Словно муравьи, на поверхность вылезли около девяти человек. Я, разумеется, не забывал про фотоаппарат, хотя, при таком освещении, получить хороший снимок было делом трудным. Однако, стоило всем подземным обитателям выбраться, как свет погасили, оставив мне только лунную бледноту. Человеческие фигуры разбрелись по опушке, словно на светской прогулки, образовав небольшие группы по несколько человек. По красным светлячкам в воздухе я понял, что некоторые из них закурили. До моего слуха долетал звук речи, иногда смех, но слов разобрать я не мог. Кто же они такие? Какое-то тайное общество, религиозный культ? Бинокль помог мне разглядеть несколько лиц: обычные люди, бритые и с бородами, улыбающиеся и задумчивые. Не было каких-то татуировок на коже или предметов культа в одежде, вроде костей на веревочках или что там принято вешать. Мои познания в этой области можно было записать на одном листе блокнота, оставив обратную его сторону чистой. Мое тело затекло, но я боялся пошевелиться, отчасти опасаясь пропустить что-то важное, но в основном из-за боязни быть замеченным. Весь этот групповой моцион продолжался около часа, затем зловещий свет снова зажегся, заманивая к себе человеческие фигурки. Пень с куском опушки стал на свое место и природа словно позабыла об этом ночном происшествии, будто бы его и не было вовсе. Время было позднее, идти ночью через лес я не собирался, поэтому устроил ночлег прямо в своем гнезде, положив рюкзак под голову.
Пробуждение было легким. Снова легкий озноб, затекшие мышцы, но голова была ясной, легкой, если можно так сказать. Я думал, что наверняка проспал до обеда и Костомаров, вооруженный каким-то волшебным зельем, уже бродит по лесу. Часы же показывали немногим более семи часов утра, чаща уже наполнялась солнечным светом. Очень хотелось принять душ. Спустившись на землю, размяв тело и допив остатки кофе из термоса я направился в Чернолесье. Можно даже сказать домой.
По пути я не избежал получить порцию самодовольства, за развешенные ленточки. Я, конечно, уже немного освоил компас, но было так приятно просто видеть куда двигаться, а не вычислять. Возле деревца с двумя ленточками я посмотрел в сторону чудной лесной избушки, пообещав себе разузнать все подробнее. Один из самых сильных человеческих мотиваторов – желание поделиться какой-то новостью, о которой еще не знают. Стать значимым, центром внимания, пускай и на короткое время. У меня было полно новостей для обсуждения и на этом топливе я почти не заметил, как добрался до ручья. Вода очень заманчиво блестела и аппетитно журчала, заманивая к себе. Взгляд выхватил удобное местечко, чтобы набрать жидкости, что я с удовольствием и сделал. Живительная влага растеклась внутри и я, стоя возле ручья на коленях немного расслабился. Одна капля потекла с подбородка на шею. Естественным движение было вытереть ее, но не получилось. Видимо, шум ручья заглушил лишние звуки иначе как объяснить, что я не услышал, как кто-то подобрался ко мне сзади, резко схватил за шею, приставил мне к шее что-то холодное и больно давящее на кожу.
– Не дергайся, прирежу на месте! – с придыханием прошептал мне в самое ухо голос, обдав горячим дыханием и смрадом немытого тела. Все мои чувства отключились, страх парализовал волю и тело.
– Давай, топай, – толчок в спину и шею заставлял одновременно послушаться и скорчится от боли. Хотелось что-то крикнуть нападавшему, но острие оружия больно давило, заставляя не напрягать горло. – Топай домой, в деревню или что тут.
Я топал, насколько позволял мне захват, пытаясь что-то придумать.
– Что Вам нужно? – прохрипел я.
– Твое какое дело? Веди и не дергайся, – голос звучал нервно, чуть ли не дрожал. – Я уже сам не знаю, что мне нужно. У меня есть свобода, этого разве мало. Хотя тебе, в такой курточке и сапожках меня не понять. Ты ведь очередной винтик или муравей, или как там называть вас, чертовых служак вашей машины?!
