Инженер-механик снова был позван к капитану.
— Давление пара максимальное? — спросил его капитан.
— Да!
— А как велико давление?
— Шесть с половиной атмосфер.
— Доведите до десяти!
Вот приказание чисто в американском духе!
— Консель, — обратился я к моему бравому слуге, стоявшему возле меня, — знаешь ли ты, что нам, вероятно, предстоит взлететь на воздух?
— Как будет угодно господину профессору, — ответил Консель.
Говоря по правде, риск этот мне нравился.
Все клапаны для пропуска пара были нажаты. Топки завалены углем, в которые вентиляторы доставляли целые потоки свежего воздуха. Скорость хода «Авраама Линкольна» возрастала. Мачты дрожали до самого основания, а клубы черного дыма едва пробивались сквозь внутренние отверстия дымовых труб, оказавшихся теперь тесными.
— Сколько? — спросил капитан рулевого.
— Девятнадцать и три десятых мили!
— Поднять давление!
Инженер-механик исполнил приказание. Манометр показывал давление десять атмосфер. Но и кит, должно быть, тоже топил, так как уходил с той же скоростью — девятнадцать и три десятых мили в час.
Изумительное преследование! Я не умею выразить словами то волнение, которое охватило дрожью все мое существо. Нед Ленд стоял на своем посту, держа гарпун в руке. Несколько раз животное позволяло фрегату приближаться к себе.
— Мы догоняем его! Догоняем! — вскрикивал канадец.
Но в тот момент, когда он изловчался метнуть свой гарпун, кит уходил со скоростью, которую я по меньшей мере определяю в тридцать миль в час. Более того, в то время как мы развили максимальную скорость, животное, словно издеваясь над нашими усилиями, обошло фрегат вокруг. Экипаж разразился криками бешенства.
В полдень мы находились на том же расстоянии от животного, на каком были и в восемь часов утра.
Капитан Фаррагут решился применить еще более энергичные средства.
— А! — воскликнул он. — Животное плывет скорее, чем «Авраам Линкольн». Хорошо! Теперь мы испытаем, не опередит ли оно эти баллистические ядра. Боцман, прислугу к пушке, что на носу!
Орудие немедленно зарядили и навели. Раздался выстрел, но ядро пролетело несколько выше над китом, который находился на расстоянии полумили.
— Второй выстрел! — скомандовал капитан. — Пятьсот долларов тому наводчику, который пробьет это адское животное.
Старый канонир с седой бородой — я как сейчас его вижу — со спокойным взором, с бесстрастным лицом подошел к орудию, установил его и долго целился. Раздался второй выстрел и почти тотчас же громкое «ура» всего экипажа.
Ядро достигло своей цели. Оно ударило в животное, но не проникло в него, а, скользнув по его выпуклой поверхности, понеслось дальше на две мили и упало в воду.
— Так вот как, — воскликнул старый канонир, — этот негодяй блиндирован шестидюймовыми плитами!
— Проклятье! — вскрикнул капитан Фаррагут.
Охота началась снова, и капитан, наклонясь ко мне, сказал:
— Я буду его преследовать, пока фрегат не взлетит на воздух!
— Совершенно верно, — ответил я.
Можно было рассчитывать на то, что животное утомится, тогда как машина, имея достаточный запас угля, будет продолжать так же усиленно работать. Но это только казалось; проходили часы, и животное не проявляло ни малейших признаков утомления.
Однако к чести «Авраама Линкольна» надо сказать, что судно боролось с неустанным напряжением. Я не ошибусь, если определю расстояние, пройденное им в этот злосчастный день, 6 ноября, не менее чем в пятьсот километров. Но вот наступила ночь и окутала мраком волнующийся океан.
В эту минуту я считал, что наше преследование окончилось и что мы более уже не увидим это фантастическое животное. Но я ошибся. Было без десяти минут одиннадцать вечера, когда в трех милях от фрегата снова показался электрический свет, такой же чистый и такой же интенсивный, как накануне.
Нарвал, как казалось, оставался неподвижен. Вероятно, утомленный погоней, он спал, убаюкиваемый ритмичной качкой. Представлялся удобный случай, которым капитан Фаррагут решил воспользоваться.
Он отдал приказания. «Авраам Линкольн» стал держать слабые пары и осторожно продвигался вперед, чтобы не разбудить своего противника. Нередко случается встречать в открытом океане спящих глубоким сном китов, которых можно тогда успешно атаковать; сам Нед Ленд не одному из них всадил гарпун во время его безмятежного сна. И когда он снова занял свое место на ватерштаге, фрегат приближался почти без шума, остановив машину в двух кабельтовых от животного, продолжая идти вперед по инерции. На палубе царила глубокая тишина. Мы находились не далее ста футов от светящегося овала, сильный свет которого слепил глаза.
