Японские острова расположены были под ветром на расстоянии около двухсот миль. Наступала ночь; пробило восемь часов. Большие облака скрывали диск луны, стоявшей тогда в первой четверти. Волны равномерно плескались и разбивались о форштевень фрегата.
В эту минуту я стоял на носу судна, опираясь на сети, развешанные на штирборту. Консель стоял возле меня и смотрел вперед. Экипаж, взобравшись на ванты, вглядывался в горизонт, который постепенно сужался и темнел. Офицеры, вооруженные ночными подзорными трубами, напрягали все свое зрение и всматривались в темноту. Временами море внезапно освещалось лунным светом, но затем вскоре исчезало в густых сумерках.
Следя за выражением лица Конселя, я заметил, что и он поддался общему настроению; по крайней мере, так мне казалось. Вероятно, в первый раз в жизни его нервы были сильно напряжены под влиянием любопытства.
— Консель, — обратился я к нему, — нам в последний раз предстоит случай положить в карман две тысячи долларов.
— Господин позволит мне ему заметить, — ответил Консель, — что я никогда не рассчитывал на эту премию; правительство Штатов могло назначить и сто тысяч — и от этого не стало бы беднее.
— Ты прав, Консель. Прежде всего, это глупое предприятие, в которое мы вмешались слишком легкомысленно. Сколько напрасно потеряно времени, сколько пережито напрасных волнений! Шесть месяцев тому назад мы могли быть во Франции.
— В небольшом помещении, господин, — подсказал Консель, — в музее, господин! И я бы классифицировал ископаемые господина. А бабирусса господина была бы помещена в клетке, в ботаническом саду, и привлекала бы всех любопытных столицы.
— Да, все это было бы так, как ты говоришь, Консель. А теперь, воображаю, как будут над нами смеяться!
— Очевидно, — ответил спокойно Консель, — я думаю, что над господином будут много смеяться. Надо ли говорить…
— Да, надо, говори, Консель!
— В таком случае я полагаю, что господин получит то, что он заслужил.
— Правда!
— Когда имеешь честь быть таким ученым, как господин, то не следует ставить себя…
Консель не успел окончить своего комплимента. Среди общей тишины раздался голос. Это был голос Неда Ленда. Гарпунщик кричал:
— Ого, что-то есть под ветром против нас!
Глава VI НА ВСЕХ ПАРАХ
При этом крике весь экипаж бросился к китобойцу — капитан, офицеры, боцманы, матросы; даже инженеры покинули свои машины и кочегары свои печи. Приказано было остановить машину, и фрегат двигался только по инерции. Была глубокая темнота, и хотя канадец обладал прекрасным зрением, я все-таки спрашивал себя, как он мог видеть и что он мог видеть. Сердце мое сильно билось и готово было разорваться на части. Однако Нед Ленд не ошибся, и все увидели предмет, на который он указывал рукой.
На расстоянии двух кабельтовых от штирборта «Авраама Линкольна» море казалось освещенным снизу. Это не было ошибкой. Чудовище находилось под водой на глубине нескольких саженей от ее поверхности и распространяло весьма интенсивный, но и необъяснимый свет, о котором упоминали в своих донесениях многие капитаны кораблей. Этот сильный свет, несомненно, исходил из могущественного светового источника. Светящееся пространство описывало на поверхности моря огромных размеров удлиненный овал, в центре которого сосредоточивался яркий блеск, причем сама яркость света ослабевала по мере удаления от центра.
— Это скопление фосфоресцирующих инфузорий, — пояснил один из офицеров.
— Вы ошибаетесь, милостивый государь, — ответил я уверенным тоном. — Никогда инфузории не производят такого сильного блеска. Этот свет по своей природе электрический. Затем, смотрите, смотрите! Видите, он перемещается!.. Он движется вперед и назад! Он устремляется на нас.
На палубе раздался общий крик.
— Смирно! — скомандовал капитан Фаррагут. — Руль на ветер! Ход назад.
Матросы бросились к рулю, а инженер-механик к своим машинам. Пар стал работать, и «Авраам Линкольн», повернувшись на бакборте, описал полукруг.
— Прямо руль! Ход вперед! — громко скомандовал Фаррагут.
Команда была исполнена, и фрегат стал быстро уходить от светового овала. Я ошибаюсь. Он хотел уйти, но сверхъестественное чудовище настигало его, так как двигалось вдвое скорее фрегата.
Нас охватил столбняк, но не страх, а скорее изумление лишило нас языка и способности двигаться. Чудовище обошло вокруг фрегата, шедшего со скоростью четырнадцать узлов, обливая его волнами электрического света. Затем оно удалилось на расстояние двух или трех миль, оставляя после себя фосфоресцирующий след в виде клубов пара, выбрасываемых локомотивом экспресса.