Я понятие не имел, о чем он говорит, лишь подозревая что он также, как и многие другие здесь, принял меня за государственного служащего.
– Я…геолог! – совершенно неожиданно вырвалось у меня. – Уберите нож, я проведу вас в деревню.
– Кто ты?
– Ну ученый!
– Хм, – хватка на шее немного ослабла. – Вот чего ты обвешался мешками.
– Да-да! Это мое оборудование! – зажглась надежда освободиться. И тут же погасла.
– А может ты очередной красный врун? – голос зазвенел от ярости, переходя практически в шипение. – Навешаешь мне сейчас лапши, какой я парень хороший, а потом…
Я двигался, ища глазами оранжевую точку среди лесной палитры. Заметил ее не только я.
– Это ты развесил тряпки? – мы остановились и остриё снова угрожающее вжалось в натянутую кожу. – Чтоб не заблудиться. Забавненько…
Я почувствовал угрозу, осознав, что Митт Корнев ему теперь несильно то и нужен, в качестве проводника. Не успев придумать хоть какие-то слова, я вдруг споткнулся и рухнул вниз. Острый металл больно поцарапал шею. Нападавший видимо не смог меня удержать и бросил, чтоб не упасть самому. Я жадно вдохнул воздух и в следующую секунду мой бок вспыхнул от боли. Я еще не согнулся от первого удара как за ним последовал второй, на этот раз в ногу и не менее болезненный. Краем глаза я увидел серую худощавую фигуру, сжимающую что-то в одной руке. Мужчина яростно размахнулся и моя голова чудом успела укрыться от удара сапогом.
– Щенок! – этот тип перестал избивать меня и грудь его вздымалась от тяжелого дыхания. Я осторожно убрал от лица руки. Это был мужчина лет, наверное, сорока, с выветренным морщинистым лицом, на котором злобно сверкали светлые глаза. Голова его была коротко стрижена, вся в иголках и кусочках листьев. В руке, грязной, с грубой кожей и обломанными ногтями он держал короткий кусок железной арматуры с остро заточенным концом.
– Пожалуйста…, – моя рука умоляющее поднялась.
Глаза нападавшего лихорадочно бегали по сторонам, потом также лихорадочно осмотрели меня и мои вещи. Ужас накатил на меня, когда до меня, американского гения, наконец-то дошло, что он просто хочет убить меня и забрать себе вещи. Затем наверняка двинется в деревню, за пропитанием и следующей наживой. Мои пальцы изо всех сил сжали горсть земли и иголок, включался механизм самосохранения. У меня же к ноге примотан нож! Рука непроизвольно потянулась туда, и мужик заметил это. С абсолютно обезумевшим, каменным лицом он медленно шагнул ко мне, готовясь к броску. До сегодняшнего дня нож использовался мною только на кухне, иногда чтобы вскрыть упаковку или заточить карандаш, но мне казалось, что если я выхвачу свой клинок первым, то смогу одолеть противника. Но ко мне пришла помощь. Прилетела.
Слева от безумного раздался шорох и в следующее мгновение ему точно в голову прилетело ведро. Тяжелое деревянное ведро. Он вскрикнул, хватаясь руками за место удара. Я очнулся, достал нож и вскочил как ошпаренный. Сердце гулко стучало, я бросился к ругающемуся мужику, сжимая нож так, что, наверное, побелели костяшки пальцев. Находясь уже на расстоянии удара, я понял, что не смогу вонзить вот так вот нож в живого человека. Чертов инстинкт самосохранения ослаб, а без него я оказался слаб духом. Однако ярость во мне еще оставалась. Ее я и вложил, изо всех сил врезав, метясь в лицо. Как-то пришлось мне видеть драку между двумя матросами в порту. Один из был крупный малый, другой более щуплый. Тот, что кряжистый и широкоплечий пытался ухватить соперника и мощным ударом закончить бой, однако действовал медлительно, поэтому удары проходили вскользь. Громила чуть ли сам не падал от таких мощных замахов. Ловкий малый же, в свою очередь, хорошо стоял на ногах, удары наносил хлесткие, со знанием дела. Правда здоровяк был крепок и ему бы понадобилась, наверное, сотня таких ударов, чтобы выйти из драки, но бой закончился перемирием, к явному неудовольствию публики. Я же в моей первой настоящей драке, взял от упомянутых бойцов все самое худшее: не обладая поставленным ударом я слишком сильно размахнулся, неправильно прицелился, в результате мой кулак лишь задел небритый подбородок мужчины, врезавшись дальше по инерции в плечо. Меня развернуло и кулак был больно ушиблен. Противнику же достался лишь толчок, хотя довольно сильный, опрокинувший его на землю.