В эту минуту, склонившись над перилами, я увидел над собой Неда Ленда, уцепившегося одной рукой за мартинган, а другой потрясающего своим ужасным гарпуном. Не более двадцати футов отделяло его от неподвижного животного.
Вдруг рука его быстро вытянулась — и гарпун был пущен. Послышался металлический звук, словно гарпун ударился о твердое тело. Электрический свет мгновенно погас, и два огромных водяных столба обрушились на палубу фрегата, опрокидывая людей, ломая мачты.
Фрегат получил страшный удар; я был выброшен через перила в море.
Глава VII КИТ НЕИЗВЕСТНОЙ ПОРОДЫ
Несмотря на то что я был ошеломлен неожиданным падением, у меня отчетливо сохранились испытанные мною ощущения.
Я был увлечен на глубину приблизительно футов двадцати. Я хороший пловец, хотя не имею притязания соперничать с такими знаменитыми пловцами, как Байрон и Эдгар По, и это ныряние не заставило меня потерять голову. Два сильных удара ногами — и я поднялся на поверхность воды.
Моей первой мыслью было — отыскать глазами фрегат. Заметил ли экипаж мое отсутствие, приняты ли меры капитаном Фаррагутом для моего спасения? Могу ли я надеяться на спасение?
Кругом была полная тьма. Я смутно видел какую-то темную массу, уходившую по направлению к востоку, ее сторожевые огни гасли в отдалении. Это был фрегат. Я считал себя погибшим.
— Ко мне, ко мне! — кричал я, стараясь плыть по направлению к «Аврааму Линкольну».
Одежда меня сильно стесняла. Намокнув, она прилипала к телу и парализовывала мои движения. Меня тянуло ко дну. Я задыхался.
— Спасите! — крикнул я.
Это был мой последний крик. Я начал захлебываться, выбиваясь из сил, чтобы остаться на воде, и вскоре стал тонуть…
Вдруг чья-то сильная рука схватила меня за платье и вытащила на поверхность воды, и я услыхал — да, я услыхал — следующие слова, раздававшиеся над моим ухом.
— Если господин захочет опираться на мое плечо, ему будет гораздо легче плыть.
Я схватил одной рукой руку преданного мне Конселя.
— Это ты, — проговорил я, — это ты?
— Я самый, — ответил Консель, — я весь в вашем распоряжении.
— Ты был выброшен в воду вместе со мной, в то время когда фрегат получил удар?
— Нет, но как ваш слуга я последовал за вами.
Честный слуга считал это своей обязанностью.
— Что с фрегатом? — спросил я.
— С фрегатом, — повторил Консель, поворачиваясь на спину, — господин может более не рассчитывать на него.
— Что ты говоришь?
— Я говорю, что в тот момент, когда я бросился в море, я слышал, как матросы кричали: винт и руль разбиты.
— Разбиты?
— Да, вероятно, разломаны зубом этого гиганта. Я полагаю, что это первое крушение, которое пришлось испытать «Аврааму Линкольну». Но, на наше несчастье, фрегат теперь — жертва волн.
— Тогда мы погибли!
— Очень возможно, — ответил совершенно спокойно Консель. — Но во всяком случае, в нашем распоряжении несколько часов, а в это время многое можно сделать.
Невозмутимое хладнокровие Конселя меня ободрило. Я стал напрягать последние силы и плыл быстро, но главным образом из-за намокшей одежды, которая стесняла движения, меня тянуло ко дну, как свинцовое ядро; я вскоре сильно утомился и еле-еле мог держаться на воде. Это не ускользнуло от внимания Конселя.
— Господин мой хорошо сделал бы, если бы позволил разрезать себе одежду, — сказал Консель.
Он пропустил карманный нож под мою одежду, одним взмахом распорол ее сверху донизу и помог мне освободиться от нее.
В свою очередь и я помог Конселю сбросить одежду, и мы поплыли рядом.
Тем не менее положение было ужасно. Наше исчезновение не было замечено на фрегате; но будь оно даже замечено, фрегат никоим образом не мог бы, потеряв руль, подойти к нам против ветра. Можно было рассчитывать разве на шлюпку.
