– Вот держи, это тоже очень вкусно, только не съедай все сразу! – дал я напутствие, которое сам никогда не выполнял. Он принял гостинец, осмотрел и быстрым движением надкусил. Улыбка вернулась на его лицо и можно было со спокойной душой идти дальше.
Рядом пролетела какая-то серая птица, где-то вдалеке заливалась другая. Выглянуло солнце и окружение словно избавилось от злых чар: покосившееся избы стали похожи на сказочные, заиграли цвета на деревьях и траве. Я был очень рад, что судьба подтолкнула меня к приезду именно в Россию. Ведь для многих она сродни другой планете – какой-то огромный кусок земли, расположенный где-то очень далеко, за тридевять земель, где большинство людей скорее всего никогда и не побывают. Вся информация о ней скудная, переданная обрывками повествований торговцев или россказнями эмигрантов, нередко подбавляющих темных красок. Я не говорю о России в которой творили Достоевский, Чайковский и множество других замечательных личностей, тут скорее Россия исконная, то есть места где хорошо прослеживаются как ее современные начала, так и наследие древних славянских времен. У здешнего жителя нет хозяина, как при крепостном праве, но еще нет и строгого родителя в виде государства. Мне кажется, люди должны узнавать о другом народе по его культуре и традициям, а не по политическим действиям, так как политика – море бурное, а культура спокойное, медленно наполняющееся древнее озеро, как Байкал. В беседе с самим собой я и не заметил, как оказался у дома Костомарова. Постучался. Спустя несколько секунд лязгнул засов на дверях. Я ждал, что дверь откроется, но ничего не происходило.
– Корне…Док?! – крикнул я, пребывая немного в замешательстве.
– Входите, голубчик, я отпер дверь, – донеслось приглушенно из недр избы.
В знакомой мне уже комнате доктор не обнаружился, зато была открыта та самая дверь, откуда он в прошлый раз приносил снедь.
– Ну где вы там? – именно оттуда позвал меня голос. – Пожалуйте в моя святая святых.
Скрытая от лишних взглядов часть дома впечатляла: различные тумбочки и поверхности, верстак с какими-то приспособлениями, полки с шеренгами различных емкостей. С потолка свисали пучки трав. В одном углу была небольшая печь, уставленная железной утварью, противоположный же угол был загорожен шторой. Хозяин сидел за небольшим столиком, прямо напротив окна. На стене перед ним металлическим гербарием всели различные инструменты. Склонившись над точильным кругом, Костомаров затачивал какую-то стамеску. Резкий контраст между общей простотой этого селения и ремесленной насыщенностью данной комнаты притупил мое внимание. В процессе заточки доктором своего инструмента я не видел ничего не обычного: скрежет, сноп очень мелких искорок, вращение камня. Электричества в Чернолесье нет, наверняка ножной привод, я видел такие. И тут пришло озарение – ножной? Но…
– Ну как вам моя келья? – улыбнулся Корней Аристархович, повернувшись вместе сидением табурета. – Не университетская лаборатория конечно, но все же.
– Здорово! А вы… тут занимаетесь… – замялся я, не зная, как корректнее спросить о работе механизма.
– Понемножку, мой друг. Специалист широкого профиля, так сказать. В моем предыдущем обществе широким профилем считалось уметь играть не только в карты, но еще и в теннис, – Костомаров оттолкнулся от стола и подъехал почти впритык ко мне. Табурет то оказался не простой – с колесиками. – Здесь я и врач, и травник, он же фармацевт, немного токарь, чуточку плотник и в какой-то мере ученый-экспериментатор. Здесь без этого никак, с каждой мелочью не набегаешься, особенно я.
– Еще и напитки делаете! Особенные…, – вспомнил я и голову несильно сжал невидимый обруч.
Доктор учтиво склонил голову.
– Смотрю у вас тут и приспособления всякие разные. А на чем они работают? Какой-то ручной привод?
–Уж точно не ножной, – хмыкнул Костомаров. – Генератор имеется. Я думал, Вы его в прошлый раз заметили. Слышите равномерный шум снаружи?