– Ах ты ж падла…, – прошипел он привставая.
Я бросил взгляд направо и увидел женщину – мать Тимохи! Забыл, как ее звали, но был удивлен и благодарен.
Тем временем мой смертельно опасный противник неуклюже поднимался на ноги, что-то зло бормоча себе под нос. Только сейчас я вспомнил, что на мне до сих пор каким-то чудом болтается сумка с гранатами! От торопливости я с трудом развязал горловину мешочка, дрожащими от адреналина пальцами достал узкий бледный цилиндрик, положил его поудобнее в ладонь.
– Уйди отсюда, нехристь погана! – заорала женщина и это отвлекло мужика от меня.
Бросок вышел хороший, точно в грудь, но ватная куртка смягчила удар и граната уцелела. У меня к горлу уже подобрался крик разочарования, когда цилиндрик, упав с груди на землю, оказался точно под ногой моей цели и хрустнул. Мужчина наклонил голову на звук и как раз попал на облако газа. Само вещество не было особо видно, я понял это по его реакции: нападавший дико заорал, схватился за лицо, словно пытаясь выдрать себе глаза, затем наотмашь взмахнул своим оружием рассекая воздух. Я опасался приближаться к нему, но это и не понадобилось – в следующий момент он закашлялся, упал на одно колено, держа руку с выставленной арматурой вперед себя. Постояв так несколько секунд он с криком вскочил и ломанулся куда-то в чащу, не разбирая дороги.
Я бросил взгляд направо и увидел женщину – мать Тимохи! Забыл, как ее звали, но был удивлен и благодарен.
Тем временем мой смертельно опасный противник неуклюже поднимался на ноги, что-то зло бормоча себе под нос. Только сейчас я вспомнил, что на мне до сих пор каким-то чудом болтается сумка с гранатами! От торопливости я с трудом развязал горловину мешочка, дрожащими от адреналина пальцами достал узкий бледный цилиндрик, положил его поудобнее в ладонь.
– Уйди отсюда, нехристь погана! – заорала женщина и это отвлекло мужика от меня.
Бросок вышел хороший, точно в грудь, но ватная куртка смягчила удар и граната уцелела. У меня к горлу уже подобрался крик разочарования, когда цилиндрик, упав с груди на землю, оказался точно под ногой моей цели и хрустнул. Мужчина наклонил голову на звук и как раз попал на облако газа. Само вещество не было особо видно, я понял это по его реакции: нападавший дико заорал, схватился за лицо, словно пытаясь выдрать себе глаза, затем наотмашь взмахнул своим оружием рассекая воздух. Я опасался приближаться к нему, но это и не понадобилось – в следующий момент он закашлялся, упал на одно колено, держа руку с выставленной арматурой вперед себя. Постояв так несколько секунд он с криком вскочил и ломанулся куда-то в чащу, не разбирая дороги.
– Ты как, целый? – моя спасительница своей неспешной походкой подошла ко мне, однако взгляд свой устремила на исчезающую фигуру.
– Вашими стараниями. Спасибо – я посмотрел на нее с благодарностью. Эта женщина выглядела все также по-будничному усталой, словно только что прогнала забравшегося во двор кота, а не злого и опасного субъекта. Она заозиралась по сторонам, поворачивая только голову. Видимо искала свое ведро.