Нас охватил столбняк, но не страх, а скорее изумление лишило нас языка и способности двигаться. Чудовище обошло вокруг фрегата, шедшего со скоростью четырнадцать узлов, обливая его волнами электрического света. Затем оно удалилось на расстояние двух или трех миль, оставляя после себя фосфоресцирующий след в виде клубов пара, выбрасываемых локомотивом экспресса.
Но вот внезапно из темных окраин горизонта, куда оно отошло для разбега, чудовище с ужасающей быстротой устремилось на «Авраама Линкольна» и совершенно неожиданно, на расстоянии десяти футов от него, остановилось и погасло, и не потому, что оно опустилось в глубину моря, — в таком случае свет постепенно бы ослабевал, — но так, словно погас сам источник света. Прошла минута, другая — оно появилось с другой стороны фрегата, но не знаю, обошло ли оно его или проскользнуло под ним. Каждую минуту надо было ожидать столкновения, которое окончилось бы для нас фатально. Я удивлялся искусному маневрированию фрегата. Он не смел атаковать и искал спасения в бегстве. Он был преследуем, тогда как сам должен был преследовать, что я и высказал капитану Фаррагуту. Лицо его, обычно беспристрастное, в эту минуту выражало бесконечное смущение.
— Господин Аронакс, — ответил он мне, — я не знаю, что это за чудовище, с которым я имею дело, и я не могу так неосторожно подвергать свой фрегат риску, действуя в темноте. Да и каким способом атаковать это чудовище или защищаться, я также не знаю. Подождем рассвета, тогда роли поменяются!
— Капитан, вы имеете представление о природе этого животного?
— Нет, по-видимому, это гигантский нарвал, и притом электрический нарвал.
— Может быть, — отвечал я, — во всяком случае, к нему опасно приближаться.
— Действительно, — согласился капитан, — если он обладает разрушительной силой, то это самое страшное животное, которое когда-либо создано было Творцом. Вот почему, милостивый государь, я его и остерегаюсь.
Весь экипаж целую ночь провел на ногах, никто и не думал о сне. Капитану «Авраама Линкольна» стало очевидно, какое огромное преимущество в скорости хода на стороне этого животного, и он умерил пары. Со своей стороны, нарвал, подражая фрегату, качался на волнах и, по-видимому, не намеревался покидать театр сражения.
Однако около полуночи он исчез или, вернее, погас, как гигантский светляк. Может быть, он бежал? Мы не желали этого и не могли на это рассчитывать. Было без семи минут час ночи, когда раздался оглушительный свист, похожий на шум, производимый столбом воды, бьющей с необычайной силой.
Капитан Фаррагут, Нед Ленд и я — мы находились в это время в каюте — жадно вглядывались в глубокий мрак ночи.
— Нед Ленд! — обратился к нему капитан. — Вам часто приходилось слышать рев кита?
— Часто, капитан, но никогда не видел подобных китов и такого, который мне доставил бы по меньшей мере две тысячи долларов.
— Да, вы имеете право на премию. Скажите, шум этот похож на тот, какой происходит, когда киты выбрасывают воду через носовые отверстия?
— Шум такой же, капитан, но этот несравненно сильнее. Несомненно, что это кит, живущий в этих водах. С вашего разрешения, — добавил гарпунщик, — мы завтра с рассветом заведем с ним самый короткий разговор.
— Если он сделает вам честь выслушать вас, Ленд, — вмешался я.
— Лишь бы я подошел к нему на расстояние четырех гарпунов, — возразил канадец, — тогда он нас выслушает.
— В таком случае, — заметил капитан, — надо отдать в ваше распоряжение китобойную лодку.
— Конечно!
— Но я рискую жизнью моих матросов!
— И моей, — просто добавил гарпунщик.
Около двух часов ночи чудовище, находясь на расстоянии пяти миль от «Авраама Линкольна», снова стало испускать яркий свет. Несмотря на значительный шум ветра, отчетливо слышались страшные удары хвоста животного и даже его порывистое дыхание. Казалось, что в ту минуту, когда этот гигантский нарвал вдыхал в себя воздух, то последний сгущался в его легких, как пар в цилиндрах машины в две тысячи лошадиных сил.
«Гм, — подумал я, — кит, обладающий силой кавалерийского полка! Нечего сказать — хорош кит!»