Откуда-то сверху действительно доносился звук похожий на издаваемый велосипедным колесом, если раскрутить его в воздухе.
– Дом у меня на пригорке, как Вы, наверное, заметили, – док сделал легкое ударение на последнем слове, но это звучало больше шутливо, чем обидно, – посему кое-какие потоки воздуха имеются. Вокруг конечно лес, мачта не столь высока, но чтоб крутить жернова для перемалывания или, как Вы наблюдали, точильный камень – вполне достаточно. Дополнительно имеется ряд редукторов, рассчитанных на определенные задачи. Иногда нужна скорость, иногда тяга. Жаль нефть далековато, я бы тут двигатель тогда приспособил…
Я продолжал с интересом разглядывать эту мастерскую:
– Вы мне дверь отсюда как-то открыли?
– Да. Есть у меня волшебный тросик. Потянешь – замок открывается и ставится на хитрую пружинку. Еще раз дергаешь, – Костомаров подъехал к смежной с другой комнате стене и дернул за висевший, словно ослиный хвост, трос с деревянной рукоятью на конце. Где-то внутри стены со входной дверью лязгнуло.
– Силы экономит и время. Там еще и трубка есть разговорная, чтоб мне зря к двери не плестись и сию кузницу от лишних глаз не запирать. Сначала пообщаюсь и уж если надо, то уже поплетусь открывать. Помимо ушей глаза тоже имею. Подойдите, мой друг, к печи. Да-да именно туда. Видите, из стены трубка торчит? Окажите любезность, посмотрите в нее.
Я так и сделал. Взору открылось крыльцо, с такой точки, словно я залез на крышу, понаблюдать за приходящими. Картинка была немного искажена выпуклостью, будто весь мир попал под какой-то колпак, но это ничуть не мешало. Мой восхищенный взгляд был явно приятен Костомарову.
– И с другой стороны такой перископ имеется. Кругозор, так сказать. Самое сложное было достать хорошие зеркала и линзы.
– Откуда кстати все детали этих устройств? Работа, безусловно, проведена колоссальная, но ведь не сами же вы все вытачивали? – удивился я.
– В прошлом наше разговоре я вскользь упоминал, но объясню еще раз и подробнее. Мой уважаемый папенька говаривал, что разумный человек может силой своего знания материализовывать вещи, причем без всякого колдовства. Звучит заумно, но суть передана точно. Всякие случаи бывали. Слух пошел, так люди из других поселений приходили. Кузнецу сынишку подлечил от бронхита – он мне помог с инструментами и некоторыми деталями. Плотник как-то свой главный инструмент сломал – руку. Я ему по всей науке шину наложил, чтоб потом такая же ловкая осталась. Тоже не отказал мне в помощи. Нефтяники тоже обращались бывало, хоть у них вроде и свой доктор должен быть. Что-то заказывал чтоб привозили из городов, пускай даже бутылки стеклянные из кабаков. Бывало письма умные писал, на обустройство фельдшерского пункта просил себе то кусок металла, то приспособление какое. В принципе не обманул – многое в лечебной практике пригодилось.
– Ну вы даете, – только и смог я прокомментировать. – я чувствую себя просто…неопытным таким рядом с вами.
– Бог с вами, Митт. Это синдром известный. Перед отцами мы всегда робеем. Вот взять меня: уже не молод, в медицинской жизни навидался столько сколько и в учебниках не читал, в последние годы сам себя обслуживая от и до, но все равно отец для меня все еще внушительная фигура. Как подумаю, что он операции сложные проводил, с большими людьми общался – сразу уменьшаюсь в размере. Как только вижу сложный врачебный случай то думаю – папенька бы как-то решил проблему, разобрался, а мне вот надо тысячу раз подумать. И начинать, не будучи уверенным в своих действиях.
Корней Аристархович очень точно подметил. Я также, бледной тенью ходил по дому в разгар депрессии. Отец куда-то ездил, что-то решал, руководил действиями нашей семьи.