Не говоря ни слова, я подобрал ведро и увидев, что его стенки мокрые, вернулся к ручью и снова его наполнил.
В деревню мы шагали молча, смотря себе под ноги. Когда я снял свои последние ленточки, спутница покосилась на меня, но ничего не сказала, просто продолжила идти.
Ведро гулко стукнуло о крыльцо, немного ныло уставшее запястье.
– Еще раз спасибо Вам…, – я сделал паузу, надеясь услышать забытое имя, вспомнить хоть убей не мог.
Она кивнула, не сводя с меня глаз. Усталость давила, хотя скорее всего это было нервное перенапряжения, но ощущения те же. Вяло махнув ей рукой, я развернулся, поправил ремешки на плечах и зашагал в сторону дома доктора.
– Обожди, – догнал меня звук ее голоса.
Я развернулся и выжидающее на нее посмотрел.
– Дело у меня есть до тебя, – тетка подошла ко мне, потирая одной рукой костяшки пальцев другой, словно формулируя свою просьбу. – Тимоха, сына мой, прихворнул. Ослушался, гад такой и застыв в лесу.
Я кивнул:
– Ему нужна помощь врача?
Собеседница подняла на меня взгляд и не сводила:
– Мне бы лекарство какое. А то лихорадит его, аж зубы стучат. Отпаивала его и малиной и ноги грела, да все равно трясэ пока, как осиновый лист. А лоб как печка, – голос выдал предательскую хрипотцу в конце, заставив откашляться.
– Я могу поговорить с доктором, он вроде бы…
Она сильно напряглась:
– Мне бы лекарство только. Я его уж сама тут как-то выхожу.
– Послушайте, – я серьезно посмотрел ей в глаза, – можно попросить у него все что нужно и принести сюда, уверен он не откажет. Но если Вы говорите, что ваши…народные средства не действуют, то стоит чтобы на него взглянул доктор, поверьте. Так будет быстрее, чем просто запихивать в человека таблетки и ждать чуда.
Глаза женщины снова забегали, она тяжело задышала. какой-то страх перед докторами вступил с нею в тяжелую борьбу.
– Я здесь недолго, но могу сказать, что ваш местный доктор, Корней Аристархович – хороший человек. Вижу, что Вы не очень любите к врачу обращаться, это ваше дело конечно, но…– я запнулся.
– Ну… ладно, – выдохнула тетка, – приходите под вечер, я все равно в хате буду возиться.
Она посмотрела на меня с надеждой словно говоря: «Ладно, парень. Доверюсь тебе, но не подведи, прошу». Думаю, если бы заболела она сама, то даже не заикнулась бы о помощи.
Я обнадеживающе улыбнулся, и тут же новая мысль заставила нахмуриться:
– А что с этим мужиком, который на меня напал? Сообщить кому-то или как…
Ее взгляд метнулся на избу:
– Глядеть надо у три глаза. У нас брать-то особо нечего, но кто его каторжничью душу знает.
– Вы думаете это преступник?
– Да кто еще, – она снова погладил одной рукой другую. – Дикий, худой как палка, не жрал видно уже давно. Как зверь, затравленный…
Это известие немного смутило меня. Опасаться диких животных это одно, а вот озлобленного человека, которому, возможно, нечего терять, кроме свободы – совсем другое. С оружием здесь только егерь…
Из раздумий меня вывела собеседница:
– Пошла я. Надо глянуть, как там Тимоха.
– Еще раз спасибо…эээ, как Вас зовут?
Мой вопрос вызвал у нее удивление, словно я спросил не имя, а должность:
– Да вообще Галина величать. Баба Галя тут звали, иногда теткой Галей. А сейчас сынок только мамкой зовет.
– А отчество?
Ее брови поползли вверх:
– Это зачем? Иванова я дочь, Ивановна значит. Меня по отчеству один-то раз в жизни звали, как документ выписывали, а больше не припомню.
– До встречи, Галина Ивановна, – я вяло махнул рукой, улыбнулся и побрел в сторону жилища врача.