Консель весьма спокойно обсудил положение и на этом основании составил план действий. Удивительная натура! Этот флегматик был точно у себя дома.
Консель весьма спокойно обсудил положение и на этом основании составил план действий. Удивительная натура! Этот флегматик был точно у себя дома.
Так как наше спасение зависело исключительно от встречи с одной из шлюпок, спущенных с «Авраама Линкольна», то мы должны были стараться возможно дольше держаться на воде. Мы решили экономить наши общие силы и прибегли к такому способу, чтобы один из нас лежал на спине, скрестив руки и ноги, другой плыл, подталкивая его вперед. Мы чередовались каждые десять минут и, таким образом, имея отдых, могли рассчитывать не только держаться на воде, но и плыть в продолжение нескольких часов, а то и до утра.
Ничтожный шанс! Но надежду трудно исторгнуть из человеческого сердца! Притом же нас было двое. Наконец, я утверждаю — хотя это и должно показаться невероятным, — что, если бы я и захотел отбросить эту иллюзию, то есть если бы захотел отчаяться, я бы этого не мог сделать.
Столкновение фрегата с животным произошло около одиннадцати часов вечера. Следовательно, держаться на воде до рассвета приходилось не менее семи часов. С отдыхом эта операция была возможна. Море было довольно спокойно, так что напрягать усилий не приходилось. Временами я старался пронизать взором глубокий мрак, нарушаемый фосфорическим свечением, вызываемым нашим движением. Я смотрел на светящиеся волны, которые разбивались о мое тело, и на всю светящуюся поверхность моря, покрытую переменного цвета пятнами.
Около часа ночи я почувствовал изнеможение сил. Все мои члены сводила судорога. Консель должен был меня поддерживать, и забота о нашем спасении перешла к нему одному. Вскоре я услышал, что бедный слуга начинает тяжело дышать. Я прекрасно сознавал, что он выбился из сил.
— Оставь меня, оставь меня! — сказал я ему.
— Оставить своего господина? Да ни за что! — ответил он. — Если кому первому утонуть, то это мне.
В эту минуту из-за облака показалась луна. Поверхность моря осветилась лунным светом, который благотворно подействовал на наши силы. Я поднял голову, окинул взором все стороны горизонта — и увидел фрегат. Он находился в пяти милях от нас и представлялся с трудом различаемой массой. Но нигде не виднелось ни одной шлюпки.
Я хотел кричать о помощи. Мои опухшие губы не выпускали ни одного звука. Консель мог проговорить несколько слов, и я слышал, как он не раз повторял:
— К нам, к нам!
Мы остановились на секунду, чтобы прислушаться. И был ли то шум в ушах, вызванный давлением крови, но мне послышалось, что на крик Конселя отвечает чей-то крик.
— Ты слышал? — проговорил я.
— Да, да!
И Консель снова издал отчаянный крик.
На этот раз сомнений не было. Нам отвечал человеческий голос. Был ли это голос другого несчастного, покинутого среди океана, другой жертвы удара, постигшего фрегат? Но быть может, в этом мраке нас окликают со шлюпки, спущенной с фрегата нам на помощь? Консель напряг последние силы и, опершись на мое плечо, до половины высунулся из воды, но тотчас же упал обессиленный.
— Что ты увидел? — пробормотал я.
— Я видел… — шептал он, — я видел… но не будем об этом говорить… надо беречь наши силы.
Что же он увидел? Не знаю почему, но я вспомнил о чудовище. Но как объяснить этот человеческий голос? Ведь прошли те времена, когда Иона жил во чреве кита.
Между тем Консель продолжал меня подталкивать вперед. Временами он поднимал голову, смотрел вперед, вскрикивал, и ему отвечал другой крик, все более отчетливый по мере приближения; впрочем, я его мог различить с трудом. Силы мои истощились; пальцы растопырились; рука отказывалась служить опорой; рот, судорожно раскрытый, захлебывался соленой водой; тело стало коченеть. Я поднял в последний раз голову и затем стал погружаться…
В эту минуту я ударился о какое-то твердое тело. Я уцепился за него. Затем я почувствовал, что меня вытаскивают и вытащили на поверхность воды и что грудь моя облегчилась. Я потерял сознание.
Благодаря сильным растираниям тела я снова пришел в себя и раскрыл глаза.
— Консель! — едва проговорил я.
— Вы изволите меня звать? — отозвался Консель.
В эту секунду при последних лучах заходившей луны я увидел кого-то, не походившего на Конселя.
— Нед! — вскрикнул я.
— Он самый, и преследует свою добычу! — ответил канадец.