Я рассказал Костомарову о встрече с егерем и плане похода в лес. Не преминул похвастаться своим туристическим хозяйством.
– Надо же какие штучки-дрючки, – поцокал языком доктор, держа в руке отливающий металлом фонарь. – Очень занятно.
– Надеюсь, что сегодняшний вечер принесет нам немало интересного, – я уже был полон возбуждения, укладывая фотоаппарат обратно в рюкзак.
– Не менее искренне жду этого и я, друг мой. Я вижу, что экипировались вы изрядно, но хочу немного дополнить ваш арсенал.
– Чем же? – я был совсем немного, но задет.
Костомаров подъехал к верстаку, засунул по него голову, загремел какими-то железками и протянул мне короткий, но очень крепкий на вид нож, с плоской рукояткой:
– Сейчас я вам дам ремешочек и вы примотайте ножичек к ноге. Вы ведь правша? Тогда к правой. Знаете, всякое бывает. Упадете на спину или еще что – удобно достать.
Я послушался и с ножом на ноге почувствовал себя довольно крутым парнем. И мне это нравилось.
– Вы же имеете ввиду встречу со зверем? Ну я про падение на спину.
– Это тоже может быть, – пристально посмотрел на меня Костомаров, – но вы и двуногих со счетов не списывайте.
– Вы что думаете Денис Егорович…
– Я ничего не думаю, Митт. Лишь хочу дать вам маленькую страховку. Кстати об охотнике. Почему-то мне кажется, что он не раскроет нам, точнее вам, места куда поведет. Не захочет терять личный контроль над ситуацией. Вдруг Вы потом сами туда решите сходить.
Звучало реалистично. Скорее всего так и будет.
– Предлагаете запомнить дорогу? Я конечно постараюсь, но лес такой густой…трудно найти за что взглядом зацепиться.
– Тут вы совершенно правы. И не принимайте это на свой счет, местные тоже хорошо ориентируются только на определенном участке в роще. Кто заходит дальше бывало и не возвращается. Нам поможет наука, – док резво покатился к полкам на стене. достал с одной из них склянку с чем-то непонятным и вручил мне.
– Вот держите. Сейчас еще и кисточку вам выдам.
– Кисточку? Вы предлагаете делать метки?
– В целом да. Только метки не обычные, а видимые только нам с вами!
Мой вопросительный взгляд заставил Костомарова хитро улыбнуться:
– У вас в руках вещество моего собственного приготовления. Я назвал его рефлектин.
– Это светящаяся в темноте краска? – догадался я.
– Ну в каком-то смысле. Это особый состав, который при высыхании приобретает высокие отражающие свойства. Что не менее важно – без света он еле заметен на коре деревьев. Я задумал это средство, чтобы помечать себе тропы в лесу, куда наведываюсь хожу за большинством моих ингредиентов. Это тоже своеобразная защита от любопытных, ведь мало кто-то просто так пойдет ночью вглубь леса, кроме такого полоумного как я, ночью следить не станут. А я с лампой находил путь так же уверенно, как и днем. Кстати днем, при направленном на метки свете, вроде вашего фонаря, очень хорошо видно. Вот, держите и кисточку.
Я взял банку, до половины наполненную зеленоватой краской, повертел в руках, и убрал в карман.
Костомаров прислонился спиной к одному и столов и внимательно на меня посмотрел:
– Думаю Зверев будет идти впереди Вас, так что сложности с незаметным нанесением быть не должно. Но все равно, будьте начеку, друг мой. Желаю удачи и жду Вас сразу же после возвращения.
Мы пожали друг другу руки, и я отправился домой, больше привести в порядок свои возбужденные мысли, чем дать отдых телу. Не покидало ощущение, что без доктора я бы тут совсем растерялся. Благодарность за его помощь тоже витала в моей душе, но ее активно вытесняло облако желания доказать, что я проверну все как надо. Приспособлюсь к лесу, соберу нужную информацию, в общем – не пропаду.