Все оставались настороже до наступления рассвета и готовились к бою. Все снаряды, применяемые в рыбной ловле, были расставлены вдоль бортов. Помощник капитана приказал зарядить особые орудия, выбрасывающие гарпун на расстояние целой мили, и зарядить ружья разрывными пулями, ранения которыми, безусловно, смертельны и для самых крупных животных. Нед Ленд довольствовался тем, что наточил свой гарпун — оружие действительно страшное в его руках. В шесть часов заря стала заниматься, и при первых лучах восходящего солнца исчез электрический свет нарвала. К семи часам совершенно рассвело, хотя густой туман еще не рассеялся, и в лучшие подзорные трубы даже на недалеком расстоянии ничего нельзя было рассмотреть. Я взошел на бизань. Некоторые офицеры уже успели взобраться на верхушки мачт.
К восьми часам туман над океаном стал рассеиваться, подымаясь вверх широкими полосами. Горизонт расширился и стал чист. И вот снова раздался громкий голос Неда Ленда:
— Чудовище позади кормы!
Все взоры обратились к указанному месту.
Там, на расстоянии полутора миль от фрегата, выставлялось из воды на один метр его длинное и черное тело. Его хвост, быстро работая, производил водоворот. Ни один фрегат не рассекал вод с такой быстротой. Длинная полоса блестящей белизны, обозначая путь животного, описывала продолговатую дугу.
Фрегат подошел к чудовищу. Я его рассматривал без всякой предвзятой мысли. Донесения «Шенона» и «Гельвеции» несколько преувеличили его размеры, и я считаю, что его длина не превосходит двухсот пятидесяти футов. Что же касается его толщины, то трудно было ее определить, но в общем животное мне показалось замечательно пропорционально в отношении всех трех измерений.
Пока я рассматривал это феноменальное существо, из его ноздрей два раза вырывались пар и вода в виде фонтана, бьющего на высоту в сорок метров, и в этом я увидел его манеру выдыхать воздух. Тогда я причислил его к отделу позвоночных, классу млекопитающих и к подклассу чревосумчатых, к группе дельфинообразных, к порядку китов, к семейству… но здесь я попал в затруднение. Вид китов имеет три семьи: китов, кашалотов и дельфинов, к последним относятся и нарвалы. Каждое из этих семейств разделяется на многие рода, род на вид, вид на разновидности. Итак, семейства, рода, вида и разновидности я не мог определить, но я рассчитывал при помощи гарпунщика Ленда и капитана Фаррагута пополнить и этот пробел. Экипаж с нетерпением ожидал приказаний своего капитана. Последний после внимательного наблюдения за животным велел позвать инженера, который не замедлил явиться.
— Усильте топку и идите на всех парах!
Троекратное «ура» сопровождало это приказание.
Час борьбы пробил. Через несколько минут обе топки под паровыми котлами фрегата извергали через трубы густые клубы черного дыма; палуба дрожала от усиленной работы паровой машины. Огромный гребной винт двигал вперед «Авраама Линкольна», в прямом направлении на чудовище. Оно спокойно допустило приблизиться к нему на расстояние полукабельтова; но затем, не погружаясь в воду, оно стало уходить от фрегата, держась на том расстоянии, на которое подпустило. Это преследование продолжалось около трех четвертей часа, однако без всяких результатов, так как фрегат не мог выиграть ни одной сажени в приближении к животному. Было очевидно, что дальнейшее преследование не приведет ни к чему.
Капитан Фаррагут яростно теребил бороду.
— Нед Ленд! — крикнул он. Канадец явился на зов.
— Что скажете, Ленд, — обратился к нему капитан, — быть может, и теперь вы мне посоветуете спустить шлюпки?
— Нет, капитан, — ответил гарпунщик, — его никак не нагонишь, если оно этого не захочет.
— Что же делать?
— Прибавить пару, если это возможно. Что касается лично меня, то я с вашего разрешения помещусь на ватерштаге, и, если мы приблизимся к нему на расстояние длины полета гарпуна, я сделаю свое дело.
— Ступайте, — ответил капитан Фаррагут. — Инженер-механик! — крикнул он. — Усильте давление пара!
Нед Ленд отправился на свой пост. Топка была значительно усилена; винт оборачивался сорок три раза в минуту, пар достигал предельного давления, которое могли выдержать котлы, и с шумом вырывался из предохранительного клапана. Бросили лаг, чтобы определить скорость движения фрегата; оказалось, что он идет со скоростью восемнадцать миль в час. Но проклятое животное продолжало уходить с прежней скоростью. Таким ходом фрегат шел целый час и не смог приблизиться к животному ни на одну сажень. Это было весьма обидно для одного из быстроходнейших судов американского флота. Глухая злоба охватила весь экипаж. Матросы всячески поносили чудовище, которое не удостоивало их ответом. Капитан Фаррагут, перестав теребить бороду, стал ее кусать.