— Вы были сброшены в море во время удара, постигшего фрегат?
— Совершенно верно, но счастливее, нежели вы, так как почти тотчас пристал к плавающему островку.
— Островку?
— Или, выражаясь точнее, к вашему гигантскому нарвалу.
— Объяснитесь, Нед!
— Да, я сразу понял, почему мой гарпун не мог пробить и притупился о его кожу.
— Почему же, Нед… почему?
— Потому, что это животное покрыто листовой сталью.
Теперь надо было, чтобы я разобрался в моих мыслях, восстановил мои воспоминания и проверил бы все то, в чем был уверен.
Последние слова канадца произвели внезапный поворот в моих мыслях. Я поспешно поднялся на вершину этого существа, наполовину погруженного в воду, которое послужило нам убежищем. Я попробовал ногой. Это, без сомнения, было что-то твердое, непроницаемое, а не та мягкая субстанция, присущая морским млекопитающим.
Поэтому твердое тело могло быть так называемым верхним черепом или панцирем, которым снабжены были животные дилювиального периода, и я готов был причислить чудовище к разряду пресмыкающихся амфибий, каковы черепахи и аллигаторы.
Но и этого не мог сделать! Спина чудовища, на которой я стоял, была гладкая, полированная, а не черепичная. При ударе она издавала металлический звук, и, как это ни было невероятно, она, казалось, была сделана из пластов, скрепленных болтами.
Сомневаться не приходилось. Животное, чудовище, феномен природы, которое заинтересовало весь ученый мир, взволновавшее моряков обоих полушарий, было, по-видимому, созданием рук человеческих!
Открытие самого баснословного, мифологического существа не могло в такой степени поразить мой ум. Все чудесное исходит от Творца Вселенной, это весьма понятно. Но увидеть внезапно своими глазами что-то сверхъестественное, чудесное и осуществленное человеческими силами — это невольно мутит разум.
Тем не менее раздумывать не приходилось. Мы находились на верхней поверхности подводного судна, которое имело вид, насколько я мог судить, огромной стальной рыбы. Мнение Ленда на этот счет установилось прочно. Мне и Конселю оставалось только присоединиться к этому мнению.
— В таком случае, — заметил я, — этот аппарат заключает в себе двигательный механизм и экипаж, который им управляет.
— Конечно, — ответил гарпунщик, — но тем не менее в течение трех часов моего пребывания на этом плавучем островке я не заметил ни малейших признаков жизни.
— Разве судно не двигалось?
— Нет, господин Аронакс; правда, оно качается на волнах, но не двигается с места.
— Но мы ведь знаем, и в этом не приходится сомневаться, что оно движется с необычайной скоростью. А так как для этого необходимы сильнодействующая машина и машинист, управляющий этой машиной, то отсюда я заключаю, что мы спасены.
— Гм! — промычал Нед Ленд, не вполне соглашаясь.
В эту минуту, как бы в подтверждение моей аргументации, послышалось шипение на заднем конце этого стройного судна, и оно пришло в движение, очевидно вызванное действием винта. Мы едва успели схватиться за верхнюю его часть, выдававшуюся из воды примерно сантиметров на восемьдесят. К счастью, судно двигалось не особенно быстро.
— Пока оно плывет горизонтально, — пробормотал Нед Ленд, — я не в претензии. Но если ему придет фантазия нырнуть, то я не дам и двух долларов за свою шкуру!
Канадец мог бы понизить цену. Необходимо было воспользоваться помощью кого-либо из живущих в недрах этой машины. Я искал на ее поверхности какое-нибудь отверстие, люк, дверь, в которую можно пролезть, но ряд заклепок и головок винтов были повсюду правильно расположены, скрепляя края железных листов, и ничто не указывало на вход.
Ко всему этому вскоре исчезла луна, и мы очутились в непроницаемой темноте. Приходилось ожидать рассвета, чтобы приискать средство проникнуть внутрь этого подводного судна.
Таким образом, наше спасение зависело исключительно от каприза этих таинственных кормчих, которые управляли аппаратом, и если им вздумалось бы нырнуть, мы бы погибли окончательно! Тем не менее я не терял надежды войти с ними в сношения.
И действительно, не могли же они производить для себя воздух, следовательно, им необходимо было время от времени появляться на поверхности океана, чтобы возобновлять необходимый запас воздуха. А из этого, в свою очередь, следует, что на поверхности судна должно находиться отверстие, через которое внутренность судна может сообщаться с атмосферой.