Глава 6. Загадочный лес и его обитатели
Егерь постучался в дверь, когда круг солнца уже начал плавный ход вниз. Было еще довольно светло, но окружение снова принимало недружелюбный вид. Мрачнеющий лес заплетался длинными тенями, словно скрывая все свои детали от гостей. Очень громко щебетали птицы, созывая, как мне казалось, своих пернатых родственников побыстрее спрятаться по их птичьим домам. Зверев уверенно шел впереди меня, сохраняя молчание. Я же прилежно делал мазки на деревьях, стараясь сильно не шуметь. Один раз егерь вдруг развернулся и увидел меня, стоявшим очень близко к дереву. Смерив меня взглядом недовольно пробурчал:
– Облегчиться позабыли?
– Эээ…нет, я тут просто увидел…извините, – особенно изображать стыд мне и не пришлось, все было естественно.
– Не отставайте, – бросил мне Зверев и продолжил путь.
Шли мы, как подсказывали мои часы, около полутора часов. Ручей на пути не встречался. Мы петляли в зарослях, спускались в какие-то ложбинки, перелазили через упавшие деревья. Я уже изо всех сил экономил краску, стараясь наносить ее лишь на самые крупные деревья. Впереди маячило как раз такое – огромный дуб, буквально закрывавший собой небо. В этот момент егерь поднял руку, призывая к вниманию, затем этой же рукой поманил меня к себе. Взглядом указал куда-то на землю. Я прищурился и увидел комья земли, немного выбивающиеся из общего травяного и земляного ковра.
– Он бывает здесь. Кормится, – сказал егерь и опустился на одно колено, изучая землю. – Нужно спрятаться неподалеку и ждать.
Мы устроили свою засаду метрах в пятидесяти, в густых зарослях. Зверев подтянул валявшийся рядом кусок ствола, немного подрыл под ним землю, образовав щель, через которую мы могли, лежа на земле, наблюдать за интересующим нас местом. На землю он предварительно кинул несколько еловых веток на которые и уселся. Светские манеры подразумевают в такой ситуации начать разговор, но я просто не знал, что сказать. Бывалый охотник положил рядом с собой ружье, по другую сторону вещмешок и улегся на спину, рассматривая что-то в верхушках деревьев.
– Денис Егорович, – прошептал я, – Вы думаете это следы того самого вепря. Ну а не какого-нибудь обычного?
– Не знаю, – негромко ответил мужчина, не поворачивая головы.
– А вообще, как вы относитесь ко всем эти разговорам про светящиеся глаза?
Зверев повернул голову, спокойно смотря на меня:
– Народ любит болтать. Если спьяну, то и ворона сатанинским посланником покажется. Да и в лесу если ты один, каждый шорох рисует в голове медведя за кустом.
– Но ведь были вроде убийства? Нехарактерные для этих животных? – я тоже не сводил с него взгляда.
Мужчина немного поморщился, будто вспомнил о гнилой капусте, а не о смерти:
– В лесу каждый должон знать свое место, – низкий голос придавал дородной фигуре Зверева схожести с богатырем, таким неповоротливым, но очень сильным. – Если не чуешь сил с медведем обниматься, то не лезь, хватит с тебя тетерева. Да и если вооружен – без надобности кровь пускать тоже ни к чему, только обозлишь или испугаешь. Что, наверное, и было.
И отвернулся, указывая на конец данного диалога. Его взгляд снова ушел куда-то в небо.
Два неразговорчивых человека в густой чаще леса. Что может быть интереснее? Погружаться в медитацию, как охотник, я не собирался, поэтому занялся настройкой фотоаппарата. Перед поездкой я потренировался в съемке и уже уверенно выставлял диафрагму и выдержку.
– Эта штука будет светить? – неожиданно заинтересовался егерь, кивая на мой кодак.
Я ответил отрицательно, сказав, что хочу попробовать снять первые кадры не спугнув животное. Зверев лишь коротко кивнул и вернулся к своим наблюдениям за лесом.