Глава 9. Анализ пациента.
Костомаров радостно встретил меня, окинул диагностическим взглядом и задал всего один вопрос:
– Ну как?
Я прибегнул к шантажу, пообещав кучу новостей, в обмен на ведро воды для душа. Док засуетился, заохал, обязался не просто дать воду, а подогретую. Отмывшись от прошедших дней в импровизированной душевой, я почувствовал себя обновленным. Пока длились банные процедуры, Корней Аристархович успел вскипятить чайник, достать на стол снедь, к которой, по моему настоянию, присовокупили некоторые мои консервы, и приготовился слушать. Делая паузы на то, чтобы прожевать очередной гриб с куском консервированной ветчины или хлебнуть чаю с малиновым вареньем, я поведал доктору сперва про сказочную избу посреди леса, не забыв упомянуть ее прекрасную обитательницу.
– Кштати, – сказал я, с набитым ртом, – у меня даже есть ее фотография.
– Любопытно, – задумчиво протянул Костомаров, медленно помешивая ложкой в кружке. – Конечно, это могут быть какие-то раскольники или староверцы, или Бог их разберет кто, но вот патефон и антенна никак не вяжутся с их образом жизни. Как минимум потому, что это требует денег.
Мой рассказ продолжился описанием ночных прогулок неизвестных мне лиц, не забыв добавить про резьбу на стволе дерева. Док внимательно выслушал, задумчиво почесал бороду и молвил:
– Это действительно похоже на какое-то религиозное сборище, но к чему такая таинственность? Разве что они совершают изуверские ритуалы.
– Как-то связанные с нашими красноглазыми зверьми, – вставил я.
– Возможно-возможно, – Корней Аристархович аккуратно отхлебнул чай. – Но и здесь не все чисто. Откуда в их подземелье яркий свет? Электричество? Но откуда? Между прочим, я немного помню обитателя избы, где вы останавливались. Это на самом деле был плотник. Жил один, без семьи, ему кажется было лет тридцать. Куда и почему уехал, увы, не знаю. Многие, как я говорил, уезжали на заработки, в города, кто куда в общем. Вот так и он, стал однажды призраком. Получается, что далеко не ушел. Думаю, Игнат Никитович, староста который, может знать про него более.
Настало время поведать доктору о драматичной развязке моего приключения. Я старался казаться бесстрастным, словно это совсем меня не напугало. Костомаров снова переполошился, уважительно покивал смелости Галины Ивановны, согласился с ее характеристикой нападавшего как беглого преступника, обрадовался, что мне помогла его граната.
– Это нехорошая весть, – губы доктора мужественно сжались. – Насколько мне известно, здесь рядом нет тюрем, из чего следует что сей субъект преодолел изрядное расстояние до нас. Его разум затуманен страхом поимки, а плоть терзается жаждой пищи и тепла. Он мог даже впасть в безумие. Если за ним идет след, то могут появится военные. Признаюсь, доходили слухи, что тюремное начальство нанимает охотников, согласных брать в прицел и двуногих существ, за вознаграждение. Опасаюсь, что он засел где-то рядом и планирует вылазку в деревню. А жилых домов не так уж и много. В одном из них мы с вами как раз и находимся.
Мне тоже появление этого персонажа не предвещало ничего хорошего. Не забыл я, однако, и про Тимоху, передав Костомарову про ситуацию с парнем.
– Конечно, я не откажу им в осмотре. Будем надеяться, с юношей ничего серьезного, -заверил меня док.
Я предложил свои лекарства, запасенные мной перед отъездом. Доставая из сумки коробочку, сделал себе заметку: взять для Тимы банку сгущенного молока.
С завтраком было покончено и мы с Корнеем Аристарховичем вновь открыли российский филиал фотоателье. Работа спорилась, проявка прошла без эксцессов и спустя недолгое время на веревке, словно праздничные флажки, висели сохнущие снимки. Костомаров последовательно рассматривал каждую картонку, кивал, усмехался, но вот очередь дошла до прекрасной лесной феи.