Уже практически стемнело. Грязно белые куски неба с лиловыми потеками облаков еще просматривались вверху, но внизу были видны уже только силуэты деревьев. Изо рта шел легкий пар, руки мерзли, но не зря же в рюкзаке были перчатки. Теплая одежда сыграла со мной злую шутку – я позволил себе немного задремать.
Только глаза закрылись, как почувствовал, что кто-то легко толкает меня в плечо. Глаза не хотели открываться, лицо сразу же обдало холодом. Сбросив с себя сонливость, я бегло оглянулся. Черт, было уже совсем темно, трудом виднелись очертания дуба, под которым предположительно бывает вепрь. Сколько же время я провел в отключке? Подсунутое к самому носу запястье с часами подсказало, что около полутора часов. Егерь был рядом, лежал на животе, в одной руке ружье, взгляд устремлен в нашу дозорную щель. Я тоже было последовал его примеру, но что-то попало в мое периферийное зрение, заставило повернуть голову назад. Трудно сказать на каком расстоянии, где-то в глубине леса мелькнул свет, но еще более явно он был заметен над верхушками деревьев. Было похоже на прожектор, который иногда включали в заливе Сан-Франциско. Может откуда-то с нефтедобычи? Снова толчок в плечо и уже многозначительный кивок Зверева. Я уставился во все глаза на поляну перед деревом. Пока глаза привыкали к мраку, слух уже доложил мне о госте. Явный шорох, казалось, играл прямо на нервах, заставляя дрожать от возбуждения. К шорохам добавились резкие выдохе, звучащие так низко, что к возбуждению примешалась опаска. И вот в темноте проступил огромный силуэт.
Я представлял себе кабанов немного меньше, этот же был размером с хорошего теленка, если мой страх не увеличивал мои глаза, или как там русская пословица гласит. Неторопливо он что-то высматривал на земле, шумно выдыхая. Одной рукой, не глядя, я взял фотоаппарат, ожидая, когда же зверь поднимет голову и явит свой взгляд. Дождался. Огромная туша замерла. Голова животного медленно поднялась и уставилась прямо на меня. И глаза были… Я не мог точно разглядеть. Вроде бы они блеснули красным, но такого свечения как я себе представлял явно не было. Разочарование холодными клещами схватило мое бьющееся сердце, и оно же требовало разобраться с данным вепрем до конца. Прицелившись в видоискатель, я сделал снимок. Щелчок затвора не остался незамеченным. Зверь напрягся, повернувшись рылом в нашу сторону. Боковое зрение отметило движение руки егеря. Я же лихорадочно вращал ручку перемотки пленки, пальцы уже знали, что это пять оборотов. Вепрь вдруг рыкнул и засеменил в нашу сторону, постепенно увеличивая скорость. Забыв об осторожности и держа в голове лишь удачный ракурс, я высунулся из-за бревна, поставив на него кодак, словно пулемет на станину. Зверь сделал скачок и перешел на галоп. Денис Егорович вскочил, став на одно колено для точности. К сожалению, это резкое действие качнуло ветки под ногами и поскольку я сидел на корточках опираясь на носки, то равновесия не сохранил. Но еще хуже, что инстинктивно моя рука ухватилась за штанину охотника, заставив того отвлечься. Топот вепря был уже совсем рядом и, кое как встав на ноги, я не мог отвести взгляда от приближающегося кошмара. Зверев же, восстановив свое равновесие, схватил меня за грудки. Неужели хочет ударить за мою неловкость? Но сильные руки сдернули меня с места, и я оказался за широкой спиной мужчины, не выпустив фотоаппарат. Зверюга играючись преодолел наше бревно и тараном пошел на охотника. Денис Егорович отпрыгнул в сторону, защищая свой живот прикладом ружья. Рыча вепрь продолжал натиск, а егерь пятился, стараясь, видимо, отойти на дистанцию выстрела. Не знаю есть ли в психологии такой синдром как страх за товарища, но именно его я сейчас испытывал.